Полярный круг – не только холод. Богаты недра и поверхность. А летом птице перелётной Прелестнейшее тундра место. Надёжно скрыты подо льдами, Свои мясные килограммы Муксун и чир здесь набирают, Проделки стужи презирая. Стада оленей длинным днём Здесь на коврах из мха шикуют. А срок морошки как минует, Под снегом ягель – лучший корм. И комаров в местах сих много. Тут не бывает лишь микробов. Морозы – «притча во языцех», Но вот простуд я не встречал. Микроб здесь мёртв, давно он вымерз, Нет для заразы тут начал. Мороз на Севере – во благо, Хоть и причина бед и страхов. В мороз прекраснейшие шкурки Песцы нагуливают шубки. Добыть вот только трудно зверя, Пушнина – подвиг одиночек, Вершится он не между прочим, Потерь здоровья стоит, нервов. Хватает зверя. Кто ж охотник? Абориген или колодник? По найму ли, иль по азарту На север едет зверолов, Энтузиаст и пленник фарта Или гонимый за рублём. Но лёгким рубль не бывает. Хоть зверя ловит, хоть рыбалит, Нужны и труд, и пот, старанье. К тому ж – борьба за выживанье. А здесь не меряны пространства. Песца добыть – побегать надо. Уменья просто – маловато. Терпенье, воля! А мытарства Зовут героикой желанной, И сутью здесь существованья. Спроси отшельника избушки, Вокруг которой бесконечность: «ты здесь, романтике послушный? Или вселенская беспечность В глухую небыль привела? «Да нет, дружок, все плевела Унылой жизни там остались. А здесь я бог. И то не малость. Я сам себе и врач, и повар, И МЧС, само собой, Начальства нету надо мной, И не входу ни рубль, ни доллар. Вздымает трудность шквал энергий. Здесь нет понятий «слабый», «мелкий». На Диксоне. Дежурим на Ан-2. Дарованная властью честь Собрать по-быстрому пушной товар У звероловов здешних мест. Летит ещё товаровед, Специалист по ворсу, мздре, В одном лице кассир, оценщик: Побольше взять, а дать поменьше. Ему не всучишь брак иль порчу. Товар пушной – казна, валюта. И он вершит приёмку круто В державном свете полномочий. Купюр хрустящих саквояж. Начнём, пожалуй, свой вояж. Мотор прогрет. Идём понуро. Уже «добро» на вылет есть. Всё хорошо, но штурман хмурый: На карте нету целей мест. Манёвр на поиск строить надо, И в том нельзя быть верхоглядом. Найти избу – то дело чести. Но лишь одно ему известно: Изба на Пясине-реке. Её и надо нам держаться, Река не даст нам облажаться. Успех наш в божией руке, Но и в твоей, наш мудрый штурман, Не дрейфь, найдём. И сядем умно. Стоит изба на диком бреге, Кругом пустынь болот и мха, Не замечает времён бега. Шумит кормилица-река. В тепло комар, зимой морозы, Сияньем неба щедрый Космос, Разнообразный трудный быт. В глуши живёт рыбацкий скит. Один - рыбацкой снастью правит: Охрана месту и страховка. Другой, с каюрскою сноровкой Песцам капканы в тундре ставит. Исполнит каждый свою вахту, Меняя неводы на нарты. Наш самолёт пока на лыжах: Решаем по-снегу задачу. Под облаками и пониже Летим, надеясь на удачу. Ни одного ориентира. Речное русло лишь пунктиром Даёт нам угадать извивы И тени смутные обрывов. Пока не зацепиться глазу, И продолжается полёт. Засуетился зверовод, Пушные чувствуя соблазны. Мотор спокойствие внушает, Ничто пока что не смущает. Вот! Есть! Она! Проход над крышей. Руками машет человек. И мы посадке место ищем. Дымшашка сброшена на снег. Определяем курс захода. Теперь уж лётчиков работа. Заход. Посадка. Снег – цемент. На месте мы, сомнений нет. Привёл в восторг пилотов навык. Рулим к избушке в снежной мгле, Плывём как будто в молоке, Кренясь внезапно на ухабах. Всё, лыжам «стоп», открыта дверь. «Добро пожаловать!» «Привет!» «Что привезли?» «Мы за пушниной» «Пожрать бы что-нибудь, муки! Я соль просил. Не строй невинность! Чтоб вашей не было ноги!» Рыбак – сморчок, и суетливый, Ведёт, ворча, в избушку нас. Оконца, инеем искрясь, Слегка смущают сумрак синий. Ведро с