(конспект древнегреческих записей) Наш замечательный древнейший земляк Токсары (древние греки называли его Токсарид или Токсарис) родился в середине VI века до нашей эры в Прикаспии. В 580-ых годах до н.э. он попал в Элладу в целях изучения культуры и науки Древней Греции. Токсары был разносторонней и выдающейся личностью: поэтом, путешественником, оратором-златоустом, сочинителем и исполнителем музыки, лекарем, этнографом (говоря, конечно, современным языком). Но славу в Элладе ему принесло искусство костоправа. Со всех концов Греции несли к нему на приём покалеченных и искалеченных индивидов. Всех их он ставил на ноги, тем самым, завоевав на чужбине любовь и почёт, уважение и славу. Известна его встреча с земляком, великим сыном степей Анакарызы (Анахарсис), который в 594 г. до н.э. в возрасте 26 лет также прибыл в Элладу в поисках приключений, неизведанных знаний и культурных ценностей. Когда Анахарсис, покорив Грецию своими познаниями, златоустными речами, победив в спорах всех первых греческих философов и писателей, засобирался домой, тогда он убеждал Токсары вернуться вместе с ним на Родину. Но Токсары отказался вернуться, обосновав свой отказ тем, что в степи костоправов – пруд пруди, а в Элладе он нужен людям для того, чтобы не только лечить, но и учить этому искусству своих учеников. Вот вам, господа европоцентристы, сущность тех, кого вы, начиная с греков и римлян, называли варварами! О Токсарисе древнегреческие философы и писатели написали массу строк. Один из них – Лукиан, свой рассказ «Токсарид или Дружба» построил в форме диалога о дружбе между греком Мнесиппом и Токсары. Это сочинение сильно напоминает платоновские диалоги, а речи Токсары сравнимы с речами Сократа. Спор начинается с того, что Мнесипп недоумевает, почему скифы, как богам, поклоняются двум героям Эллады Оресту и Пиладу, которые сумели бежать из скифского плена, убив при этом людей, и унеся с собой идол скифов – Артемиду. На что Токсары отвечал: «Выслушай же меня, почтеннейший, и посмотрим, насколько мы, варвары, судим о хороших людях правильнее, чем вы. В Аргосе или Микенах, например, нельзя увидеть славной могилы Ореста или Пилада, а у нас вам покажут храм, посвященный им обоим, ибо они были соратниками. Им приносят жертвы, и они получают все прочие почести; а то, что они были не скифами, но чужестранцами, совсем не мешает нам считать их доблестными людьми. Мы ведь не наводим справок, откуда родом прекрасные и доблестные люди, и не относимся к ним с пренебрежением, если они совершают какой-нибудь добрый поступок, не будучи нашими друзьями. Восхваляя их деяния, мы считаем таких людей своими близкими на основании их поступков. Более же всего в этих людях вызывает наше удивление и похвалу то, что они, по нашему мнению, являются наилучшими друзьями из всех людей и могут стать законодателями в делах о том, как нужно делить с друзьями превратности судьбы и как быть в почете у лучших скифов. Наши предки написали на медной доске все то, что друзья претерпели оба вместе или один за другого, и пожертвовали ее в храм Ореста, издав закон, чтобы началом учения и воспитания служила эта доска: дети должны были заучивать то, что на ней написано». Далее Токсары сообщает, что было написано и нарисовано на той медной доске (выходит, у скифов была своя письменность?!?), а затем продолжает мысль: «Подобная привязанность, стойкость среди опасностей, верность и дружелюбие, истинная и крепкая любовь друг к другу не являются, как мы решили, простым человеческим свойством, но составляют достояние какого-то лучшего ума. Ведь большинство людей, пока во время плавания дует попутный ветер, сердятся на спутников, если они не разделяют с ними в пол¬ной мере удовольствий; когда же хотя немного подует противный ветер, они уходят, бросая своих друзей среди опасностей. Итак, знай, что скифы ничего не признают выше дружбы, что каждый скиф сочтет наиболее достойным разделить с другом его труды и опасности; равным образом у нас считается самой тяжкой обидой, если тебя назовут изменником дружбы. Оттого мы и почитаем Ореста с Пиладом, отличавшихся этой скифской доблестью и заслуживших славу благодаря своей дружбе, - а