ISBN 978-966-442-016-4 ББК РСев З-15 Константин Задорожников ПРО САВРАСКУ И ГЕНИДКУ Сказка-быль для маленьких взрослых Cовременноe искусство синтезирует два пути познания – чувственный и рациональный. Объединяя их, произведения жанра «пси-арт» способствуют развитию так называемого нелинейного мышления, свойственного человеку новой эпохи. Нынешнее поколение обладает способностью к объемному мышлению в значительной степени. Дети «индиго» - это реалия времени. Их все больше, реализованных, но еще больше тех, в ком интегральное сознание, присущее «индиго», находится в дремлющем состоянии, и одна из главных педагогических задач сегодня – помочь детям развить его и научить правильному использованию этого инструмента – для исследований, творчества и созидания мира в любви. Первым литературным произведением, способствующим развитию интегральной деятельности мозга, следует считать, пожалуй, известную книгу Льюиса Кэррола о приключениях девочки Алисы. Не случайно ее автор, математик, адресовал книгу детям. В этот же ряд можно поставить истории о Винни Пухе. Конечно, они произрастают из жанра сказки. Но сказка, как и притча, подает полезную информацию в обход рационального рассудка. Побуждением «рацио» к активному сотрудничеству с чувственным могут считаться произведения Пауло Коэльо, напоминающие адаптированные для взрослых сказки. И вот - закономерное продолжение и развитие данной стези в искусстве – истории о Савраске и Генидке. Автор– писатель, ученый и практический врач – назвал эти истории сказками для маленьких взрослых, относя к разрабатываемой им концепции «пси-арт». Произведения этого жанра объединяют взрослых и детей в единое племя. Взрослые продолжают начатый в детстве путь познания, вспоминая мир, из которого они вошли в самостоятельную жизнь. Ведь детство – состояние вне времени и пространства, оно на уровне реликтового, метагенетического слоя цивилизации. Не случайно открытый автором «Ключ кода системы аминокислот» в корреляции с русским алфавитом образует слово «ДЕТИ». Это свидетельствует о единых генетических корнях человечества, и момент контакта с этими корнями характеризуется особым состоянием, органически присущим детям. Это то самое Царство Божие, находящееся внутри нас. Такое состояние также называется любовью, и ее мотив звучит в этой книге. Любовь, как основной Принцип жизни, объединяет сказки для маленьких взрослых с былью для взрослых детей… и возвращает нас в будущее… Посвящается Ромео и Джулии,Тристану и Изольде, Савраске и Генидке,Татьяне и Константину… ЛОШАДИНАЯ САГА Жили два конька. Одного звали очень просто – Савраска, так как был он саврасый. Имя второго следует пояснить особо. Если вы не читали Отто Вейнингера, то понять вам будет, может, и непросто. Старина Отто, перед тем, как отойти в мир иной, написал трактат о природе женской, в котором указал на одну отличительную особенность женского ума от мужского, а именно – отсутствие шансов на гениальность. Много чего есть у женщин, что мужчине и не снилось, а вот этого Бог не дал (что, впрочем, не делает их хуже или лучше, просто они – вот такие). Но, поскольку человек без гениальности не может, то оставил Господь женщине некую предпосылку, эдакую предтечу гениальности, которую старик Отто назвал генидами.То есть, где-то, «эбаут»-гениальность». Когда Генидка родился, он не был еще Генидкой. Масти жеребенок оказался какой-то неопределенной, и сам весь нескладный, хотя и не без признаков породы – так что никто соответствующего имени ему подобрать не мог. Долго старались всей деревней, но никто так и не сумел этого сделать, словно заколдованный был этот жеребчик. Дело дошло до того, что спрашивать стали у лошадей, как его назвать (лошади к этому времени уже разучились говорить по-человечески, и спрашивать их мог только тот, кто знал язык лошадей. Он похож на английский, только слова как-бы навыворот, и их не слышно из-за ржания, поэтому принято считать, будто лошади не говорят). Лошади тоже затруднялись решить этот вопрос, так что местный конюх, который мог общаться с ними, доведя себя до определенной стадии душевности, потеряв всякую надежду, спился с круга. Спас положение Савраска. Вы, наверное, не знаете, что если жеребенку не дать имя в течение семи дней, то он начинает терять ориентировку в пространстве и времени. Если такое состояние затянется, лошадь может заболеть и придти в негодность. А негодных лошадей, сами понимаете… Шел восьмой день безвременья все еще новорожденного жеребца. Он понуро стоял у копны сена и жевал. Подошел к нему Савраска. - Что ты делаешь? – спросил он. -Я толком не знаю, но что-то делаю,- хмуро отвечал жеребец. -Брось это глупое занятие – что-то делать. Надо делать что-то, а не что-то делать,- с видом знатока сказал Савраска. Он имел на то право, так как, будучи названным своевременно, успел кое-чему в жизни научиться.- Пойдем лучше погоняем по лугу. -Да я, вроде, не знаю, как это делается. То есть, забыл. - Как можно забыть, если не знал?- удивился Савраска и потерся носом о бок товарища. - Когда я был большим… - начал было тот, но Савраска перебил его: «Постой-постой». Савраска неожиданно для себя понял, что чувствует то же, что и этот странный жеребец, и то, что этот странный жеребец чувствует то же самое, что чувствует Савраска. Это родилось внезапно, и как только было осознано Савраской, тут же стало осознано и его товарищем. Они, оба одновременно, увидели длинную вереницу лошадиных жизней, в которых жили-были они, в незапамятные времена, и становились они большими, потом маленькими, затем вновь большими и обновлялись, оставаясь в то же время прежними. Они стали смотреть это разворачивающееся перед их внутренними взорами действо - феерическую мистерию лошадиных перерождений, наполненную звоном степи под копытами, прозрачными озерами, поросшими ковылем курганами, дымом кочевых костров. Там были взрывы и сабли, флаги и солдаты. Там были страшные рудники с потом и крупными, солеными лошадиными слезами, запал скачки по кольцам ипподромов. Там был запах дикого меда и кобыльего молока, и запах крови на бойнях. Там были дружное ржание молодых, влюбленных в небо и друг в друга жеребят, и храп загнанных лошадей, и пена на губах, и выстрел прямо в ухо, и последний взгляд на того, кто был бесконечно дорог всю твою лошадиную жизнь, а теперь, закрывая лицо, мокрое от слез, стрелял из нагана в ухо своего вороного товарища, уже не пригодного для такой дружбы – с погонями, преследованиями, звоном сабель, скрипом колес походных кибиток, с искаженными гримасой ужаса лицами рассеченных надвое седоков, которые несутся навстречу на таких же пьяных от восторга атаки конях… -Откуда это?- спросил пораженный Савраска, поймав себя на том, что смотрит на товарища как-бы снизу-вверх. -Я это знаю. -Как называется это «знаю»? Его надо немедленно назвать, иначе оно не проживет и недели, а я, кажется, без него уже не смогу. Со мною что-то произошло,- растерянно проронил Савраска. -Я не знаю, как называется это знаю. Кажется, гениды - неожиданно для себя произнес жеребец. Савраска вдруг понял, что они похожи как-то необычайно, больше, чем просто по-лошадиному схожи, они-одно целое. Словно прожили они вместе века тех длинных или коротких лошадиных жизней. И он почувствовал, что тянет его к этому странному жеребцу, тянет с необычайной силой, которой он не может противостоять. Он робко подвинулся поближе. Жеребец посмотрел ему прямо в глаза, заглянул так глубоко, что сердце Савраски спряталось и забилось смущенно где- то в копытце. Он вдруг почувствовал на своей щеке прикосновение мягких, теплых и влажных жеребячьих губ, и всего его пронзила горячая, струя яркого света так, что Савраска увидел все свои внутренности освещенными, как стойло освещается лучами солнца, врывающегося в раскрытые конюхом ворота конюшни. Они прижались друг к другу плотно, они не то чтобы прилепились – они слились друг с другом, словно стали единым существом. Савраска потерял границы своего тела, он стал величиной с Вселенную, которая раскрылась в бездонных, как два прозрачных черных омута, глазах товарища. Он весь проникся каким-то новым знанием, таким глубоким, как эта вечная космическая ночь, сквозь которую он начал падать вверх, думая, что летит вниз, пронзая взорами серебристые туманности, трогая губами холодные льдинки–звездочки. Савраска слышал музыку великих дальних звезд. Искрящиеся невиданными красками, представали пред ним невообразимые миры, в которых были добрые животные - и лошади, и иные, не похожие на земных. Сквозь серебряную вязь морзянки арктических станций слышались обрывки песен пучегубых негров, детские голоса, гитарные риффы, звуки поцелуев влюбленных, стихи, которые то ли кто-то нашептывал Савраске, то ли Савраска нашептывал кому-то… Друг мой, мой друг… Но мы все-таки прорвемся… Мы должны, и мы сумеем научиться любить и быть любимыми… В создаваемых нами вселенных… Мы вечно станем падать в бездны лунных лугов… Чуткими руками лаская волосы синих ночей … И в мудрые саги, и в тихие снега, и в струи хрустальных ручьев… Мы вплетем тихий шепот наших слов… И кто-то из нас обязательно услышит: «Я люблю тебя»… И кто-то из нас обязательно скажет: «Я тебя люблю»… -Генидка,- то ли подумал, то ли вырвалось невольно у Савраски. И Генидка понял, что его зовут именно так. Он мысленно откликнулся, как будто его позвали по имени, которое он знал еще до своего рождения. В переводе с языка лошадей это звучало бы как «что?», но он не сказал, только мысленно отозвался. -Я тебя люблю, Генидка, -сказал Савраска. -И я тебя люблю,Савраска,-ответил Генидка. Они долго еще стояли так, на опушке старого леса, тесно прижавшись друг к другу, и все, что случайно находилось рядом с ними, в этот миг перестало существовать - так мощно и величественно звучало в природе единение их бытия. Догоревшее солнце зашло. Вечер мягкой палевой шалью окутал Савраску с Генидкой. Прошло еще немного времени, и они стали призраками в дотла сгоревшем в огне заката старом лесу. ИДЕНТИФИКАЦИЯ Вы, наверное, Бог весть что подумали об этих необычайных лошадках. Предвидя некоторые вопросы о половой принадлежности моих друзей, преподнесу читателям их идентификацию. Различия пола у них нет. Как? А вот так. Нет его у них, и все тут. Прошу вас не путать с гермафродитизмом – это совершенно не то. Они могут одинаково претендовать как на мужской пол, так и на женский. Причем, по отношению друг к другу они всегда разнополые и, поскольку они взаимосвязаны, а значит, взаимозависимы, когда один проявляет мужской пол, другой проявляет женский. Это, скорее, на внутреннем плане – никакого дела нам в этом нет до вторичных половых признаков моих героев – они не то чтобы выше, они – вообще вне этого. Такие они ребята. Иногда они сами теряются: кто Савраска, кто Генидка? Так и не могут, порой, до конца понять, кто есть «who». Поначалу им даже разъяснять приходилось. Что поделаешь, раз такое явление в природе произошло. Приезжие ветеринары из столиц отказывались иметь с этим дело. Пришлось вызывать психологов, и они-то помогли разобраться. Эти… даже язык не поворачивается назвать их лошадями, эти ребята точно воплощение архетипа андрогина, и удивительно, что проявился сей феномен не в человеках, а в лошадях. Но это свидетельствует о том, что лошади на лестнице развития, как минимум, не ниже людей. А эти двое - разумнее каждый - вдвое, а вдвоем, стало быть - вчетверо. Итого, четыре умножить на два, получается восемь - совершенное число! Таким образом, соединяясь вместе, Савраска с Генидкой представляли живой октаэдр, этакую модель энергетической основы Мироздания. Когда составили гороскопы их рождения и произвели синастрию – наложение этих гороскопов друг на друга, то увидели, что это абсолютная резонансная пара. Чего стоило только соединение Нептунов в их космограммах. Ведь Нептун – это высшая октава Венеры, и означает высшую любовь, а в данном случае такое положение планет демонстрировало проявление этой, Божественной любви. Этот, и другие факторы гороскопов позволили ученым идентифицировать двоих коньков-лошадок не иначе, как сиамскими близнецами. Сие понимается как явление, как редкий психологический тип, который особо характеризует пару индивидов. Савраске и Генидке не было необходимости рождаться сращенными друг с дружкой головами или крупами. Находясь на любом расстоянии друг от друга, каждый из них мыслил мыслями и чувствовал чувствами товарища. Это даже больше, чем телепатия. Это – СО-бытие. Интересно как раз то, что товарищи не были одинаковыми во всем. И, мысля мыслями друг-друга, они, в то же время, мыслили своими собственными мыслями, являя, тем самым, Творцом данную им суверенность и свободу эти мысли проявлять в действиях, то есть – волю. Вольными были они, эти лошадки. Оттого, что каждый из них мыслил, в том числе, своими мыслями, они, понимая друг-друга, в то же время не понимали, ведь были–то они личностно разными. В этом заключалась драма товарищей, тем более острая, поскольку, как вы уже, наверное, догадались, они любили друг-друга, и притом не простой любовью, а высшей, которая даже людям-то дается один раз в сто жизней.Бегают энто вот они по лугу и любят друг-друга. И иной раз так залюбятся, что сами не понимают: где Савраска, где Генидка?.. Зовет, бывало, Савраска товарища и сам откликается на свой зов, а Генидка в это время молчит, думая, что это он Савраску зовет, а тот не откликается. Так что, в прятки они играть так и не научились – бесполезное это оказалось дело. Хотя, им при таком раскладе и прятаться-то не было необходимости… Особенно любо было жеребцам резвиться на лугу. Конюх из-за стога сена наблюдал часами, пытаясь понять, что их игры означают. Он думал, что лошади собираются спариваться, и это у них брачные игры. А лошади вели себя странно, и при всех признаках проявления любви, дыхание которой чувствовал на себе через толщу стога сена даже вечно пьяный конюх, не выказывали никаких признаков обычной для лошадей прелюдии соития. Да и самого физического соития (слово-то какое) между ними никто и никогда не видел. А любовь замечали все, ведь любовь всегда заметна. Наигравшись вволю, они шли к водопою, где долго и с удовольствием пили вытянутыми в трубочки мягкими своими губами свежую воду. Савраска пытался втянуть в себя отражавшееся в голубом озере облако, а Генидка фыркал и мотал головой – смеялся над товарищем. Генидка был одарен. Он умел читать, хотя никто об этом не знал, даже поначалу Савраска. За конюшней были свалены в кучу старые книги, листы из которых конюх использовал на самокрутки и по нужным делам. Генидка часами стоял там, взапой читая все подряд. Он прочитал массу старых журналов, многие толковые словари, Большую медицинскую энциклопедию, «Жизнь животных» Брэма, самоучитель английского языка, «Дао Де Цзин», а также некоторые произведения классической литературы – «Собаку на сене», сонеты Шекспира, «Маленького принца» Экзюпери, что-то из Шопенгауэра… Конечно, больше всего понравился ему «Холстомер», и Генидка ночами не раз пересказывал эту историю Савраске, понемногу добавляя что-то свое, и у него это неплохо получалось. Когда Генидку тестировали зоофилологи из известных мировых университетов, выяснилось, что разговаривает он на обычном лошадином, а думает на другом, совершенно неизвестном языке. Долго пытались узнать, что это за язык, и все безуспешно, пока очень старый профессор из Дели не открыл всем, что это древнейший диалект лошадиного языка, на котором разговаривали единороги, и называется он сангрин, по имени места своего происхождения. Где находится это таинственное место, профессор поведать не успел, так как тут же умер. Иногда они ни о чем не говорили – просто стояли молча, и тогда время теряло значение, потому, что время для них переставало существовать. Генидка умел медитировать, он не научился этому в книгах, он обладал этой способность с рождения. И никто бы никогда не поверил, что Генидка умеет летать. Да….да… он левитировал дважды, это было в лунную полночь, Генидка пронесся над лугом, как Пегас, и Савраске почудился шелест его больших крыльев, хотя Савраска точно не смог бы сказать, видел ли он на самом деле эти крылья у Генидки. Он видел только, как тихо оторвался от земли его товарищ, тихо поплыл над лугом, над пластами стелящегося тумана. Потом, высоко задрав голову, коротко заржал и встал на дыбы, но уже – не касаясь задними копытами земли… Спустя минуту, он пошел вертикально вверх, плавно, но все быстрее и быстрее, пока не оказался маленькой черной фигуркой на фоне красноватого диска луны. Савраска следил, затаив дух. Надо сказать, он немного завидовал Генидке, так как не умел летать. Но он мог чувствовать то же, что и товарищ, и это отчасти решало проблему Савраскиной «бескрылости». Генидка возвращался из полета умиротворенный. На его темном крупе рыбьей чешуей блестели холодные капли серебристой росы. Он сам был холодный, как январская ночь, и только губы и ноздри его, как всегда, оставались мягкими и теплыми, когда он с радостью касался ими тревожно дожидавшегося товарища. - Послушай, Савраска. Там, в вышине, я сочинил стихи. Они – для тебя. Вот, послушай: Я примчусь, как ветер - Только позови. Жить легко на свете С молнией в крови. Я летать умею Наяву - не в транс, Обнимая фею - Музу-Декаданс. Мне подруги - звезды, Да ночная тишь. Я летаю поздно, Лишь пока ты спишь. Я чудесный спутник Твоих вещих снов. Я небесный путник… Я волшебник слов. Вечером, на взлете Закипает кровь. Легче мне в полете Пережить любовь. Легче жить, мечтая, Что ночная мгла Поутру растает, Словно след крыла. А когда забрезжит За окошком свет, Мне трубач заезжий Передаст привет. Я примчусь, как ветер, С молнией в крови. Мне легко на свете От твоей любви… Савраске стихи понравились. Савраска любил все, что делает Генидка, ведь он, не умея этого, в то же время – умел. Так что, создаваемое Генидкой, создавалось и Савраской – это-то и называется по-настоящему – сотворчество. И стихи эти написал и он, и не он. Товарищам было все равно, кто что сочинил или сделал, и безразлично, прочитает ли, увидит ли это кто-нибудь вообще, люди ли, лошади ли… Они просто жили и творили, создавая свои собственные вселенные, которые щедро дарили всему миру. А мир спал у их ног, как ласковый пушистый кот, и не ведал, что ради того, чтобы ему спокойно спалось, в бессменном ночном дозоре стоят сиамские близнецы – Савраска и Генидка, чтобы мерцанием света их сердец освещались астральные закоулки той затерянной во Вселенной части мира, в которых всегда три часа по-полуночи, и в которых никогда не бывает любви… ОДИНОЧЕСТВО ГЕНИДКИ Знаете ли Вы о характерных особенностях сиамских близнецов? О них писал еще старик Клеменс (он больше известен как Марк Твен). Нам он рассказал, что из двоих известных ему сиамцев один был убежденный трезвенник, второй любил выпить, но когда тот выпивал, то его товарищ тоже пьянел, а поднабравшись поневоле, начинал еще и буянить. Поутру головы от похмелья болели у обоих. Наши герои, к счастью, спиртным не баловались. И иных вредных бытовых привычек за ними не водилось. Но некие проблемы были. Например, в генидах. Когда они посещали Генидку, привыкшего по роду своих философских занятий, рефлексировать, Савраска просто места себе не находил от этих самых его генид. Они были для Савраски хуже оводов и слепней, докучливее ребятишек из школы по соседству, норовивших прокатиться верхом на Савраске. Особенно страдал Савраска, страдал интеллектуально, сопротивляясь осиному рою сложных многоходовых шахматных задач, которые любил иногда для разминки решать его товарищ. Трудно было и с музыкой. Оба они любили классику, но Генидка еще приветствовал рок (хорошо еще, что он запал на дискографию корифеев –«Лед Зеппелин», «Дип перпл»… - это, все-таки – музыка). Но для Савраски было невыносимо слушать все подряд, излюбленное Генидкой, который умел, когда ему хотелось, прокручивать музыку в своей голове, точно лазерный диск на плеере. Однажды, когда Генидка сам себе устроил дискотеку ( а разобрало его, почему-то, после полуночи), задремавший Савраска вскочил и спросонья лягнул товарища обеими задними в бок, так что незадачливый меломан завопил вместе с Дэйви Кавердейлом на чистом английском «итс бе - е –е рн!»* - и сбежались сторожа и проснувшийся конюх, которые, кстати, не знали английского. Но главная особенность, главное свойство сиамских близнецов заключается в том, что их нельзя разлучать. Не то чтобы разлучать, их даже разъединять нельзя. Известные факты хирургического разделения сиамцев чаще всего приводили, рано или поздно, к их гибели, и дело здесь было не в последствиях *Burn – гореть (англ.), песня из одноименного альбома “Deep Purple” (К.