Часть II- Киев христианский – шаг второй

 

Искать что-либо очень нужное можно до бесконечности.

Ибо не всегда, так бывает важен результат действия, как сам процесс его.

Потому, что все истинно ценное и действительно необходимое было

давно найдено и с успехом уже когда-то и не раз использовано.

 

О поиске национальной идеи в России.

 

Пролог

 

Пасмурным апрельским утром Днепр как обычно катил свои воды на юг. Преодолевая его течение и мерно ударяя веслами по воде, пятьдесят русских кораблей с поднятыми парусами подходили к Киеву, минуя островок разделяющий реку и перестраиваясь в клин. С высоты берега казалось, что стая чудесных птиц, распластавших свои крылья в воздушном потоке, заботливо опекает одну - самую главную и дорогую для них, находившуюся на острие этого клина и так не похожую на всех остальных.

 

И лишь как только она миновала поросший молодым, начавшим зеленеть кустарником остров, в этой сказочной жар-птице стали различимы черты грозного, идущего под огромным багряным парусом, ромейского дормона, мерно роняющего двухрядный строй весел в еще холодные мутные воды Днепра. И в тот самый момент, когда, повинуясь какой-то неведомой силе, эта прекрасная птица сложила свои паруса-крылья, замедляя ход у деревянной пристани и ощетинившись поднятыми веслами, плотные кучевые облака над городом и рекой стали расходиться. И в образовавшийся между ними просвет ворвались лучи яркого солнца, из-за которых в один миг все вокруг вспыхнуло и заиграло свежими весенними красками.

 

Люди, наблюдающие эту картину с высоты городских стен и холмов, неудержимой волной двинулись к берегу. А все потому, что такой корабль многие из них видели первый раз в жизни. Ибо тяжелые греческие морские суда, в отличие от легких русских лодок, имели большую осадку и вес, строились для морских путешествий и были не приспособлены для передвижения по рекам и преодоления днепровских порогов. Этот корабль был первым невиданным доселе в Киеве чудом, которое сотворили сами русичи, перенеся его буквально на своих плечах через все встреченные на водном пути препятствия ради той, которая сейчас стояла в своих белоснежно-золотистых одеждах с гордо поднятой головой и в спокойном величии взирала на встречающих ее людей.

 

Так прибыла в Киев весною 990 года от Рождества Христова греческая принцесса Анна, дочь императора Византийского Романа, венчанная жена князя Киевского Владимира. Чтобы промелькнуть яркой кометой по небосклону истории Руси, выполнив свое великое предназначение и исчезнуть навсегда, оставив после себя лишь робкие бессвязные воспоминания современников, которые до сих пор своими слабыми голосами стучатся к нам из глубины веков, заставляя вновь и вновь пытаться понять истинную суть событий тех далеких времен.

Потому что все происходившее тогда являло собой яркий пример того, как духовное движение общества стало той неудержимой силой, которая в считанные годы смела все преграды на своем пути и вывела Русь в один ряд с могучими государствами своего времени, которые складывались и строились до нее веками.

 

Глава I За день до этого.

 

На широкой песчаной отмели, недалеко от березовой рощи, приткнулись для ночлега русские корабли. Воины из тысячи воеводы Даниила, ожидавшие князя Киевского Владимира до весны в Корчи, разбивали походный лагерь, готовясь к ночевке. По берегу Днепра запылали костры. Русские готовили ужин, обсуждая свое долгожданное возвращение домой.

Почти у самого берега, на небольшом возвышении, поросшем молодой весенней травой, был разбит княжеский шатер. Его внутреннее убранство сильно изменилось. Теперь оно меньше всего напоминало жилище воина. Пол был застелен плотными персидскими коврами, походный пень заменил резной, инкрустированный перламутром стол, с такими же стульями, а княжеская лежанка из шкур исчезла, уступив место широкой кровати с балдахином, рядом с которой стояло большое медное зеркало на такой же подставке.

 

Порядок, царивший в шатре, и его внутреннее убранство красноречиво говорило о том, что здесь уже давно и надолго поселилась женщина. Именно она сидела сейчас за столом, что-то быстро записывая на лист пергамента. Затем, бегло прочитав написанное и аккуратно свернув его, капнула на сгиб воском с горящей свечи и, сняв с руки массивный перстень, запечатала им послание.

 

В этот момент в шатер вошел князь Владимир в сопровождении воевод Даниила и Жробейна, которые с опаской рассматривали лежащую под их ногами красоту, не зная следовать ли им за князем или, чтобы не испачкать ковры, все-таки лучше остаться у порога.

