Эпиграф: Костер давно догорел, но воздух все еще пахнет

сгоревшей листвой...

 

Примечание авторов: Не все персонажи произведения

вымышлены, совпадения с реальными людьми - не случайны.

 

Восточная Пруссия, первая половина 19 века...

 

Метет мокрый снег, предвестник наступающей зимы. Сквозь белую круговерть виднеется повозка с высоким полукруглым шатром, похожая на цыганскую кибитку. Нервно переминается с ноги на ногу впряженная в нее лошадь.

 

Ветер треплет одежды, стоящих возле нее двух крестьянских супружеских пар – молодой и пожилой. Позади них – размытые очертания городской окраины, впереди вокруг – присыпанная снегом унылая холмистая местность, куда прикованы их взгляды.

 

- Другой дорогой пошли? - произнесла пожилая женщина.

Голос ее дрожал. Сквозь вопрос в нем слышалось отчаяние.

- Не могли. Здесь одна дорога. Всегда тут шли, - уверенно отозвался молодой парень по имени Якоб.

- Как мы теперь? – продолжала в сомнении женщина. – Крова у нас нет. Из всего имущества две курицы осталось да медный котел.

 

Пожилой мужчина, Вильгельм, положил свою руку на плечо женщины.

- Если бы Якоба забрали в солдаты, этой зимой мы бы умерли с голоду все.

От налетевшего порыва ветра он хрипло закашлялся.

- У нас и сейчас запасов нет, - с грустью сказала его жена.

- Не печальтесь, матушка, - снова заговорил Якоб. - Сейчас мы в общине. Внесли свой взнос, получили свой номер, значит, с голоду не пропадем.

- По нашей меннонитской вере мы не берем в руки оружия. Переселенцев в русскую армию не забирают. И Якоб в семье останется, - с одобрением закончил Вильгельм.

 

Из повозки послышался плач годовалого ребенка.

- Мама, идите с отцом к Петеру. Не стоит всем сразу стынуть на ветру.

Пожилые супруги покорно удалились.

Якоб обнял жену.

- Замерзла, Катарина?

Она не ответила, только теснее прижалась к мужу. Оба продолжали пристально вглядываться в зимний пейзаж.

 

- Какая она, это Россия? – задумчиво спросила Катарина.

- Большая... . Места всем хватит, - звучал молодой голос Якоба.

Катарина с надеждой посмотрела на мужа.

- Зачем мы ей?

- Земли там много, а пахать некому - земля бурьяном зарастает. Мы засеем поля, посадим сады, разведем коров и овец. Себя прокормим и России поможем.

- Сто лет все едут туда наши крестьяне и мастеровые. … Назад никто не возвращается.

- Про всех мы знать не можем. Поселенцев свободы не лишают, они всегда могут вернуться.

- Кузены Арндты не вернулись. Как там они?

- Видно, корни там пустили, прижились…

- Ах, Яша! Кем мы будем в России?

- Ну, …пасынками, может быть.

Катарина опустила голову, сложила руки на животе, тяжело вздохнула.

- Пасынками на чужбине все лучше, чем сиротами в родном краю.

 

Она почувствовала, как вдруг встрепенулся муж, глянула вперед – темной змеей выползала из-за холма вереница повозок, похожих на ту, что была у них. В них ехали семьями, со всем своим скарбом, немецкие переселенцы, чтобы основать земледельческие колонии на неиспользованных и незаселенных территориях России.

 

Этот обоз шел из Восточной Пруссии. Ему предстоял долгий и трудный путь через Кенигсберг, Ригу, Минск, Киев в Екатеринославль, город, названный в честь императрицы, которая в своем Манифесте закрепляла все отведенные переселенцам земли в неприкосновенное и наследуемое владение «на вечные времена».

 

Неудержимо, как горная лавина, заполняли повозки равнину, уверенно преодолевая снежную завесу. От вида этого зрелища веяло таким спокойствием, такой уверенностью в своих силах, что, казалось, караван ведет сама Госпожа Удача.

 

Якоб и Катарина в порыве радости обнялись. Они больше не чувствовали холода, их согревала мечта о возможном благополучии. Метель гнала их вперед.

 

Много ли мало времени прошло, и стоят теперь Якоб и Катарина с грудным младенцем на руках среди необозримой равнины, только что освободившейся от снега. Глазу не за что зацепиться, только липкая грязь под ногами.

 

- Яша, что это? – с затаенным ужасом спрашивает невысокая, коренастая Катарина.

- Это русская степь, - широко улыбаясь, отвечает Якоб.

- Это пустыня, Яша. Здесь даже воды нет!

- Река есть, скоро к ней выйдем. «Молочная» называется. Вместо воды в ней молоко течет.

- Сказку как будто рассказываешь, - недоверчиво улыбается Катарина на шутку мужа.

