И конституция, как право и закон, И долголетние красивые декреты, Но процветает в обществе дракон, Притом лишаясь, совести и чести. За деньги покупает, продает, Своих друзей и матушку родную, При этом еще лучшей жизни ждет, И к бизнесменам степенным ревнует. И словно дьявол им руководит, Все сходит с рук, как будто, так и надо, С гордыней, свысока на всех глядит, Готов исподтишка устроить гадость. И от него страдают в сложных днях, Трудолюбивые и творческие люди, Нам не под силу свой беречь очаг, Где гадят проходимцы и паскудят. А главное, закон им ни к чему, И если что, охранники в защиту, Непостижимо долгу и уму, Как защищают пьяниц и бандитов. Пока самим придется в суете, С такими проходимцами столкнуться, Засомневаются и в вере, и мечте, И освежат в себе святое чувство. Каким пренебрегали в сложных днях, Себе, другим и времени в угоду, Купались в необъятном море благ, Вместо того, чтоб послужить народу. Рассказывал мне в юности отец, Как трактовали право в прошлом веке, Воспринимали падший и мудрец, Достоинство и гордость человека. Вершили суд над хамством старики, Главенствовали скромность, уважение, Боялись безобразить босяки, Когда такие камеры слежения. Законы были мудрые тогда И здравствовала неприкосновенность, Куда ушли те светлые года, Когда легко дышалось и хотелось. Крепить любви особенную нить, И четко проводить эксперименты, и господа напрасно не гневить, Законных слуг, благодарить за это. Не помещается сегодня в голове, Реально, что в быту сейчас творится, Погас в глазах любви задорный свет, Унылые, измученные лица. На своей даче, Боже упаси, Нельзя открыто бросить на участке, Что на горбу изволил принести, Для наведения там должного порядка. Выдергивают трубы из земли, Заборы рушат и водопроводы, Бандиты стали, словно короли, Так издеваются над старостью уроды. В придачу еще скверное кино, Необъяснимые, серьезные сюжеты, Как будто, нынче так и быть должно, Финансовые дыры из бюджета. Зачем-то, непонятным закрывать, Вместо того, чтоб разогнать бездельников, Без них бы легче стало горевать, И добиваться правды и успеха. Об этом даже трудно говорить, Годами вспоминаю с дикой болью, Квартиру от воров не сберегли, В милицию звонили поневоле. Семь человек возились три часа, Со всей семьи снимали отпечатки, Такие вот творятся чудеса, Мы, правда, никому не дали взятки. В итоге результатов никаких, Хоть самый центр, охрана, Дом Советов, Им разгадать загадку не с руки, Зачем тогда кормить нам свору эту. Чтоб только унижения терпеть, Сказали, может сами обокрали, Такие ноты в горе нашем спеть, Ни логики, ни чести, ни морали. Раздумья жгут в бессонные часы, Возможно они тоже соучастники, Только в кого о том еще спросить, Мне бедному романтику и страннику. При этом нет цензуры никакой, Какое при разврате воспитание, Махнули все на общество рукой, Накапливают лично состояние. Вот факт, не приведи меня господь, Пенсионер больной и одинокий, Стремится жить без боли и невзгод, И здравствовать легко в своем поселке. Высаживать чудесные цветы, Копаться повседневно в огороде, И помыслы задорные чисты, В обильном окружении природы. Похоронил красавицу жену, И в нее честь взрастил оранжерею, Так продолжал любить ее одну, В тоскливом одиночестве старея. В саду среди деревьев и цветов, Прекрасными мечтами вдохновлялся, И здравствовал в обители святой, Хозяйскими делами занимался. Залез как-то на крышу починить, Дряхлеющую старенькую кровлю, Встряхнулся от веселой болтовни, Девчонок и ребят еще зеленых. Брела по улице огромная толпа, Хохочут, веселятся, матерятся, Через забор перемахнул крутой пацан, Решившись на участке проиграться. Пообещал особые цветы, Своей подружке вздорной и красивой, Взлететь желал в минутах золотых, Всем собутыльникам и девушке на диво. От дома ловко лестницу свалил, Старик с трудом огромным слез на землю, Не разрушать бездельника просил, Особенное, творческое дело. Взмолился со слезами на глазах, Но хулиган размахивал трубою, Топтал цветы и деда обзывал, Гордился перед