Окинув вошедших приветливым взглядом, Анна улыбнулась и

уступая им место за столом, произнесла:

- Входите, не стесняйтесь, ковры и сделаны для того, чтобы по ним ходить.

Князь, устроившись на стуле так, чтобы видеть и жену и воевод одновременно, сказал, обращаясь ко всем:

- Завтра к утру мы уже будем в Киеве. Гонцов с необходимыми распоряжениями я отправил. К встрече готовятся. Для нас всех это будет нелегкий день. Я почти год не был дома. Дел за это время поднакопилось достаточно. Да и чем там сейчас народ «дышит», посмотреть бы не мешало. Этим займешься ты, Волк. На тебе, Данил, - охрана. Тысячу свою всю по домам не распускай, объясни людям, что они князю и в Киеве надобны. А там, когда со всем разберемся, и отдых им дадим. Ну, ежели согласны, тогда можно и отужинать всем вместе, если моя любимая жена не возражает, - добавил к сказанному Владимир.

- Твоя жена не возражает поужинать с твоими друзьями, а вот со всем остальным я не очень-то и согласна, - ответила ему Анна и, подойдя к столу, обратилась к Владимиру с вопросом: - Ты позволишь, князь?

 

В ответ Владимир согласно кивнул, улыбнувшись в бороду, так как знал князь Киевский, что Анна никогда не позволит себе вмешаться в мужской разговор по пустякам, и если она хочет сейчас что-то сказать, значит - дело того стоит.

 

- Итак, если я вас правильно поняла, то вы решили двигаться всем вместе и до полудня прибыть в Киев, а там дальше действовать по обстановке? Так не пойдет! - сказала она твердым голосом. - И сейчас объясню почему. Ты, князь, уже как год не был дома и вместе со своей дружиной вел нелегкую войну, отрывая воинов от их домов и семей. Мы должны представить результат этой войны. Смысл осады Корсуни должен быть понятен каждому русскому человеку.

 

А он - в признании Руси и тебя, ее князя, как равного среди равных, а не как надоедливого варварского кагана, с какого-нибудь захолустного имперского пограничья. А прямое доказательство этому - я. И потому, мой любимый, встречать меня в Киеве ты должен сам, а не привозить в свой город как добытую в походе девку после очередного набега. Тогда люди русские поймут, что князь их велик в своих делах и помыслах, настолько, что даже Византийские императоры хотят породниться с ним.

 

Анна заканчивала свою речь в полной тишине. Присутствующие в шатре с удивлением осмысливали сказанное. Она же, подойдя вплотную к сидящему на стуле мужу и с хитроватой улыбкой заглянув ему в глаза, добавила:

- Да, и наверное кому-то не мешало бы привести свои дела в порядок, еще до моего приезда в княжеский дом? А то мало ли кого там можно застать после такого долгого отсутствия его хозяина.

 

Первым в себя, пришел Жробейн.

- Чтобы поспеть в Киев до утра, нам с тобой, князь, придется ужинать в лодке под парусом, и чтобы зря время не терять, пошел я собирать народ и готовить корабль к выходу.

Он вопросительно посмотрел на Владимира. Тот согласно махнул рукой и добавил вслед воеводе:

- Иди, я тебя догоню. А ты, Даниил, доставишь мне завтра княгиню в целости и сохранности. А сейчас ступай, помоги Жробейну.

Когда Владимир и Анна остались наедине, княгиня подошла к мужу и, обняв его, сказала:

-Так правильно, любимый. Это будет твой триумф. Его должны видеть все, и враги и друзья.

 

- Ты как всегда права, Анна. И насчет дел в доме кстати напомнила. К середине ночи будем с Волком на месте. И до утра, глядишь, со всем и разберемся. Так что ужинайте с Мариной без нас. Да пригляди за ней хорошенько, в ее положении путешествия небезопасны, тем более весной, когда еще так прохладно и сыро, особенно по ночам.

 

Князь Владимир вышел из шатра и прямо по мелководью направился к ожидающей его и готовой к отплытию ладье, где вместе с воинами спихнул ее с отмели и ловко вслед за ними запрыгнул на борт. Уже оттуда он махнул на прощанье стоящей у входа в шатер Анне, которая наблюдала, как белый парус русского корабля развернулся и затрепетал под легкими порывами весеннего ветра. Весла вспенили темную речную воду, и ладья заскользила по блестящей глади прочь от берега в последних лучах заходящего за горизонт солнца.

 

Глава II Ночи созданы для бесед.

