Где я родился?

Там, где жили какие-то люди и двигались чьи-то тени.

 

Когда родился?

Тогда, когда реки были широкими и бурными, деревья - большими и густыми, снега – ослепительно белыми и огромными, а люди - не суетливыми и доверчивыми, чуткими и заботливыми, добродушными и хорошими.

 

Родился, ползал, бегал, прыгал. Жизнь бурлила во мне, упрятав в чреве своём смерть, выпячивая мнимую бессмертность. Был бессмертным и я, но вдруг умер.

 

Умер тогда, когда вселилась в мозг убийственная мысль о смерти. Это было очень давно. В то время умер какой-то человек. Знал его или нет? Неважно.

 

Его смерть сделала смертным и меня. Убила меня. Она ужаснула своим холодом, безобразием, неумолимостью. Человек был, жил, смеялся, ел, пил, плодил детей, имел друзей, родных. Он считал, что это будет длиться вечно, но ему хватило всего лишь мгновенья, чтобы всё это потерять, а самому превратиться в тлен и прах. Конечно, его иногда посещала мысль о том, что он смертен, что он уйдёт, а мир будет продолжать своё шествие, также косить ему подобных. Но он с этой мыслью не смирился, - противопоставил миру Протест Бессмертия и Вечности. Практически то, чего не имел. Он жил, будучи уже мёртвым. Поэтому он умер. Но он ничего не потерял. Разве можно потерять то, чего не имел?

 

…В этот момент умер и я. В тот же момент я родился. Я пошёл по следу этого незнакомца. Шёл, то, теряя, то, наступая на этот след. Наследив, шёл до тех пор, пока не стёрлись и не отказали ноги. Но это было не страшно.

 

Я пошёл дальше, но уже на своих руках. Я не только шёл, но и ЩУПАЛ. Всё, что попадалось на пути. На ощупь шёл и днём, и ночью. Хотел дойти куда-то, к чему-то, зачем-то. Но мне отрубили руки, будто я хотел украсть Движение. Я не мог остановиться, потому, что остановка - тоже смерть.Поэтому я пошёл дальше, но уже на своей ГОЛОВЕ.

 

…Видел ли я, куда иду? Да, вроде бы, у меня было ЗРЕНИЕ. Я видел, смотрел, наблюдал, моргал, щурился, хмурился. Но, как Демокрит, сам себе выколол себе глаза, чтобы познать мир не зрением, а РАЗУМОМ.

 

Слепота не отняла жизнь. За неё ещё цеплялся… СЛУХ. Вслушиваться в пение природы, звуки музыки, тишину, носить эти звуки в себе, мурлыкать себе под нос, сочинять мелодии… Разве это не прекрасно? …Но затем я оглох. Но и это ещё не конец.

 

Ведь ещё оставался НЮХ. Он обострился, наполняя меня не только запахами, но и удовольствием. Не только от аромата, но и от зловония. Я забыл, что когда-то имел ноги, руки, глаза и уши. Дыхание… Вот в чём прелесть всей жизни. Легко вдыхать воздух носом, ртом, гортанью, выдыхать его лёгкими… Но в этом дымном мире я задохнулся.

 

Оставался ещё ЯЗЫК. Я пошёл дальше, облизывая всё, что попадалось под и на язык. Я не только лизал, но и говорил, произносил тосты, пел песни, слагал стихи. Но кому-то и это не понравилось, - его отрезали.

 

Идти стало тяжело. Голова стёрлась, облысела. Чтобы сократить моё жизненное Пространство, кто-то отрубил у меня туловище. Но стало легче. Голова не пошла, а покатилась. Куда? Не знаю. Я не видел, не слышал, не осязал, не обонял, не вкушал. Осталась одна голая голова… Круглая, как шар земной, в холодном пространстве космоса и шумного людского бытия. Она то катилась, то подпрыгивала, то замирала, впадая в сон. Во сне к ней прирастало туловище, а к нему ноги, руки и даже крылья. Тогда взмахи этих крыльев возносили голову ввысь. Она взлетала так высоко, что земля казалась издали тоже чьей-то головой, отрубленной от туловища и катящейся по поверхности вселенной.

 

Чтобы не занимал у мира много Времени, в конце концов, вместо головы мне оставили лишь блестящий, идеальный ЧЕРЕП. Его глазницы, зияя бездонно, смотрели на мир вечным, пустым, холодным взглядом. Но кто-то из него сделал пепельницу.

 

…Я лежу (?), стою (?), возвышаюсь (?) на столе. Наполненный окурками и пеплом. Никто не помнит ни имени моего, ни времени, ни места рождения, ни дату смерти.… Вот так я родился и умер. Вот так я умер снова. Когда, где, как и кем мне суждено родиться вновь?