дружбой мы более всего восхищаемся. Поэтому мы прозвали их «Кораки» - на нашем языке это все равно что сказать «гении, покровители дружбы». Тут Мнесипп признаётся в том, что заблуждался, когда скифов считал варварами. Торсары же продолжал: «Пожалуй, в наше время я не стал бы хвастаться, что мы лучше эллинов и в других отношениях, справедливее к родителям и больше почитаем богов. Но нетрудно показать, что скифы являются более верными друзьями, чем эллины, и что законы дружбы у нас более чтимы, чем у вас. И, ради эллинских богов, выслушай без раздражения, если я поделюсь с тобой наблюдениями, которые сделал, находясь уже долгое время среди вас. Мне кажется, что вы лучше других можете произносить речи о дружбе, - о делах же ее вы не заботитесь: для вас вполне достаточно только восхвалять дружбу и показывать, какое великое благо она составляет. В нужде же вы изменяете своим речам и удираете - подумать только! - в самый ответственный момент. Когда ваши трагические поэты показывают на сцене замечательные примеры дружбы, вы восхищаетесь и рукоплещете; многие из вас проливают слезы, когда друзья подвергаются опасности ради друзей. Но ради своих друзей вы не решаетесь совершить ничего достойного похвалы. Если друг окажется в нужде, то все эти многочисленные трагедии тотчас же покидают вас и разлетаются, как сны, и вы остаетесь похожими на пустые и немые маски, которые, широко разевая рот, тем не менее, не произносят ни звука. Мы же, напротив, насколько отстаем в рассуждениях о дружбе, настолько же превосходим вас в ее проявлениях». На этом месте спорщики договариваются донести друг другу по 5 реальных и современных им случаев дружбы. Рассказы Мнесиппа об эллинской дружбе оказались на поверке бледными, чем случаи из жизни Токсарида, который перед тем, как приступить к своим рассказам, приводит своеобразные социологические размышления о дружбе: «Я же тебе расскажу о многочисленных убийствах, войнах и смерти за друзей. Ты убедишься, что дела эллинской дружбы по сравнению со скифскими - детская забава. Впрочем, ваши чувства имеют разумное основание, и вполне естественно, что вы восхваляете незначительные деяния; ведь у вас, живущих в глубоком мире, не может быть выдающихся своей необычайностью случаев выказать дружбу. Так и во время затишья не узнаешь, хорош ли кормчий: для этого нужна буря. У нас же непрерывные войны: мы или сами нападаем на других, или обороняемся от на¬бега, участвуем в схватках из-за пастбищ и сражаемся из-за добычи: тут-то по преимуществу и нужны добрые друзья. Вот при каких условиях мы заключаем самую надежную дружбу, считая только ее одну оружием непобедимым и непреодолимым. Прежде всего, я хочу тебе рассказать, каким об¬разом мы обретаем друзей. Не на попойках, как вы, и не потому, что росли вместе или были соседями. Нет, когда мы видим какого-нибудь человека, доблестного и способного совершать великие подвиги, мы все спешим к нему, и то, что вы считаете необходимым делать при сватовстве, то мы делаем, ища друзей. Мы усердно сватаемся, делаем все, чтобы добиться дружбы и не показаться недостойным ее. И вот, когда кто-нибудь избран в друзья, заключают союз и приносят величайшую клятву: жить вместе и умереть, если понадобится, друг за друга. И это мы выполняем. После клятвы, надрезав себе пальцы, мы собираем кровь в чашу и, обнажив острия мечей, оба, держась, друг за друга, пьем из нее; после этого нет силы, которая могла бы нас разъединить. Дозволяется же заключать дружбу самое большее с тремя; если же у кого-нибудь окажется много друзей, то он для нас — все равно, что доступная для всех развратная женщина: мы думаем, что дружба не может быть одинаково сильной, раз мы делим свое расположение между многими». Из всех 5 рассказов Токсары о дружбе возьмём лишь один, но наиболее характеризующий скифскую дружбу. В нём Токсары рассказывал: «Тогда я отправлялся из дому в Афины, желая познакомиться с эллинским образованием, я приплыл Понтийскую Амастриду. Этот город, расположенный неподалеку от Карамбы, является удобной стоянкой плывущих из Скифии. Со мною был Сисинн (казахский вариант – Сисен или Сексен, - курсив мой, - Б.