 

Князь Владимир стоял на носу ладьи и, вглядываясь по ходу движения в сгущающийся вечерний сумрак, думал о том, что встретит его дома. Гребцы мерно роняли весла в воду, лодка набирала ход, двигаясь вдоль берега.

Места были знакомые, кормчий - опытный, и поэтому они могли идти даже ночью, обходя известные им отмели. Попутный ветер с приближением сумерек стал усиливаться и уже вскоре княжеские дружинники отдыхали, бросив весла и предоставив корабль лишь воле ветра и умению своего кормчего. Князь присел на деревянную скамью и, оглянувшись в сторону кормы, только сейчас заметил, что за его спиной стоит Жробейн.

 

-Ну что, старый друг, вот скоро мы и будем дома. Наши приключения подходят к концу. Начинается новая жизнь и для тебя и для меня. Как думаешь, что нас ждет дальше? - задал ему вопрос Владимир.

Волк, задумчиво смотря на реку, ответил:

- Я не знаю, но как раньше жить мы уже не сможем это точно. За прошедший год многое изменилось вокруг и в нас самих, и даже в наших именах.

- Да, кстати, - продолжил разговор князь, - как называть то тебя, чтоб по сердцу тебе было? А то я после всех наших крестин, совсем в именах запутался.

- Зови меня, князь, как жены наши зовут – Михаилом, потому как «Жробейн» для уха и языка русского непривычно, ну а Волк, жена говорит, и вовсе кличка какая-то.

- Как скажешь, Михаил так Михаил, со временем привыкну. Все же лучше чем твое родное. Первые полгода нашего знакомства думал, что сломаю об него язык, потом привык. А я, наверно, так и останусь Владимиром, хоть имя мне при крещении и дали красивое – Василий. Да вот думаю, что хватит уже Василиев, - сказал князь, намекая на царствующего базивлевса Василия II

- И так там, поди, до сих пор подпрыгивают вместе с братцем от злости в своем Царьграде, а тут на тебе - еще один Василий, да еще и с правом на Византийский трон. Совсем с ума сойдут, ночами спать перестанут, жалко их все-таки, какая ни какая, а теперь родня, - криво усмехнулся князь.

- Да погань редкостная, - отвечал ему Михаил. - Будь по мне, то собрал бы всех в один мешок и в море с самой высокой Царьградской скалы…

 

- Ты потише, про императоров-то. Самому мысль эта покоя не давала, что вернусь домой, соберемся с силами, да и ударим по поганцам, чтоб больше неповадно было им слово свое нарушать и сестру травить. Да не на Корсунь уже пойдем, а сразу на Царьград - душить гадюку так в ее логове. А заодно и волю деда моего исполню. Щит русский на ворота Царьграда все-таки приколотим. Думал-то думал, зол я на них был страшно. Не за себя - за Анну. Что, если б удалось тогда их черное дело? До сих пор места себе найти не могу от того ужаса. Волком бы выл, все с землей бы сравнял и сам бы в нее лег. Веришь, старый друг?

- Верю, княже. Я и сейчас все, что было с нами тогда, вспоминаю и не пойму, как выжили. Не верится, что сейчас все уже хорошо. Анна - снова здорова, ты – зряч, а Марина носит моего первенца. Как-то слишком все это хорошо, чтобы быть правдой. Так и ждешь какой-нибудь пакости.

 

- Вот, вот и я о том же, - поддержал своего друга Владимир. - Если бы не Анна, точно собирал бы воинов на Царьград. Разнес бы его в пух и прах, ну конечно если сил хватило. Но побеседовали с ней и охолонул. Знаешь, что она мне на это сказала? Прибить, мол, щит на ворота Константинополя мы может быть и прибьем, а вот что дальше делать-то будем? Империя огромна, гораздо больше Руси, народу в ней живет неисчислимо. Ее еще нужно всю подчинить, а затем лишь только управлять, а это - война на долгие годы. И для этого сил у нас пока что еще маловато.

Для начала в своем доме порядок навести нужно. Торговлю с соседями наладить, города на рубежах ставить, церкви. И не из дерева, как сейчас, а каменные, на века. Монету свою чеканить, чтобы от чужого золота не зависеть, да и мало ли еще дел всяких объявится. А для этого время нужно – мирное для Руси время. Без всего этого нам с тобой, Волк, нечего будет детям нашим на своей земле оставить, разве что хвост с твоего шелома, да имена, нам данные при крещении.

 

В боях и славе дни свои закончить для воина, конечно, - почет. А государю о народе думать надо. Тут уж не до себя и обид всяческих. В войнах Русь сейчас больше потеряет, чем выгадает. Ну уж если полезут, тут тогда и отпор дадим, - сказав это, он посмотрел на озадаченного его речью варяга и спросил:

-А ты что об этом думаешь?