З.). хирургического вмешательства – все решал сам факт разобщения душ. Точнее, душа у них общая, поэтому экспериментаторы, думая, что разделяют два существа, на самом деле разделяли одно. Когда же тел становилось два, душа, оставаясь единой, не знала, к какому телу прикрепиться и, так и не решив этой задачи, уходила в мир иной, оставив свое, некогда единое тело, бездыханным. Однажды Савраска заболел. С ним вечно что-нибудь приключалось. Повели Савраску к ветеринару, который слушал через трубку, осматривал и ощупывал, а потом сделал укол шприцем с длинной иглой. Генидка кое-что понимал в медицине и, услышав зловещее слово «сап», задрожал от страха. У Савраски – сап! Савраску будут лечить! А может быть, и не станут его лечить, а поведут на бойню?! Боже, как жутко стало Генидке! Как одиноко стало ему! Слоняясь у станции, он услышал приговор доктора: «Карантин». Это означало, что всех лошадей, и вообще всех животных в хозяйстве разобщат на две группы, причем в одной из них будут все лошади, а в другой… один Савраска. Так и произошло. Генидка несколько дней не мог придти в себя. Стойло рядом с ним, в котором находился его друг, теперь пустовало. Генидка ночами опускал морду за перегородку и вдыхал ноздрями запах Савраски, который хранила земля и стены стойла. На изгороди висела Савраскина попона… Тоска снедала несчастного Генидку. Сейчас он острее понимал важность Савраски в своей жизни, разлука с которым внесла в эту жизнь тоску и пустоту. Понемногу он начал чахнуть. Однажды ночью Генидка вышел из стойла и, подойдя к воротам конюшни, увидел, что калитка, через которую входил обычно конюх, не заперта, а только закрыта накидным крючком снаружи. Щель оказалась довольно широкой, и Генидке удалось просунуть в нее язык, и языком приподнять дверной крючок. Генидка толкнул мордой дверь и вышел на залитый лунным светом двор. Осторожно, стараясь не цокнуть копытом, проскользнул к сараю рядом с ветстанцией. Большие двустворчатые двери сарая были заперты на тяжелый висячий замок. Высоко в стене виднелось одно единственное маленькое оконце. -Савраска… - тихонько позвал Генидка, - Савра-аска… Ответом была тишина. Генидка позвал еще. Потом, подождав немного, еще раз. Ответа не последовало. Сердце Генидки упало. Он решил было, что его товарищ умер от страшной болезни. Генидка задрожал всем телом и собирался уже заплакать, как вдруг послышалось слабое ржание. -Савраска? -Генидка, это ты?- услышал он приглушенный голос друга, и теплая волна радости ударила ему в грудь,- Как ты там, на воле? -Мне очень плохо без тебя, Савраска. Я просто не могу без тебя жить. Я, кажется, умираю. -Я тоже не могу без тебя, Генидка. И я, кажется, тоже умираю. Я совершенно обессилел, - донеслось из-за стены сарая. - Саврасушка, держись, дружище. Я что-нибудь придумаю, я ведь умный. Мы спасем тебя. Они долго так разговаривали, не видя друг-друга, но чувствуя так, будто находятся совсем рядом. И им все сильнее хотелось прижаться друг к дружке, но их разделяла шершавая и холодная стена сарая. К утру все слова у них кончились, а чувства, напротив, находились в избытке, и теперь уже они без конца повторяли одни только свои имена, и к рассвету потеряли ориентировку в пространстве и времени, не сознавая, кто из них Савраска, а кто Генидка, и кто в лазарете, а кто – на воле. Но ни на следующую ночь, ни много позже, Генидке не удалось придти к другу. Он смог отворить дверь конюшни, но вот обратного действия ему сделать не удалось. Заметив беспорядок в конюшне и следы копыт на дворе, конюх стал привязывать Генидку и запирать дверь наглухо. На прогулку лошадей не выводили. В заточении прошла, как казалось Генидке, вечность. Он совершенно ослаб, и все, что поддерживало в нем жизнь, была надежда на встречу с другом. Это случилось внезапно. Распахнулись вдруг ворота конюшни, и в снопах яркого весеннего солнца на пороге появился стройный лошадиный силуэт. Генидка едва не задохнулся от нахлынувшего счастья. Он рванулся вперед и… застыл в изумлении. Он ожидал увидеть Савраску, но это был другой, совершенно неизвестный жеребец. Ноги Генидки подкосились, и он замертво упал на землю. В забытьи он провел долгие дни и ночи. И все виделось Генидке, что скачет он по лугу, совсем один, и ищет товарища, и зовет его тонким, жалобным голосом: «Савра-аска, Савра-аска!..». Но нет нигде Савраски. И никто-никто не может успокоить боли, унять тоски, разъедающей грудь. Трава на лугу – холодна и колюча, горы вокруг суровы, а небо над головой свинцово-серое, с насупившимися бровями дождевых туч. И все вокруг – и лошади, и люди – незнакомые и чужие. Генидка очнулся в полумраке пропахшего лекарствами помещения. Очнулся оттого, что почувствовал на себе чей-то взгляд. А взгляд тот был особенным, от него зашевелилось в самой Савраскиной глубине что-то знакомое, с каждой секундой узнаваемое им все более. Вдруг он ощутил у самого уха едва заметное дуновение ветерка. Оно стало ритмично повторяться, и принесло с собой знакомый до боли запах. И, подталкиваемый чуть всколыхнувшейся в почти безжизненном теле теплой волной, он одновременно услышал-произнес… они одновременно произнесли-услышали… «Гсеанвирдаксака… Сгаевнриадсккаа... Они нашли друг-друга лежащими голова к голове, в сарае ветстанции, будто очнулись на необитаемом острове двое уцелевших после бури моряков. Они не могли уже говорить, да в этом и не было необходимости. Как и прежде, друзья теперь прижимались друг к другу и, соприкоснувшись головами, разговаривали мысленно.Это была мысль одна на двоих, длиной в лошадиную жизнь, чистая, как горный хрусталь, мягкая, как влажный мартовский снег, теплая, как прикосновение губ матери-кобылицы. И вечная, как вечна любовь, которая и была самою этой мыслью. Они не понимали смысла происходящего. Они не покинули своих грез, даже когда открылась дверь, и на пороге возникли две человеческих фигуры. Двое курили и разговаривали хриплыми голосами. Люди произносили много непонятных слов, и только одно из них, услышанное последним, заставило Савраску и Генидку одновременно вздрогнуть. Это слово прозвучало приговором: «Бойня». ЖЕРЕБЕНОК НИОТКУДА Их хотели везти на телеге, но Генидка все же заставил себя подняться и стал приводить в чувство товарища. Шатаясь, поднялся и Савраска. Их вывели во двор, и свежий апрельский воздух ударил в ноздри, прояснив затуманенные головы. Савраска и Генидка стояли посреди рождающейся весны, которая вмиг наполнила их тела и души новой силой, но ее было все-таки недостаточно для исцеления. Пошатываясь стояли товарищи на нетвердых ногах, прислоняясь друг к другу, и понимали, что вдвоем они, все-таки, сильнее и смогут дойти до… Они никогда не ходили в этом направлении, но, как и любая лошадь в хозяйстве, знали, куда ведет эта тропка, теряющаяся среди редкого, будто вымирающего, подлеска. За ними шел молодой меринок, который почему-то привязался к Савраске еще в лазарете ветстанции. Он был так назойлив, что Савраска, когда был еще не так плох, позволил меринку оказывать себе знаки внимания. Он видел, что меринок не понимает Савраскиной вселенской души и ищет в нем только плотское, поэтому он не обижался на незамысловатые комплименты меринка в свой адрес. Он говорил меринку: «Не мечтай понапрасну. Мое сердце навеки принадлежит моему другу, а кто он – тебе не понять. Он – это я… Мы с тобой расстанемся очень скоро. Ты найдешь свой собственный путь в жизни. Наша нынешняя встреча коротка, и ты лишь – временный мой спутник. Но суженный мне, мой друг и господин – не ты» . Меринок шел за ними следом, тупо смотря то себе под ноги, то на Савраску с Генидкой. Он силился вникнуть в их необычайную связь но, привыкший только гонять кобылиц в стаде, никак не мог понять этого явления. Меринок видел лишь его небесную огромность, которую он не в состоянии объять своим сознанием. Его снедала ревность к их огромному чувству, и он втайне, боясь приоткрыть это себе самому, желал его погибели, не понимая, должно быть, что таковое означало бы гибель их самих. - Если ты будешь идти вслед за нами, тебя могут тоже… - сказал Савраска.- Ступай, у тебя своя дорога. Нас ведь ничего не связывает. Иди. Но меринок упорно топал следом, больше напоминая собою упрямого молодого бычка. Солнце поднималось, рассеивая остатки тумана, клубившегося в неглубоких лощинах подлеска. Тропка спрямлялась и стала видна полностью, а в конце ее показалось неприметное сооружение с железными воротами. Лошади вдруг остановились, прядая ушами, и по их телам прокатилась волна дрожи. Ноздри почуяли странный запах, который они никогда ранее не встречали, но который, казалось, был знаком им всегда, еще до того, когда они, придя в этот мир, стали осознавать себя лошадьми. Этот запах был особо понятен Савраске с Генидкой, потому что им дано было познавать вечность - через любовь. Теперь им предстояло познать вечность через изнанку любви. Смерть была изнанкой любви, и смертью наполнен был воздух возле видневшегося впереди сооружения, не имевшего опознавательных знаков, но узнаваемого всеми, идущими сюда. Они остановились у ворот и, когда послышался пронзительный скрип ржавых петель, Савраска лишился чувств. Генидка успел поднырнуть под него, чтобы поддержать товарища, но ослабшие ноги подогнулись, и он пал на колени. Так стояли они, а меринок стоял рядом, не отводя своих осовелых глаз. И конюх стоял рядом и, кажется, плакал, или это дождь начинал моросить и каплями покрыл его лицо? Все почему-то замерло, и время остановилось, как это случалось всегда, когда Савраска и Генидка прижимались друг к другу, превращаясь в одно целое. Замерли даже клубы дыма, которым конюх щедро насыщал природу, выкуривая одну за одной свои самокрутки из энциклопедий, словарей, из Шопенгауэра и «Небесного путника» - сборника стихов одного талантливого, но пока еще малоизвестного поэта. И мудрые слова поднимались в небо вместе со струйкой табачного дымка, строфы стихов распадались, чтобы снова сложиться в уже иные стихи, которых на земле никому не суждено было прочитать, а если и было суждено, то только тем, кто познал дар любви… …На вздохе сердце вырвалось из плена земной любви… К любви небесной высясь, В восторге мига обретенья счастья Ликуя, вырвалось на волю сердце. Почуяв плен иных объятий, сердце Застыло на мгновение в сомненьи… Но, услыхав вторую половинку своей души, Как песни поднебесной, Нежданно зазвучавшей в тихом храме, Забилось ровно и спокойно… Вместе Они вошли под радужные своды. Они прошли сквозь города и годы, Чтобы взлететь в искрящиеся выси. И больше не было на свете силы, Чтоб разлучить смогла она два сердца, Чтоб разделить смогла она две жизни, Две ноты, ставшие началом песни… -Идемте, ребята. Пора,- произнес вдруг конюх на чистом лошадином языке. Лицо конюха просветлело и над головой его – померещилось, что ли? – обозначилось легкое сияние. Лошади поднялись. Лошади вошли в ворота и остановились посреди двора. Лошади ждали. Генидка поднял голову и увидел, что в самом центре низко нависших серых туч, показалось промытое дождем синее око небес. Он вдруг почувствовал, как макушки будто коснулась чья-то невидимая рука. И мозг его ожил, в нем зазвучали дивные струны, полились звуки чудесной музыки. Генидка вмиг понял что-то очень важное. -Мы спасемся,- сказал он на ухо Савраске. -Безнадежно,- ответил товарищ, едва державшийся на ногах. -Ты любишь меня, Савраска? Ты все еще меня любишь? -Да. Люблю. -Тогда не все потеряно. Мы спасемся. -Как?!. -Мы взлетим. Ты забыл, ведь я делал это дважды, помнишь? -Да, но я не умею летать… А теперь даже не в силах идти. -Тебе придется научиться. И у тебя всего одна попытка. У нас… -Но, Генидка, ты, как всегда фантазируешь. Я не смогу. -Сможешь. Я научу тебя,- твердо сказал Генидка, хотя сам не знал, как научить, потому что не задавался целью постичь суть феномена левитации. -Слушай внимательно,- продолжал он.- Когда войдем вон в тот загон с железным полом, следи за человеком в кожаном фартуке. Он положит руку на рукоять рубильника. Когда он опустит рукоять вниз, пойдет разряд. Мы должны собрать все силы и подняться над полом. В этот момент надо произнести заветные слова. Проблема в том, что какие именно слова надо произнести - никто не знает. Они являются в сознании в миг перед рождением, или в миг перед смертью. Нужно зафиксировать этот момент, а слова эти произнести, но не только произнести, а прочувствовать всем сердцем. Тогда мы взлетим. -Но ведь ты не делал этого, когда летал над лугом ночью…- пробормотал Савраска. -Это была другая ситуация, тогда мы купались в счастье. Теперь ситуация экстремальная, все иначе. Не трусь, у нас получится. Мы полетим. -Вы забыли меня,- послышался вдруг чей-то тоненький голосок, и лошади увидели маленького жеребенка. Он выглядел каким-то необычным: глаза его были слегка раскосыми, как у лани, с длинными золотистыми ресницами, и голубого цвета, а носик чуть вздернут, так что он больше напоминал добродушного игривого теленка. -Откуда ты взялся?- в один голос спросили изумленные товарищи. -Ниоткуда,- просто ответил жеребенок. -Но кто ты? -Я – ваш жеребенок. -Но у нас… гм… нет детей,- смутившсиь, сказал Генидка. -Вы такие взрослые, мудрые, вы должны понимать. Я – плод вашей любви. Когда существует любовь между двоими, обязательно появляется третий, вы должны знать, это закон Вселенной. А раз вы не думали… то подумали за вас, и я появился, и какая вам разница, откуда. При таких отношениях, как у вас, этого не могло не произойти. Поэтому я – ваш. -Действительно, в нем многое от нас,- произнес Савраска, который внутренне сразу принял просьбу жеребенка. Это понял и Генидка, почувствовав внутреннее согласие с мнением Савраски. Но он не знал, как можно взять с собой жеребенка, когда они и сами не уверены в том, смогут ли спастись. А если нет? Ведь тогда погибнут все трое! -Возьмите и меня… - послышалось вдруг заунывно. У ворот, которые почему-то не затворили, стоял меринок и смотрел изподлобья.Он тупо жевал клочок травы и ковырял передней ногой. Савраска с Генидкой вздохнули и промолчали, только Савраска скользнул отсутствующим взглядом в сторону меринка. Тогда ворота со страшным скрежетом затворились, и лошадей повели вперед, под низкий навес, и их копыта непривычно гулко зацокали по металлическому полу. Савраска от страха совсем ослаб и весь дрожал. Генидке тоже было страшно, но он понимал, что если он сдаст, то все пропало, это уж точно. «Только прошу тебя, не забудь. Это придет в тот момент, когда он опустит рукоять рубильника. У тебя все получится»,- шептал он на ухо Савраске. Жеребенок семенил рядом с ними. Савраска стал дрожать еще сильнее, он сам уже не понимал, за кого больше боится – за себя, или за жеребенка. -Как хоть зовут тебя, глупыш? - спросил Генидка. -У меня нет имени. Меня не успели назвать, ведь я появился совсем недавно. Вот сегодня, как раз, неделя исполняется… Лошади дружно всхрапнули. «Неделя! Неделя безвременья. Вот почему он не боится смерти. Но тогда, если его убить, то он не погибнет, напротив, он как раз станет жить полной жизнью,- лихорадочно думал Генидка,- Но мы-то, мы?.. Есть! Если я не ошибаюсь, эврика!!! Мы узнаем его имя в тот самый момент… Да, теперь я это вижу точно. Но, как страшно. И как терзают сомнения. И некому меня поддержать… Вот и Савраска, такой надежный всегда, теперь сник. А ведь у нас одна общая жизнь. И я живу ради него. Чтобы он жил ради меня. Все это из-за любви, я хочу, чтобы мы любили вечно. Разве это возможно, Господи? Разве это возможно, когда мы на краю гибели, и даже в Савраске, кажется, остывает любовь, которую Ты подарил нашим сердцам?!» Затворили плотно двери загона. Свет исчез. Наступила тишина. Липкий запах давней пролитой лошадиной крови поднялся густым, почти осязаемым туманом. Послышались шаги человека в длинном кожаном фартуке. Его силуэт был хорошо виден на фоне заляпаного грязью, мутного окна загона. Товарищи тесно прижались друг к другу. Жеребенок стал перед ними вплотную, просунув голову между их шеями, и друзья прижали к себе его тепленькое, хрупкое тельце. Страх сковал Савраску и Генидку. Они настороженно следили за действиями человека в фартуке. Вот он подошел к изгороди. Отвернулся. Послышалось журчание, и ноздри лошадей уловили запах человечьей мочи. Потом человек рывком повернулся, на ходу поправляя фартук, подошел к стойке и положил руку на рубильник. «Все пропало»,- подумал Савраска. В его больших глазах застыли лужицы слез. «Все пропало… - собрался было подумать и Генидка, но, почувствовав вдруг, что они с Савраской в резонансе, как в те счастливые времена вдвоем, мгновенно пресек поток мыслей. И тогда, серебряной вязью, спустились из глубины звездного колодца Вселенной слова, которые то ли кто-то нашептывал Генидке, то ли Генидка нашептывал кому-то… «Друг мой, мой друг…» -Я тебя люблю, Савраска,- сказал Генидка. - И я тебя люблю, Генидка, - сказал Савраска… …как раз в тот момент, когда рука человека с рубильником опустилась вниз… и молния разряда осветила чистые глаза жеребенка, в которых отразилось его истиное и полное имя. Они, все трое, единым воплем, в котором смешались ужас и восторг, вдруг исторгли это имя, одновременно на лошадином, человечьем и английском языках. Молния разряда прошла под лошадьми, когда их тела были уже в полудюйме от железного пола и плавно, но все быстрее стали подниматься выше. Когда крыша загона внизу стала размером с носовой платок, они разделились и выстроились в цепочку – Генидка, Савраска, и жеребенок по имени Любовь. Старый конюх долго провожал взглядом их силуэты, удалявшиеся от него, приближавшиеся к диску луны, который в этот вечер, на безоблачном уже небе, был удивительно светел и чист. ПРО САВРАСКУ И ГЕНИДКУ ВТОРАЯ ЛОШАДИНАЯ САГА ПРЕРВАННЫЙ ПОЛЕТ Дорогой читатель, ты, наверное, уже простился с необычайными моими героями. Не удивлюсь, если при этом твой взор, провожавший их, летящих в освещенном луной ночном небе, затуманила слеза. И я, признаться, всплакнул, решив, что более никогда уж не увижу дорогих моему сердцу лошадок. Но Судьба распорядилась по-своему, и волею ее, я стал свидетелем продолжения истории моих друзей. Они летели втроем – Савраска, Генидка и жеребенок по имени Лю. Это было его истинным, хотя и неполным именем. Истинное же и притом полное имя в экстремальной ситуации взлета выпало из памяти моих небесных странников. Вместе со всем, что только могло выпасть, выпали и их болезни, и друзья находились в бодром и приподнятом настроении. Им не страшно было бы и вернуться, так как здоровым лошадям уже не угрожала бойня, но вернуться, похоже, было не в их власти. Раньше им, за исключением Генидки, летать никогда не приходилось, поскольку отсутствие у лошадей крыльев препятствовало даже представлению о такой возможности. Ведь крылья даны только Пегасу, о котором Савраска ничего не знал, а Генидка решил не упоминать об этом товарищу – а то, чего доброго, разуверится в реальности происходящего, да и кувыркнется с неба на землю. Генидка, как вы, вероятно, помните, умел летать и по ночам, втайне от всех, иногда делал это. Такая генидкина практика сыграла решающую роль, определив возможность экстренного взлета, вырвавшего лошадей из лап смерти, как и самого процесса полета, напоминавшего известную тактику боевых истребителей: Генидка выступал в роли ведущего, Савраска – ведомого, а жеребенок являлся как бы стрелком-радистом. Они летели высоко в небе и видели, как им навстречу, из-за дугой выгнувшегося горизонта просачивался полоской бледный свет, затем появлялся край огненного солнца, которое поднималось все выше, и они летели навстречу этому огромному сгустку света и тепла, дарившему жизнь всему миру. Друзья смотрели вниз, где по шири земной пластались лоскутами территории городов и деревень, пространства желтых полей и зеленых лугов рассекались серо-голубыми изгибами рек, а зеркала озер ловили малюсенькие отражения их фигурок. Потрясение от внезапной перемены, спасшей им жизни, смешанное с изумлением от неожиданно открывшейся новой способности и с радостью свободы полета словно оглушило моих героев, и какое-то время те летели, безучастно повинуясь незримой силе, увлекавшей их вперед и вверх. Но, разогретые теплом поднявшегося солнца, они постепенно оживились и стали активней участвовать в процессе полета, вначале осмысливая само это событие, а затем пытаясь управлять своими телами, совершая действия всеми подвижными частями оных. Вот только ни направление полета, ни его цель, а значит, и продолжительность, не были им известны. - Куда мы летим? – произнес, наконец, Савраска, и то были первые с момента взлета слова, придавшие этой мистической ситуации черты реальности. -Никуда, как я понимаю, - ответил Генидка, задумчиво пожевывая прилипшую к его губе травинку – память о родном пастбище. – Или, точнее, вникуда. Жеребенок Лю молча сопел, удивленно и с опаской поглядывая вниз, на появившиеся под ними облака. -Как же нам узнать направление, в котором мы должны двигаться?