- Ишь, какую харю наела! А живот, а ягодицы? - На себя посмотри, толстый дурень! - огрызнулась женщина и ушла, хлопнув калиткой, оставив после себя стойкий аромат сирени. - А надушилась! - сморщился мужик лет шестидесяти. - Пахнет противно, прямо скунс! - Пять минут с ним и никакая тюрьма не страшна, - послышался голос женщины с улицы, - ведь этакая зануда, быть столь скучным, какое убожество! Из дверей дома выскочила молодая женщина: - Мама, мама, купи мне шоколадных конфет! - Ладно, доченька, - донеслось уже издалека, - куплю! - Ишь ты, не евши, не пивши, а за конфеты!, - мрачно прокомментировал мужик. - Вы бы, Василь Сергеич перестали злобиться, - остановилась молодуха. - Жизнь - не вечна. Мужик аж поперхнулся, закашлялся. Молодуха упорхнула в комнаты. Из дома тут же вышел молодой мужчина, крепкий, мускулистый, неторопливо жуя корку хлеба, уставился на мужика. - Что глядишь? - взъярился мужик. - Разве я не прав? Они по очереди готовят, моя, к примеру, завтра будет обед варить, а твоя сегодня. И каждый раз все равно спокою нет. А кто их перекрестил, кто заставил поочередно готовить? Я! А ведь ругань, свят-пересвят, каждодневно была. Молодой дожевал корку: - Сам ругаешься, а на остальных грешишь! Мужик спохватился, залебезил: - Да ладно тебе, Андрюшка! Баб не знаешь? Тьфу, бабы-дуры! Есть у нас тут одна, изба не мыта, сама не причесана, сидит перед телеком и ревит словно не доенная корова, слезы в три ручья так и текут. Я уж думал, батюшки-святы, что случилось? А она мне про какого-то Альберта рассказывает, который бросил какую- то там Лауру! - Опять по бабам таскаешься? - гневно прикрикнул молодой. С улицы послышались голоса двух женщин. Одна другой говорила с эмоциями и придыханием: - Так и зовет взамуж, а что ему надо? Обстирать да обсушить, в дому прибрать и все за бесплатно, за здорово живешь. Сам же будет сидеть на лавке да командовать: "Баба туда, баба сюда!" А жрать готовить, намаешься! Мужики, что слоны так и лопают, так и лопают! Зачем мне эта напасть, мужик на шее? Мне и одной хорошо, кашки себе сварила и сыта, довольна! К чертям собачьим всякое рабство! Вторая поддакнула. Мужик досадливо передернул плечами, плюнул и возмущенно уставился на молодого: - Что, сын, а? Каково нас бабы воспринимают? Рабовладельцы - мы! - Ты - да! - кивнул молодой. - Я - нет! - Это почему - я? - усмехнулся мужик. - Маму эксплуатируешь, ничем ей не помогаешь, обращаешься с ней, как со служанкой, ни во что ее не ставишь! Давно ли ты ее в кино водил или в кафе приглашал? Давно ли цветы покупал? - Что я, жених какой? - изумился мужик. - Да, я даже полюбовницам ничего не покупаю, разве бутылку водки к столу. Молодой смотрел с презрением: - И изменяешь ей все время. Зачем? - Все изменяют, - развел руками мужик. - И мама? - Я ее бы тогда убил! - твердо решил мужик. - Ишь ты, она, значит должна терпеть и ждать, когда ты нагуляешься?! - насмешливо хохотнул молодой, махнул рукой и ушел в дом. - Сам такой будешь, - растерянно проворчал мужик сыну вслед, - погоди только... Оставшись один, мужик запрокинул голову кверху и поглядел в высокое голубое небо. - Не видно, - прошептал он, - звезд не видно. И там, поди-ка болеют да умирают бедные, глупые люди! В калитку вошла жена и остановилась увидев на лице мужа новое выражение. Мужик вытер ладонями мокрое от слез лицо: - Я-то, поди первей тебя буду! - Где это? - не поняла женщина. - Ты мне березку в изголовье посади, - прошептал плача, мужик, - я страсть, как березки люблю! - О, Господи! - поняла она и бросив сумки с продуктами, кинулась к мужу. Долго они обнимались, стоя молча у крыльца своего дома, а в доме слышался смех молодых и возня, и игра в догонялки... |