Взрывной волной Асю отбросило в сторону. На какое-то время она потеряла сознание. Очнулась от острой боли в правом предплечье. С трудом открыла глаза. Высоко в небе увидела медленно проплывающий самолёт, за которым тянулся длинный белый шлейф. Попыталась шевельнуться – и сразу начала проваливаться в глубокую чёрную яму, но вдруг смутно ощутила приятное прикосновение, отвлекающее от боли. Опять открыла глаза. Справа от неё сидел большой лохматый пёс, скулил. Потом лизнул её руку. Что-то горячее потекло к кисти. Ася повернула голову – она лежала на краю развороченной взрывом воронки. Затем увидела рваную рану чуть ниже плеча. Её замутило: с детства не переносила запаха крови. – Барс, ко мне! – раздался неподалёку мужской голос. Пёс поднял голову, вильнул хвостом, но с места не сдвинулся – отрывисто и призывно залаял. – Откуда ты здесь взялась? – удивлённо спросил мужчина, наклоняясь над Асей, и деловито осмотрел рану. Ася собралась с силами и выдохнула сквозь слипшиеся, сухие губы: – Что это было? – Эхо войны, знаешь ли.… Ну, а тебя каким ветром сюда занесло? – Я к тёте Тоне приехала… на консультацию. В городе слухи ходят, что она травами лечит. Мама у меня болеет. Врачи говорят – безнадёжна. – Понятно. Ну, ты жива, и рука, кажется, не сильно повреждена. — Мужчина покопался в охотничьей сумке, достал пузырёк и бинт. Обвёл рану зелёнкой, перевязал: – Всегда ношу аптечку с собой. Мало ли чего может случиться на охоте… – пояснил он. – Сейчас я тебя в больницу отвезу, только придётся до трассы пройти, тут недалеко, – и он помог девушке подняться. Ася, стиснув зубы и опираясь на его руку, встала. После короткой паузы спросила: – Вас как зовут? — Егор Данилыч. Но для тебя просто Егор. Ненамного ведь старше. Сюда приезжаю каждое лето. Эта самая тётя Тоня – моя мать. В радость ей людям помогать. Сама она столько за жизнь свою натерпелась! За отцом ухаживала почти десять лет… У него инсульт случился, после того, как сразу два моих братишки утонули. А ты держись. Верить надо в хорошее. Конечно, она верила. Пришла же сейчас помощь – впереди вприпрыжку бежал огромный, ростом ей до пояса, Барс. – Красивый он у вас, умный, – кивком указала Ася на пса. – Это точно! Мы с ним на уток ходим. Никогда без добычи не возвращаемся. На охоте ему цены нет! Да, Барс? Пёс остановился, глядя на хозяина. Словно старался понять его слова. Егор потрепал собаку за холку. Тот попытался лапищами обнять хозяина, прыгнул ему на грудь – чуть с ног не свалил. – Фу, перестань! Рядом! Барс умудрился-таки лизнуть Егора в щёку и послушно затрусил по тропинке. В больнице Асе сделали обезболивающий укол, хирург зашил рану: – До свадьбы всё заживёт! Повязку меняйте раз в день. Егор заулыбался: – Ну, а я что говорил?! Теперь едем в Минаевку! Думаю, мама сделает всё, что в её силах. А ты молодец, даже не охнула, когда я тебе руку перевязывал…, и когда врач накладывал швы, держалась. Терпеливая. Ладно смотрелись Ася и Егор рядом – ни дать ни взять – пара! Привлекательность девушки не портили даже редкие веснушки на носу. А мелкие кудряшки на висках придавали лицу детское, игривое выражение. Егор выглядел старше Аси лет на десять. Солидности прибавляла ему густая русая бородка и брызжущие доброй иронией глаза. Антонина встретила их радушно. Окинула приветливым взглядом девушку, усадила её и сына обедать. На столе уже стояла квашеная капуста, присыпанная сверху молодым укропом, в глиняной миске красовались солёные белые грузди. Запах только что испечённого хлеба приятно щекотал ноздри. Хозяйка расставила тарелки, положила вилки, достала из загнётка глубокую тарелку с картошкой: – Угощайтесь! Ну, рассказывай, девонька, что тебя в наши края привело? Отчего рука перевязана? Глядя на угощение, Ася поняла, насколько проголодалась, сглотнула слюну… – Это, мам, опять мина взорвалась, – ответил за девушку Егор. – Господи, да сколько же это будет продолжаться?! Сапёры сюда ездят, ездят, никак их не повытаскивают, – Антонина скрестила натруженные руки на груди и скорбно покачала головой. Видно, о своём горе вспомнила. – Во время войны немцы за селом полигон устроили. А перед тем, как драпануть, поле заминировали. Сколько уж лет прошло, а на тех минах то человек, то скотина подорвётся. Наше село теперь называется Минаевка, а раньше-то было Ключи. Родников здесь много, чистое место, если бы не эти мины проклятые. – Ключи?.. – Ася вскинула глаза на хозяйку. – Мама моя родом из Ключей. Может, это её родное село? Она мне часто рассказывала, что жила в Ключах, здесь и отца моего встретила? Его Данила звали. Только они не поженились. Мама уехала, потому что он в её сестру влюбился. Она говорила, что даже мальчишку её усыновил... Потом я родилась... Антонина изменилась в лице, побледнела. – Ой-ё-ёй! Племянница! – Столько лет ничего про сестру не слыхала! Катерина тогда так неожиданно уехала. Что с ней? Как она теперь? – Болеет, – прошептала девушка. – Врачи говорят, недолго осталось жить. А я не хочу в это верить. – И правильно, и не верь, детка. Всё образуется. Егор оторопел от услышанного: – Вот так поворот – стало быть, ты сеструха мне?! А я, было, глаз на тебя положил… – Вылитая Катерина в девках, – дрожащим от волнения голосом проговорила Антонина. Потом скрылась в чулане за голландкой и вынесла оттуда холщовый мешочек: — На-ка, детка. Самая что ни на есть чудодейственная трава, её духа любая хворь боится. Настойку из этого сбора по моему рецепту сделай. Вот, – и дала пожелтевший от времени листок бумаги. – Пусть Катерина каждый день перед сном принимает, запивает молоком, да, слышь, пусть молится и в выздоровление верит. И ты верь. Болезнь отойдёт от неё. Вера... она – сила! Горы сворачивает. …Прошло два года. – Редко, но случается такое в нашей практике, – сказал Катерине лечащий врач на очередном приёме. – Чудо? М-мм… Видимо, действие гомеопатических препаратов. Ну, конечно, ещё терпение ваше и вера... А из каких трав вы настойку делали? Катерина улыбнулась, достала из сумочки листок бумаги, исписанный родным почерком. Вспомнилось счастливое лицо Антонины, когда стало ясно, что недуг отступил, и её слова: «Ну, вот и утих отголосок ещё одной войны...». |