- Нечего тебе на это ответить, князь. Прав ты во всем. Хватит уже точно кровь русскую по всему свету проливать за интересы чужие. Толку от этого - никакого. Да только не все твоему решению рады будут. Привыкли без тебя дома уже хозяйничать бояре, воеводы, да братья твои в уделах и Киеве. Не всем по вкусу будет, что хозяин домой надолго вернулся. При отце твоем Святославе, пока он в походах, бабка твоя княгиня Ольга вот их, как в кулаке-то держала, а после смерти ее – вольница там у них полная.

- Ничего, друг, вот вернемся и у каждого спросим за дела его, за уделы и вотчины. Кто по совести на них сидел - хозяином крепким и кого люд русский за это уважает, пусть и дальше под своим князем правит, а у кого дела худые, того рядом со столом Киевским держать не буду. Мне сейчас как никогда во всех делах нужны помощники, а не пни в густой траве под ногами, чтобы на каждом шагу об них спотыкаться. А кто по-хорошему не уйдет, так и выкорчевать того недолго, - сказал князь Владимир и плотнее запахнувшись в плащ от ночной прохлады добавил: - Пойдем, воины на корме уже заждались нас и так, уж как битый час ужин нам стерегут.

В этот момент ладья дала крен на левый борт, огибая отмель, и брызги холодной воды окатили Владимира и Михаила. Утирая воду с лица, князь рассмеялся и сказал:

- Ну вот и умыли нас перед едой, все кстати, да и после трапезы в сон меньше клонить будет.

 

Глава III Той же ночью.

 

Вечерний влажный весенний сумрак, еле освещаемый кострами, окутал туманной дымкой русский лагерь на берегу Днепра, когда в княжеском шатре за ужином собрались две уже почти обрусевшие гречанки с примесью армянской крови. Что делают мужчины, собираясь за одним столом - говорят о делах. Что делают женщины – говорят о делах своих мужчин. Посередь шатра уже появился очаг, на котором разогревались блюда и кипятилась вода. За ужином Анна не столько ела сама, сколько пыталась накормить Марину.

- Где-то сейчас наши мужья? Может уже и подходят к самому Киеву? - задала ей вопрос Марина, пытаясь прожевать кусок жаренного на костре мяса дикого кабана.

- Нет, до Киева им еще полпути, - ответила Анна, разливая в глиняные пиалы кипяток из маленького серебряного чайничка.

- И что ждет нас всех в этом Киеве?

- Тебя ждет любящий муж, новый большой дом и роды летом, наверное, ближе к августу. А вот что ждет в Киеве меня, это вопрос вопросов.

- Ты насчет безумного количества жен нашего князя, моя госпожа? Если об этом, то, как по мне, половина из того, что говорят - одно сплошное вранье.

Анна, печально усмехнулась:

- Мне хватит того, что если даже половина этих сплетен окажется правдой. Измены я ему прощать не собираюсь.

-А что ты сделаешь интересно, моя госпожа?

-Соберусь и уйду, в монастырь. Правда, на Руси его еще для этого надо будет самой себе построить, - рассмеявшись, ответила Анна.

- Слава богу, этого не случится, я думаю, никогда. Князь прямо на глазах после крещения становится другим человеком. Это и Михаил подмечает. Говорит: « мудреет наш князь не по годам, с каждым днем мудреет», - Марина отпила горячую жидкость из глиняной пиалы и добавила: - Слухи ходят, что детей у нашего князя, несмотря на года его еще невеликие, вроде как многовато – человек десять- пятнадцать наберется.

Анна резко поднялась со своего стула и нервно заходила по шатру. Видно было, что этот разговор раздражает ее. Однако быстро взяв себя в руки, она справилась с волнением и отвечала Марине так:

- С женами его мы с ним все решили еще перед венчанием, тогда в Херсонесе. И больше к этому, надеюсь, возвращаться не будем. А вот дети - они существа невинные, как ангелы на небесах. Тут и я, и Владимир едины в своем мнении. Их будем любить и учить вместе, чтобы сыновья князя быстрей опорой в его делах смогли стать, а дочери образцом добродетели и нравственности. Учить их нужно в первую голову, вместе с детьми воеводскими и боярскими.