- начав уже тревожиться, вопрошал Савраска. - Неопределенность направления определяет направленность, - глубокомысленно изрек Генидка. Савраска недоуменно смотрел на него. -Я имею в виду, что неопределенность направления является причиной, побуждающей это направление, определять, чем и определяет, по обыкновению, оное. Равно, как и направленность, заданная изначально, делает направление неопределенным, -пояснил Генидка. Савраска силясь понять, начал терять высоту. -Ybrelf – сказал Генидка. На сангринском диалекте лошадиного языка, на котором, как урожденный сангринец, говорил Генидка, это означало «никуда». -Что?- переспросил вконец испуганный Савраска. - Никуда… Это самое верное направление. Ты спросишь «почему?». Потому, что те, кто выбирают направление и думают, что идут к выбранной цели, на самом деле не знают, идут ли они к ней. Может, они идут от нее. Или вообще не идут… И лишь тот, кто идет вникуда – на самом верном пути. Потому что, куда бы ты ни пошел, идя вникуда, ты всегда будешь туда идти, и идти будешь туда всегда… Ты никогда не собьешься с пути, идя вникуда. Иначе говоря, неопределенность направления определяет его направленность. -Кажется я понял, - сказал после долгой паузы Савраска, набирая высоту.- Так будет до тех пор, пока мы не спустимся вниз. Генидка подивился сообразительности друга, нашедшего столь оригинальное решение этой, прямо сказать, дзеновской головоломки. -Но тогда мы прекратим лететь… - спохватился вдруг разочарованно Савраска и вновь стал терять высоту. -Гениально, - отозвался Генидка. В это время жеребенок Лю вскрикнул. Слой облаков под ними разредился, явив рябившую волнами морскую равнину, простиравшуюся во все стороны, на сколько хватало глаз. Лошади никогда не видели настоящего моря. Стало жутковато от присутствия внизу этой темной глубины и от понимания, что открывшаяся у них способность к полету вовсе не означает наличие такой же способности к плаванию, во всяком случае, к дальнему. Хотелось, чтобы вновь внизу появилась земля. И она появилась. Маленькая, как плевок. -Что это? – воскликнул Савраска, прядая ушами. -Мальта,- отвечал Генидка, узнавший по очертаниям, походившим на след башмака, остров, о котором он читал в книгах. ЗДРАВСТВУЙ, МОЯ МАЛЕНЬКАЯ МАЛЬТА. Остров, а точнее, небольшой архипелаг островов, приковал к себе взоры небесных странников. Савраска предложил спуститься. Генидка, вобщем, не возражал. Его тревожила лишь проблема, каким образом они смогут обеспечить себе жизнь в стране, где никого не знают и никому неизвестны. Конечно, им придется работать, чтобы прокормиться. Но непонятно, каковы порядки на этом острове. Примут ли их на работу? И каковы нравы и обычаи тамошних людей – не станут ли они обижать лошадей? Ведь совсем еще недавно их чуть было не лишили жизни! Если обычаи острова основаны на физическом труде, то обеим лошадкам не привыкать. Если на интеллектуальном – то надежда на генидкину ученость и способности. …А как быть с жеребенком?.. Между тем, небесные странники начали терять высоту и вскоре им стало понятно, что происходит это независимо от их воли. Та же сила, что увлекала их в полете, точно иссякая, позволяла лошадям постепенно, но с нарастающей скоростью, опускаться вниз, к земле. Генидка лихорадочно перебирал в памяти все, что когда-либо читал об этих местах. Мозг его работал, словно бортовой компьютер космического корабля. «Растительность – есть. Вода – нет… но научились собирать дождевую. Людоедов – нет. Конеедов – нет. Один из центров мирового туризма. Климат – жаркий, десять месяцев лета…» Оказалось, что на острове находится университет. Но разве кто- нибудь согласится разрешить лошадям преподавать в университетах? А вот если бы… нет, лошадиный университет на острове отсутствует, а вот школа верховой езды здесь как раз имеется. И уж если не им самим, то жеребенку, для его развития, это было просто необходимо. Ведь, как известно, все дело состоит в том, что люди учатся ездить верхом у лошадей, и одновременно, лошади учатся у людей верховой езде с седоком. Но главное, лошади и люди могут обмениваться космической информацией, и вот этому, как раз, и обучают в школах верховой езды. Савраска, особо опекавший жеребенка, и предложил эту идею в качестве основного мотива к приземлению, а Генидка без колебаний согласился. Наверное, потому, что у жеребенка было необычное для лошадей имя. Наверное, потому, что Генидка полюбил этого жеребенка. А может, ради Савраски, которого Генидка любил еще до того, как они с Савраской появились на свет. - Объявляю снижение, - уверенно сказал Генидка, возвращаясь в статус ведущего. Он вновь овладел управлением полета,и друзья присоединились к нему своими усилиями. Башмачный след внизу, приближаясь, увеличивался в размерах. Пронеслись два острова - маленький Гозо и освсем малюсенький Комино. Открылись северные берега Мальты, местами пологие, местами круто обрывающиеся в темные средиземноморские глубины. Странники пролетели над ними, устремляясь к центру острова. Прорвав тонкий слой облаков, они увидели мальтийский ландшафт. На покрытой скудной пыльной зеленью равнине не было ни одной речушки. Среди полей кучковались, во множестве, низенькие сооружения в мавританском стиле, вперемежку с современными постройками.Кое-где возвышались купола местных храмов из ноздреватого, изъеденного временем камня и несколько огромных, как океанские лайнеры, отелей. Их неудержимо, с нарастающей скоростью влекло вниз, и Генидка, понимая ответственность за жизни друзей, напрягал все силы души и тела, чтобы избежать жесткой посадки, не говоря уже о возможности катастрофы. Поэтому он принял решение приземляться в аэропорту. Возможно, этому способствовало также незнание им данной местности. Что бы то ни было, но, как мы увидим впоследствии, это оказалось ошибкой, сыгравшей ведущую роль в развитии дальнейших событий. Но пока никто из странников не знал, что готовит им будущее. Продолжая стремительно снижаться, они миновали взлетную полосу, чтобы как можно мягче приземлиться на зеленой траве летного поля. Они сорвались с неба, и шмякнулись на траву, как гроздь спелых бананов – Генидка, на него Савраска, а сверху – жеребенок Лю. «Здравствуй, моя маленькая Мальта»,- успел подумать Генидка, теряя сознание. МАЛЬТИЙСКИЕ МЫТАРСТВА. Генидка. Мальта – гостеприимная страна. Но, как и в любую, даже очень гостеприимную страну, сюда не принято прибывать без разрешения местных властей. Тем более, падать с неба. Тем более, прямо на летное поле аэропорта, выход с которого в город возможен только через пункт полицейского контроля. Вот это и оказалось ошибкой Генидки – выбрать местом приземления аэропорт. Не подумайте, что его интеллект за время полета прохудился или дал трещину. Просто Генидка всегда серьезно относился к правилам, и хотя он не был самолетом, но счел должным произвести посадку в аэропорту, как и все, прибывающие воздушным путем. Шел второй час допроса друзей в полицейском отделении аэропорта. Человек в форме, с бейджиком, на котором было написано его имя - Кныташтиш Зрдшпшикшв - тщетно пытался выяснить у Савраски с Генидкой цель их визита и способ передвижения, с помощью которого они попали на остров. Объяснения путников его не удовлетворяли, поскольку он по-просту не мог в них поверить и, считая, что пришельцы издеваются над ним, то потел, то багровел от сдерживаемого гнева. Положение осложнилось при заполнении полицмейстером паспортной части протокола задержания Генидки. Правдивый Генидка указал местом своего рождения Сангрин, о котором полицейский не имел никакого представления. Объяснять, что Сангрин – это особая область пространства, не обозначеннная на географических картах, не имело никакого смысла. -Может ли кто-нибудь подтвердить достоверность ваших показаний относительно места вашего рождения?- грозно спросил полицейский. -Может,- подумав, ответил Генидка.- Моя бабушка. -А далеко ли ваша бабушка живет?- спросил, настораживаясь, полицейский. -Довольно далеко, - ответил Генидка. -Ну ладно,- в очередной раз побагровев, сказал Кныташтиш Зрдшпшикшв, - я отправлю вас в камеру, до получения распоряжения властей относительно вашей дальнейшей судьбы. И друзья были водворены в камеру временного содержания при полицейском участке мальтийского аэропорта, где провели полную тревожного ожидания ночь. -Мое сердце чует недоброе,- поделился Генидка с товарищем своими опасениями, - к нам здесь относятся с пренебрежением и вряд ли в чем-нибудь пойдут навстречу. -Почему ты так уверен в этом?- спросил Савраска, хотя и сам был настроен мрачно. -Разве ты не обратил внимания, как неуважительно он произнес слово «судьба», говоря о нас?! Он произнес его с прописной буквы!.. Только жеребенок Лю выглядел спокойным, поскольку он не обладал феноменом фонографии, да и вообще не знал алфавита, к тому же, в обществе Савраски и Генидки он всегда чувствовал себя комфортно. Утром дверь камеры отворилась, и незнакомый высокий человек с искусственным загаром, белоснежными фарфоровыми зубами и изумрудными контактными линзами, с выражением неописуемого блаженства на лице сообщил: -По решению властей вы не можете находиться в стране в качестве гостей. Жеребенок будет отдан на воспитание в школу верховой езды, Генидка останется в отделении до выяснения места своего рождения, а Савраска будет продан на аукционе фермеров. Кто из вас Савраска?! Кожа Савраски похолодела. Кожа Генидки покрылась мурашками. Он понял, что их разлучают, здесь, в незнакомой стране, более того, товарища собираются продать с аукциона местным земледельцам, которые наверняка заставят Савраску пахать, а ведь у Савраски, несмотря на с виду крепкую стать, больна правая передняя, и потому пахать ни ему, ни на нем категорически невозможно! И Генидка, опередив оторопевшего товарища, стремительно выступил вперед и сказал: «Я - Савраска». -Но тут указано, что Савраска… саврасый, а не карий, - произнес человек, глядя изумрудными глазами то в документ, то на лошадей. -Я Савраска, - упрямо повторил Генидка. -Нет, Савраска – это я, - очнувшись от оцепенения, произнес истиный Савраска. -Ну, тогда вам обоим придется последовать за мной,- сказал незнакомый высокий человек с искусственным загаром, белоснежными фарфоровыми зубами и изумрудными контактными линзами, с выражением неописуемого блаженства на лице. Их вывели из камеры и повели длинным полутемным коридором. Уходя,друзья ободряюще вздернули мордами в сторону жеребенка - держись, дескать. - Я – Савраска! Я – Савраска! - упрямо продолжал твердить Генидка, бия себя копытом в грудь. Выведя узников на свет, человек принялся долго и придирчиво сличать описания истинного Савраски в протоколе задержания с приметами Савраски самозванного. Он никак не мог согласиться с несоответствием масти мнимого Савраски описаниям таковой в протоколе. На что находчивый Генидка заявил: -Ваши зеленые контактные линзы искажают реальную гамму цветов. Попробуйте их снять. - В самом деле, как это я раньше не догадался, - обрадовался человек, снимая линзы. И тут же его лицо выразило недоумение. Теперь несоответствие в масти оказалось у истиного Савраски. - Понятно теперь, что вы не Савраска, - сказал человек Савраске. - Но… так же понятно, что вы и не Генидка… Г-м… А если вы не Генидка, то тогда кто же вы? -Все объясняется просто,- выступил истиный Генидка. - Если вы вновь наденете контактные линзы, то увидите, что он и есть Генидка. Человек водворил линзы на место и лицо его выразило удовлетворение. Повернувшись к ложному Савраске, он хотел было выразить ему благодарность за подсказку, но вновь был озадачен возвращением проблемы с несоответствием его масти. - Скажите честно, кто вы на самом деле? – обратился человек к Генидке, и в его голосе послышались нотки уважения. -Хорошо,- согласился Генидка.- Хорошо. Я – Савраска ибн Генидка. -Мне становится понятно, - сказал человек, - стало быть, он … - Правильно,- подхватил Генидка,- он – Генидка ибн Савраска. -Ну, тогда не будет ошибки, если на аукционе фермеров вас продадут обоих! - неожиданно воскликнул незнакомый высокий человек с искусственным загаром, белоснежными фарфоровыми зубами и изумрудными контактными линзами, с выражением неописуемого блаженства на лице. Савраска. На аукционе фермеров они понуро стояли среди нескольких местных лошадей, отличавшихся низкорослостью и неопределенностью масти. Неизбежность грядущего расставания усиливала муки неизвестности, терзавшие друзей. По щекам Генидки изредка скатывались крупные слезы. Савраска напряженно сопел, изо всех сил стараясь не заплакать. Он оценил недавний подвиг товарища и тот стал теперь ему особенно дорог. Оба они тревожились о судьбе жеребенка, и успокаивало их только обещание изумрудноглазого человека отдать Лю в школу верховой езды. По крайней мере, Лю будет пристроен, и у него появятся перспективы в жизни. Как и опасался Савраска, их купили разные хозяева. Страх перед будущим, которое рисовалось им радикально черным, и боль скорой разлуки сжимали их сердца. Цены на этих лошадок поднялись до рекордной за все время существования аукциона планки, но мои друзья не придали этому никакого значения. Савраску уводили первым. Коренастый фермер с длинными волосами, собранными на затылке в пучок, накинул на него веревку и потянул за собой. Савраска вдруг рванулся к Генидке, прильнул мордой к его щеке – на миг Генидка ощутил его прерывистое горячее дыхание – потом сразу как-то обмяк, будто внезапно умер – так почувствовал Генидка. И Савраску, обмякшего, с низко опущенной головой, повели в неизвестность. Будь Генидка волком, он бы завыл. Но не умел выть Генидка, и все, что ему оставалось, так это слезы, крупными градинами катившиеся по его мохнатым щекам. У друзей даже не нашлось сил произнести слова прощания. Впрочем, им достаточно было обменяться мыслями. Хорошо, что Савраска ушел первым и не видел, как уводили его друга. Второй фермер, купивший Генидку – тоже невысокого роста, лицом похожий на первого, только с коротко острижеными ежиком- площадкой волосами, сразу запряг Генидку в телегу и погнал по пыльной проселочной дороге в противоположном савраскиному направлении. Хорошо, что телега не была груженой. Генидка никогда не ходил в упряжи, тем более, никогда не имел дело с телегами, оглоблями и прочими атрибутами извоза. Уже к концу пути хомут до крови натер ему шею, а копыта сбились о камни. Черная тоска вползла в душу Генидке, обволокла его, точно туманом, и Генидка вдруг понял, что все хорошее для него закончилась. И ему захотелось умереть. * * * Для того, чтобы жить, необходимо трудиться. Бывают случаи, когда необходимо работать, то есть, заниматься подневольным трудом. Разлученные друзья понимали необходимость труда, но, будучи творческими натурами, не могли принять необходимости работы. А иного способа выжить в сложившейся ситуации у них не было, и с этим пришлось смириться. Проблема заключалась только в единственном – они не могли жить порознь. А поэтому труд ли, работа ли – все теряло смысл, так как терялся смысл жизни друг без друга, а стало быть, и духовный стимул для поддержания такой жизни. Прошла неделя, или дней десять – Савраска точно не мог сосчитать, поскольку все дни слились для него в один длинный мрачный понедельник. Хозяин использовал его на разных работах, кроме полевых. Кормежка была, вобщем, неплохая, вот только, все-таки, постоянно хотелось Савраске есть. Да с водой на острове оказалась проблема, поэтому Савраске, любившему не только поесть, но и попить, было трудно привыкнуть к ограниченному водному пайку, тем более, что начиналось мальтийское лето – сухое и очень жаркое. Но наибольшие страдания испытывал Савраска от отсутствия сладостей, которые он любил сильнее даже, чем Генидка любил книги. Конечно, все это казалось пустяком в сравнении с горечью разлуки. Не было дня, чтобы Савраска не вспоминал о Генидке. Этого мало сказать – не было ни секунды. Словно их совместная жизнь и не прекращалась, разница состояла только в отсутствии друга рядом. И чуял Савраска, что с Генидкой не все хорошо. Тревожно было Савраске. Душа его рвалась к товарищу, и он понимал, что генидкина душа также рвется к нему. И закралась в голову Савраски мысль о побеге. Убежать, чтобы найти Генидку. Что и как будет потом – Савраску не волновало. Так что план его оказался незамысловат. Решение убежать крепло день ото дня. Последней каплей оказалась дошедшая до Савраски информация о намерении хозяина подковать коня. Сразу подумалось о Генидке. Если Савраска, имевший в родословной орловскую породу, хоть как-то мог представить такое над собой надругательство, то он никак не мог допустить возможности этого для Генидки – в их краю сангринцев вообще никогда не подковывали. Итак, Савраска стал готовить побег. Но готовить–то было не из чего. Высокий забор, который не перепрыгнуть, окружал двор, а конюшня, где Савраска жил один-одинешенек, запиралась на ночь. Значит, побег был возможен только днем. Постепенно Савраска начал понимать, что одних физических усилий здесь недостаточно. Нужно что-то еще. И он принялся вспоминать, чему учил его Генидка. Вернее, пытался учить, потому что туповатый Савраска был к тому же еще и норовистым, и почитал себя достаточно умным, чтобы не стремиться учиться, к тому же у Генидки, чьи способности он, вобщем, признавал, но считал свой интеллект ничуть не хуже, а опыт в суровых жизненных испытаниях, может, и побогаче. «Почему я не могу делать то, что хочу?- размышлял Савраска, вспоминая дзеновскую философию Генидки.- Если исходить из того, что все ненужное – труднодостижимо, то выходит, что свобода, Генидка – для меня не нужны? Здесь что-то не так. Надо понять причину, по которой я оказался в таком положении. В чем эта причина? Понятное дело, в том, что мы отправились в полет. В том, что приземлились в аэропорту. А в этом причиной - ошибка Генидки». «Стоп-стоп,- спохватился Савраска, - я начинаю обвинять Генидку, а ведь сама возможность взлета – это его заслуга. Почему мы смогли взлететь? Генидка узнал имя жеребенка, потому что любил меня. Любовь окрылила Генидку. А я, что же я сделал плохого, что разлучило меня с другом и привело в рабство?» Не удавалось Савраске вспомнить свои прегрешения. И он решил произнести обращение-молитву, которой учил его товарищ: «Матушка-Земля! Кармические Советы! Первотворец! Я прошу простить меня за все вольные и невольные прегрешения, которые я совершил против кого-либо, чего-либо - в этой жизни и во всех предыдущих жизнях. Прошу взять мою энергию, все мои духовные силы и трансформировать все негативные ситуации, созданные мною, и их последствия, растворить и унести их из моей жизни. Прошу отдать все мои кармические, энергетические долги, долги любви - из всех мгновений моих жизней от сотворения времен до сегодняшних дней. Прошу наполнить меня Надеждой, Верой, Любовью, Силой, Волей, Целью, Средством, Свободой, Полетом, Направлением, Определением, Благословением, Благоволением, Достижением, Обретением, Удовлетворением, Наслаждением, Благодарением, Светом, Огнем, Огнем Преображения, Огнем Новой Жизни!» Сознание стало проясняться, и тут Савраска понял, что считал Генидку своей жизненной опорой, но, принимая его помощь и поддержку, относился к этому, как к чему-то, само-собой разумеющемуся, можно сказать, небрежно. Он считал, что благодарность заключается в произнесении слов благодарности. Или в отдаривании каким-нибудь подарком, либо услугой. Генидка говорил, что благодарность, как и жизнь – это не предприятие, а состояние. По большому счету, это – когда сознаешь, что Вселенная бесконечна добра, и добро это адресовано всем, а когда оно находит в тебе отклик, тогда, совершенно естественно, возникает желание делать добро другим – ни за что, просто так. Испытывая только прилив радости после сделанного тобой.