Аделаиду Марковну Пруткову в Косолаповской сельской больнице боялись все - и коллеги-врачи, и больные. Была она грузной дамой, не слишком следящей за своей внешностью, из-за чего выглядела много старше своих пятидесяти четырех природных лет. Впрочем, все необходимые данные интересной женщины у нее были - и копна черных вьющихся волос, и миндалевидные карие глаза, и горделивая осанка, но… Волосы убирались в неприглядную култышку с торчащими в беспорядке шпильками, глаза прятались за толстыми стеклами очков, об осанке не хотелось думать после знакомства с тяжелым характером Аделаиды Марковны. Требовательной была к коллегам чрезмерно. Любое поручение ее следовало выполнить качественно, в кратчайшие сроки. В противном случае, провинившийся выслушивал короткую сдержанную речь Аделаиды, от которой становилось «не по себе» даже самым злостным нарушителям трудовой дисциплины. Говорила Аделаида Марковна редко, но метко. И пустопорожних бесед не вела никогда - плакаться сотрудники ходили в другие, более мягкие, жилетки. Однако, с любыми хворями - своими ли, родственников ли, друзей - шли именно к ней: врачом Аделаида была от Бога. К новинкам медицины относилась скептически, поскольку весь необходимый диагностический арсенал был всегда при ней: музыкальный слух, умные пальцы и логический ум. Пальпировала, аускультатировала и резюмировала великолепно! Диагностических и лечебных ошибок почти не было. «Аделаида так думает!» - эта фраза, произносимая с должным уважением, была равнозначна приговору, обжалованию не подлежащему. Больные ее боготворили. Лечила всех, независимо от пола, возраста и вероисповедания. Одного только требовала - стопроцентного выполнения предписанных ею рекомендаций. И больные слушались, выполняли - и выздоравливали. Раз в полгода врачи Косолаповской районной больницы выезжали в деревню Сидорово. Точнее - в находящийся там психоневрологический Дом-интернат. Добровольцев на это мероприятие, как правило, не было: в интернате обитали люди, забытые всеми - и родными, и государством, а частенько - и сами себя не помнящие. Поэтому, ездили туда врачи строго по очереди. Аделаида тоже не была исключением - разве что, недовольство при себе держала: вслух не возмущалась и работала так же тщательно, как в свой обычный рабочий день. Только стали замечать коллеги, что Пруткова по собственному желанию второй раз подряд в Дом-интернат едет. Удивились, но спрашивать не стали - побоялись просто. Да и не ответила бы она - личная жизнь Аделаиды слыла тайной за семью замками. Вот и в очередной раз - сели да поехали в деревню Сидорово хирург Зайцев, окулист Василий Федорович, невролог Леночка. Ну, и она - Аделаида Марковна, терапевт… …В маленькой ординаторской жарко. Приехали рано - попали на утреннюю интернатскую «пятиминутку» - ночная смена сдает дежурство. Аделаиду посадили возле самой батареи. Разморило доктора от монотонных речей медсестер, да еще радио негромко мурлычет в ухо какую-то знакомую мелодию. Задремала. Сквозь полусон доносятся обрывки фраз: «На первом посту сорок человек минус один…» «…Минус один? А ты хорошо посчитала? В ответе - минус три целых пять десятых! - рыжая Верка трясет задачником прямо перед носом съежившейся девятилетней Адки. - Ты что, надуть меня решила? Хочешь, чтобы Горбушка опять двойку влепила?» Адке страшно. Очки запотели. Как можно убедительнее, говорит: - В ответе - опечатка! Я правильно решила! Верка злобно кривит губы и со всего размаху бьет ее по лицу учебником. - Ладно, сама напросилась! Бей ее, падлу очкастую! Веркина свора набрасывается сразу. Бьют молча, сосредоточенно. Привычно. Адка слепнет от горячей боли. Ничего не понимает. Вдруг раздается пронзительный тоненький голосок: - Не трогайте ее! И кто-то встает рядом и крепко сжимает скользкую ладошку. Олька! Олька Дождикова - белобрысая пигалица, тощая, слабая и бесстрашная. Досталось обеим. Но с тех пор в ненавистном детдоме у Адки появился настоящий друг… «Что с Праздниками делать будем? - спрашивает старшая медсестра. - Опять получат пенсии - напьются. Не уследить. Может, ненадежных - под замок?» «Бесполезно, - отвечает пожилая санитарка - Им ведь местные через забор пронесут! Что за люди, эх… - качает головой - на кухне девочки им решили пирогов напечь с калиной, в честь праздника. Чтоб все как у людей!» - Знаешь, Адка, когда мы вырастем и заработаем кучу денег, купим сразу же конфет «Кара-кум» - десять кило! Адка улыбается и говорит: - Давай! Только, десять кило - это очень дорого! Может быть, хватит килограмма? Да и не