Яков Есепкин Декаданс для N. По контурам блуждающих огней, Змеиным жалам и горящим косам Нам выход в царство мертвенных теней Укажут, яко мрамор камнетесам. Пройдя врата в портальном серебре, Персты утопим в перстни и браслеты, На золотопокрасочной коре Заблещут огнелистные букеты. Встречай гонимых странников, Аид, Князей хмельных сокликивай на тризну, Преявились мы в сонме аонид, Сынки мертвые зреют ли Отчизну. Пусть мается без царичей она Иль, может, о Ироде веселится, И нам несите ж горького вина, Мгновение одесное пусть длится. Коль здравствуют иродников толпы, Зерцала не увиждят крысолова, Свое нерукотворные столпы Взнесем помимо детища Петрова. Честно хотели Господу служить, Пенаты благоденственные славить, Но время не пришло елику жить, Демонов станем песнями забавить. Главы и полотенца с плеч долой Слетели, востречай теперь успенных Героев, диаментовой иглой Языцы протыкай сиих блаженных. Духовничества сказочную стать Вновь ложный свод багрит и яд столешниц, Мы будем о любви воспоминать И чествоваться профилями грешниц. Ступают дивы белые легко, Цитрарии под узкими ступнями Еще благоухают высоко, Виются за понтонными огнями. Здесь камень бренный -- памятник блажным, И праведники тьму загробных далей Очами выжигают, чтоб иным Помочь найти святой багрец скрижалей. Морок его непросто различить, Скрижали сами тернием увиты, Лишь свет начнется пелены точить Смугою, значит, близко лазуриты, В каких еще брадатый Моисей Сверкает и беседует с мессией, А снизу торговец и фарисей, Распятые позднее Византией, Темно глядят на Господа Христа И, празднуя всехрамовые торги, Софиста-книгочея от листа Ночного отрывают для каторги Воскресных пирований и трапез Недельных, тайных вечерей отмольных, Эпохами влекомых под обрез Лжетворных фолиантов и крамольных, Скорей, Огюст, невежественных книг, Беспамятству сонорных эпитафий, Угодных душам выбритых расстриг И желти битых временем парафий. Так вот, чтоб смысла нить не утерял Читатель терпеливый, лазуриты О первом приближении сверял С реальною картиной Маргариты Избранник, Гретхен юной проводник В миры иные разве, прорицатель, Целованный Христосом ученик, Никак не краснокнижник и писатель. А мы, заметим только a propo, У них во многом черпали науки Миражность исторической, скупо Сегодняшнее время на поруки Небесные, учености самой Задето нарицательное имя, Грозят недаром тирсом и сумой Века тому, кто Господа приимя, Об истине решился гласно речь, Глас трепетный возвысил, от юродства Хотел младых героев остеречь, Явил пример земного небородства. Одна тому сейчас награда есть, Посох незрячий с патиной темницы, Сочли б витии древние за честь Такое жалованье, но страницы Истории новейшей не пестрят Геройства образцами, низких тюрем Временщики бегут и мир дарят Письмом, всечуждым золота и сурем, И даже на примере вековом Контактов человечества с Аидом, Нельзя теперь хвалиться торжеством Ученой достоверности и видом, Хоть внешне соответствующим тьме Библейской, о которой и горели В злаченом багреце иль суреме Скрижали, кои праведники зрели. Простит ли мне читатель записной Письма и рассуждений тривиальность, Но в башне под опалою свечной Одну внимал я мрачную сакральность И видел, что с Фаустом нам вкушать Лазурные и черные текстуры, Дилеммы безответные решать С химерами темниц и верхотуры. В потире лишь осадок ветхих бурь, Слезой обвитый, цветом ли чешуйным, И мы узрим, как черную лазурь Двуперстием пробьет кровавоструйным. |