близкими собою. На клумбе стал выдергивать цветы, Ну, а старик упрашивал с мольбою, Не истреблять волшебной красоты, Пытался защитить ценой любою. Но хамству парня не было границ, С трубой в руках орал блаженным матом, Хозяин, чтоб хоть что-то сохранить, С ружьем хромая выбежал из хаты. И в воздух первый выстрел произвел, Но хулиган резвился все сильнее, Хмельную несуразицу порол, При всех понес такую ахинею. Что трудно даже снова повторять, Покойницу назвал вообще подстилкой, Не выдержал, короче говоря, Хозяин эти дьявольские крики. Наставил на обидчика ружье, И выстрелил в упор по этой твари, Тупая боль по сердцу, как ножом, И от обид нахлынувшая ярость. Упал на землю дерзкий хулиган, Склонился дед над бездыханным телом, При этом начал сам себя ругать, Что не стерпел такого беспредела. Стерпеть такой обиды дед не смог, Он выстрелил в клеветника и вора, Таким печальным выдался итог, Что породил немало разговоров. Суровый был зачитан приговор, За то, что защитился от бандита, Выходит прав в твоей усадьбе вор, Развратная, безнравственная свита. Подонков беспринципных, молодых, Которые не чтут больных и старых, Не понимают боль чужой беды, Ведут себя как дьявольские твари. Дед получил за это восемь лет, Глотая слезы горя и обиды, Он волчий приобрел себе билет, И с ним уйдет из жизни очевидно. А судьи кто в такие времена, Вот бы себя на место деда ставили, Подумали, а в чем его вина, Свою ошибку бездари исправили. Им бы кого скорее засудить, И дай им Бог не испытать такого, В жестокий ад самим не угодить, И не закончить жизнь свою в остроге. Еще одно безумное кино, Смотрел совсем недавно час защиты, Мне было очень больно и смешно, Как прокурор оправдывал бандита. Что в коммуналка хамством всех достал, Продукты брал с чужого холодильника, Старух и парня часто унижал, А потому, что не был собутыльником. А как бы химикаты влил в коньяк Хоть этого никто нигде не видел Но прокурор сражался как маньяк И человека честного обидел. Послал его в тюрягу на шесть лет, Как покушение на вора и бандита, Совсем стыда у прокурора нет, И слуг таких прогнать пора со свистом. Простая истина, не лезь в чужой карман, Наглеешь, отчитайся по заслугам, Не нужен в нашем обществе дурман, Что сеет беспокойство и недуги. Вместо того, чтоб хама наказать, За то, что так держался непристойно, Без спроса брать напитки, так сказать, У человека светлого, достойного. Мой холодильник, ставлю что хочу, Ему чего замок еще поставить, Такой сюжет, суду не по плечу, Какие тут законы и уставы. Закон гласит, чужое не воруй, Но прокурор, того не понимает, И затевает сложную игру, Где его каждый честный проклинает. Подумал бы немного негодяй, Как это наяву воспринимается, Когда какой-то бич и разгильдяй, Без спроса в твою хижину вторгается. И разрушает нажитый покой, Что не берет, умышленно сломает, А следователь сделал вид такой, Что в этом ничего не понимает. И создается впечатление тогда, Что они тоже в группе той преступной, Коль недоступна совести среда, Найди себе профессию иную. И не срамись в структуре правовой, Не понимая чувства человека, Уйди с тропы заросшею травой, Не испогань закона, ради смеха. Порядок должен быть главой всему, Где здравствует закон и справедливость, Там нежность и любовь живет в дому, И есть всегда на то господня милость. Я не судья и не могу судить, Пишу слова о том, что часто слышу, В пространстве окружающей среды, Где люди непомерной злостью дышат. Когда вершится непристойно суд, А прокурор, судья на своем месте, Несут такой туманный словоблуд, В котором нет ни совести, ни чести. Ломают этим судьбы стариков, Неопытных мальчишек и девчонок, И льются слезы горькою рекой, Там, где невинные отсиживают сроки. Спаси их всех Господь и сохрани, Воздай за все блюстителям закона, И окуни их разум в ада дни, И накажи бессовестных пижонов. Должны по бумерангу получить, За все свои поступки и деяния, Словами этих слуг не излечить, И не разбудит их мое послание. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
