Вечереет. Как сильно разрушены плиты, окружающие блокпост. А там недалеко, бук-вально метрах в трёхстах, лесок. Да и леском его сложно назвать, скорее, кустарник, но высокий. А из него по нам постоянно стреляют. Вот сейчас лежу, высунул автомат в щель и смотрю, не появится ли какое-нибудь движение. А рядом со мной, накрытые брезенто-вой палаткой, лежат трупы наших товарищей. К вечеру похолодало, и брезент, намокший от утреннего дождя, загнулся по краям, и с того края, где я лежу, мне видно лицо Вадима. Ёлы-палы! Даже глаза ему забыли закрыть. Они смотрят в небо, а точнее не в небо, а на брезент и на меня, потому что голова повёрнута чуть-чуть набок. Если бы я был на его месте, то одним глазом я бы видел брезент, а другим – небо, да и себя, лежащего рядом, я бы увидел. Потому мне и кажется, что он смотрит на меня. Двумя днями ранее. Весна. Все хорошо. Давно нет никаких проблем. Расслабились мы. И дозор уже не та-кой чуткий. А тут как жахнуло! Блин, горячая тушёнка разлилась мне на ноги. Больно! Не знаю, от чего больнее, от того, что жахнуло, или от того, что расплавленный жир разлился мне на брюки. Подскакиваем, занимаем позицию. Из леса слышны несколько автоматных коротких очередей, направленных в нашу сторону. А потом тишина. Часа два лежали. Хо-лодно. Но больше ничего не произошло. Вадим встаёт в полный рост. – Ну что, ребята, отбой. На сегодня отстрелялись. Дальше день прошёл без происшествий. Ночью где-то слышались выстрелы. Но от нас они были далеко. В общем, снова тишь и покой. Вадим, конечно, сообщил по рации об инциденте. Но это была мелочь, и командование не восприняло донесение всерьёз. Да и выстрелов больше не было. Утром дежурный, Серёга, вскипятил котелок на горелке. Это мы называем её горел-кой, но на самом деле это старый примус, который мы нашли в разрушенном доме. Гото-вить на нём гораздо лучше, чем на дровах. Он уже засыпал крупу в котелок. Открыл не-сколько банок тушёнки. Мы все ожидали вкусный завтрак. И в это время началось. Один взрыв – недолёт. Взорвалось недалеко от нас, впереди, ближе к лесу. Второй взрыв – за нами, уже по ту сторону. Перелёт. А третий попадает точно по центру. Разносит вдребезги примус, из которого бензин брызжет во все стороны. Вадим хватается за грудь и падает. Серёга, с оторванной рукой, ползёт, истекая кровью, но видно, что это уже конвульсия и он не боец. А взрывы гремят со всех сторон. Санька, связист, орёт в рацию: – «Заря», «Заря», я «Зенит», срочно нужна подмога! Нас атакуют! Есть 300-й, есть 200-е! Подсчитать потери невозможно! Пока он вызывал, обстрел прекратился. Четверо убитых, один раненый. Мне осколком по голове прошлось, но за ранение я это не считаю, так, контузило слегка. Санька все про-должает орать: – Нужна подмога! Нужна подмога! – Саш, нам не только подмога нужна. Надо раненого вывезти, ну и двухсотых тоже. Саня передаёт это по рации. Незамедлительно приходит ответ: – Отправили к вам пару «бэтэров». Один с вами останется, другой трёхсотого заберёт, а двухсотые подождут. В это время опять жахнуло совсем рядом. Несколько бетонных блоков сдвинулись с места, того и гляди упадут. А обстрел продолжается. После миномётного обстрела боеви-ки бросились в атаку. Их было немного, человек десять, и два пулемётчика, которые стре-ляли из леса. Да вот нас было трое, не считая связиста, который все время вызывал подмо-гу. Я, Миша, Гена пытались отбить эту атаку. Атакующим сложнее. Пятерых мы завалили почти сразу, остальные залегли, но вот пулемётчики не давали нам