Октябрь. Проводы солнца. Утоляя голод, расширяю границы опустошения. В свечении бледно-жёлтого плыву по течению, стараясь выйти сухим из воды. Жду свой зелёный, от пробки до пробки, пока дождь треплет нервы обглоданной флоры, заметая следы на сетчатки, и зачищая перспективу для первого снега. По законам жанра – лучше б меня здесь не было; но здесь – самая лучшая из альтернатив, как докажет, со временем, переплетение сплетен в пресной мемуаристике памяти. Низко-низко, в плесени луж, склизко-сизое небо скорбит; гнилое дыханье Упы, порывистым ветром, бьётся о берег сердца, словно просится на руки; осень, шурша газетной бумагой, чадит по-отечески… Бесконечность – не меньшая скука, чем распорядок дня; распорядок дня – не меньшая истина, чем безразличье осеннего вечера, чем хрустальная влага на кромке ресниц, засыпающей, в одиночестве, женщины. |