Бетховен и сало

 

Мы часто собираемся у кого-либо из нас выпить, потрепаться, поговорить о бабах и о музыке. Первая тема – общая для любой мужской компании. Поскольку возраст наш не юный, нас больше занимает вторая тема. Мы все трое меломаны. Мишка и я часто ходим в концерты симфонической музыки, Лева – специалист по цифровым методам – наслаждается музыкой дома, где у него высококачественная записывающая аппаратура. Кроме того он не женат и никто не мешает ему тратить ночное время на запись и прослушивание концертов. Чаще всего мы собираемся у Левы. Вот и сегодня я застал друзей уже с открытой бутылкой. Настроение у меня было превосходное от предвкушения встречи и выпивки, и я с места в карьер решил поделиться с друзьями своим впечатлениями:

 

- Вчера был в филармонии. Бетховен. Концерт для скрипки с оркестром. Какая глубина. Я сидел потрясенный. Прикрыл глаза и слушал. И уносился куда-то в радостный мир. Скоро конец жизни, а я еще так мало ее чувствовал, так мало видел, мало, где побывал. Так хотелось еще каплю счастья, каплю радости, глоток восторга и упоения. Жалости не было; была только тихая печаль. Я уносился мыслями, нет, скорее, ощущениями, под тонкое пение скрипки. И, действительно, никаких мыслей не было, было что-то иное, более высокого порядка. Вероятно, музыка своей глубиной будила мое подсознание, раскрывала зажатую чувственность, вызывала неведомые ранее ощущения. Но вам, засранцам, этого не понять.

 

Миша и Лева молча переглянулись. Миша взял в руки бутылку «Вальс Бостон», налил полный фужер и пододвинул его мне. А Лева произнес:

- Н-да, Бетховен!

Мы все трое выпили и закусили бутербродами с салом. Похоже, в доме Левы никакой иной закуски не имелось.

 

- Вот Лева, - сказал Миша, - понимаешь, наш приятель меломан. Бетховен там, капля счастья, сожаления. У него, видишь ли, подсознание. А в нем, в подсознании, говна мешок. И вот он уносит этот мешок в радостный светлый сияющий мир. Представляешь, что там, в этом мире, будет твориться?

- Н-да, - произнес Лева, - сияющий. Очень поэтично!

 

- Друг мой, - теперь Миша обращался ко мне, одновременно разливая водку по фужерам, - ты такую дичь порешь – уши закручиваются от стыда и вянут. В музыке нет никакой глубины. Впрочем, ее нет и в литературе, живописи, архитектуре и прочих искусствах. Глубина возникает при потреблении искусства. Это похоже на квантовый эффект: измеряющий прибор влияет на измеряемый процесс.

Я собрался перебить приятеля, но тот протестующе поднял ладонь.

 

- Нет уж, изволь выслушать. И постарайся выключить бессмысленные протесты, только тогда ты сможешь понять мою точку зрения. А если будешь сидеть, выжидая конца моей речи, чтобы мне возразить, не поймешь ты в жизни ни хера. Понял? Итак, когда ты слушаешь музыку, в душе твоей возникает некий резонанс, который ты и называешь глубиной. Не всегда возникает. И не только от этого произведения. Бетховен в другой день оставит тебя равнодушным, а вот пошлая песня о бабочке вызовет у тебя слезы умиления.

Миша остановился на секунду, выцедил фужер, откусил край бутерброда. Мы оба последовали его примеру.

 

- Н-да, - произнес Лева, - слезы умиления. Действительно!

- А что? Такой же эффект от литературы или живописи. – Миша задумался. – Смотришь иногда на Мане или, скажем, Кандинского, и думаешь, что за мура. А вот настроишься, гуляешь по музею Тейта, смотришь, и дрожь пробирает. И в тебе возникает эта самая глубина. А в Дега никакой глубины нет, девки есть, балетные тапочки есть, рейтузы там разные тоже есть, а глубина есть только у зрителя, который на этих потаскух смотрит.

- Н-да, потаскух, это правильно. – Лева посмотрел на пустую посуду. - Миша, пренебрегаешь!

 

Миша поспешно наполнил фужеры.

- Предлагаю выпить за нашего приятеля, обладающего тонким восприятием и нежной легко ранимой душой, которую может разбередить любой звук, производимый барабанами, литаврами, скрипками и другими разнообразными инструментами.

- Я против, - сказал я, - давайте выпьем за всех нас, за восторженных и за скептических, за тонко чувствующих и за толстокожих, за подсознание и за …

 

- Н-да, - перебил меня Лева, - вы оба сегодня что-то молчаливы.

Все трое чокнулись фужерами и принялись приканчивать бутерброды с салом.

В прихожей, когда мы надевали куртки, Лева протянул каждому по компакт-диску.

- Н-да, Лондонский симфонический. Изаи. Скрипка. Писал с эфира.

 

Вечером маршрутки шли пустые. Добрались домой сравнительно быстро. Я вошел в дом, похлопал жену по заду и быстренько включил телевизор. Примерно через полчаса раздался звонок Мишки:

- Слушай, старик, ты был прав. Я сразу поставил диск, сел в кресло с чашкой чая, и буквально погрузился в волшебный мир скрипичной музыки. Звоню сказать, что переполнен восторгом. Какая запись! Какое исполнение! Здорово, а?

 

- Какая, в задницу, запись. – Я с трудом оторвался от экрана. - Наши проигрывают испанцам четыре-три. А ты – запись!