водой и рукомойник, Лоханка рядом для помойки И бляшки рушника махры. Покрыты плесенью углы. «Ну, что, начальник, начинай. Смотри, цени и принимай». Рыбак нагнулся под кровать, Достал мешок, убрал бечёвку И шкурки начал вынимать, Небрежно так, как мелочёвку. И вдруг светло в избушке стало, Струится нежность и тепло. До потолка вспушилось то, Что только что в мешке вмещалось. Боясь спугнуть прикосновеньем, Беру, смущён благоговеньем, Красу от северных щедрот, Продукт морозов и невзгод. Как мало надо человеку! Взглянуть хоть раз на чудо света! Вот в две руки берёт спец чудо И дунул вдоль на мех слегка. Ах, боже мой, какая шуба, Воздушна, ласкова, легка, Волнует глаз мой белизною И излучает негу грёз! А подступ умиленья слёз Мне не даёт сказать хоть слово. Я весь пленён сей красотою, Бездонно нежной простотою, Твореньем божьим на Земле В промерзлой этой белой мгле. Шедевр, иначе не наречь, Достоин женских только плеч. Но, чем-то всё же недоволен, Товаровед свой сморщил нос, Как будто приступ сильной боли Смутил его чиновный мозг: «Подвержен ворс для полеганья» «Не смей мой мех вот так поганить!» «Вкраплений чёрных больше нормы» «Смотри на цветность, волны, формы!» Товаровед убрал в сторонку Небрежно шкурку. Ей вдогонку Назначил цену: «Восемнадцать! Я больше знаю, не старайся». И торг пошёл стезёй эмоций, Всё ж в рамках цен и полномочий. Товар надёжно упакован, И успокоились купцы. Купюрам путь уж уготован: В «чулок», и завязать концы. Ворча, почти не злобясь, мирно, Достал хозяин чемодан. «Им всё равно лежать вон там, Не стоит нервничать так сильно», Сказал небрежно так и пяткой Задвинул чемодан обратно. «Зубов уж нет, жена ушла, Пропью всё в отпуск, все дела». Его мир прост, он как яишня – Не повернуть ему уж «дышла». Окутан мутной белизною, Летит трудяга наш Ан-2. Ориентиров нет нам снова, Рельеф «читаем» лишь едва. Ведь курс не выдашь постоянный, И путь наш – ломаные галсы. Нелёгок хлеб воздушных асов, Летаешь если северами. Хоть дел у каждого – багаж, Прилип весь к окнам экипаж, Технарь себе окно расшторил, Ловя ушами звук мотора. В работе все, здесь каждый занят. Такой лишь труд нам люб и манит. Нашли, конечно, и второго, Снегами скрытого по крышу, Как цель полёта – зверолова, А по доходам – нувориша. И хоть здесь рубль не дармовой, Но тратить не на что, вот фокус. И выпить нет. А рыба – ох уж! Приелась вдрызг, не лезет в рот. Рулим к избе, хозяин – вот он. Доволен. Рад. Шабаш заботам. Опрятен, чист и скуп в движеньях, Но, видим, в добром настроеньи. «Привет! Не ждал? Веди в избу, Будь добрый, сделай вклад в казну» Везде всё чисто и порядок. Хоть пол не крашен, чудно бел. С водой бадья и кружка рядом, А для хозяйства есть придел. Хозяин сразу сесть нас просит, Чаёк, мол, с собственным печеньем. Умилены его раденьем. «А, по желанью, может, «прозит?» Удивлены. Какой пассаж! Переглянулся экипаж: Контраст приятный. С предыдущим. Всё хорошо, не надо лучше. Приём мехов – почти что списком, Без суеты, без мата, визга. Сама собой пошла беседа. «Что занесло в такую даль? Всё руки ваши могут делать!» Латыш. Себя, мол, испытать. Вослед военному разгрому Деньга немалая нужна. Но – руки есть, пуста мошна. Да и не всё в порядке дома. «Бороться с властью – не мой принцип. Я понимаю, мы – не принцы, Народ всё ж гордый, терпеливый». Затих, держа мундштук дымливый. Для многих север – испытанье, Но и прибежище в исканьях. * * * Прошли года. Другие люди Дежурят здесь на северах. Ни дальность мест, ни климат лютый У смельчаков не селят страх. И не Ан-2, другие Аны Пока пилотов неизвестных Оставят в небе след инверсий, Учтя тех первых все изъяны. А шуб не видно всё ж песцовых. Ужель охотников рисковых Уж нет во время Интернета, Лишь нефть и газ сих дней примета? Исконный дух ужель растает? Куда несёшься, Русь святая? |