В этом выражается один из Законов Вселенной – Закон «дарения-получения». Получая, отдавай – этим ты поддерживаешь циркуляцию добра во Вселенной и потому сам находишься в ее потоке любви. Если тебе трудно преодолеть оковы эгоизма, которые привязывают человека к земле, вопреки присущему душе вечному зову, то на первых порах хорошо уже, если ты хотя бы снисходителен к ошибкам в ваших взаимоотношениях со стороны ближнего, который делает тебе добро. Ведь Вселенная дарит тебе добро через окружающих, и прежде всего – через близких. Савраска теперь осознал, что все недостатки, которые находил в Генидке и за которые осуждал его, находятся в самом Савраске. И он понял: Генидка дан ему, как зеркало его души. Прощая Генидку, он… прощал себя? Значит, прощая себя, он прощает Генидку? Да, конечно так. Генидка называл это «игрой в дуальность». И Савраска продолжал: «Матушка Земля! Я прощаю себя за все вольные и невольные, явные и тайные, скрытые от всех, всего, себя самого, прегрешения, которые привели к нашей разлуке с Генидкой и потере нами свободы.Прошу наполнить наши отношения гармонией, чистотой и любовью». «Благодарю»,- спохватившись, добавил он. Савраске вдруг стало удивительно легко. Так легко, что он физически ощутил себя невесомым. И – о чудо!- Савраска стал подниматься…над собой. Так он это воспринял, отрываясь от земли. Он ощутил эту, уже знакомую ему, силу, которая мягко и властно поднимала его и влекла, но не слепо, а в том направлении, о котором он едва только успевал подумать. А подумал Савраска вначале о том, как бы перелететь чрез забор. И это у него получилось! Ликуя, Савраска взмыл высоко вверх, туда, где солнце слепило, но не опаляло, потому что там было холодно и свежо, и где за сгустившейся синевой неба угадывалось присутствие звездной космической черноты. Спустившись ниже к земле, Савраска стремительно полетел в неведомом ему направлении, все же понимая, что оно приведет его к желанной цели. Воссоединение. Хотя на Мальте начиналось уже лето, а происходит это там, обыкновенно, сразу после зимы, но погода иной раз портилась так, что казалось, наступление лета только померещилось. Вот и сейчас, внезапно подул мистраль, небо заволокло серыми тучами, затем мистраль сменился непонятно откуда дувшим ледяным ветром, принесшим с собой дождь – колюче-холодный и бесконечно-долгий. В такие дни небо низко спускалось к земле, словно пытаясь придавить свинцовыми тучами все живое. Этот гнет ощущался и физически, и душевно – настроение неизбежно портилось, на сердце становилось тоскливо и как-то по-особенному, мистически, тревожно. То ли эта тревога, которая не миновала и савраскиной души, то ли мгла ненастья, а может быть, усталость, привели к тому, что энергия стремления у Савраски стала иссякать, он начал быстро терять скорость и высоту и вскоре приземлился, почти упал на мокрую от дождя землю. Вечерело, спускались сумерки, и вскоре Савраска оказался в темноте. Превозмогая усталость и охвативший его страх, под порывами ветра, хлеставшего бока розгами дождя, Савраска упрямо продолжал путь в неизвестном ему направлении. Не единожды он бывал близок к отчаянию, от которого оставался один лишь шаг до губительной паники. Но всякий раз, уже на грани срыва, в его мозгу всплывали воспоминания о беседах с Генидкой, они озаряли сознание и своим тихим светом волшебным образом разгоняли мглу перед Савраской, а слова друга служили ему путеводной нитью. «Неопределенность направления определяет направленность», - вспомнил в одно из таких тяжких мгновений Савраска, и это успокоило его, бредущего наугад. Или, когда силы и надежда уже почти покинули Савраску, перед его взором, словно живой, возник Генидка, говоривший: «Искать в жизни можно бесконечно, но добыть что-то стоящее возможно, лишь окончательно измотавшись. Причем, победа чаще всего приходит, когда ты уже готов от нее отказаться, потеряв все силы. Помни, дружище, печальные примеры отважных путешественников на дальние дистанции: эти парни, окончательно вымотавшись, отдавали Богу душу, а потом выяснялось, что происходило это буквально в нескольких шагах от конечной цели, или всего за несколько мгновений до прихода долгожданной помощи. Никогда не сдавайся, дружище, и ни при каких обстоятельствах… Никогда не сдавайся». И Савраска, превозмогая усталость, поднялся и продолжил путь, и двигаться ему стало легче, а тут и ветер поутих, кончился дождь, небо посветлело – занималась заря. Он понял, что для достижения цели хватит сил, вот только местонахождение цели по-прежнему оставалось ему неизвестно. Неожиданно, в слабом свете наступающего утра, он увидел дорогу, которая тянулась по грязно-серой равнине, мимо такого же грязно-серого пруда, в центре которого стоял памятник с каменным крестом. По другую сторону дороги вытарчивались* заросли высоченных кактусов с толстомясыми листьями размером с лошадиную голову. Измотанный Савраска собрался было впасть в раздумья относительно дальнейшей части пути, как вдруг он почуял-услыхал… услыхал-почуял… стихи, которые то ли кто-то нашептывал Савраске, то ли Савраска нашептывал кому-то… *Вытарчивались, dsnfhxbdfkbcm (сангрин) – возвышались торчком, (побуквенный перевод автора). «Друг мой, мой друг…» И это определило решение Савраски идти по дороге, и в том направлении, откуда как бы доносились эти слова. Долго ли, коротко ли шел Савраска, но вот, неожиданно он споткнулся передними ногами о какой-то большой предмет. Савраска упал, неуклюже ткнувшись мордой в мохнатую плоть, и его ноздри почуяли знакомый запах, который Савраска никогда и ни с каким другим запахом спутать бы не смог. -Генидка!!!... Ожидаемого отклика не последовало. Савраска лизнул бок товарища, показавшийся ему необыкновенно холодным. И, словно этот холод мгновенно передался ему, Савраска сам похолодел до самых кончиков копыт от пронзившей его страшной догадки. Генидка оказался мертв… Лошади умеют плавать. Но недалеко, неглубоко. «Глория» – по-русски значит «слава»- Это вам запомнится легко. Плыл корабль, своим названьем гордый, Океан стараясь превозмочь. В трюмах, теплыми мотая мордами, Тыща лошадей топтались день и ночь. Тыща лошадей – подков четыре тыщи – Счастья им они не принесли. Миной кораблю пробила днище Далеко-далеко от земли. Люди сели в лодки, в шлюпки сели. Лошади поплыли просто так. Как же быть, и что же делать, если Места нет на шлюпках и плотах? Плыл по океану рыжий остров… Этот остров рыжий был живой. Им сперва казалось: плавать – просто! Океан казался им рекой. Но не видно у реки той края На исходе лошадиных сил. Тут заржали кони, возражая Тем, кто в океане их топил. Кони шли на дно, и ржали, ржали, Все на дно покуда не ушли… Вот и все. А все-таки мне жаль их, Рыжих, не увидевших земли…* Эта многим известная песня, которую любил петь Генидка, когда они коротали длинные зимние вечера в теплых яслях своей конюшни, сама-собой вспомнилась Савраске, и стала петься им, тоже сама-собой. И Савраска, который никогда раньше не пел, почувствовал, как раскрывается в нем дар проникно- венного пения, и если бы вы присутствовали при этом событии, то к кульминационному моменту его уже не смогли бы определить – это песня поется Савраской, или Савраска поется песней? И в этот самый кульминационный момент слезы ручьями потекли из савраскиных глаз прямо на генидкино тело. Савраска плакал столь обильно, что уже через минуту он и тело Генидки стали совершенно мокрыми. Когда ручеек слез попал в генидкину ноздрю, тот неожиданно громко фыркнул! Бедному Савраске от испуга едва удалось избежать инфаркта одновременно с инсультом. И тут же ему повезло вторично, когда Савраска избежал-таки * Известная песня. этих же неприятностей, но уже от радости. Генидка оказался жив! Савраска бросился приводить друга в чувство всеми известными ему способами реанимации (опять же, спасибо Генидке за науку). В дело пошли искусственная вентиляция легких и непрямой массаж сердца. Вот последнее и вернуло Генидку в сознание окончательно. Неизвестно, как там почувствовало себя его сердце, но бока несколько пострадали от Савраски- ных копыт, и от боли Генидка пришел в себя. Стоит ли говорить о радости, охватившей воссоединившихся друзей? Стоит, но вот только не найдется слов для описания эмоционального накала этого великого события. Да, то был настоящий праздник! Фейерверка не случилось, но интересно, что местные рыбаки, находившиеся на промысле, видели с моря в этой части острова вспышки пламени и брызги искр, а некоторые утверждали, что слышали треск и раскаты, а также праздничную музыку. Читателю, наверное, нетрудно догадаться, почему Генидка оказался лежащим у дороги в состоянии, близком к клинической смерти.Да, правильно, Генидка сбежал. Ему удалось это без особого труда, когда хозяева ранчо уехали в Валетту, забыв запереть дверь конюшни. А забора на этом ранчо просто не было. Что же до состояния Генидки, то случилось оно оттого, что ослабевший на полевых работах, он окончательно вымотался, сбившись с пути, как и Савраска. И он и впрямь мог умереть, если бы его товарищ не подоспел во-время. Так сама Судьба воссоединила Савраску и Генидку. Судьба, имя которой пишется и произносится с заглавной буквы. Сент-Пол. San Pawl Il-Bahar – надпись по-мальтийски на указателе сообщала путешественникам название города, в который вела найденная ими дорога. Пощипав травку у обочины и кое-как заглушив голод, они довольно быстро восстановили силы и к вечеру уже смогли двигаться – мешкать не следовало, ведь их могли начать искать. Генидка понимал, что на острове, тем более на таком маленьком, можно найти любую пропажу, не то что двух иностранных лошадей. Покинуть же остров невозможно, прежде не обнаружив своего присутствия. Поэтому необходимо было найти конспиративный способ пребывания в этих местах. - У нас есть единственный выход – использовать принцип нинзя, - сообщил Генидка после некоторого раздумья. - Это значит, стать видимым невидимкой, - поспешил он ответить на вопрос Савраски, который тот собирался ему задать. - На первый взгляд, сделать это сложно. Но, когда получится, то все покажется довольно простым. Прежде всего, необходимо освободиться от страха. Ты боишься, Савраска? - … Похоже, что да,- ответил товарищ. - Что это за страх? Надо определить, чего именно ты боишься. - Я боюсь… что нас поймают… -Как-то неубедительно. А дальше? Что будет, если поймают? - Нас накажут. - Какого наказания ты боишься, Савраска? – продолжал проводить импровизированный психоанализ Генидка. - Ну…что нас.. гм… не будут кормить. То есть, я хотел сказать, заставят пахать, - смущенно спохватившись, поправил Савраска. - Ну, это понятно, - сказал Генидка.- И только? - -Нас могут убить! - И это понятно. Есть ли для тебя что-нибудь страшнее смерти? -Генидка, когда мы были в разлуке, я думал, что умру от тоски. - Значит, страх разлуки? -Да, выходит, так. - Слушай меня, Савраска. Сейчас ты понял, что утрата любви страшнее смерти, и это верно, потому, что любовь есть основа самой жизни. Однако, потеря объекта любви не означает потери самой любви. Все дело в том, что объект любви обыкновенно отождествляется с самим чувством. Отсюда, потеря любимого объекта воспринимается, как утрата самой любви. Если поймешь, что любовь – вне пространства и времени, а значит, и вне самого объекта любви, то никогда не потеряешь ни любви, ни объекта. -Кажется, я понимаю! – с воодушевлением воскликнул Савраска, - Но как претворить это в жизнь? -Для начала необходимо понять главные принципы бытия. Затем научиться растворять страх. А потом – позитивно программировать, - продолжал свой урок Генидка.- Вот, мы идем в город. Практически – в неизвестность. И она, неизвестность, пугающа.Чем? Самой собою, неизвестностью. Потому, что неизвестность – это отсутствие поступающей информации. А когда так происходит, подсознание порождает собственную информацию, которая необъективна, да еще из-за страха, обыкновенно, негативна и подпитывает тот же страх. Возникает так называемый порочный круг. Страх – своего рода защита, как бы предупреждение о смерти, точнее, о событиях, которые относятся к возможным причинам смерти. А смерть – противоположность жизни, значит – и любви. Важно понять, что в мире все сводится к двум вещам, и от них происходит все остальное. Это любовь и смерть. Для чего ты появился на свет в этом мире? -Чтобы жить,- ответил Савраска. -Значит, ты выбрал жизнь уже самим своим появлением на свет. И ты, стало быть, выбрал любовь. Я имею в виду сейчас любовь не как чувство, а как принцип. Любовь – это, прежде всего, принцип утверждения жизни. Следовательно, любовь – противоположность смерти. Здесь, в материальном мире, действуют обе эти составляющих, и действуют в виде двойственной пары. Любовь и смерть как бы находятся в равновесии, которое всегда непостоянно, оно колеблется. Когда любви в мире становится больше, силы разрушения активизируются, а когда их активность становится угрожающей, активизируются силы созидания. Этому закону подчинено все во Вселенной. И поскольку мы, живущие, являемся носителями этого вечного принципа, мы должны поддерживать его, как огонь в очаге. Поэтому, когда ты видишь, что сила любви в тебе уменьшается, стоит напомнить себе о своем выборе. Когда появляется страх – ослабевает любовь. И наоборот, когда ослабевает любовь – появляется страх. На самом деле все происходит одновременно. Когда так случается, просто скажи себе: «Я выбираю любовь». Они медленно шли по дороге. Слева от них появились небольшие здания, магазинчики и бистро, которые были еще закрыты в это раннее время. До пробуждения городка осталось совсем немного, и Генидка поспешил продолжить свой урок. Савраска слушал внимательно и очень старался ничего не пропустить мимо ушей. -Теперь о неизвестности. Это то же, что и неопределенность. Мы не знаем, что будет происходить, начинаем анализировать, сомневаться, и порождаем страх. А как можно анализировать то, что неизвестно? Так вот, дорогой Савраска, опыт многих цивилизаций показал, что в неопределенности, и именно только в ней, существует неопределенное, а значит, и неограниченное количество возможностей. Неизвестность, неопределенность – это огромное поле возможностей. Но чтобы они открылись, надо войти в эту неопределенность. Для чего придется преодолеть страх. И как только мы войдем в неопределенность, она станет определена, и страх сам собой растворится. Понял ли ты, о Савраска? - Да, понял, - отвечал Савраска, но как-то неуверенно. - Однако во мне еще есть этот страх. -Тогда, вот средство для удаления страха. А заодно и боли, если что-то начинает болеть. Видишь ли, наше тело – это, как бы, вся Вселенная в миниатюре. Мы с ней – одно целое. Во Вселенной все находится в гармонии. Когда нарушается гармония – нарушается целостность. Когда целостность нарушается - возникают неполадки. И тогда тело дает сигнал – боль. А душа дает сигнал – страх. Прежде всего надо обнаружить в себе неполадки. Признать, что страх есть. Сила врага - в таинственности. Когда враг становится явным, его сила слабеет и его можно победить. Обнаружь свой страх, смотри на него, иди прямо на него, прямо в него! Где он у тебя находится? -Похоже в груди. -Как ты его чувствуешь? -Как… боль… Еще как слабость. И тошнит. -Закрой глаза и смотри прямо внутрь. Какой формы эта боль?- спросил Генидка. Савраска воспринял боль в виде клешни омара и сообщил об этом Генидке. - Так, теперь определи цвет. -Коричневый и болотно-зеленый. -Каких она размеров? Савраска увидел, что клешня занимает всю нижнюю часть груди. -Какие мысли, воспоминания возникают у тебя в связи с этим? - спрашивал Генидка. Савраска увидел явственно картину, когда его, еще неокрепшего жеребенка, разлучили с матерью и повели к другим хозяевам. Он вновь пережил состоиние покинутости, оторванности от мира, смешанную со страхом неизвестности. - Снова посмотри, где теперь боль, и каких она размеров. Савраска с удивлением обнаружил, что прежние качества боли-страха изменились и, что самое замечательное, стала стихать тревога. Савраска несколько раз повторил это упражнение, пока тревога совершенно не исчезла. Он благодарно и с уважением посмотрел на Генидку. -Теперь, когда давление страха ослабло, нужно освободиться от него совсем. Скажу сразу, мне неизвестно, сколько времени тебе для этого потребуется – может, миг, а может, вся жизнь. Но пока надо понять главное: не стоит привязываться к объекту своей любви. Любовь - свобода, но любящие на Земле порой распоряжаются собою так, что становятся ее пленниками… Чем больше ты привязываешься к объекту, тем больше шансов его потерять, и тем больше страх. Как и наоборот. Жизнь не раз показывала, что разлучить нас невозможно. Но, когда смерть пыталась стать сильнее, жизнь оказывала сопротивление, и у смерти ничего не получалось. Душа живет, дыша, а смерть не смеет сметь. -Здорово звучит, – восхитился Савраска. -Это Джон Леннон. Именно такое кредо помогло ему написать столько удивительных песен. А что касается нас… Вот, послушай: Жизни поле пашет плуг, Звезды выстроились вкруг; Потерявшись в синем небе, Мы забыли все вокруг. Полетели в вышине На искрящейся волне – У волшебного дельфина На серебряной спине. Распустились вдруг цветы, Опустились все мосты, Две души соединяя: Это –я, а это – ты. Растворилась светом мгла, Появились зеркала; Мы увидели друг-друга: Это – ты, а это – я. А потом из пустоты Книги Вечности листы Нам открыли суть мгновенья: Ты – есть я, а я – есть ты. - Это Джон Леннон? - спросил Савраска. - Нет, твой старый друг. Который состоит из двух. -Почему из двух? -Потому, что нас с тобой двое, и вместе мы – одно целое. Именно поэтому расставание невозможно. И пусть сознание этого согревает наши сердца. Когда мы вдвоем – «смерть не смеет сметь». Вместе мы можем все. Потому нам и достается: тьма не хочет иметь сильного соседа. Ну, хватит об этом – мы должны успеть к восходу солнца. Перейдем к главному – позитивному программированию, - продолжил Генидка.- Вначале нужно определить цель и содержание программы. В данном случае все просто. Нам надо смешаться с местным населением. Для этого необходимо, чтобы нас не воспринимали, как лошадей. Савраска недоумевающе посмотрел на Генидку. - Вовсе не обязательно превращаться в кого-то, - сказал Генидка. Мы начнем думать, оба одно и то же – думать, что мы выглядим, как прибывшие туристы. При этом оставаясь самими собой. -Хочешь сказать, что мы должны себя представлять туристами?- спросил Савраска. -Верно, но не совсем. Представлять – это инструмент. Думать же – суть состояния. А вобщем, это значит - чувствовать то же, что чувствует тот, кем ты себя представляешь– быть тем, кого представляешь внутри собственного бытия. Но такое, второе твое бытие - невсамделишнее, и грань между истинным бытием и выдуманным весьма тонка, поскольку выдумывание происходит в процессе твоего собственного бытия. -Иначе говоря, выдумывание – это вытарчивание мысли из представления о бытии - в бытие истинное? – уточнил Савраска. - Lf! *– воскликнул Генидка в восторге. – Да! Этот возглас был искренним, хотя и кратким выражением генидкиной гордости успехами Савраски. Солнце взошло и стало быстро подниматься над громадой отеля «Bella Vista», мимо которого проходили путешественники. По команде Генидки они остановились, Генидка приблизил свой лоб почти вплотную к Савраскиному и произнес: «Ty,lty,le»**, *Lf (сангр.) – да, (перевод автора). **Ty, lty, le (сангр.) – эн, ден, ду (перевод автора). начиная отсчет времени нового периода жизни Савраски и Генидки – жизни видимых невидимок. * * * Шел восьмой день пребывания моих друзей в «Сент-Пол Отеле». В качестве постояльцев. Вы удивлены? Но это так. Им удалось-таки реализовать принцип нинзя. Вдвоем они представляли мощный энергетический генератор, и когда напряжение мысленного тока достигало пика, можно было видеть, как мысли материализовались и вылетали из ушей то Савраски, то Генидки в виде самых разных предметов, о которых они в это время думали. Правда, вылетев, мысли быстро теряли силу и безжизненно шлепались наземь, а потом растворялись в воздухе. Однако, сей феномен наблюдался очень редко, потому что сил на материализацию требовалось больше, чем на вспашку целины. Подойдя к стойке портье, Генидка заметил, что в одной из ячеек отделения для ключей от невостребованных двухместных номеров лежит ключ и заполненный бланк брони.К этому времени друзья уже вжились в образ туристов, за которых их здесь принимали, и чувствовали себя вполне уверенно. Оставалось только немного рискнуть. -Добрый день, сэр, - вежливо обратился Генидка к портье на английском.