съесть нам столько! Тощая Олька важно заявляет: - Не съесть? Да я за один присест половину умну! - и возбужденно таращит свои разноцветные глаза: правый - голубой, левый - зеленый. Ах, Олька, Олька. Как же так получилось, что потерялись они после детдома? Адка поступила на вечернее отделение медучилища, ночами в больнице санитаркой работала. У подружки вдруг родственница объявилась - двоюродная тетка. Забрала Ольку с собой в Рязань. Адка тогда до слез была рада за нее. «Пусть все будет хорошо у Олюшки, - по ночам у Бога просила. Олька обещала писать, в гости приезжать. И пропала. Как в воду канула. Аделаида через общих знакомых ее разыскивала, но все без толку. Не стало человека. Сама себя успокаивала: «Что может случиться с Олькой Дождиковой сейчас, когда, какая-никакая, а родня объявилась?!» И у самой - перемены в жизни наметились. Училище закончила с красным дипломом. Преподаватели в один голос говорили Аде: «Тебе дальше учиться надо! Медицина - твое призвание!» Собралась, поехала. В Нижнем Новгороде поступила с первого же раза в медицинский институт, на лечебное дело. И так же легко все пять лет проучилась. Схватывала все с лету. Иной раз сама удивлялась - откуда она столь тонкие медицинские премудрости знает? И ответа не находила. Может быть, от родителей по наследству передалось? Аделаида их почти не помнила - говорили, что всей семьей Прутковы попали в автокатастрофу. Одна она только и выжила. После института уехала по распределению в село Косолапово. Прижилась. Работу свою любила, все свободное время ей отдавала, потому что семьей не обзавелась. Так и не научилась людям доверять. Жизнь текла размерено и привычно. До прошлого года… Тогда Аделаида Марковна приехала в очередной раз инвалидов лечить. Досталась самая тяжелая работа - осматривать лежачих. Постовые медсестры водили ее из палаты в палату. И повсюду их сопровождал страшный запах - человеческих испражнений, немытых тел, грязного белья. Наверное, так пахнет немощная старость, ненужность, забытость всеми. Руки привычно делали повседневную работу - простукивали старческие грудные клетки, мяли животы, писали назначения. Боялась отвлечься, пожалеть обитателей Интерната. Осматривая очередную лежачую изможденную женщину, обратила внимание на разный цвет глаз: правый - голубой, левый - зеленый. Всмотрелась внимательно. Тонкие черты лица. Седые легкие волосы. И - в историю болезни взглядом: Дождикова Ольга Николаевна. Олька! Затормошила ее: - Олька, Олька! Это ты? Вот ведь, встретились как! Чего молчишь-то? А подружка бессмысленно смотрела, тихо улыбаясь, пуская старческие слюни. - Она не разговаривает ни с кем после инсульта, - медсестра вмешалась - Моторная афазия. И старческое слабоумие. Потом Аделаида историю болезни досконально изучила. Нашли Ольку на вокзале - полуживую, без сознания. В больнице диагностировали инсульт. Кто она - по паспорту узнали: в кармане лежал. Из родных нашли только дочь. Как оказалось, зря искали - отказалась она от матери, в интернат сдала. Навещала пару раз, а потом - и вовсе исчезла. Аделаида решила: «Помогу Ольке, чем смогу!» Лечение назначила хорошее, лекарства сама купила. По телефону не один раз интересовалась - как там Дождикова поживает? И с радостью слышала, что лучше пациентке стало. Узнавать начала окружающих. И вот сейчас - новая встреча. Аделаида дремала возле батареи. В кармане таяли конфеты «Кара-кум» Для себя решила - заберет Ольку к себе. А чего? Квартира есть, сиделку наймет на первое время, а там, дай Бог, лучше Ольке станет: все-таки, положительная динамика наметилась. Вместе жить начинали, вместе и завершат. Пятиминутка закончилась. Аделаиду Марковну, наконец, сопроводили на сестринский пост. Вокруг царила странная суматоха. Санитарка в резиновом фартуке требовала новый кусок хозяйственного мыла, одноразовые перчатки, бинт и сантиметровую ленту. Взглянув в недоуменное Аделаидино лицо, посчитала долгом прояснить обстановку: - Покойница у нас. Отмучилась бабулька, Царствие ей небесное. И - в трубку зазвонившего телефона: - Кухня? Да, на втором посту - сорок минус один. Тридцать девять завтраков, значит. Минус один? Сердце заболело, застучало. Аделаида побежала в знакомую палату. Олькина кровать была пуста. Еще не понимая до конца случившегося, побрела по коридору. Увидела санитарку с мылом - та заходила в подсобное помещение. Добежала, рывком рванула дверь на себя… Дождикову Ольгу Николаевну обряжали в последний путь... А потрясенный хирург Зайцев делился новостью с коллегами: - Там… Там Аделаида плачет!.. |