К.), мой товарищ с детства. И вот, найдя у гавани какую-то гостиницу и перенеся туда с корабля свои вещи, мы пошли погулять, не предвидя никакой неприятности. Воспользовавшись этим, какие-то воры, вытащив у двери засов, унесли у нас все, не оставив даже столько, чтобы хватило на один день. Придя домой и уви¬дав, что произошло, мы не нашли возможным жаловаться властям ни на своих соседей, которых к тому же было много, ни на хозяина, из страха показаться большинству обманщиками-вымогателями, рассказывая, что кто-то похитил у нас четыреста дариков, много одежды и ковров и остальное имущество, какое у нас было. Мы стали обдумывать, что нам в таком положении делать — мы ведь остались совершенно без средств на чужбине. Я решил тут же, как был, вонзить в бок свой меч и уйти из жизни, чтобы голод и жажда не вынудили совершить недостойный поступок. Но Сисинн ободрял меня и уговаривал не делать этого. Он нашел самый подходящий способ найти необходимое пропитание: нанялся таскать в гавани лес и возвратился, купив на свой заработок припасов для нас. Следующим утром, проходя по площади, он увидел шествие, состоявшее, по его словам, из видных юно¬шей благородной осанки. На самом деле это были на¬нятые за плату гладиаторы, которые через три дня вы¬ступали во время представления. Разузнав относительно них все, что было надо, Сисинн пришел ко мне и сказал: - Токсарид, не называй себя больше бедным, - через три дня я сделаю тебя богачом. Так он сказал. С трудом просуществовав два дня, когда наступил назначенный день, мы отправились посмотреть обещанное зрелище. Сисинн захватил меня с собой в театр, как будто с целью показать приятное и своеобразное эллинское представление. Усевшись, мы видели, как охотились с дротиками на диких зверей, как их травили собаками, как выпускали зверей на каких-то связанных людей, по- видимому, злодеев. Наконец выступили гладиаторы. Глашатай, выведя весьма рослого юношу, объявил, чтобы всякий желающий сразиться с ним один на один выходил на середину, - за это он получит десять тысяч драхм - плату за бой. При этих словах Сисинн вскочил и, сбежав на арену, изъявил желание сражаться и потребовал оружия. Получив десять тысяч драхм, он принес их и отдал мне. «Если я окажусь победителем, - сказал он, - мы уедем вместе, денег нам хватит; если же я паду - по¬хорони меня и возвращайся обратно в Скифию». При этих словах я громко зарыдал. А Сисинн вооружился, не надевая только шлема: он сражался с непокрытой головой. Сперва он был ранен: кривой меч задел его под коленом, так что кровь обильно за¬струилась; я же со страху чуть не умер раньше него. Но Сисинн подстерег своего противника, кинувшегося слишком смело, и пронзил его насквозь, поразив в грудь. Гладиатор тут же пал к его ногам. Сисинн, страдая и сам от раны, сел на убитого и едва не ли¬шился жизни; я подбежал, поднял его и стал ободрять. Когда же Сисинн был провозглашен победителем, я поднял его и доставил в наше жилище. После долго¬го лечения он оправился и сейчас еще живет в Скифии, женившись на моей сестре, - хотя все-таки хромает от раны. Это, Мнесипп, случилось не среди махлийцев и не в Алании, где не было бы свидетелей и можно было бы не доверять мне; многие из амастрийцев и сейчас еще помнят о поединке Сисинна». Разумеется, в доказательствах истинной дружбы, которой более всего соответствовала скифская дружба, Токсары одержал верх над своим оппонентом, который, признав своё поражение, тут же предложил Токсары свою дружбу. К чему мы здесь приводим эти древние рассказы о дружбе? Да к тому, что в нашу эпоху, когда всех и вся забодал «золотой телец», а отношения между людьми становятся всё более и более грязноторгашескими и мелкособственническими, меркантильными и отчуждёнными, потребительскими и эгоистичными, нелишне было бы вспомнить о высоких духовных чувствах, отношениях и ценностях, таких как дружба и любовь, человечность и человеколюбие, которых наши предки ценили выше злата и блата, собственной жизни и благополучия. Эти высшие и вечные ценности не просто идеал, а та реальность, которая часто спасала человечество и человечность, общество и людей в трудные времена и «минуты роковые». | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