- Наши родители забронировали номер, но они не смогут приехать, и попросили вас, если возможно, разрешить воспользоваться их бронью нам. -Какой номер комнаты? – не удивившись, спросил портье. - Двадцать третий, - назвал Генидка номер замеченной им ячейки. -Ваш отец Иут Пкуут? – спросил портье, глядя в бланк заказа. -Да, сэр,- не моргнув, ответил Генидка. -Мы всегда идем навстречу нашим постоянным клиентам, - с воодушевлением воскликнул портье.- Как здоровье мистера Пкуута и его супруги? - Спасибо, он немного приболел, - ответил Генидка, понимая, что им повезло.- Вот только паспорта наши в багаже, а багаж застрял в аэропорту. -Не удивительно, - сказал портье. – Так много туристов прибывает, хотя сезон только начинается. Но ведь вам не нужны паспорта – достаточно карточки отеля. И он услужливо протянул Генидке ключ и карточку теля, на которой были написаны имена – мистер и миссис Иут и Брунгильда Пкуут - и срок пребывания в отеле - двенадцать дней, два их которых уже прошли. В отеле Савраска с Генидкой расслабились и на время забыли о том, что их пребывание в раю ограничено. Впрочем, они не желали бы и этого подарка Судьбы, будь у них возможность вернуться домой. Хотя, по правде сказать, условия отеля ни в какое сравнение не шли с условиями конюшни. Генидку первое время мучали угрызения совести – ведь им пришлось поселиться здесь обманным путем. Савраска успокаивал товарища, настаивая но том, что в их ситуации это оказалось единственной возможностью. Как бы то ни было, но здесь они чувствовали себя привольно и довольно уверенно, освоившись в роли туристов, за которых их принимали. Утром они завтракали в ресторане отеля, а вечерами, там же, их ждал шведский стол с огромным выбором блюд, и вот уж где было разгуляться любившему поесть Савраске! После чая они отправлялись на покой. Фрукты, в изобилии лежащие на столах, выносить в номера не рекомендовалось, но Генидка тайком брал с собой по паре яблок и апельсинов, которые очень любил Савраска. И это всегда оказывалось для Савраски маленьким неожиданным сюрпризом. Иногда по вечерам Генидка плавал в бассейне, расположенном в нижнем холле отеля. А Савраска, который почему-то стеснялся появляться здесь без купального костюма, отправлялся на площадку для игры в гольф, понаблюдать за приезжими англичанами – очень его это занятие забавляло.Потом к нему присоединялся Генидка и они вместе– тындыр-тындыр-тындыр – дефилировали по набережной городка Сент- Пол. Иной раз друзья останавливаясь, чтобы сделать состоящую из восьми упражнений китайскую гимнастику Бадуан-цзин, которой Генидка занимался уже довольно давно, а теперь научил и Савраску. Генидку на Мальте не раз посещала муза, и он сочинял шутливые стишки, чтобы развлечь товарища. СТРАСТИ ПО САВРАСКЕ И ГЕНИДКЕ. Они гуляли по саду, Где яблоки прямо с неба Губами мохнатыми рвали... И томно глаза прикрывали - То в быль смотрели, то в небыль. Савраска яблоки ел, Генидка музыку слушал. Савраска громко сопел Глядясь в генидкину душу. Где снов было не перечесть, И саг, и поэм, и романов... Вот только хотелось омаров. И яблок хотелось поесть. И то им дарила Природа, И это она им дарила. То песню о голубе сизом, То яблок дожди с небосвода. И так бы им долго гулять- Скакать по бескрайним равнинам... Но, вытянув плетью по спинам, Хозяин погнал их пахать. Порой друзей охватывала грусть – они тревожились о жеребенке Лю, чья судьба была им неизвестна, и тосковали по родным краям. Время их пребывания в отеле подходило к концу, и странники не ведали, как быть дальше, и как вообще найти способ покинуть остров. Это усиливало состояние тревоги, особенно у Савраски, жаловавшегося в такие минуты то на боль в правой передней, то на учащенное сердцебиение. Лекарств у них не было, денег тоже – медикаменты, как и деньги, относились к разряду предметов, которые материализовать Савраске с Генидкой оказалось не под силу, да и сама эта способность к концу пребывания в отеле стала у них утрачиваться. Это навело Генидку на мысль о возможном снижении напряженности их энергетического поля, что означало риск потери камуфляжного образа туристов. К тому же, болезненность Савраски, при отсутствии лекарств, вынуждала Генидку тратить дополнительную энергию на пси-энергетический массаж для товарища. И все-таки, это приключение, как и подобает дальнему странствию, привнесло немало интересного в жизнь моих друзей. Путешествуя инкогнито, они были предоставлены друг-другу, а в их распоряжении оставалось несколько дней абсолютной свободы и целая Мальта! Знакомство с островом путники начали с осмотра приютившего их городка. Назван он в честь святого апостола Павла, который путешествуя по морю, остановился здесь, будучи застигнут штормом. Городок, весь состоял из отелей, отельчиков и апартаментов для круглый год приезжающим сюда туристов. Остальную часть зданий представляли пабы, бары и рестораны. Оставалось непонятным, где живут сами мальтийцы. Узенькие улочки пересекали городок «вклетку», все они были схожи между собой, и странникам поначалу было трудно ориентироваться, особенно Генидке, у которого после падения на летное поле развилась легкая форма топографической идиотии, так что он, если шел водиночку, мог долго блуждать по городку, неоднократно возвращаясь на одно и то же место. Тогда, выбившийся из сил, он звал Савраску, и Савраска неизменно –тыкдык-тыкдык-тыкдык – скакал на выручку своему товарищу. Друзей у них не появилось – здесь никто не говорил на сангрине, Савраска не знал английского, а Генидка ограничивал свое общение, чтобы случайно не обнаружили их истинное лицо. Единственным, кого он не опасался, был старый коричневый лобстер, живший в витрине-аквариуме одного из пабов. «Здравствуйте, уважаемый Лобстер», - почтительно обращался к нему Генидка с заглавной буквы всякий раз, когда они проходили мимо. Лобстер молча шевелил своими длинными усами, узнавая их, и Генидка мысленно разговаривал с ним. Еще здесь жили кошки. Все мальтийские кошки, независимо от погоды, были необыкновенно грязными. По утрам из подворотни дома напротив отеля, где жили друзья, выходил Мальтийский Котик. Был он большим, серым в темную полоску, довольно чистым, и без хвоста. Появлялся этот котик на улице всегда в одно время, и по нему можно было сверять часы. Но, поскольку Савраска с Генидкой собственных часов не имели, они и использовали Мальтийского Котика в качестве таковых, причем сам Мальтийский Котик об этом не догадывался. И совесть Генидки в этот раз осталась спокойна – он решил проблему отсутствия собственных часов, не присваивая себе чужих! Валетта. Многим знаменита Мальта. Мальтийский архипелаг очень древний - он появился почти семь тысяч лет назад. Развитие цивилизации началось здесь с тех пор, как с материка пришли финикийцы. Неизвестно, от них ли произошли финики, хотя на Мальте они не растут. Зато известно, что «фенек» на мальтийском языке, который едва ли проще сангрина, означает «кролик». И Фенек здесь - распространенная фамилия, так же, как Борг и Бузатиль. Можно подумать, что население Мальты сплошь состоит из родственников – Боргов и Бузатиллей. Хотя, вероятно, так оно и есть – во всяком случае, из родственников дальних. Мальтийцы коренасты и смуглы. Мальтийки, в большинстве своем, очень полные, иногда до чрезвычайности. В Гиподжеум -музее древностей- Савраска и Генидка видели терракотовые статуэтки женщин. Одна из них называлась Фертильной Богиней, а другая была Спящая Леди,она возлежала на крутом боку, подложив под голову согнутую руку. Обе женщины отличались необъятными в объеме бедрами и бюстом, и обе они олицетворяли Духов – Хранителей Мальты. Древние мальтийцы в своей религиозности отличались необыкновенной практичностью: фигурки богов-хранителей они делали из глины безголовыми; голова же изготавливалась одна на всех, и ею увенчивалась фигурка того бога, чей праздник отмечался. Знаковый эпизод мальтийской истории связан с пришедшими сюда рыцарями-иоаннитами. Они вели в Палестине войны за гроб Господень и владели несметными богатствами. Здесь они основали Мальтийский Рыцарский Орден. Их символ хорошо известен– это восьмилучевой крест, который во всем мире называют мальтийским. Позднее, после победы над турками и снятии первой осады Мальты, Великий Магистр Жан де Валетт основал тут город-крепость, ставший столицей Мальты и носящий в честь своего основателя имя Валетта. Почти все автобусы на Мальте начинают или заканчивают свой маршрут в Валетте.Вот и мои странники отправились в Валетту на автобусе. Это стало возможным благодаря найденным Савраской нескольким лимам, оставленным кем-то в ящике стола их номера в отеле. Мальта без автобусов - что Париж без Эйфелевой башни. Это оранжевобокие блестящие форды или доджи, которые ездят всегда с открытой передней дверью – из-за жаркого лета. Движение на Мальте левовостороннее, как и в Великобритании, чьей колонией Мальта была до обретения независимости. Если не знать особенностей левостороннего движения и ожидать автобус на правой стороне дороги, как в большинстве стран мира, то такое ожидание может стать вашим основным занятием на долгое время. А если идти по левой стороне дороги в намерении контролировать движение идущего навстречу транспорта, то идти вам придется задом-наперед. Друзья впервые ехали в автобусе, и это приключение доставило им немало удовольствия. Было интересно наблюдать за дорогой и за пассажирами. Свежий ветер, врывавшийся в салон через открытую дверь, ерошил им гривы, путешественники раздували ноздри и фыркали от удовольствия, не боясь быть замеченными, потому что фыркали они на сангрине. А сангрина здесь никто не знал. Площадь перед входом в Валетту, где останавливаются автобусы всех мальтийских маршрутов, интересна огромным фонтаном с медными фигурами русалов – так друзья окрестили фантастических существ - тритонов с рыбьими чешуйчатыми хвостами и человеческими туловищами. Словно мистические стражи Валетты, они застыли в необычных позах, немо взирая на пришельцев. Валетта устремлялась вниз, к Боьшой Гавани, несколькими длинными улицами, местами, крайне узкими, словно ущелья между стенами зданий. Савраска с Генидкой плыли по этим улочкам, слившись с потоком многочисленных туристов, смешиваясь с текущим навстречу таким же потоком. Они вышли к береговым стенам укреплений, возвышавшимся над морем, которое в этот день было необычайным, лазорево-синим, с висящими над горизонтом темными тучами, точно опаленными солнцем, расплавленным золотом истекавшим через разломы этих туч прямо в море. Савраска и Генидка вышли к небольшой круглой площади, на которой стояло сооружение из нескольких колонн. Поднявшись по лестнице внутри этого сооружения, они увидели вверху большой черный колокол, а прямо перед собой – еще одну часть этого мемориального комплекса – огромную, из позеленевшей бронзы, фигуру солдата с забинтованной головой, лежащего на спине, ногами к морю. Внизу, у подножья памятника, находилась сохранившаяся с войны турель артиллерийского орудия и чугунная доска с поэтической надписью, в переводе означавшей, примерно, «От восхода до заката мы будем помнить о вас». Друзья ничего не знали о той войне, в которой силы Добра и Зла столкнулись на земле. И ничего им не было известно об обороне Мальты. О ее страшных пушках, поражавших вражеские корабли на большом расстоянии. О мужестве выдержавших голод и бомбежки защитников Валетты, которые были спасены прорвавшимся сквозь шквал огня конвоем «Санта Мария», привезшим провизию и накормившим всю страждущую Мальту. Но, стоя здесь, у этого необычайного памятника, окрашенные проникшей в них синевой моря, они вдруг почувствовали себя такими же древними, как эти изжелта-зеленые крепостные стены. И вся книга Мальты развернула перед ними пестрые страницы, и странники увидели себя участниками некоторых событий большой истории этого острова. Души их воспарили ввысь и влились в единую мировую душу, и друзья поняли, что с этих пор ничто и никогда не сможет их разъединить.Савраска и Генидка пребывали в торжественном молчании, словно утверждая эти молчанием, как печатью, незыблемость клятвы, не произнесенной, а словно рожденной их единой душой – клятвы помнить и любить этот остров, эту полную приключений жизнь и друг-друга. «От восхода до заката мы будем помнить о вас»… И мы никогда вас не забудем. Десятый утренний выход Мальтийского Котика… Этот выход оказался для наших друзей прощальным, положив начало отсчета последнего дня пребывания наших путешественников в отеле «Сент- Пол». К вечеру того же дня они оказались на улице, без еды и питья, без крыши над головой, без денег и без четких планов не только на будущее, но и на настоящее. Савраске снова стало страшно. Генидка попал в эту волну страха и самого его охватило беспокойство. Им хотелось бы уехать с острова, но они не представляли себе, как это сделать. Еще в отеле они узнали, что с острова Гозо идет паром в Италию. Но для парома нужны не только деньги на билеты, нужны еще документы с визами – ведь их принимают за туристов. А если вернуть себе истинное лицо, так лошадей на паром ни за что не пустят. Савраска и Генидка поняли, что оказались пленниками острова. Мало того, ситуация поставила их на грань выживания. И пока ясно было только одно: чтобы выжить, необходимо найти средства для пропитания и кров. -Что же нам делать?! – в отчаянии вскричал Савраска. -Бадуанить, - ответил Генидка, стараясь сохранять уверенный тон. -Что-о? – недоуменно протянул Савраска. -Делать китайскую гимнастику Бадуан-цзин. * * * Вечером туристы и жители городка увидели на набережной залива Сент-Пол Бей, у самой кромки прибоя, две странные фигуры, совершавшие никому непонятные телодвижения. Постепенно возле Савраски и Генидки стали собираться любопытные англичане.Они задавали вопросы, и Генидка рассказывал о чудодейственных свойствах китайской гимнастики Бадуан-цзин, всего восемь упражнений которой могли излечить от многих недугов, а если делать их очень и очень долго, то наделить сверхспособностями и даже даровать бессмертие. Генидка предложил англичанам краткий курс китайской гимнастики, обещая за небольшую плату научить их всем восьми упражнениям. Несколько человек согласились, и вот, у наших странников появилась работенка, а с нею и средства к существованию. Пусть небольшие, но их хватило, чтобы снять номер на один месяц. Правда, уже не в отеле, а в более доступных по цене апартаментах Фрэнка Фенека. Произошло это благодаря некому событию. Вечером пошел дождь, и друзья укрылись в одном из баров. Заказав кофе Генидке и сладости Савраске, они присели за столик и обдумывали дальнейший план действий. -Ты хочешь пи-пи? – спросил Генидка довольно громко, как всегда на сангрине, которому он понемногу обучал товарища. Все присутствующие не обратили внимания на незнакомый язык – мало ли на Мальте иностранцев! – и только сидевший за соседним столиком мальтиец внезапно обернулся и уставился на друзей. Странники поначалу испугались, подумав, что их раскрыли. Но позже выяснилось, что «пи-пи» было единственным, что знал на сангрине мальтиец по имени Фрэнк. О самом сангрине он знал столь же мало. Вся эта, доступная ему, информация была почерпнута из журнальной статьи, в которой что-то едва вразумительное лепеталось о единорогах. Фрэнк предложил своим новым знакомым поселиться в апартаментах, и те с радостью согласились. Проблема жилья была решена. Оставалось решить проблему работы, поскольку они остро нуждались в еде, отдав Фрэнку все набадуаненные деньги. Но найти работу на Мальте оказалось делом нелегким. Сезон еще не начался, и местные отели пока не нуждались в работниках. Друзья страдали от голода. По ночам они выходили на улицу и шли к тому дому, из которого по утрам появлялся Мальтийский Котик. У дверей стояла принадлежащая ему миска, в которой всегда оставалась какая-нибудь еда – видно, хозяева так часто наполняли миску пищей, что Мальтийский Котик просто не успевал все поедать. Стесняясь своего положения, мучаясь угрызениями совести, мои бедные странники под покровом ночи подбирались к миске и принимались есть. Но на самом деле приемом пищи назвать это было нельзя. Каждый, скромно сторонясь, старался взять поменьше себе, чтобы товарищу досталось побольше. Но так поступал каждый из них, и в результате еда в миске оставалась почти нетронутой, а мои странники отправлялись домой, поджимая животы от голода. Было ясно, что долго они так не протянут. Положение спас… кто бы вы думали? Жеребенок Лю. Так уж повелось, что ключевые события в савраскогенидкиной жизни происходили неожиданно. Вот и очередное внезапно ворвалось в монотонную стылость голодных дней возгласом Савраски, наткнувшегося на афишу у одного из отелей. Афиша сообщала, что сегодня в полдень на ипподроме состоятся скачки. Друзья решили отправиться туда, надеясь получить если не поддержку, то полезную информацию от местных лошадей. Все это время путники не переставали беспокоиться о судьбе жеребенка, и теперь Генидка предположил, что таким образом они могут выйти на его след. Поэтому он почти не удивился, увидев в загоне для молодняка знакомую фигурку. Савраска же от радости высоко подпрыгнул, едва не лягнув проходящего мимо жокея. Они подошли к загону, и тут уж все трое дали волю ржанию и слезам радости. Выяснилось, что Лю устроился прекрасно. Его действительно определили в школу верховой езды, и он успел уже многому научиться, но в скачках пока не участвовал. Жеребенок с воодушевлением рассказывал друзьям о своих успехах, о новых друзьях, появившихся у него здесь. Кормили лошадей школы отменно, и обращались с ними хорошо. Лю помог друзьям пробраться к нему в загон и угостил свежим овсом, которого здесь было изобилие. Все трое не могли нарадоваться встрече, и огорчало их лишь то, что завтра жеребята вернутся в школу, закрытый режим которой не позволит им видеться с друзьями. Но не только разлука тяготила сердца товарищей. Лошадиный мир полон слухов, лошади умеют разговаривать с Космосом и с жителями параллельных миров, откуда и узнают о многих событиях, в том числе о еще не произошедших на земле. Лю рассказал своим старшим товарищам о внутренних, таинственных, можно сказать, эзотерических проблемах Мальты и ее населения. Многие считают, будто исключительно человек, как высший представитель всего живого на земле, влияет на ход развития планеты. Но это не совсем так. В не меньшей степени влияют на него все живые объекты Природы (а они все – живые), из которых в мире животных главными связными с Космосом являются лошади, коровы, кошки, собаки и еще дельфины. И вот, поскольку деятельность человека всегда выражается результатами в видимом, материальном мире, по этим результатам принято считать роль человека главной. А между тем, существует еще мир тонкий, невидимый обычному глазу, и все происходит в нем прежде, чем потом произойдет на земле. Потому, из этого мира можно получать информацию о грядущих событиях, что очень хорошо умеют лошади. Раньше люди использовали эти лошадиные способности, и были более успешны в своих делах на земле. Но со временем человек начал выделять себя из Природы, постепенно утрачивая связь с ее мирами. Так было прекращено сотрудничество с лошадьми, был забыт священный диалект сангрин, а затем и обычный лошадиный язык. Эгоцентризм человека сослужил ему плохую службу, побудив нарушить один из главных законов Вселенной – Закон Единства. «Вас много, но вы едины» - гласит этот закон. Он означает, что жизнь мыслящего существа основана на гармоничном взаимодействии принципа всеобщности и принципа индивидуальности; поэтому, проявляя дарованную Творцом свободу воли, мыслящее существо должно учитывать, что оно является частью огромной Вселенной, в которой все существа равноценны и суверенны, и нарушая эти принципы, мыслящее существо может вредить всей Вселенной… частью которой оно является, а это значит, что вредить оно может самому себе. Теперь понятно, что когда некоторые говорят о наказании свыше, это неправильно, поскольку, нарушая основные Законы Вселенной, они наказывают себя сами. Тонкий мир интересен еще тем, что мыслящее существо, которое умеет в этот мир проникать и с ним взаимодействовать, может влиять на события в мире видимом. В царстве лошадей такими существами были единороги, потому они и почитались священными животными. Когда на земле человек своими делами нарушил Законы Вселенной, и в противоборстве сил Света и Тьмы создалась критическая ситуация, возникли условия, в которых жизнь единорогов на этой планете стала невозможной, и они исчезли с лица Земли, переместившись на свою родину, имя которой Сангрин. Связь с единорогами была полностью потеряна, поскольку доступна она только мыслящему существу, обладающему способностью контакта с Космосом, но люди, в большинстве своем, пока еще недостаточно хорошо умеют разговаривать с Космосом, а лошади, в своем большинстве, не умеют мыслить. Что касается острова Мальта, то место это необычайное. Когда Первотворцом и Силами Вселенной создается планета, она некоторое время сохраняет прямой канал связи с миром Первотворца, в виде энергетической пуповины. Затем этот канал отключается, чтобы планета и все живое на ней могли развиваться самостоятельно. Остается на теле планеты такое место, как «пупок» у человека. Отсюда пошло название «пуп земли». Так вот, ученые не без оснований полагают, что для планеты Земля этим пупом является остров Мальта. Существует четыре дня в году, когда энергетическая пуповина восстанавливается на короткое время, чтобы Земля получила из мира Первотворца, необходимую для своего дальнейшего развития информацию. Эта информация священна, ее искажения недопустимы ввиду особой жизненной важности, и защитить ее от порчи и утечки в лагерь сил Тьмы может только канал Первотворца – энергетическая пуповина Земли. В такие дни остров включается в один из ключевых актов космической мистерии и буквально купается в потоках любви, ниспосылаемых Первотворцом и Фертильной Богиней – Духом- хранителем Мальты. Восстанавливается связь с миром Первотворца, включая область Сангрин. Тогда активируется глубинная коллективная память лошадей, и они все это время могут общаться с единорогами, получая необходимую для своего дальнейшего развития информацию. И вот, в этом отлаженном космическом механизме стали возникать сбои. Точнее, не в нем самом, а на уровне принимающей стороны. Информация из миров Света вначале прекратила поступать, а затем стала заменяться какой-то несусветной белибердой. В связи с этим начали происходить разные неприятности в жизни острова, которые распространялись на всю планету. Люди ничего не могли понять, а вот лошадям стало кое-что известно. Однажды вечером, отдыхая после тренировки, жеребенок Лю вдруг почувствовал легкое дуновение ветерка, и вслед за тем, будто мотылек мелькнул перед глазами. Неожиданно прозвучал тонкий мелодичный голосок, и Лю увидел кружащуюся в воздухе малюсенькую девочку с крылышками. -Кто ты? – спросил Лю. -Я – Электрическая Девочка, - ответила незнакомка, кружась у него перед глазами.