высунуться. А здесь снова раздались разрывы гранатомётов. Сквозь грохот стрельбы Санька орёт: – Всё, наши выдвинулись! Минут 20-30 продержаться, и они будут здесь! Вот только на беду к нашим противникам подошло подкрепление. Ещё человек 10-15 пытаются атаковать. Они знают, что нас мало осталось. Но мы держимся. Слава Богу, цинков не меряно. Саньку заставили заряжать магазины, а сами, не жалея патронов, от-крыли беспорядочный огонь. Может быть, случайно в кого-то попали. Главное – не дать им приблизиться. Вдруг на опушке леса (кустарника) раздались взрывы. Два или три. Может быть, больше, не считал. Несколько боевиков, которые были между лесом и нами, бросились обратно. Но до спасительного убежища в деревьях они не добрались. Их сняли пулемёт-ные очереди. Наши бэтэры вовремя успели. Забрали раненного Серёгу. Насчёт двухсотых сказали, что потом. Один бэтэр вернулся назад на базу. А другой с четырьмя солдатами-срочниками – федералами – остался нам на подмогу. Атака вроде отбита. Обеденное время. Так хочется поесть. Пошмонали по рюкзакам, по загашникам: три банки тушёнки и булка хлеба. Это на восемь-то человек! Все осталь-ное разнесло вдребезги во время обстрела. Поделили, как могли. Конечно, большую часть отдали срочникам (они вечно голодные). Им в основном тушёнку, а себе побольше хлеба. А тут опять началось. Один взрыв, другой. Сначала перед постом. Потом плиты рух-нули на одного из срочников. Те, которые еле-еле держались. Зачем он под них лёг? Хотя там удобная позиция была в образовавшейся щели. В общем, придавило его. А потом сно-ва началась атака боевиков. На этот раз человек тридцать, и снова их поддерживают пу-лемёты, не давая нам высунуться. Благо, бэтэр рядом стоит и тоже их вовсю поливает. Правда, недолго. Раздаётся взрыв, с бэтэра сносит башню, и он окутывается огнём. Но этим тоже досталось. Отступили они за деревца и притихли. Вечереет. Как сильно разрушены плиты, окружающие блокпост. А там недалеко, бук-вально метрах в трёхстах, лесок. Да и леском его сложно назвать, скорее, кустарник, но высокий. А из него по нам то и дело стреляют. Вот сейчас лежу, высунул автомат в щель и смотрю, появится ли какое-нибудь движение. А рядом со мной, накрытые брезентовой па-латкой, лежат трупы наших товарищей. К вечеру похолодало, и брезент, намокший от ут-реннего дождя, загнулся по краям, и с того края, где я лежу, мне видно лицо Вадима. Ёлы-палы! Даже глаза ему забыли закрыть. Они смотрят в небо, а точнее не в небо, а на бре-зент и на меня, потому что голова повёрнута чуть-чуть набок. Если бы я был на его месте, то одним глазом я бы видел брезент, а другим – небо, да и себя, лежащего рядом, я бы увидел. Потому мне и кажется, что он смотрит на меня. Смотрит с надеждой и укором. Словно говорит: «Ребята, ни шагу назад! Встал бы ря-дом с вами. Да видишь – убило. Но вы не сдавайтесь!» Я поправил брезент, чтобы закрыть его лицо полностью. И снова глянул в стрелковую щель на опушку. Тишина. Ночь прошла спокойно. Утром подъехали наблюдатели из ОБСЕ и командир отряда. Опустился санитарный вертолёт, в который погрузили трупы. А потом какая-то англичан-ка-корреспондентка долго и упорно пыталась узнать у нас, зачем мы убили мирных жите-лей. Ну что мы могли ей ответить? Фраза, которую произнёс почти каждый из нас, была непереводима ни на один язык мира, кроме русского матерного. P.S. Милиционерам сводных отрядов разных городов Российской Федерации я посвя-щаю этот рассказ в день нашего профессионального праздника. И не только им. |