- Папа, папа! Ну, давай со мною, папа! Венька тянет меня изо всех сил. Сам красный уже. Под съехавшей набок шапкой всё уже, наверное, мокро и взлохмачено. Какая там горка, домой надо! - Пап! Ну, последний раз! Ты со мной еще ни разу не скатился! На ледяной горке стоит ор, плещет смех, кипит столпотворенье. Всё также как и год назад или два. Или десять. - Папа, ну идем! Ну что ты с ним поделаешь? - Но только в последний раз. А потом сразу домой. - Ура! Давай скорей за мной! Па, ну что ты так медленно?!.. Па, я тебя наверху подожду, место займу! И только пятки засверкали. Хотя, какие там пятки? Зима все-таки. Ледянка у Веньки хорошая, далеко катит. Я в детстве с пацанами о такой и не мечтал даже. На картонках да на фанерках катались. Или просто на заду или на ногах. Но под такой же, как и сейчас, ор и хохот. - Па-па!!! Венька уже машет мне с вершины горки. Его красный пуховичок издалека видно. Надо мне поторопиться. Пацану всего семь лет. Ненароком спихнут еще с горки. Порой мне кажется, что я слишком уж его опекаю. Да что там кажется – так оно и есть. Но ничего с собой поделать не могу. Три года назад не стало Венькиной мамы. И теперь даже при одной только мысли, что с Веней может что-то случится внутри меня сразу все напрягается, а потом словно превращается в желе. * * * С Леной, Венькиной мамой, мы, кстати, как раз под Новый год познакомились. Я с ребятами с работы возвращался. Там мы уже немного отметили. Ну как немного, нормально так. Но в меру. В общем, развеселившиеся уже такие были, вот на горки и решили завернуть. Пронзительно четко помню, как стою я на самом краю ледяного спуска, как порыв ветра швыряет мне острую горсть снега в лицо, и я внезапно совершенно трезвею и начинаю оглядываться по сторонам, словно пытаясь понять, как это меня сюда занесло? Но тут кто-то нетерпеливый пихает меня в спину и я еду вниз всё быстрее и быстрее. И от ледяного ветра в лицо я уже не трезвею, а совсем наоборот, пьянею всё больше и больше, и лечу вперед, пытаясь изо всех сил удержаться, но в глубине души с каким-то азартом ожидая неизбежного падения. А вокруг ор и хохот. И слева, и справа, и сзади. А впереди уже темнеет куча-мала. Помню, как я ловко перепрыгнул через распластавшегося мальчишку, с облегчением подумал «ух» И тут же споткнулся о пытающего подняться мужика и полетел, полетел, ничего не разбирая, пока не врезался во что-то пушистое. И полетели мы уже вместе с этим пушистым прямо в сугроб. А когда я начал что-то различать, то первое что увидел, это были смеющиеся Ленкины глаза, серые, с плавающими в них золотыми искорками. А потом я услышал: - А вы все-время так с девушками знакомитесь? И тут я понял, что лежу прямо на ней. Очень смутился, вскочил, чуть не упал, потянул ее за рукав, чтоб поднять, но перестарался, и мы опять бухнулись в сугроб. Только теперь уже Ленка была на мне. И опять ее глаза близко-близко. Серые, в золотую крапинку. * * * У Веньки, кстати, глаза тоже серые. Только крапинок таких нет. Но и без них - очень похожи. Он когда этими глазами на меня просительно уставится, я ничего уже поделать не могу. А он чувствует, паршивец, и пользуется. Но палку не перегибает, конечно. Вот и сегодня с утра начал меня обрабатывать: - Па, пойдем на горку, па, пойдем на горку… - Веня, - говорю, - столько много еще дел у нас. И прибраться надо, и приготовить что-нибудь праздничное. А он: - Ну, пойдем, ну пожа-а-алуйста. Папочка, мы не надолго, - и глазенками своими серыми хлоп-хлоп. Не выдержал я, конечно. А как устоишь, когда стоит он весь передо мной, ну вылитый ангел. Да как такого обидеть? Он же мне накануне вечером, знаете, что выдал? Подошел, ко мне, когда я на диване сидел, обнял и говорит: - Па, а что ты деду Морозу загадал? Ну, я честно отвечаю, что попросил, чтобы нам побольше премию дали, потому что пуховик у Веньки, хоть и хороший, но вот-вот не влезет Веня уже в него. Про пуховик, правда, это я уже про себя подумал. - А я, - шепчет Венька мне на ухо, - загадал, чтобы мама к нам вернулась. - Венька, - говорю, - Венька…а дальше ничего сказать уже не могу, потому что и не знаю что сказать. А если бы и знал, то не смог бы, так сильно горло перехватило. Премию мне, кстати, на следующий день дали. А попробовали бы не дать – если я весь год впахивал, как вол. Правда, пуховик я Веньке купить уже не успел, ну