Ах, ты, сволочь! Старый засранец! Ты что опять натворил. Ты почему наделал на пол в ванной. Кто за тобой твое говно убирать будет. Опять я. Не смотри, сволочуга, своими несчастными собачьими глазами. Отодвинься, тебе говорю. Да стой ты, не разноси свое говно тапками. Давай их сюда, я вымою. Подожди, сейчас вымою здесь, потом жопу тебе подотру. Вот так, давай иди, шаркай в кровать. Снова придется ремнем тебя привязывать. Ох, нанялась я сюда, на свою голову нанялась. *** Мама покормит молоком свою кисаньку. Мамочка, дай мне поесть, ну, миленькая. Я так хочу есть. Они меня не кормят, бьют по голове. Мамочка, пожалей меня, накорми, возьми на ручки. Мама, я сейчас посплю, а потом буду есть, есть, есть. *** Нина Петровна, опять ваш папа нашалил. Не уследила я. В кухне включил газ. Собрался что-то себе приготовить. И пока я за ним все выключала, он в ванной на пол, извините, сходил. Конечно, и убрала, и его вымыла, потом уложила спать. Так что смену сдаю, он сейчас проснется, есть захочет. Я там котлеты наготовила, макароны сварила. Ваш папа очень любит котлетку с макаронами скушать. Ну, побежала. Да, еще, он меня уже второй день мамочкой называет. Приходит на кухню, и говорит: Мамочка, миленькая, дай поесть, дай молочка». Я ему говорю: «Присаживайтесь, Петр Евгеньевич. Я не ваша мамочка, я медсестра. Сейчас я вам супу налью». Он суп съест и благодарит мамочку за вкусное молочко. Ну, ни за что не скажешь, что человек нездоров. Я знаю, я все знаю. Но, согласись, он уже не только не отец, но и вовсе не человек. Мне противно. Девчонки даже в комнату не заходят, никакой помощи. Да, я слышала, как ты проводишь воспитательную работу с дочками. И что? «Дедушка для вас столько сделал, столько вам дал. Учились за границей, объездили весь свет, одеты как куколки». И прочее того же рода. И что тебе ответили наши милые нежные доченьки – не будут они подмывать старого маразматика, не будут вытирать его слюнявый рот, и вообще, забирайте ваши тряпки, ничего от него нам не надо. Слава богу, что удалось уговорить Марину. Ведь никто не хотел с ним сидеть, ни за какие деньги. А ты застал? Ну и что, пусть привязывает к кровати. Я и сама готова это делать. За ним же невозможно уследить. Он взял нож отрезать хлеба, отрезал себе пол пальца, стоял и смотрел, как хлещет кровь. И не преувеличиваю. Ну, хорошо, просто порез. Просто перепачкал все кухонные полотенца. А ты когда пришел, я уже его перебинтовала. Что мне делать?! Его отравить, или самой в петлю залезть. Вов, перестань шутить, я тебе серьезно говорю. Ладно, ладно, немного отошла. Вот, шаркает уже. Давай его кормить. Хорошо, посиди с ним, раз хочется. Нет, никогда я не видела никакого осмысленного взгляда, придумываешь ты все. Это животное – есть, спать и еще кое-что. И все. Да ничего он не понимает. Папа, сядь и не дергай скатерть. Сейчас дам еду. А Володя посидит с тобой. Кто? Мой муж, ты двадцать лет его знаешь, он у тебя в аспирантуре учился. О, господи, папа, зачем ты выплевываешь макароны на рубашку?! Петр Евгеньевич, позвольте, я вам нагрудник повяжу. Вот. С горошком вкуснее. Вы правы, макароны вовсе не сварены. Так, вытрем рот, ничего, ничего, ешьте. Я вам сейчас еще хлеб намажу маслом. Ну, что, хорошо. Узнаете меня. Володя, узнали? Судя по взгляду, Петр Евгеньевич, вы меня определенно узнали. Какая жалость, что я не могу с вами поговорить. И, знаете, больше всего мне хочется узнать, ждет ли и меня такая же судьба. Хоть бы вы пришли в себя, хотя бы ненадолго. Но врачи твердят, что это невозможно. Физически здоровы, но ментально…. Сорвали мозг углубленными размышлениями. Какая чушь! Что же для