А то стыдно сказать, что письмо свое, русское редко кто разумеет. А по-гречески читать и писать, так вообще единицы могут. Да и нам с тобой, Марина, русской грамоте и разговору поучиться бы надо, чтобы мужей своих лучше понимать. Вот приедем, да вместе с детворой за учение и засядем. Мы их греческому учить будем, а они нас русскому. Так, я думаю, и дело веселей пойдет, и с ребятишками поближе познакомимся. Без грамоты нам всем сейчас никак. Слову божьему внимать со страниц книг священных каждый родовитый русич уметь должен, счет знать и один или два языка чужих.

Слушая речь княгини, Марина все больше и больше мрачнела. Заметя это, Анна подошла и спросила ее:

- Ты чего пригорюнилась?

- Да слушаю тебя, княгиня, и диву даюсь, откуда ты все это знаешь? Язык русский в разговоре с грехом пополам я как-нибудь да осилю, но письмо их, наверное, - никогда. Поэтому и печально мне стало, что тебе помощница плохая буду. Я к учебе с детства была не очень способна. Сколько учителей со мной билось, пока грамоте меня обучило, сейчас и не упомню всех даже, - выговорив все это, она тяжело вздохнула.

- Ну не всем же грамотеями записными быть. У тебя сейчас другая задача, первенца своего носить. А знаю многое потому, что учителя были хорошие и сама книги с детства читала. Благо библиотеку во дворце в Константинополе за всю жизнь человеческую не осилить.

- Вот-вот. Я и сама заметила, как Михаил еще в нашем доме в Херсонесе к чтению пристрастился. Из библиотеки его было не выгнать, как свободная минута - все туда. А когда собирались, то каждую книгу сам паковал. С собой пару еще в дорогу прихватил, на воде и то читать умудрялся. Иногда даже думать начинаю, что надоела я ему.

- Да что ты, глупенькая. Твой муж тебя очень любит. А книги, тут уж извини, редко такое бывает, чтобы варяг простой и воином был хорошим, и грамоту знал, да еще и книги читал запоем. Такое сейчас редко и в Константинополе встретишь. Тебе, девочка, я считаю, просто повезло с мужем. Да, вот еще что, ты сегодня спишь у меня. Здесь тепло от очага, а ковры не дают теплу уходить в сырую землю, да и сам княжеский шатер из шкур поплотней вашего с Михаилом будет, - и, видя, что Марина собирается ей что-то возразить, добавила: - Это приказ самого Владимира, а его мы с тобой обсуждать не будем. Половина кровати твоя. И мне так будет спокойней.

 

Анна, убедившись, что возражений больше не последует, накинула меховую накидку на плечи и вышла из шатра к ночному Днепру. Постояв немного у порога и полюбовавшись туманом, стелящимся над речной гладью и постепенно подбирающимся к самому берегу реки, Анна отправилась в сторону лагеря в поисках воеводы Даниила, решив передать ему написанное еще утром послание для его дальнейшей отправки адресату. Она еще не успела сделать и десяти шагов, как туман, сгустившись за считанные секунды, поглотил весь русский лагерь и двинулся дальше вглубь берега. Оглянувшись в сторону шатра, княгиня уже не смогла разглядеть ни его, ни берега реки, ни саму реку. И в тот момент, когда она остановилась в нерешительности в попытке определиться, куда же ей идти дальше, кто-то мягко тронул ее за руку. И как по волшебству, вслед за этим, рядом с ней из густого тумана возник воевода Даниил с двумя воинами.

- Далеко ли собралась, государыня? - спросил ее воевода.

При этом лицо его было серьезно и настороженно.

- Тебя ищу, воевода, почту передать для отправки.

- Ну вот и ладно, хорошо, что встретились, а то ведь в таком тумане и разминуться было недолго. Пойдем, проведу обратно, а то, как на грех, ни зги не видно. Сама-то, поди, и шатра найти не сможешь? Как там наши по реке, в таком то тумане, - сказал Даниил и, не выпуская руки княгини, провел ее до самого входа в шатер.

Подняв полог, он пропустил Анну вперед и, уже заходя вслед за ней и оглянувшись назад, глазами указал двум воинам на место каждого из них у входа. А сам, не заходя внутрь, обратился к женщинам:

- Государыня, я бы очень просил тебя и твою гостью без сопровождения не выходить. В такой туман все может случиться. Поэтому охране дана строжайшая команда никуда вас не выпускать.

 

Затем он, попросив прощения, поклонился Анне и, пятясь, вышел из княжеских покоев. Воевода, после того как проверил караул, присел на самом берегу недалеко от входа, да так и провел всю ночь не сомкнув глаз.

И только когда первые лучи солнца тронули небосвод и начали рассеивать остатки ночного тумана, он покинул свое место и направился в сторону лагеря поднимать дружину для сборов в путь.