да ладно. Это никуда не убежит. А подарок я еще за месяц приготовил – машинку радиоуправляемую. * * * - Пап, ну я замерз уже ждать! - Да иду-иду! Вот он я. Ты готов? - Готов! - Ну поехали!!! И поехали. Венька впереди, на ледянке. Я сзади на четвереньках, Веньку за плечи держу. Летим все быстрее и быстрее. Эге-гей! Вдруг перед нами образуется мешанина, Я быстро толкаю Веньку влево, в просвет, и он благополучно объезжает затор, а я врезаюсь в него со всей дури и растягиваюсь на льду. Теперь я уже часть этой растущей кучи-малы. И кто-то уже врезается в меня. Когда наконец-то куча распадается, я обнаруживаю себя лежащим на спине, а прямо на мне хохочет симпатичная незнакомка. Еще через миг мы встречаемся глазами, и я понимаю, что они у нее серые. Мы встаем, я помогаю ей отряхнуться. Но в этот момент в нас врезается очередной супергонщик, и мы с хохотом валимся в сугроб. - Как вас зовут? – чуть отдышавшись, спрашиваю я. - Валя, - отвечает она, ни секунда не задумываясь. А я с замиранием в сердце пытаюсь отыскать золотистые искорки в ее глазах. - Валя! Валя! – откуда ни возьмись к нам подскакивает молодой человек, смахивающий на какого-то голливудского киноактера. - Валя, не ушиблась? - Нет, я вот на мягкое приземлилась, спасибо вам, - Валя выбирается из сугроба и отвешивает мне шуточный полупоклон. Я отвечаю ей тем же. Молодой человек бросает на меня подозрительный взгляд, обнимает Валю, и они уходят туда, где ор и хохот. А я оглядываюсь в поисках Веньки. Тот уже рядом: - Па, все нормально? - Нормально Венька, пошли домой. * * * Только утром я обнаружил, что у меня пропал бумажник. Скорее всего, выпал во всей этой горочной катавасии. Я вдруг точно вспомнил, как доставал его из внутреннего кармана, когда покупал себе и Веньке горячего чаю. А потом, засунул его, наверное, во внешний карман, раззява. А может, и не ронял я бумажник, а в толпе его вытащили. Всякое бывает. Самое неприятное было то, что бумажник исчез со всей зарплатой и премией. Я специально всё с карточки снял, зная, что в каникулы банкоматы опустошают до дна. Огорчился сильно, но вида подавать не стал, чтобы Веньку не расстраивать. Да и ничего фатального в принципе не случилось. Забежал в банк, заблокировал карточку. Потом заехал к родителям, занял денег до получки. Сказал себе, не боись, прорвемся. Забежал в супермаркет, набрал полуфабрикатов и фабрикатов сладких. И скорее домой, там Венька, уже, наверное, беспокоится. А я как назло телефон сотовый дома оставил – ну точно растяпа. Хорошо еще ключи от дома и подъезда не посеял. А где они, кстати? Уф, вот они! Венька дома, как тигр напрыгивает на меня: - Папа, ты где был? Телефон твой иззвонился весь! - По делам ходил. Я беру телефон и смотрю на входящий номер – незнакомый какой-то. Надо перезвонить, только вот покупки разложу. Вдруг дверной звонок. До Нового года еще часов десять - рановато для гостей. - Здравствуйте, - молодая женщина смущенно улыбаясь протягивает мой бумажник, - вот, сегодня утром нашла. Вы меня извините, я в него заглянула, чтоб хозяина отыскать. Там ваши визитки были с адресом и телефоном. Но только я по телефону дозвониться не смогла, вот и пришла. - Я телефон дома оставил, - отвечаю я, чувствуя, как начинает кружиться голова. Потому что у незнакомки серые глаза, и крапинки в них золотые, как у Ленки. - Что с вами, - испуганно спрашивает женщина, - вам плохо? Я врач. У вас есть чем померить давление? - А как вас зовут? * * * Звали ее Маша. И жила она совсем рядом. - Вот и решила заскочить, хоть и боялась сильно, - рассказывала она уже нам потом, - но я подумала, а вдруг и телефон человек тоже потерял, вот я дозвониться и не могу. - А если бы ты побоялась прийти? – спрашиваю я и сам пугаюсь, что так вот могло случиться - Глупый, - смеется Маша, - ну тогда бы ты сам ко мне все равно за бумажником пришел. Не в этот день, так в другой, я бы все-равно дозвонилась бы. - Не, - авторитетно вмешался Венька, - я ж деду Морозу желание загадал, значит, ты должна была у нас ровно в полночь появиться. - Ну я же, потом пришла, с вами отмечать, - словно оправдывается Маша, а глаза ее смеются. Глаза, кстати, у нее оказались совсем даже и не серые, а черные-черные, как небо в южную ночь. И тоже с искорками. Я потом всё думал, как я мог так цвет перепутать? Наверное, из-за освещения показалось. |