- Из страны эльфов. И Лю узнал, что на Мальте живут такие вот девочки, размером с Дюймовочку, с серебристыми прозрачными крылышками, наподобие стрекозиных. Электрическими они называют себя потому, что для работы своих крылышек используют электрическую энергию, которую получают из естественных источников.Вы, конечно знаете о природном явлении, которое в мире людей называют огнями Святого Эльма. Так вот, эти огоньки на мачтах и атненнах кораблей в море зажигают такие вот девочки с крылышками. Электрическая Девочка рассказала Лю, что перекрывает канал и мешает им общаться с Космосом местный магнат по имени Иут Пкуут. Стремясь к мировому господству, Иут Пкуут с помощью черной магии вторгся в мир эльфов, откуда сумел подключиться к энергетической пуповине Земли и стал замыкать поток космической информации на себя. Взамен он выбрасывал в пространство собственную негативную энергию. Это повлекло к загрязнению тонких слоев острова, а над миром девочек-эльфов нависла угроза уничтожения. Единственно чего не удавалось Иут Пкууту, так это подключится непосредственно к каналу Сангрина с его совершенной защитой. Чтобы получить доступ к этой информации, Пкууту нужна была генетическая карта сангринца – для того, чтобы использовать его родовую информацию. Если ему удастся эту информацию заполучить, Пкуут станет, буквально, демоном зла, сверхвозможности которого позволят установить полный контроль над Землей во всех ее мирах. Девочки-эльфы обращались к Фертильной Богине за советом, что нужно сделать, чтобы избавить страну от опасности. Ответа долго не было, затем через оракула на острове Гозо он был получен, но не понят. «Действие одновременно в двух мирах принесет спасение»,- так звучал, переданный оракулом острова Гозо ответ. Девочка с крылышками, которую звали Алис, плакала, рассказывая это жеребенку Лю. Эльфы были беззащитны и прислали ее предупредить лошадей и призвать их к сотрудничеству. Жеребенок поделился со взрослыми лошадьми в школе и от них узнал еще более страшные вещи. Иут Пкуут выискивает коней с сангринской генетикой, устраивая специальные лошадиные скачки. Это потому, что сангринца безошибочно можно узнать именно в скачках. Такие состязания Пкуут превращает в изощренные истязания, и многие лошади гибнут, или становятся калеками, которых убивают потом на бойне. Правительство острова ничего об этом не знает, так как все происходит на частном ипподроме Пкуута, а бойня спрятана в его подземном дворце на острове Комино. Страдания лошадей необходимы мучителю, поскольку во время истязаний у жертвы изымается энергетический потенциал. Энергия направляется на подпитку демона Фэ - созданного Пкуутом информационного антипода Фертильной Богини.Когда демон наберет достаточно силы, Пкуут с его помощью будет пытаться уничтожить Фертильную Богиню, чтобы завладеть островом на всех возможных уровнях бытия. * * * Из рассказа Лю друзья поняли, что положение жеребенка небезопасно, ведь выпускники школы верховой езды тоже принимают участие в таких скачках, и жеребенок, когда подрастет, может попасть в их число. Мало того, в опасности весь остров, и с ним – целая планета! Генидке стало понятна взаимосвязь событий, участниками которых им суждено стать. Получалось, что спасение лошадей непосредственно связано со спасением острова. И виделось Генидке, что некому это совершить, кроме них. Как это сделать, и под силу ли им с Савраской, он не ведал. Но понимал Генидка, что Судьба поставила их перед выбором: погибнуть вместе со всеми, или, спастись. Но спастись оказалось возможным, только спасая других. Снова лошади. Генидка решил, что следует оставить жеребенка в школе, пока у них не будет плана дальнейших действий. Савраска согласился с ним. Скрепя сердце, друзья простились с Лю и отправились восвояси. По пути Савраске захотелось сладенького. Хотя средства их скудели, Генидка решил зайти в один из пабов и угостить друга. Конечно, из любви к Савраске, но и не только - дело в том, что без сладостей Савраска обыкновенно становился раздражительным, постоянно брюзжал по поводу своей правой передней, срывался по пустякам, что непременно сказывалось на настроении Генидки. Да и сам Генидка в последнее время стал все чаще нуждаться в кофе для стимуляции собственной интеллектуальной деятельности. Гром разразился над головами моих друзей внезапно. - Мистер Борг, к нам лошади пожаловали! – завопил кто-то, едва путники вошли во дворик паба. Генидка мгновенно понял, что камуфляж больше не работает, а это значит, что их энергетический уровень снизился до критического – вероятно, все-таки сказались последствия недавних испытаний. Итак, в глазах местного населения путники теперь выглядели обычными лошадьми. Мальта – рабочая страна, поэтому участь странников скоро была решена. Да, их вновь ожидала работа, но на этот раз повезло больше. Лошадей определили катать детей в Мдине. Мдина. Мдине - древняя мальтийская столица, ей две тысячи лет. Если Валетта – административный центр, то Мдину можно считать центром духовно- эзотерическим. Генидка сказал, будто чувствует, что именно над Мдиной витает дух Фертильной Богини. Мдина расположена на холме посреди Мальты, окруженная неприступными крепостными стенами. Собственно говоря, небольшая площадь внутри этих стен, и есть сам город. Внутрь ведут всего два входа – Мдинские Ворота и Греческие Ворота. Потемневший камень строений изъеден временем, ветром, дождями и солнцем так, что больше походит на пемзу, края резного антаблемента утратили четкость, придавая некую воздушность башням с куполами, отчего Мдина кажется растворяющейся в прозрачном воздухе. С площади Tas-Sur открывается живописная панорама, в ясные дни позволяющая охватить взглядом, кажется, всю территорию острова. Отсюда отчётливо виден храм в городе Моста, одно из наиболее величественных зданий Мальты. Городскую площадь устилают желтоватые каменные плиты. Такими же плитами вымощены узенькие улочки, идущие от центра площади и пересекающиеся другими улочками, стиснутыми с боков стенами зданий. В солнечные дни облик Мдины контрастен: ее здания и площади то добела высвечены солнцем, то погружены в глубокую тень узких улочек меж кажущимися высокими из-за стенами домов. Мдина насквозь продуваема всеми ветрами, ее по-горному свежий воздух постоянно в движении, и это несколько оживляет мистический покой города, который здесь называют Город Молчания. Пришедший сюда, всякий раз испытывает необычное состояние умиротворенного одиночества, словно становясь частью самой Мдины. Хотя в городе постоянно блуждают туристы, Мдина кажется почти безлюдной – так она устроен; куда бы ты ни шел, часто кажется, что ты здесь абсолютно один; пространство города словно поглощает тебя, а время здесь будто останавливается. Савраска с Генидкой, запряженные в легкий кабриолет, украшенный лентами и цветами, катали детей проживающих в местных отелях туристов. Работа не была тяжелой, им нравилось слышать детский смех и пение, ощущать прикосновения детских ладошек к своим головам. Особенно был доволен Савраска, которого щедро угощали печеньем и другими сладостями, чего совершенно не выносил Генидка. Но и на его долю выпада радость. Во время обеда их возничий, молодой мальтиец с серьгой в ухе, уходил домой, а лошадей распрягал, потому что вели они себя смирно, решив не повторять попыток бегства в прежнем варианте, а найти новый и действовать наверняка. И вот Генидка, иногда с Савраской, а иногда водиночку, потихоньку пробирался в Мдину, где бродил по улочкам, изучая местные достопримечательности. Пребывая здесь в одиночестве, он не раз терял ориентировку, но, не призывая на помощь Савраску, старался найти дорогу самостоятельно. Это удавалось, когда Генидка полностью отпускал ситуацию и брел наугад. И тогда ноги сами собой приводили его неизменно к одному месту. Это была обыкновенная дверь в стене здания, возвышающегося над узенькой булыжной улочкой. Дверь выглядела очень старой, такой же старинной была дверная ручка из позеленевшей меди с огромной замочной скважиной. Над дверью висела табличка с номерным знаком этого дома. «Номер восемь», - прочитал Генидка. Он понимал, что Вселенная посылает ему знак, но не умел пока расшифровать его значения. Спустя некоторое время, Савраска, которого вновь охватило беспокойство о жеребенке Лю, стал поторапливать с побегом. -Почему мы ничего не можем придумать? – все чаще задавал он вопрос.- И почему мы не можем снова стать незаметными? - Вероятно потому, что потеряли созвучие Вселенной, не живем в соответствие с ее законами, -отвечал Генидка. - Мне стало понятно, - продолжал он, - все оттого, что мы вновь стали беспокоиться о будущем, а также о жеребенке. Мы нарушили тем самым Закон непривязанности. -Но как же можно не беспокоиться о жеребенке, ведь он еще маленький и не может без помощи взрослых! - возражал Савраска. – А какие еще законы нужно исполнять, чтобы у нас все получилось? - Все не так уж плохо, - рассуждал вслух Генидка.- Есть Закон намерения и желания, и его мы выполняем, поскольку желание наше определено, и есть намерение его исполнить. Но этот Закон смыкается с еще одним - Законом непривязанности. Здесь мы снова должны понять, что неопределенность – дорога к свободе. В неопределенности – мудрость, через которую определяется безопасность и стабильность. Надо принять ситуацию такой, какая она есть. Что мы и сделали, отказавшись от побега в прежнем варианте. И, посмотри, нас не держат на привязи и не стреноживают. И никто не собирается нас подковать! Чтобы идти дальше, надо отказаться от беспокойства. -Но жеребенок! Что же, мы должны отказаться от него?! – вновь запротестовал Савраска. -Никто не призывает отказаться от малыша. Следует отказаться от беспокойства за судьбу малыша,- продолжал Генидка.- И тогда ему там, на чужбине, станет легко и безопасно, а нам Вселенная даст подсказку, как быть дальше. Ведь я уже нашел инструмент, с помощью которого можно открыть любую дверь. Осталось только понять, как им пользоваться. -Что же это за инструмент? –встрепенулся Савраска. -Мдина. Закон поля всех возможностей. На следующий день, с самого утра, Савраска долго молчал, а потом вдруг произнес: - Мне все время кажется, будто ты считаешь себя выше, хотя и не относишься ко мне свысока. А я от этого чувствую себя этаким хамоватым простофилей, и мне с этим никак не смириться. -Но это ведь не так, - поспешил успокоить его Генидка.- Просто мы разные. У каждого своя задача, хотя Судьба свела нас и сделала неразлучными. Просто сложилось так, что я знаю немного больше. Точнее, знают все, в глубине своего существа, одинаково, ведь знание истинное – едино. Вот только не все умеют обращаться к этим своим глубинам. Нам дано время не просто для дружеских отношений, нам надлежит научиться этим истинам, применяя их на практике. И потому ты, о Савраска, прими меня таким, какой я есть, не анализируя. Как и я принимаю тебя со всеми твоими особенностями. Это означает, что я тебя люблю. Любовь, о Савраска, всегда безусловна. Почему? Потому, что Любовь и есть Истина, а Истина безусловна, она существует вне зависимости от наших о ней суждений. Савраска внимательно слушал, свесив гриву. Генидка, воодушевленный его вниманием, продолжал: - Так же, как внешнее равно внутреннему, так верх равен низу, а левое равно правому. Как утверждают древние учения, те, кому удается соединить это в своем сознании, становятся просветленными. Савраска попросил разъяснить значение сказанного. - Это означает, что нет ни высокого, ни низменного ни в ком и ни в чем. И я, и ты – все одно, мы различаемся лишь в субъективной оценке друг- друга, а для Истины мы – без различий. Так же о левом и правом. Кто-то считает себя правым, значит – другого – неправым. И наоборот. А на деле, с позиции Истины, нет правых и неправых, поскольку Истина едина. Истина – есть Истина. Ну, а о том, что внешнее равно внутреннему знают уже дети: вокруг нас происходит именно то, что внутри. Только внутри мы часто не осознаем того, что происходит, даем оценки с позиций своего представления об Истине, которое чаще всего от Истины находится довольно далеко – так же далеко, как от нас Сангрин. И оттого мы не понимаем своих ошибок, которыми сами себе создаем препятствия, обвиняя при этом окружающих. Миру это не нужно, и он подает нам сигналы о наших ошибках. А поскольку мы глухи к своему внутреннему голосу, у мира остается единственный выход – сигналить извне. Поэтому, когда нам больно, мир дает понять, что какой-то своей ошибкой мы причиняем боль ему. Вот почему не стоит оценивать события с точки зрения «хорошо- плохо». Лучше вообще не оценивать. И только прекратив оценивать, начинаешь понимать, какая прекрасная штука жизнь. Это значит, ты выполняешь Закон непривязанности, наслаждаясь неожиданными поворотами и магией жизни. Тогда препятствия, которые неминуемо возникают на пути, пока еще не все Законы выполняются с легкостью, не рассеивают твоего внимания. Настоящее принимается безусловно, и в таком настоящем желания ориентируются на будущее. Концентрация на настоящем приводит к гармоничному общению с Природой. Общаясь с Природой, мы наблюдаем за разумом Вселенной. Общение с Природой выводит нас на тонкие ее уровни, а желания с тонкого уровня более сильны – их осуществляет сама Вселенная. И вот, дорогой Савраска, мыслящее и одухотворенное существо и есть тот самый философский камень, в поисках которого люди бесплодно потратили уйму времени. Бесплодно потому, что искали не там. Сам человек и есть великий маг. И мы с тобой, вдвоем – маги. Мы дополняем друг-друга. И мы нашли Мдину, которая есть инструмент Природы. С помощью Мдины мы должны исполнить еще один закон – Закон поля всех возможностей, - сказал Генидка в завершении своей тирады. - Но почему Мдина? Почему не Валетта? Не Сент-Пол? – спросил Савраска. -Потому, что именно Мдина имеет незримый энергетический канал связи с Дальним Космосом и, как я догадываюсь, с моей родиной Сангрином. Наверное поэтому здесь такие необычные условия. Ты заметил, что время в этом месте будто останавливается? Так вот, это не «будто», это на самом деле так – я проводил опыты, отмечая время по часам вон на той башне. Получается так же, как внутри египетской пирамиды, только здесь все – на свежем воздухе и среди природы! - И еще здесь есть кое-что, но мне это пока не открылось… - задумчиво-загадочно добавил Генидка. За таинственной дверью. Он снова ходил в Мдину, и снова сбивался с пути, и вновь ноги сами приводили его к таинственной двери со старинной ручкой и скважиной для огромного ключа. Обычно Генидка уходил, не оборачиваясь, а в этот раз что-то словно позвало его, что-то очень родное и давно знакомое. И он обернулся… За спиной никого не оказалось. Только номерной знак над дверью привлек генидкино внимание, словно именно оттуда исходил беззвучный зов. На номерном знаке – Генидка не поверил глазам – была цифра… точнее, цифры – «1942»! И тут же невидимая сила, совсем как та, что поднимала их в полет, повлекла Генидку к двери. Дверь была плотно закрыта и, судя по всему, заперта. Генидка отважился постучать, но едва он коснулся двери, та с неожиданной легкостью приотворилась. Генидка просунул голову внутрь и ничего не увидел в глубоком полумраке, кроме слабого свечения в отдаленном углу огромной комнаты. Он вдруг почувствовал себя так, будто вернулся домой из долгого путешествия. И Генидка спокойно и без всякого стеснения вошел внутрь. Постояв немого и привыкнув к освещению, он стал различать некоторые предметы. Собственно, предметов здесь было немного. По периметру огромной и совершенно пустой комнаты тянулась узкая каменная лестница, поднимавшаяся, вероятно, к самому потолку, неразличимому в сгущавшемся наверху мраке. У ближней стены из неглубокой ниши торчала рукоятка, напомнившая Генидке о чем-то очень неприятном. В дальнем углу находился камин, от тлеющих углей которого и исходило замеченное странником легкое свечение. И вновь Генидка почувствовал, будто был здесь когда-то, и его связывает с этим местом что-то родное. Потоптавшись немного, он подошел к лестнице и стал подниматься по ней наверх. Путь его лежал в неизвестность и отмечался мерным цокотом копыт по каменным ступеням, эхом отзывавшимся где-то в вышине, у невидимого потолка. Восхождение закончилось неожиданно: генидкина голова встретила преграду на пути, преграда поддалась, и тут же в ноздри пахнуло свежим воздухом Мдины, а глаза ослепило солнечным светом. Генидка вылез на крышу и ощутил себя повисшим между небом и землей. Сверху он видел площадь с малюсенькими точками-фигурками людей, а вон и Савраска стоит, один-одинешенек. Поле за крепостной стеной простиралось вдаль, а от самой стены спускался склон, заканчивающийся рвом. Росшие там деревья имели извилистые, наклоненные в одну сторону стволы с протянутыми вверх узловатыми ветвями. Они напоминали бегущих с простертыми к небу руками людей, внезапно остановленных какой-то колдовскою силой. Ничего примечательного не было на крыше. Ничего примечательного, кроме свиду обыкновенной водосточной трубы. При более пристальном изучении труба оказалась не совсем обычной. Она была изящна, как старинный самовар. Впрочем, труба напоминала больше не самовар, а некий гигантский музыкальный инструмент, вроде саксофона.