нас важнее, Петр Евгеньевич? Вы дали нам все, образование дочери и внучкам, вытащили меня, всю мою семью. Спасли от пьянства моих братьев. Нашли врачей для моей матери, продлили ей жизнь, царствие ей небесное. Так что же нам важнее, ваш ум, ваша забота, или вытирание слюны, и вообще уход за больным человеком. Оказывается, тонкая струйка слюны, вытекающая из безвольного старческого рта, перевешивает и доброту, и ум и щедрость. Ну, вот, умница, поел. Сейчас я провожу вас в вашу комнату. Хотите посмотреть телевизор? Мне кажется, эти мелькания на экране вас немного завораживают. Впрочем, я посижу с вами, дам небольшой отдых вашей дочери. Вы не сомневайтесь, она вас любит, вы – самый дорогой для нее человек. Она просто устала. Представьте, она помнит наизусть все стихи, которые вы писали своей маленькой дочурке. Какая она счастливая. Если бы я мог вспомнить хоть одно доброе слово своего отца, не стишок, - он вряд ли сумел бы его написать, - просто доброе слово. А Нина! Сколько радости имела девочка, пока росла, сколько радости вблизи любимого папы. Нет, конечно, она любит вас, не сомневайтесь. Ну, что же, давайте смотреть эту программу. Садитесь в ваше кресло. Да, да, вот сюда. Ну, что тебе, слабоумный? Зачем пришел на кухню? Опять есть? Я же только что тебя кормила. Не спускай штаны, не спускай, болван. Я что не видела твоих причиндалов. Ах, вот тебе что – иди быстрей в туалет, ссы в унитаз, безмозглый. Да не закрывай ты голову, я тебя сейчас бить не стану. Ах ты, боже мой, напрасно я толкала тебя в туалет. Теперь и ковер обоссал и собственные штаны. Опять мне возни. На, получай, гад, рамолик вонючий. Вот, пореви, никто тебя не услышит. Я бы тебя еще и обоссанными штанами отхлестала, да жалко тебя дурака. Профессор, Академик, черт бы вас всех взял. Ох, нанялась я сюда, на свою голову нанялась. *** Мамочка, мамочка, миленькая, мамочка, родная моя, ты же умерла. Мамочка, возьми меня к себе. Мама, я все понимаю, только когда напрягаю память, у меня в голове все плывет. Я же знаю, что тебя уже нет, но ты же кормишь меня и не даешь бить меня, и охраняешь меня и спасаешь, мамочка. Мамочка, опять есть хочется, дай мне молочка, родная, дай мне поесть. *** Нет, нет, в этот раз вел себя хорошо. Только немного обмочился, но я это дело быстренько исправила. И завтракал во время, и обедал хорошо. Вместо сна стал перебирать книги в своих шкафах. Я его спросила: «Петр Евгеньевич, что вы ищете?». Так вот, представьте Нина Петровна, он мне обычным нормальным голосом отвечает: «Простите, я сейчас занят. Не мешайте мне, пожалуйста». Смотрю, перебирает коробочки, вроде с орденами, или еще с чем важным. Потом нашел какую-то тетрадь, сел с ней в кресло и стал читать. Пить у меня попросил, я ему молока налила. Все спокойно у нас, и я занялась уборкой. Зашла к нему, он дремлет. Помогла перейти на кровать. Нет, эту тетрадку не нашла. Может он ее обратно в шкаф вернул? Я не разглядывала, темная такая, толстая, как раньше общие тетради были. Ну, я побежала. Он недавно уснул, наверно проснется не скоро. Тихо, потому что папа спит. Он сегодня был умницей. Представляешь, сам перебирал какие-то коробочки, медали наверно, потом достал тетрадь и читал ее. Ну, не знаю, читал ли, но уснул поздно. Давай Вов поужинаем в тишине. Взгляни, конечно, вдруг проснулся. Я пока накрою на стол. Что? Ты чего так громко, разбудишь его. Не слышу, вернись на кухню и объясни. Упаковки снотворного?! Папа! Папа! Папочка, милый. Вова, звони скорей. Папка, ну зачем ты это сделал, папка. Как мне теперь, папка. Как нам теперь, папочка. Плохо тебе было, а? Какая я сволочь, папа. Папа, оооо. |