 

- А ты представь, - Якоб разводит рукой, - вон там – бескрайние пшеничные поля, до самого горизонта, там – тучные пастбища с сытыми коровами, а здесь – яблоневый сад.

- Какой сад? Откуда ему здесь взяться, на пустыре?

Якоб обнимает женушку за плечо.

- Мы с тобой посадим, Катя. Будет здесь райский сад.

Катарина приникает к мужу.

- У нас только четыре руки. Мать слабая, а отец, бедный, в дороге помер. Один ты у нас кормилец.

 

Проснулся и заплакал ребенок на руках у Катарины. Якоб, ласково глядя на младенца, убежденно сказал:

- Ничего, справимся. Детьми обрастем, как дерево листьями. Будут нам помощника. Смотри, как Ганс старается – о себе знать дает.

- Кушать он хочет, проголодался…

 

Катарина и Якоб направились в сторону повозки. Якоб откинул задний полог шатра, помог жене взобраться в повозку. Она села на край, свесив ноги с телеги, и дала ребенку грудь. Малютка жадно чмокал.

Яков стоя любовался женой и сыном.

 

- Матушка хотела, чтобы мы в Хортице остались, с кузенами Арндтами. Они там хорошо уже обжились, усадьбы свои имеют. Помогли бы нам, - продолжала разговор Катарина.

- По Указу, кто селится на необжитых землях, освобождается от налогов на 30 лет, а в колониях возле Хортицы только на 5. А земля здесь, посмотри какая!

Якоб нагнулся, прихватил рукой пригоршню липкой земли прямо из колеи, выбитой повозкой. Растер ее на своей широкой ладони, с наслаждением понюхал.

- Оно, конечно, так…, - теперь Катарина любовалась мужем.

 

Якоб бережно стряхнул землю с рук.

- А ты где хотела осесть?

Ребенок насытился и уснул. Катарина переложила его на другую руку.

- Мне там хорошо, где ты, - просто ответила она.

- Верная моя Катарина!

Якоб подошел к жене, приник головой к ее плечу. Черты ее строго лица умягчились разлившимся блаженством.

 

Острый холодный ветерок налетел из степи и уткнулся в задернутый полог повозки. Рассердившись, ветерок повертелся волчком и понесся в сторону догорающего костра. Дунул на угли, толкнул в спину бегущего за курицей двухлетнего малыша.

- Петер! Петер! Куда побежал? Держи его, Сильвия! – кричала матушка Зуккау.

Она сидела у костра и чистила песком медные котлы. Поодаль несколько женщин убирали с длинного деревянного стола, покрытого свежей скатертью, остатки ужина.

 

Из стайки детей, играющих у костра, тотчас метнулась долговязая Сильвия и подхватила Петера на руки.

- Неси его сюда!

Сильвия принесла мальчика к бабушке. С ней подошли еще несколько ребятишек.

- Добрая матушка Зуккау!

- Матушка Зуккау! – наперебой просили они. – Расскажи нам сказку!

- Страшную – «Фрау ТрУда»!

- Нет, лучше «Рапунцель»!

- «Девушка из Бракеля» расскажи, - попросила Сильвия, передавая матушке Зуккау ребенка.

 

Матушка Зуккау, качая на коленях маленького Франца, сидела на лавке у стола. Дети расселись по обе стороны. Старшая из них, Сильвия, сидела рядом.

 

- Пошла раз девушка из Бракеля, - начала сказку матушка Зуккау, - в капеллу пресвятой Анны, что под Гинненборгом, так как ей очень хотелось выйти поскорее замуж и она думала найти жениха в капелле, то она запела:

 

Пособи, святая Анна,

Выйти мне скорее замуж.

 

Сильвия с восторгом стала ей подпевать.

 

Жениха ты, видно, знаешь:

Он живет у Зуттмердора,

Он – блондин и парень добрый,

Ты его, пожалуй, знаешь.

 

Младшие дети сидели по лавкам, как куры на насесте, и, затаив дыхание, слушали их пение. Ветерок разносил звуки по широкой степи.

 

** Плановое заселение России немецкими крестьянами началось при Екатерине Второй (1762-1796), Павле Первом (1796-1801) и Александре Первом (1801-1825) и длилось вплоть до 1862 года.

 

Колонистам предоставлялось право на общинно самоуправление. Они подчинялись непосредственно Престолу, а не внутреннему управлению Империи и могли в любое время покинуть Царскую империю. В отличие от местных крестьян колонисты не были крепостными, они были свободны.

 

По данным переписи населения в 1914 году численность немецкой национальной группы достигла 1,7 миллионов.

По вероисповеданию в 1914 году меннониты составляли 19,2% немецкого населения Причерноморья.

 

** -«Немцы в России и СНГ (1763-1993)» («Volk auf dem weg»), Совет по культуре российских немцев, Землячество российских немцев, Штутгарт, 1993