Сходство усиливали выделявшиеся на фоне почерневшего металла латунные заплаты, точно саксофонные клапаны. Генидка щурил глаза, силясь разглядеть, каким образом труба крепится к стене, и ничего не мог понять – труба казалась висящей в воздухе. Являясь частью строения, она в то же время обладала признаками независимого объекта. Генидка осторожно качнул раструб-дождеуловитель с резной кромкой – труба не пошатнулась, лишь отозвалась шелестом старого металла. - И-и!.. – сказал Генидка в раструб, и готов был поклясться – звук упал в недра трубы, будто каменный. Приложив ухо к раструбу, Генидка услыхал глухую тишину, словно труба была закрыта с противоположного конца. -Ти-и,- тоненько пропел он в трубу, и неожиданно она отозвалась тихим «та-а». Генидку осенило. Он собрался было проверить свою догадку, но вдруг задул мистраль и небо заволокло невесть откуда взявшимися тучами. А часы на башне, которые считались безнадежно сломанными и молчали уже триста лет, вдруг отбили время. Генидка вспомнил, что их возничий должен вот-вот вернуться, и у оставленного им Савраски могут начаться проблемы. Он поспешил назад, спустившись по странной лестнице, вышел из помещения, плотно затворив за собою дверь. Уходя, он обернулся, бросив взгляд на номерной знак, на котором на этот раз оказались цифры «2012*». Генидка ухмыльнулся мелькнувшей у него догадке мудрой и чуть ядовитой от сознания собственной незаурядности вольтеровской ухмылкой. Он уже понял, как работает новый, открытый им инструмент, которому, возможно, предстоит стать музыкальным… и не только. Экстренный выпуск. В школе верховой езды царило оживление. Неожиданно местному магнату потребовалась большая партия лошадей. Школа не могла выполнить заказ полностью, и администрация решила вместе со старшей группой выпустить среднюю, куда недавно был переведен жеребенок Лю. Лошадей вымыли и тщательно выскребли их бока. Хвосты расчесали до шелковистости, гривы заплели в тонкие косички, а на шеи повязали атласные ленты. К табуну старшей группы подвели жеребят экстренного выпуска. Старшие приветствовали молодняк дружным ржанием. - Сейчас вы попрощаетесь со школой и ее наставниками, - сказал вожатый.- Потом вас погрузят в транспорт и отвезут к вашему новому хозяину. Я ничего о нем не знаю, нам только известно, что он владеет * 2012-й год – последний год календаря древних Майя, окончание нынешнего космического цикла Земли и точка перехода в новые энерго-информационные условия жизни (примечание автора). здесь ипподромом и устраивает большие скачки, в которых вы будете участвовать. Я верю, что все вы, в том числе молодые выпускники, не посрамите нашу школу. Подъехали грузовики, лошадей вывели и погрузили в кузова. Многие радовались новым переменам. Только жеребенку Лю было немного не по себе от какого-то тягостного предчувствия. Очень скоро они подъехали к воротам ипподрома. Лошади высадились и с удивлением увидели высоченные стены с колючей проволокой и пулеметами наверху. Незнакомые люди в кожаных костюмах ввели их внутрь. Глазам лошадей открылась обширная территория ипподрома с поросшим травой центральным полем. Удивляло также то, что здесь не было трибун. Но еще большее удивление и тревогу вызвала беговая дорожка, которую здесь называли «полосой препятствий». Лошади на крыше. В следующий раз, улучив удобное время, друзья пробрались в город, и Генидка повел Савраску к странной двери. Сегодня номерной знак над ней, как обычно, показывал «восьмерку». Генидка толкнул дверь, и та, как и в первый раз, приотворилась. Когда они вошли в комнату, Генидку вновь охватило знакомое уже чувство давней сопричастности этому месту. У Савраски такого чувства не возникло. Однако рукоять в нише ближней стены вызвала и у него неприятные ассоциации. - Может это выключатель?- спросил Савраска. -Не думаю,- ответил Генидка.- Рукоятка находится в поднятом положении, а освещения нет. - Давай опустим? – предложил Савраска. - Не стоит,- сказал осторожный Генидка.- Может быть, на обратном пути. Они поднялись по странной лестнице и вышли на крышу. Боявшийся высоты Савраска тихонько заржал. - Не ржать, - строго приказал Генидка. - Я не ргу,- смущенно проговорил Савраска. Генидка хотел, по обыкновению, поправить его еще несовершенный сангрин, но внимание путников привлекла водосточная труба. Она все так же казалась отделенной от стены, но в этот раз, вдобавок ко всему, покачивалась и будто слегка пульсировала, издавая тихий шелест старого металла. Прищурив глаза, можно было заметить, что в раструб дождеуловителя втягивается с заоблачной высоты, воронкообразно вращаясь, серебристая, почти прозрачная дымка… Затаив дыхание, путешественники наблюдали за этим странным явлением, пока Генидка не прошептал: - Так вот где утечка энергии из космического канала связи. Генидка подошел к самому краю крыши и, рискуя соскользнуть вниз, наклонился над дождеуловителем и вздрогнул от неожиданности. Из черноты на него смотрели выпученные оловянные глаза человечка с огромной головой, большими волосатыми ушами и коротенькими ножками в лаковых ботинках. Генидка понимал, что человечек находится на противоположном конце трубы, но воспринимался он Генидкой так, будто сидел прямо напротив. У Генидки не оставалось ни тени сомнения в том, что имя человечка ему известно. Да, это был Иут Пкуут, который подсасывал энергию из канала связи с планетарной системой Дальнего Космоса. Глаза их встретились. Генидке было трудно выдержать немигающий липкий взгляд Иут Пкуута. Они впились друг в друга каждый – всем своим существом, поняв, что начался поединок. И еще они поняли, что эта встреча готовилась очень и очень давно, а за их судьбоносным визави скрывается противостояние сил Света и Тьмы, и оно непременно закончится победой одного из них и гибелью другого. Генидка пододвинулся к самому раструбу и тоненько пропел: «Ти- и». Звук утонул в глубине. Прозрачная струйка над трубой вдруг исчезла - Иут Пкуут прекратил подпитку. В это время, как и в прошлый раз, небо внезапно заволокло тучами.Часы на башне пробили шесть раз, хотя их стрелки показывали половину первого. Иут Пкуут на другом конце трубы громко рыгнул. Генидка отпрянул и прижался к Савраске. Вместе они наблюдали, как, конвульсивно сокращаясь, труба выплевывает в пространство грязь, дрянь, обрывки газет, окурки, бутылки, консервные банки, гнойные бинты, сломанные протезы, трупы мелких животных и птиц, ссохшиеся презервативы, рваные башмаки, сорочки, лифчики и грязные дамские панталоны, песок и глину, увядшие цветы, вставные зубы, зачитанные книги, хлебные корки, фекалии, гнилую капусту, перья, проросший картофель, кровавые квачи, паклю, солому, прелую листву, пожелтевшие фото, использованные по нужде письма, сбритые с подмышек волосы, сломанные детские игрушки, зубные щетки и грязные расчески, тела ободранных собак, ампутированные конечности и удаленные миндалины. -Ty, lty,le, - произнес Генидка, прижав свою голову к Савраскиной. Савраска понял его без слов. Вместе они сконцентрировались на рое кружащейся в воздухе дряни, и спустя несколько секунд все это посыпалось обратно в трубу. Друзья услыхали, как на том ее конце кто- то поперхнулся и закашлялся. Генидка вновь заглянул в трубу и тихонько заржал от изумления. -Не рги, - вставил Савраска. Генидка не стал поправлять скверный сангрин, он был всецело поглощен открывшейся ему картиной. Геника, конечно, знал о существовании так называемых нижних миров, которые являются оплотом темных сил. Но ему они, конечно, не были доступны. И вот, перед взором Генидки – жутковатая величественность инфернального царства. Генидка увидел все объемно, будто находился внутри. Взор его проникал в недра Земли, где в черноте вечной ночи текли огнедышащие ручьи магмы. На их берегах высились невиданной архитектуры башни, мосты простирались над наполненными расплавленным металлом рвами у крепостных стен, а по этим мостам из широких ворот текли бесконечным потоком одетые в броню воины с оскаленными мордами чудовищ. Пропитанная гарью и запахом серы атмосфера подземного царства была наполнена мешаниной жутких звуков, состоявших из звериного рыка чудовищ и доносившихся из-за стен, полных ужаса воплей и стонов мучимых людей и животных. По стенам крепостей текли кровавые ручьи, образовывая в углублениях почвы озера, вокруг которых собирались монстры; они окунали в озера свои чудовищные рыла, опускали мерзкие хоботы и пили, лакали, втягивали в себя кровь, а вместе с нею – боль и страх, которыми была пропитана вся здешняя атмосфера. От тварей к центральной дворцовой башне тянулись энергетические шнуры: монстры выполняли роль насосов, качавших негативную энергию, питавшую демона Фэ. -Ты не узнаешь Мальту? – донесся из башни зловещий металлический голос, обращавшийся прямо в душу Генидки. Сердце Генидки сжалось. Он отпрянул от трубы и обернулся к Савраске, который тоже все это видел, но не собственными, а генидкиными глазами. - Надо бежать!- в ужасе вскричал он. - Мы не можем бежать, - сказал Генидка, которому тоже было не по себе.- Все, что ты видел, произойдет с Мальтой. Потом – со всей Землей. Они готовят захват. -Но ведь мы погибнем!- протестовал Савраска, объятый страхом. -Мы так или иначе погибнем. Но в одном из случаев есть шанс, погибнув, спасти других. - А… неужели нет шансов спастись у нас? – спросил Савраска, и в его голосе таяли последние нотки надежды. Генидка глубокомысленно молчал, так долго, что вечность для Савраски показалась мигом. -Может быть и есть,- ответил, наконец Генидка.-Если мы исполним еще один Закон Вселенной. -Какой?- спросил Савраска. -Ты постоянно задаешь очень точные вопросы,- саркастически заметил Генидка. – В том-то и весь фокус, что исполнить основной закон жизни можно, только погибнув. По крайней мере, в нашем случае. Савраска замолчал. Так же надолго, как перед тем Генидка. -Скажи мне, что это за закон?- произнес он. -«Aliis inserviendo consumоr»,- произнес Генидка на латыни. – «Светя другим, сгораю сам». Это старинный девиз врачей, приписываемый Ван Тульпиусу. Не имеет отношения к нашему ветеринару, угоревшему от спирта,- пошутил он. -Но почему мы, почему именно мы? – все не унимался Савраска. -Потому что мы, как и все живые существа, подчиняемся еще одному Закону Вселенной, который называют Законом Кармы. Я ведь рассказывал тебе, что карма – это связь причин и следствий, которые в своем сложном переплетении становятся взаимообусловленными. Но мы исполняем его, как и многие, чаще всего пассивно, отчего и попадаем в драматические ситуации, созданные следствиями наших ошибок, корни которых нередко скрыты от нашей памяти, потому что находятся в прошлых жизнях. Все эти ошибки происходят оттого, что в принятии решений большинство мыслящих существ руководствуется разумом. А надо руководствоваться не только логикой, но и чувствами, сердцем. И вновь мы возвращаемся к Закону непривязанности, исполнение которого в несуждении, следовательно в принятии мира и его объектов такими, какие они есть. А принятие настоящего – это залог успеха в будущем. -Получается, что девиз старинных врачей – это Закон отдавания?- догадался Савраска. -Lf,lf,lf! – в восторге воскликнул Генидка.- Ты умница! Точнее этот девиз объединяет два Закона, и последний из них, который мы должны исполнить… Генидка не договорил. Ударил гром, сильный мистраль сменился ураганным ветром, едва не сдувавшим друзей с крыши. Они увидели, как по черному от нависших туч морю прямо на Мальту движется эскадра. Быстро приближаясь, корабли открыли огонь. -Савраска, ты должен спуститься вниз и посмотреть на номерной знак над дверью. Не спрашивай меня больше, потом все поймешь, - быстро сказал Гегнидка. – Торопись, у нас мало времени. Помни об одном: ты должен действовать вместе со мной, но у тебя есть право свободного выбора. Ты также должен знать, что всегда можешь отказаться от своей миссии, но, когда выбор тобою будет сделан и действие начнет развиваться – ты уже не сможешь повернуть назад. Это все, что я обязан был тебе сказать. Генидка перевел дух. - И последнее, - продолжил он.- Тебе предстоит напрячь свои силы и вспомнить все, что ты успел постичь в этой жизни. Это поможет тебе научиться еще одному делу, которое нам очень пригодится сегодня. Игре на водосточной трубе… А теперь – беги вниз! И Савраска – тыкдык-тыкдык-тыкдык – поскакал по каменным ступеням. -1565! – прокричал он снизу. - Я так и думал, - сказал про себя Генидка. –19 мая 1565 года началась первая осада Мальты турками. Значит, темным удалось, управляя потоком времени, использовать его энергетику для захвата острова! Мы должны успеть до высадки десанта! Он лихорадочно искал решение, которое все не приходило. И тут вспомнилось, Кто оберегает остров. Генидка, задрав к небу мокрую от пота морду с вздувшимися от напряжения венами и расширенными ноздрями, с чувством произнес: «Матушка Земля, Великое Сердце Планеты, Дух Хранитель острова! Помогите нам!» Помощь пришла почти мгновенно. Они подняли вверх головы и увидели женщину, казалось, парившую в вышине, воздушную, почти прозрачную. Глаза их встретились с ее взглядом, полным материнской любви и сострадания. Генидке стало легче дышать, спало напряжение и в голове прояснилось. Они, оба одновременно, поняли, что необходимо делать. - По моей команде опусти тот рубильник, что на стене в комнате, - прокричал Генидка Савраске сквозь вой ветра. – А когда я исчезну с крыши, иди к трубе и играй! …что мне играть? – спросил растерянно Савраска, не знавший также, как ему играть. -Меня! – прокричал Генидка и полез на конек крыши. Остановившись на гребне конька, Генидка скомандовал другу: «Действуй!». Савраска вернулся в комнату. Подошел к стене. Из ниши торчала рукоять рубильника, и Савраска вдруг понял, почему при виде ее душу охватывал страх – рукоять была в точности такой, как на электрической бойне, с которой им не так давно удалось убежать. Все существо Савраски воспротивилось тому, что предстояло совершить. Ведь движение рукояти пошлет Генидку в иное измерение, откуда, как предчувствовал Савраска, он не возвратится! Это значит, что Савраска одним движением отправляет друга на верную гибель… Савраска застыл на месте. Перед ним в один миг пронеслась вся их с Генидкой жизнь – от первого знакомства с еще неназванным жеребенком до последнего генидкиного «действуй!». Савраска только теперь понял, чем был для него Генидка. И только теперь Савраска осознал, что такое любовь. Теплая волна нахлынула на него, растопив ледяной панцырь страха, сковавший савраскино сердце. «Все решения и поступки, исходящие из состояния любви, являются безошибочными, потому что Любовь есть Истина»,- вспомнил он слова Генидки. Тогда Савраска собравшись, вдохнул полной грудью, и произнес: «Я выбираю любовь». И, увидев вдруг открывшимся у него внутренним зрением, как Генидка оттолкнувшись от конька крыши, летит и медленно исчезает в жерле трубы, обливаясь слезами от щемящей сердце нежности и тоски, так же медленно опустил рукоять вниз… Смертельный марафон. Лошадей выстроили в несколько шеренг. Первыми стояли молодые жеребцы, среди которых был Лю. Им объявили, что предстоит марафонский забег, и победители будут отобраны для других состязаний на более высоком и почетном уровне. Далеко не все присутствующие лошади обладали способностью к осмыслению действительности, и потому табуну не было известно, что победителей в этом марафоне, возможно, не окажется. Однако, Лю и некоторые лошади, увидев ограждение и пулеметы на стенах, почувствовали скрытую опасность. Вскоре охватившее их беспокойство передалось всем. Лошадям вначале предстояло пробежать треть дистанции по обычной беговой дорожке, затем начиналась та самая «полоса препятствий», свернуть с которой уже не представлялось возможным, поскольку эта часть пути проходила между высокими стенами. Их поставили на старт. Начался отсчет времени. Затем прозвучал сигнальный выстрел, и лошади рванулись вперед, стремительно набирая скорость. Все было рассчитано так, чтобы табун уже не смог остановиться перед входом на «полосу препятствий», скрытую за небольшим поворотом в конце беговой дорожки. Приблизившись к рубежу, и увидев, что их ожидает, скакавшие впереди жеребцы громко заржали, и вместе с этим тревожным ржанием по всему табуну прокатилась волна страха. Идущая между стен дорожка на всем протяжении была густо усажена острыми стальными шипами. Страх сменился ужасом. И именно этот ужас, охвативший весь табун, не позволял остановиться и гнал лошадей вперед, навстречу мученической смерти. Жеребенок Лю бежал вместе со всеми, обливаясь слезами. Он вспомнил свой недавний полет вместе с Савраской и Генидкой. Вспомнилось прикосновение их теплых губ, внимательные ласковые генидкины глаза и хитроватый, скифский савраскин прищур. Захотелось прижаться к их мохнатым бокам, захотелось взлететь, как тогда, когда они спаслись от гибели на бойне. И вдруг он почувствовал ноздрями легкое щекотание, которое принял за встречный ветер, но потом Лю увидел маленькую знакомую фигурку Электрической Девочки, которая, подлетев ко входу на полосу препятствий, изо всех сил старалась привлечь внимание Лю, указывая на что-то, как он догадался, очень важное. Не столько острое зрение, сколько молодое чутье подсказало жеребенку, на что указывала Электрическая Девочка. То была узенькая, как лесная тропинка, полоса дорожки, свободная от шипов. На нее, на эту спасительную тропинку, указывала Алис. Лю понял, что никто кроме него не видит этой полоски. И он изо всех сил рванулся вперед. Ему, как на настоящих спортивных состязаниях, пришлось напрячь все силы, чтобы обогнать несущихся впереди, загипнотизированных ужасом, товарищей. Лю вырвался вперед на корпус почти у самого входа на полосу и успел крикнуть буланому, которого он обгонял: «Вытянитесь в цепь и бегите за мной! Передай дальше!». И тут же свернул на спасительную тропку. Беззвучное «лошадиное радио» передало всему табуну его слова, точнее, его мысли и лошади, объединенные инстинктом сохранения, усиленным массой табуна и экстремальной ситуацией, вытягиваясь в цепочку вселед за жеребенком Лю, скакали по узенькой полосе спасения. Вооруженные люди в кожаных одеждах, окружавшие поле ипподрома, были удивлены, когда на выходе с полосы препятствий показались, все до единой, лошади – целые и невредимые. Волна радости охватила весь табун, и именно она, сменив волну ужаса, руководила теперь дальнейшим движением лошадей. И именно она позволила жеребенку Лю, а вслед за ним и всем остальным, спастись, взлетев над внезапно открывшимся впереди обрывом. Хотя Алис, продолжавшая лететь впереди табуна, указывала на очередную, подстерегавшую их опасность, преодолеть ее не представлялось возможным по причине большой скорости движения. Стоило бы передним затормозить у кромки обрыва, как задние сметая их, сорвались бы с крутого берега вниз. И тут Лю услыхал неизвестную мелодию, зазвучавшую в пространстве, исходившую непонятно откуда. Он поднял голову и увидел женщину, казалось, парившую в вышине, воздушную, почти прозрачную. Глаза его встретились с ее взглядом, полным материнской любви и сострадания. Он, и вместе с ним весь табун, одновременно поняли, что необходимо делать. Жеребенок Лю поймал ушами, ноздрями, всем своим существом эту неизвестную ему, и в то же время знакомую мелодию, такую знакомую, будто он сам ее сочинил. У мелодии не было слов, но Лю где-то внутри себя услыхал знакомый голос, то ли савраскин, то ли генидкин, точно подпевавший: «Друг мой, мой друг…» Лю втянул эту мелодию в себя вместе с летевшим навстречу ветром, как бы нанизываясь на нее, на ее тонкую звучащую струну, пропуская дальше, заботливо передавая цугом бегущим вслед за ним товарищам. И вот, достигнув края обрыва, все они – вначале Лю, затем буланый, и все остальные стали подниматься над обрывом ввысь. Лошади летели по небу, окруженные золотистым роем крылатых девочек, перебирая копытами, словно продолжали начатый на земле бег. Люди на ипподроме завороженно наблюдали за этим явлением, даже не вспомнив о своих пулеметах. Им не была известна песня о лошадях, которые умеют плавать. Зато сегодня для них впервые звучала «Симфония перемен», как песня о лошадях, которые умеют летать. Савраска и «Симфония перемен». Дальнейшие действия Савраска совершал, как во сне. Выполняя поручение Генидки, он побежал к трубе. Вновь оказавшись на крыше, Савраска окинул взглядом окрестности и увидел… Он увидел себя самого, стоящего на крепостной стене, только не Мдины, а Валетты. Внизу, у входа в гавань, стояли парусные корабли с полумесяцами на флагах. На берегу, у форта Сент- Эльмо, рубились саблями и мечами воины Османской империи и мальтийские рыцари с красными восьмилучевыми крестами на белых мантиях. Внезапно послышался вой и в небе появились… самолеты. Кресты на их крыльях были уже не мальтийскими, а черными германскими. На Валетту посыпались бомбы, раздались взрывы, крики раненых, пулеметная стрельба и канонада - со стен крепости, поверх голов сражающихся внизу мальтийских рыцарей, палили жуткокалиберные дальнобойные мальтийские пушки. Если бы Савраска находился внизу, то увидел бы, что табличка над дверью показывает «1942». Он не знал истории, как знал ее Генидка, и не понял, что сейчас, параллельно первой осаде