Через час мы были на острове. Бежали не торопясь, куда было спешить? Пока были человеками, не сказали друг другу ни слова, о чем разговаривать? Тошно у меня было на душе и на волчьей и, тем более, на человечьей. Я убил человека. Не защищаясь, а холоднокровно пристрелил беззащитного, невооружённого, и то, что, оставь я его в живых, он бы сам попытался меня убить, как-то не очень грело.

Что сделал с женщиной оборотень, я не знал, но догадывался, потому что не сразу он из дома вышел. Надеюсь, она не очень мучилась.

На острове мы вернули себе человечье обличие и оделись. Оборотень припас одежду и даже почти по размеру. Немного не в моём стиле, но выбирать всё равно не из чего. Я натянул плавки, чуть великоватые джинсы, рубаху с длинными рукавами и туфли ядовито зелёного цвета. Пиджак одевать не стал, не то стал бы почти как он.

Маша так и спала у еле тлеющего костра, и нашего появления не заметила. Было бы хорошо, чтобы она вообще не узнала, что мы куда-то уходили. Рассказывать о том, что мы сотворили, я не собирался.

Оборотень подкинул дров, немного подул, опустившись на корточки, и костёр снова возродился.

Мы снова уселись на свои места, я на лежанку рядом с Машей, а он на чурбачок с другой стороны костра. Говорить всё ещё не хотелось, а надо было.

- Куда вы теперь?- я снова обратился к нему на вы.

Оборотень удивлённо посмотрел на меня.

- Я рассчитывал, что мы вместе будем об этом думать,- сказал он.

Я отрицательно помотал головой.

- Почему?

- Я когда-нибудь на вас наброшусь.

- Вы совершите ошибку,- в его взгляде было сочувствие.

- Я знаю, но удержаться не смогу, уж поверьте.

Он несколько секунд молчал.

- Алексей, вы не готовы к своей новой жизни. Я могу помочь вам в первое время, а потом, если вы захотите мы расстанемся.

- Так значит, вам компания нужна была,- наконец-то догадался я.

- Да, можно сказать и так. Я устал жить один. Это очень тяжело, когда не с кем поговорить, пошутить, обсудить какую-то общую проблему. В одиночестве обедать, смотреть телевизор, отдыхать,- в его голосе была неподдельная тоска.- Годы одиночества, вы только представьте себе это, и вам уже станет плохо. Семью нам заводить нельзя, потому что если пойдут дети их будет не прокормить. Ребёнок-оборотень очень хлопотное занятие. Он не понимает еще, что он такое и за ним надо глаз да глаз, и это не чем хорошим никогда не кончалось. Я слышал, что есть такие семьи, но они живут в глухих лесах, чтобы дети не смогли попасться на глаза людям. Представляете, если посреди улицы простой ребёнок начнёт превращаться туда обратно? Поэтому большинство из нас и живут в одиночестве, и многие от этого гибнут.

Я слушал его без особого интереса. Не волновало меня ни его одиночество, ни тоска в его голосе, ни то, что кто-то там в лесу живёт. Я это сам скоро всё узнаю, потому что он обрёк меня на такую жизнь. С ним в паре мне не ужиться – слишком много воспоминаний у меня будет при его виде, а убивать мне его расхотелось. Не потому что он этого не заслуживает, а просто не хочу. Можно сказать, что я попробовал и мне очень не понравилось. Так что пора эти излияния прекращать.

- Если хотите, оставайтесь здесь, а я уеду куда-нибудь.

Эти мои слова как будто встали ему поперёк горла, он только что не подавился. Он понял, что меня не уговорить.

Через десять минут он ушёл. Я знал, что обидел его, и где-то мне было стыдно, но я принял решение и не хотел от него отступать, потому что это решение касалось не только нас двоих.

Я сидел около костра время от времени подкидывал в него дрова из припасённой оборотнем кучи, ни о чём не думал и просто ждал, когда проснётся Маша.

Солнце привычно поднималось над верхушками сосен, туман, на реке не такой густой уже почти рассеялся, птицы завели свои утренние разговоры. Прекрасная погода для рыбалки. Должен лещ брать, если он здесь остался. А куда ему деться? Вон плеснулся.

Ничего, кроме меня, не изменилось. Всё вокруг жило своей привычной жизнью, занималось обычными делами, а мне придётся начинать сначала.

- Лёша.

Я повернулся к Маше. Она лежала в той же позе, только глаза были широко распахнуты.

- Доброе утро,- сказал я и попытался улыбнуться.

Она села и посмотрела вокруг.

- А где…?

- Он ушёл,- ответил я.- Совсем.

- Хорошо,- Маша посмотрела на мою одежду, но ничего не сказала, и прекрасно, потому, что я бы не знал что ответить.

- Есть хочешь?- я показал на пакет, в котором лежали несколько банок консервов и булка хлеба.

Маша отрицательно помотала головой.

Я есть тоже не хотел, так что делать нам здесь было больше нечего. Разве только костёр затушить, с чем я справился очень быстро, вылив в него всю бутылку минеральной воды. Маша, молча, следила за мной.

- Пойдём,- я протянул ей руку, помогая встать.

- Куда?- спросила она, но руку приняла и поднялась.

- Домой,- сказал я и ничего больше уточнять не стал, а она ничего больше не спрашивала.

Когда светло, всё делать проще. И с острова на большую землю переправляться, и по лесу шагать, вот только в глаза друг другу смотреть тяжело. И говорить о чём-либо тоже. Мы и молчали. Всю дорогу до Исети, а заняла она у нас часа два с половиной. Мы не четырёх лапах, да и спешить было не куда. Расписание я знал и на остановку мы пришли за несколько минут до прихода автобуса.

- У тебя деньги есть?- нарушил я наше молчание.

Маша кивнула.

Я открыл дипломат, который всё это время нёс в левой руке, вынул оттуда одну пачку и положил в карман пиджака. Дипломат закрыл и протянул Маше. Та посмотрела на него и отрицательно помотала головой.

- Возьми,- я сунул его ей в руку.

Она подняла на меня глаза.

- Мне они не нужны, а ты ими сможешь правильно распорядиться,- я засунул руки в карманы, давая понять, что спорить бесполезно.- Никого не бойся. Никто за ними не придёт.

В её серых глазах читался вопрос.

- Не спрашивай, просто поверь.

Маша кивнула.

- Автобус будет через пять минут, если шлагбаум не закроют, и… прости за всё.

По Машиным щекам побежали две слезинки, но она и тут ничего не сказала. А что было говорить? Я тоже всё глотал и глотал комок, вставший поперёк горла, и никак не мог проглотить. Да и невозможно это – надо ждать, когда он сам рассосётся, а это может затянуться надолго.

Поэтому говорить я больше ничего не стал, а просто наклонился и поцеловал её в губы, коротко, по-дружески.

А потом развернулся и пошёл обратно в лес.

Домой.