Дорога долго петляла между холмами, горами, уводя нас все дальше в незнакомые места. Вдруг – словно занавес открылся – перед нами засверкали в наступающей ночи огоньки в оконцах деревенских изб. Подъехав к крайней избе, автобус остановился. На покосившемся крылечке, меня встретила худощавая старушка. Поздоровавшись, зашли в дом, где дожидался, заранее приготовленный ужин. Утомившись за долгую дорогу, я отказался от еды. Выпил бокал крепкого, настоянного на травах чая, и сразу улегся спать.

Проснулся от мычания коров. Вышел на крылечко и обомлел от здешних красот.

Поле... Огромное поле ромашек. Дорога, петляя по нему, скрывалась в далеком, глухом лесу. Под утренними лучами солнца, поле ржи, расположенное рядом с деревней, стоит, будто золотом покрытое. Бисером цветным переливается роса на траве. И кругом – лес. Холмы, горы, все им покрыты. Узкие проселочные дороги, подобно паутинкам, протянулись то тут, то там.

Вдоволь наглядевшись, вернулся в дом и за завтраком поинтересовался речкой. Баба Аганя, так звали хозяйку, сказала, что за огородами, позади дома, протекает небольшая речушка. Но если я хочу ловить рыбу, нужно уходить выше по течению – там находился глубокий омут, о котором знал соседский мальчуган.

Позавтракав, я вышел на улицу, подозвал мальчишку и договорился, что он покажет мне омут, где вместе половим рыбу.

В предутренних сумерках мы с Федькой, так звали соседского мальчугана, пошли на рыбалку. Он, сверкая голыми пятками, вприпрыжку бежал впереди меня, держа на худеньком плече коротенькое удилище. Я же, степенно вышагивал за ним. Хотя самому хотелось все бросить, и также пробежаться по росистой траве, а потом упасть и слушать, как среди листвы заливаются на все лады соловьи, и, заложив руки за голову, глядеть в бездонное, безоблачное небо.

Федька, змейкой скользнул в низину, заросшую высокой травой, и пропал. Я за ним – и ахнул от удивления. Такой травы мне не приходилось видеть: с палец толщиной, она поднималась выше моей головы, раскинув метелками свои верхушки. Запахи влажной земли и травы смешивались в такой аромат, что хотелось его вдохнуть и подольше задержать в себе воздух, чтобы вдосталь насладиться им.

Выбравшись из травы, сразу попадали под огромные кроны дубов. Неохватные дубы стояли, раскинув во все стороны свои корявые ветви и словно переплетаясь между собой, образовали единую крону, под которой было влажно и сумрачно. И целый ковер из желудей лежал толстым слоем на земле. Слышно, как они похрустывали под ногами, лопаясь и разваливаясь на части.

Впереди показалась опушка, и засверкала под первыми лучами солнца вода. Вот он – этот бездонный омут. И как бы пряча его от посторонних глаз, дубы полукружьем подошли к воде, образуя перед ним небольшую полянку, заросшую травой и цветами. Подобравшись к маленькому обрыву над омутом. Федька, шепотом, словно боясь кого-то, сказал, что здесь живет Хозяин омута.

– Какой Хозяин? Неужели – сом?

– У нас сомы здесь не водятся. Лишь мелкая щука попадает. А Хозяин – это огромаднющий лещ! Сколько его ловили, но, ни разу не вытащили. Крючки ломает, леску рвет, словно нитку. Наши мужики и сетью пробовали, да разве его возьмешь? Омут-то бездонный! Никому еще в руки не дался. Из-за этого, его так и прозвали – Хозяин!

Забросили с Федькой удочки. Вода медленно кружила наши поплавки. Клев, то усиливался, то затихал. Федька, с уважением в голосе, сказал, что это Хозяин по омуту гуляет, владения свои проверяет. От его рассказов, у меня голова кругом пошла. Будто о сказочном существе, он говорил про леща. И, как поклевка, сердце так и ёкало. А вдруг, Хозяин пожаловал? Но попадались голавчики, плотвичка, да окуни с ладонь.

Так мы просидели почти до вечера. Прислонившись к дубу, я слушал Федькины рассказы о рыбе, о лесных зверях. Старые истории про деревенскую жизнь. И все удивлялся, откуда десятилетний мальчуган столько знал о прошлом своего края. Вдруг Федька прошептал:

– Хозяин! – и показал пальцем на воду.

Мой поплавок застыл на месте. Потом, чуть дернулся вниз. Я весь напрягся. Неужели, Хозяин объявился?

Поплавок начал подниматься и тихо лег на воду. Я не шевелился. Не верил, что это – Он. И лишь, когда поплавок заскользил в глубину, дрожащими руками подсек. Чувствовал, что где-то в глубине тяжело ходила огромная рыба. Старая бамбуковая удочка тихо потрескивала, сгибаясь все сильнее, будто живая. Словно извинялась перед Хозяином, что потревожили его покой. После Федькиных рассказов казалось, что в глубине ворочается какое-то сказочное чудище. Да и он рядом застыл, не двигаясь. Только его округлившиеся глазенки смотрели в темные воды омута.

И тут Хозяин решил показаться нам на глаза. Сначала, из воды медленно появился хлыст удочки. Потом, по сантиметрам, он стал уступать нам леску, при этом, не делая ни одного резкого рывка. Лишь тяжелые, редкие толчки шли из глубины. Кончик удочки все выше и выше поднимался над омутом. И Федькин голос рядом:

– Это – Он!

Из темной глубины на поверхности появилась спина. А потом лещ улегся на бок, как бы отдыхая. Словно хотел показаться нам во всей своей красе. Это был не простой лещ, а огромный лещ! И не золотистого цвета, а какого-то бронзового, будто отлитого из металла. Длиной он был больше всех лещей, каких я ловил. Сейчас он лежал на боку, медленно шевеля черной бахромой плавников, и поводя черным большим зрачком. Я медленно, боясь спугнуть, потянул его к себе. Подвел ближе к обрывчику, а достать не могу. Хозяин, словно чувствуя, покосился на меня своим зрачком.

И тут мне показалось или послышалось, как он с шумом выдохнул:

– Как же я от вас устал за много лет! Когда же, наконец, вы, люди, от меня отстанете? Я покоя хочу!

И встрепенувшись, он резко пошел вниз, в свое царство. Натянувшись, тихо щелкнула леска на удочке. И мы, оглушенные увиденным, молча сидели на берегу. Не шевелясь, глядели в темные воды омута, взглядом прощаясь с Хозяином здешних вод.