Мальты, началась вторая ее осада. Это означало, что Генидка достиг «нижнего мира» - царства Тьмы, и его действия там вызвали сопротивление врага. Савраска вспомнил рассказ Электрической Девочки Алис, и слова оракула острова Гоцо: «Действие одновременно в двух мирах принесет спасение». Он заглянул в жерло трубы, и на мгновенье ему открылась картина битвы, еще более страшной, чем уведенная на берегах Валетты. Генидка сражался – один против полчища страшилищ. Но был Генидка огромен, глаза его сверкали гневом, из ноздрей валил белый пар, а лоб его украшал сияющий золотом священный рог. Рог метал снопы ослепительно-белого света, сжигавшего на своем пути всю нечисть. -Генидка! – позвал Савраска, подавшись вперед. Но картина тут же исчезла. Савраска, воодушевленный увиденным, рванулся выполнять указания друга. Он понимал, что, коль скоро Генидка действует в нижнем мире, то ему, Савраске, надлежит действовать в мире верхнем, небесном. Но какое отношение имеет к небесам Савраска, тем более, как туда попасть, ему было совершенно невдомек. Так же непонятно было, как и что играть на трубе, тем более, на водосточной. Савраска вообще никогда не пробовал музицировать, да и нот он совершенно не знал. А теперь ему предстояло еще и генидкины загадки отгадывать – что означало, например, «играть Генидку», да еще на странном инструменте? Савраска поднял голову к почерневшему от гари небу и, как перед этим Генидка, принялся просить помощи у Фертильной Богини. «Я прошу тебя, Богиня Мальты, помочь Генидке! Пусть он останется жив, пусть жеребенок Лю вернется домой! И если для этого потребуется моя жизнь, то я прошу взять мою душу, быть может, тогда я смогу действовать в небесном мире». Вскоре небо просветлело. Просветлело и в Савраскиной душе, которая осталась при нем, и при том наполнилась надеждой, и это было главной помощью свыше, потому что, хотя Любовь и важнее всего в жизни, но все начинается с Надежды. Так Савраска, через Надежду и Любовь, проявляемые на земле, получил возможность действовать с уровня верхнего мира, мира Небес. Савраска догадался, что для того, чтобы играть Генидку, ему не обязательно знать музыкальную грамоту, потому, что Генидка сам собою представлял партитуру симфонии, да еще к тому же, симфонии героической! Скрывшись в недрах трубы, Генидка ввел в нее эту партитуру, как программу. Савраске оставалось лишь добиться, чтобы труба зазвучала. Принимая решения и совершая действия с ранее несвойственной ему легкостью, Савраска не заметил этих, происшедших с ним, перемен. Его подвижничество подняло Савраску и открыло ему доступ к Небесам, а Небеса открыли для Савраски новые горизонты. Понимая, что должен сделать, но в глубине души все-таки немного сомневаясь, что это у него получится, Савраска подошел к трубе и, наклонившись над ее жерлом, произнес: «Ty lty,le!». Он готов был поклясться, что это ему не померещилось, и Савраска действительно услыхал донесшееся из глубин преисподней «Lf! ». Труба тотчас издала вой сирены. Савраска не знал, что на Мальте сирену включают во время празднования любимой фесты мальтийцев – Успения Пресвятой Богородицы, в память о конвое "Санта Мария", принесшим Мальте пищу и надежду в далеком 1942 году. Снова небо заволокло пеленой гари, росчерки трассирующих очередей и снопы прожекторов заметались по нему, стараясь поймать вражеские самолеты. Савраска посмотрел на латунные заплаты и тотчас, будто взглядом он нажал на клапаны, труба заиграла необыкновенную мелодию. Партия водосточной трубы напоминала звучание гигантского органа и нескольких симфонических оркестров, игравших то в унисон, то поражая неслыханными полифоническими вариациями. Музыка рекой текла над крепостными стенами Мдины и Валетты, над сражающимися мальтийскими рыцарями, над маленькой Мальтой и над всем огромным миром. На душе становилось легко и спокойно, стихало все вокруг, затухал пыл сражения и обессиленные мальтийские рыцари опускали мечи, снаряды из жерл страшных орудий падали, не пролетев и нескольких футов, а с неба вместо бомб неожиданно посыпались алые и белые розы. Савраска облегченно вздохнул полной грудью, словно вдыхая в себя эту чудную симфонию, и на выдохе душа его покинула обессиленное тело, поднимаясь ввысь, в голубеющее сентябрьское небо, по которому цугом летели лошади. Савраска знал теперь все об основном Законе Вселенной – Законе Дхармы – потому что он исполнил одно из главных положений этого Закона – привнесение сознания вечности в опыт земной жизни путем проявления талантов в служении другим. Он уже не видел, как в гавань Валетты входит конвой со спасительным именем «Санта Мария». Песнь Песней XXI Я снова вижу твои глаза…. Это не во сне ли? Протягиваю руку и касаюсь твоей. Нет это не сон. Все те же глаза, только усталые больше прежнего. Все те же твои глаза с легкой печатью тревоги. С сеточкой мелких морщинок в уголках, тайные письмена которых я научился читать и теперь узнаю то, что ты не желаешь, а может быть, просто не можешь мне поведать. Моя возлюбленная…Сердце всплывает тебе навстречу, и следом за ним, рекою нежности изливается пред тобой моя душа и омывает тебя всю. Я таю под мягким светом твоих глаз, заполняю собою весь мир, чтобы обнимать тебя вместе с пространством. Словно опутывая паутиной свою драгоценную добычу-бабочку, я чувствую себя скорпионом, или хищным пауком, кровожадность которого любовь уничтожила, смирив его перед своею добычей, и сделала добычей его самого. Мы стали жертвами нашей любви? Или мы принесли себя в жертву нашей любви? И тогда оказалось, что жертвы не стало, а остались одна Любовь, и это «и», которое всегда пишется в Священных Книгах рядом с именем Любви, то самое «и», которое я всегда собирался подарить тебе, постоянно ускользающей от меня. Ты словно боялась получить в дар то единственное, чего ты не имела. Моя возлюбленная… Властью своею над всем живым, дарованной мне Любовью, я превращаю тебя в маленькую девочку-эльфа и качаю плавно и нежно на волнах моей души. Я кладу тебя на ладонь, сдуваю теплым ветерком своего дыхания лепестки твоих одежд и долгим поцелуем втягиваю в себя всю, чтобы ласкать так, как не ласкал никто и никогда. Я ласкаю тебя, перекатывая во рту языком, как сладкий, гладкий леденец, как отшлифованный морем камешек, купаю тебя, вспотевшую после жаркого дня, слизывая вместе с потом усталость с твоего тела. Я помню все парки, аллеи и улочки твоего чудного маленького городка, кончиком языка нежно проникаю в твои самые потаенные места, растворяя тебя в теплых водах моей нежности. Теперь ты вся в моей власти – власти Любви, потому что я есть Любовь. Моя любовь смирнее домашнего кролика. Моя любовь стремительней табуна диких степных жеребцов, неудержимей горной лавины. Моя любовь входит в тебя невидимо, призраком крадясь в вечерней тишине, когда ты засыпаешь, свернувшись калачиком в своей постели. Моя любовь разбивает на своем пути все преграды, как таран кочевников разбивает врата осаждаемой крепости, и пронзает твою душу и твое тело. Это мы осаждаем крепости, или они осаждают нас?.. Мы побеждаем, или становимся пленниками взятых приступом цитаделей?.. Мы оба устаем от нестерпимо долгой осады друг-друга друг-другом… И эта усталость просит выхода, и кто-то должен первым пройти по ночной тропке меж холмов, прокрасться мимо стражи, которая непременно не дремлет, и снять часовых у ворот, затем проникнуть в пороховой склад и, рискуя жизнью, взорвать его, а потом, будучи раненым, с радостью сознавая, что не смертельно, и что ему уже даровано насладиться победой, смотреть со стен сквозь уплывающий рассвет, как входят в гавань корабли и палят из всех орудий, и слышать, как стучат на них сигнальные барабаны, а внизу, у стен, лязгает металл, ржут лошади и рвутся под ударами окованого тарана крепостные ворота. …цитадель пала. И мы торжественно вошли в город с литаврами и флейтами, мы несли цветы, а навстречу нам шли дети, взявшись за руки, они все были похожие на нас с тобой. И со всей округи слетались птицы невиданой красоты, а с небес спускались ангелы и произносили наши имена. Нам дарили прекрасные маленькие венки. Это были венцы победителей. И это были брачные венцы. Я заметил, что впервые в своей жизни ты принимаешь эти дары в согласии со своим сердцем. Потому, что оно обрело свободу. Потому, что наши легионы взяли крепости. Потому, что крепости сдали без боя. Потому, что мы победили. Потому, что Истина побеждает все. Потому, что Истина есть Любовь. Приходя к тебе, я всегда писал стихи. Когда я был заколдованным принцем, мои стихи имели странную особенность: принцессы, которым они посвящались, уходили из моей жизни. Все они были родом из затерянной в снегах страны, где люди не ведают о существовании Любви. Я не знаю, где твоя страна, в каком уголке Вселенной. Я не знаю, почему ты уснула заколдованным сном, когда я посвятил тебе сразу все стихи, которые когда-либо были написаны мной. Я сделал это потому, что понял – эти стихи писались для тебя, той, которую я ждал всю свою долгую жизнь волшебника. Я бы мог превратить тебя в льдинку и растопить своим дыханием. Я мог бы превратить тебя в цветок, или в мотылька. Но я оставил все, как есть. Я умер, когда ты ушла в свой глубокий сон. Я спустился на самое дно Преисподней, которая поднималась из недр моей души, лишившейся тебя. Я был там, чтобы победить тьму светом моих слов. А когда я вернулся в бытие, мои слова были со мной, и каждое – острее меча и ярче июльского солнца. Я больше не писал стихов. Я начал создавать то, что не имеет ритма, как не имеет его Вселенная, чтобы самому стать ритмом Вселенной – Ее и твоим, потому что ты и есть моя Вселенная. В этой, новой мистерии, ничто больше не испугает заколдованных принцесс. Они будут оживать, пробуждаться, и одной из них суждено придти в мою жизнь, чтобы снова сказать, как когда-то: «Я хочу с тобой петь». Эта песня уже написана, и она звучит в создаваемых нами вселенных… в создаваемых нами вселенных… «Друг мой, мой друг…» Торжественный выход Мальтийского Котика. Они проснулись поздно вечером, проспав трое суток кряду, в своей прежней комнате в «Лилиана апартментс», в городке Сент-Пол, разбуженные взрывами петард. Мальта праздновала сразу два исторических события – снятие первой и второй осад. Никого не опасаясь, Савраска и Генидка вышли на улицу. Весь городок утопал в цветах, в небе взрывались разноцветные снопы искр праздничного фейерверка. Что-то произошло с ними. Это было понятно по переменам вокруг. Никто не чествовал друзей, как героев, потому что никто не знал об их роли в событиях, изменивших ход мировой истории. Но и никто не преследовал их и не препятствовал ни в чем. Савраска и Генидка заметили, что на пути им встречались исключительно влюбленные пары разных возрастов из разных концов света. И это было словно знамением их внутренних перемен. Матушка- природа завершила длительный период идентификации необычайных «сиамских близнецов», разделенных физически, но нераздельных духовно - друзья обрели постоянный и раздельный пол. Да, они стали обыкновенными разнополыми мыслящими существами. Не важно, кому из них какой пол достался – решайте, как вам заблагорассудится. Для воспламенившейся между ними любви не это было важно. Как и неважно было, остались ли они по-прежнему лошадьми, или превратились, расколдовавшись, в сказочных принца и принцессу. В последний вечер своего пребывания на Мальте, когда они возвращались в комнату «Лилиана апартментс», навстречу им вышел Мальтийский Котик. В торжественном молчании он подошел к друзьям и положил к их ногам две розы – белую и красную. Это было знамением духовного дара Фертильной Богини – Духа-хранителя Мальты, переданным ею через этого Предводителя мальтийских кошек. Кошачье племя, если вам известно, родом с Сириуса, и некоторые его представители держат связь с Космосом через эту звезду. Хотя языки Сириуса и Сангрина мало сохожи, кошки и лошади неплохо понимают друг-друга, общаясь телепатически. Мальтийский Котик поведал друзьям, что жеребенок Лю жив, скоро они встретятся, и друзьям предстоит выполнить еще одну задачу – воспитание жеребенка Лю в гармонии и любви. Жеребенок Лю должен вспомнить свое полное имя. Это связано с Вселенским Планом Первотворца относительно планеты Земля, которая должна перейти в новую эру своего существования. Последние дни на Мальте для Савраски с Генидкой были наполнены радостью. Они почти не вспоминали о минувших драматических событиях. Завтра утром им предстояло встретить жеребенка Лю, о прибытии которого сообщила давняя знакомая, Электрическая Девочка Алис. А вечером их будет ждать паром, на котором все вместе отправятся на Сицилию, а затем дальше, дальше, дальше. НА ПРОЩАНЬЕ. Моему дорогому читателю, конечно, интересно узнать, как сложилась дальнейшая судьба двух необычайных созданий – Савраски и Генидки. Конечно, я расскажу об этом. Но расскажу немного. Потому, что далее никаких особенных приключений с моими друзьями не происходило. Приключения закончились. Осталась жизнь, и Савраска с Генидкой могли воспринимать ее во всей полноте, так как происшедшее с ними способствовало их развитию до уровня не то что просветленных животных, а до уровня, подобного человеческому. Были у них путешествия, поездки, но теперь уже друзья спокойно могли наслаждаться ими и друг-другом, именно наслаждаться, потому что их отношения превратились в большую светлую любовь. Читатель поспешит урезонить меня, что у любви не бывает размеров. Конечно же, мой дорогой друг, не только размеров, но и иных, каких бы то ни было качеств у любви нет, кроме единственного – качества любви. Поэтому неверно говорить о большой любви, либо о настоящей, либо какой-нибудь еще любви. Это можно отнести к ее проявлениям, но не к ней самой. Здесь следует обязательно сказать о единственном свойстве любви, неотъемлемом и характерном ее свойстве. Дело в том, что любовь - есть. Есть всегда, везде и повсюду. Значит, и в нас. Это только мы не всегда ее открываем, не всегда чувствуем и не всегда распознаем. Можно сбиться с ног в поисках любви, так и не поняв до конца своих дней, что она - в тебе самом, надо только научиться владеть инструментом, который дан каждому для пользования любовью. Называется этот инструмент душой. Вот он- то и был изначально у Савраски и Генидки, а точнее – у Савраски с Генидкой. У них была большая общая душа, которая умела распознавать любовь, а затем научилась применять этот самый инструмент к объекту, для работы с которым сей инструмент создан, то есть, любить. И это оказалось главным приключением, которое заслужили мои друзья – часовые любви Савраска и Генидка. Было оно длиною в жизнь. И закончилось благополучно, так, как и положено заканчиваться таким приключениям. Так что, завершая эту историю, я вправе сказать о Савраске с Генидкой так же, как принято говорить в конце старых добрых сказок: жили они долго и счастливо, и умерли оба в один день. Да, мой друг, как ни печально, но они таки умерли, ведь были смертны, как и заведено здесь, на земле. Их похоронили вдали от шумного города, в роще, среди красивых высоких деревьев. И кто-то отметил это место небольшим, искусно вырезанным из камня памятником, изображавшим двоих стоящих на задних ногах единорогов, поддерживающих друг-друга в объятиях. У их ног помещался герб с мальтийским крестом. Видно, что у этого места есть ревностный смотритель – здесь всегда царит чистота, цветы, в изобилии растущие вокруг памятника, ухожены, а дары, приносимые посетителями, аккуратно сложены у растущего рядом дерева. Да, посетителями, я не оговорился. Сюда приходят художники и поэты, здесь их посещает муза, и здесь родились замыслы многих великих произведений искусства. Сюда приходят страдающие от неразделенной любви юноши и девушки, они обращаются с безмолвной просьбой, и вскоре их любовь обретает взаимность.Сюда приходят дети. Итак, дары, приносимые посетителями – цветы, лакомства и книги – лежат в стороне, у растущего рядом дерева. И лишь только два маленьких венка из роз постоянно находятся у подножия памятника. Подойдя поближе, можно убедиться в том, что прекрасные розы в венках не бумажные, а самые настоящие. И можно прочитать надписи золотом на алых лентах этих венков. На одном написано: «Дорогому Савраске от Генидки». А на другом – «Дорогому Генидке от Савраски». Розы этих венков алые в одном и белые в другом. Они всегда остаются живыми и благоухающими, будто только что срезаны, хотя доподлинно известно, что никто не меняет цветы в этих венках. А у маленького памятника с вырезанными обнявшимися лошадиными фигурками есть одна неброская, но весьма примечательная деталь: у подножия его лежит небольшая гранитная плита, на которой на прекрасном сангринском выгравировано: Lheu vjq, Vjq lheu… Yj vs dct-nfrb ghjhdtvcz… Vs ljk;ys, b vs cevttv yfexbncz k.,bnm b ,snm k.,bvsvb… D cjplfdftvs yfvb dctktyys… Vs dtxyj cnfytv gflfnm d ,tplys keys keujd… Xenrbvb herfvb kfcrfz djkjcs cbyb yjxtq… B d velhst cfub, b d nbbt cytuf, b d cnheb hecnfkmys hexmtd… Vs dgktntv nb bq itgjn yfib ckjd… B rnj-nj bp yfc j,zpfntkmyj ecksibn: “Z k.,k. nt,z”… B rnj-nj bp yfc j,zpfntkmyj crf;tn: “Z nt,z k.,k.”… Вы помните?... «Друг мой, мой друг…» Не стоит, наверное и говорить, что в месте покоя Савраски и Генидки чувствуется их постоянное присутствие. Будто они где-то совсем рядом, и вот-вот послышится их радостное ржание и приглушенный травой топот копыт… Интересно, что когда бы я ни приходил сюда, ни разу не встречался ни с одним из посетителей этого места – словно мое время свидания было выделено исключительно для меня, и эта моя привилегия волшебным образом реализовывалась постоянно, когда бы я ни появлялся здесь. Иногда издалека я видел грациозного, словно вырезанного из бело-розового туфа коня, в силуэте которого едва угадывались очертания некогда угловатого и по-подростковому неуклюжего жеребенка Лю. Он стал появляться в этих краях с тех пор, когда вновь вспомнил свое истинное и полное имя. Тогда же он осознал, что был, есть и будет всегда. Всегда. Dctulf. Лисс, 1.10.2003, 23.00 - 26.10.2003, 19.48. Сангрин, 16.09.2007, 8.35 - 14.11.2007, 23.00. СОДЕРЖАНИЕ. ПРО САВРАСКУ И ГЕНИДКУ Сказка-быль для маленьких взрослых. Лошадиная сага 3 Идентификация 8 Одиночество Генидки 13 Жеребенок ниоткуда 18 Про Савраску и Генидку. Вторая лошадиная сага. Прерванный полет 27 Здравствуй, моя маленькая Мальта 30 Мальтийские мытарства. Генидка 33 Савраска 37 Воссоединение 43 Сент-Пол 48 Валетта 60 Десятый утренний выход Мальтийского Котика… 63 Жеребенок Лю 66 Снова лошади 72 Мдина 73 Закон поля всех возможностей 77 За таинственной дверью 79 Экстренный выпуск 82 Лошади на крыше 83 Смертельный марафон 91 Савраска и «Симфония перемен» 94 Песнь Песней XXI 97 Торжественный выход Мальтийского Котика 101 На прощанье 102 Содержание 107 Автор: Задорожников Константин Георгиевич. Художник: Константин Георгиевич Задорожников УСЛЫШАТЬ РЕАЛЬНОЕ МУЗЫКАЛЬНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ,КОТОРОЕ ЗВУЧАЛО В МАЛЬТИЙСКИХ СОБЫТИЯХ САВРАСКИ И ГЕНИДКИ! Музыкальные произведения жанра НООМУЗЫКА серии “Симфония перемен” по открытию доктора К.Г.Задорожникова «Музыкальный геном» Диск 1 – «Музыкальный геном-музыкальный И-цзин» Диск2 – чудо-диск МУЗЫКАЛЬНЫЙ ФЕН-ШУЙ. Музыка с резонансно-корригирующими свойствами «Симфония перемен) для резонансной эстетической гармонизации биосистемы путем прослушивания, медитаций, для использования в оздоровительных практиках, стимуляции творческой и деловой активности, оптимизации процесса музыкального (и общего) обучения, решения ключевых проблем на пути духовного развития, для релаксации, снятия стрессов, улучшения качества жизни, сна, настроения, оптимизации бизнеса, привлечения партнеров и клиентов, повышения результативности спортивных достижений, очистки ауры помещений, структурирования и улучшения качества любой жидкости (вода, алкоголь, топливо) повышения урожайности культур и гармонизации локальной экологической обстановки. В социальном плане возможно использование фоновой музыки для организации адекватной поведенческой активности широких социальных слоев, включая воспитательные задачи любого уровня и профилактику правонарушений. Диск издан официально, на основании Открытия "Музыкальный геном" защищен патентом (ГААСП Украины. №7479 от 24.04.2003),голографической маркой.Формат waw. Тираж ограничен. Исключительно авторская реализация. Авторский надзор (консультации, диагностика, помощь). ПОДРОБНОСТИ на | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
