Вот уже конец октября, а мы с Витькой всё продолжаем сидеть в этой зловонной яме. Некоторые из наших ран затянулись, а другие покрылись язвами и нестерпимо саднили. Незаметно для самих себя мы обросли бородами. Наши тела постоянно чешутся от грязи и вшей. Наша одежда превратилась почти во что-то среднее между лохмотьями и сильно поношенными старыми вещами. Конечно, настроение у нас подавленное из-за того, что мы уже не надеемся ни на что. Очень редко мы видим, как над нашими головами пролетают наши «вертушки», но от этого нам легче не становится, а, наоборот, в душе разгорается какой-то нехороший огонёк ненависти к тем, кто должен и может освободить нас из плена. Я смотрю в безоблачное синее небо Чечни, зарешётчатое стальными прутьями, и уже совершенно с безразличным видом наблюдаю как на меня из-за решётки смотрит чьё-то детское лицо. - Ты кто, - устало спрашиваю я, наблюдая, как мальчишка лет семи кидает в нашу темницу камешки. Мальчик, сурово сдвинув густые чёрные брови, отвечает мне с большим акцентом: - Молчи, русский, мой отец говорит, что вы бандиты и хотите захватить нашу страну. - А кто твой отец? – тихо спрашиваю я, поворачивая голову к Витьке и подмигивая ему. - Мой отец Саид – верный сын Аллаха, – растягивая слова, с гордостью отвечает мальчик. - Как тебя зовут, чудо ребёнок? - смеётся Витька, вставая на ноги. - Меня зовут Руслан, - быстро отвечает мальчик и бросает в моего товарища камень. - Ну, а зачем ты обижаешь нас, – вновь заговариваю я, - мы ведь тебе лично ничего плохого не сделали. А хочешь, я подарю тебе зажигалку? Мальчик уже с некоторым интересом всматривается в наши лица и сдержанно улыбается. - На, держи, Руслан, от нас подарок, - кидая вверх зажигалку, кричу я. Мальчик ловким движением руки хватает зажигалку и моментально исчезает. - Иван, ты спятил что ли? – зло косясь на меня, шепчет Витька. – Это же наш неприкосновенный запас, если вдруг появятся у нас сигареты. - Да брось ты, Витёк, откуда здесь у нас появятся сигареты. Можно подумать, что духи начнут нас баловать различного рода изысками. Но, у меня на этот счёт созрела одна мысль, которую, я думаю, мы с тобой в скором времени реализуем. - Это ты о чём, – сразу же настораживается Витька, - неужели о побеге толкуешь? - Ну, а о чём же ещё? - Да, но как же нам этот малец поможет осуществить этот план? - Не надо торопиться, брат, всему своё время, а пока нам надо привести в божеский вид всё то, что может заинтересовать этого маленького джигита. Ну-ка, пошарь у себя в карманах, может быть что-нибудь и найдёшь в качестве презента чеченскому ребёнку. - Слышь, сержант, а ведь в твоих словах что-то есть и, пожалуй, нам удастся когда-нибудь завоевать его доверие. И, действительно, через пару дней мы опять увидели тёмную головку мальчика над решёткой ямы. На этот раз вместо камней на нас посыпались яблоки и печёный картофель. В течение месяца мы с Витькой налаживали контакт с чеченским мальчуганом, каждый раз даря ему всякие безделушки с нашего обмундирования. Не буду подробно описывать, насколько непросто было нам это всё осуществить, поскольку мы не обладали навыками профессиональных психологов, но всё - же наступил тот счастливый для нас день, которого мы ждали без малого семь месяцев. По всему было видно, что в сердце этого маленького человечка нам удалось разбудить какие-то добродетельные начала. Каждый раз, приходя к нашей яме, мальчик приносил нам всё то, что было необходимо для побега. Нам совершенно не трудно было скрывать от охранников все эти предметы, потому как они наведывались к нашей яме только два раза в день: рано утром и на закате дня. Да и под толстым слоем соломы ничего не было видно. В течение нескольких дней, благодаря бескорыстной помощи нашего юного спасителя, мы обзавелись ножами и котомкой с хлебом и яблоками. В условленное время, сразу же после ухода охранника, к нам прибежал Руслан с верёвкой в руках. - Эй, русские, я принёс вам то, что вы просили. Что мне с ней делать? - горячо зашептал нам мальчик. - Прежде всего, Руслан, попробуй открыть крышку люка, - еле сдерживая волнение, отвечаю я. – Найди где-нибудь прочную железяку, и попробуй ей свернуть навесной замок на люке, а потом мы тебе скажем, что делать дальше. Примерно через десять минут я услышал над своей головой какой-то скрежет, после чего на солому что-то свалилось достаточно сильно приложившись к моему плечу. - Что это? - пугается Витька, вскакивая на ноги. – Чёрт, в этой кромешной тьме я ничего не вижу. Что это свалилось в нашу яму? - Всё в порядке, брат, похоже, что нашему юному освободителю всё же удалось свернуть замок с крышки люка, и наше освобождение уже не за горами. - Слышь, Руслан, как ты там, чем нас обрадуешь? – тихо зову я мальчика. – Тебе удалось сделать то, что я просил тебя сделать или нет? - Я это сделал, русские, - взволнованно отвечает мальчик, с трудом поднимая тяжёлую крышку люка. - Молодец, Руслан, ты настоящий джигит! - хвалю я мальчугана. – А теперь один конец верёвки закрепи на каком-нибудь массивном предмете, а другой конец брось нам. Ты понял меня? - Эй, русские, - через несколько минут вновь шепчет нам мальчик, - здесь ничего такого нет, но рядом с вашей ямой стоит дерево, за которое я и закрепил верёвку. - Так чего же ты медлишь, пацан, - уже нервничает Витька, - бросай нам другой конец верёвки. - Почему, вы русские, называете меня так? Я не пацан, а джигит Руслан, - гордо заявляет нам мальчик, с грохотом опуская на прежнее место решётку. Не помня себя от ярости, я подскакиваю к Витьке и хватаю его за горло. - Слушай ты, идиот, если ты своими словечками сейчас сорвёшь мне весь план нашего освобождения, то клянусь всеми святыми, что вот этими руками я сам отрежу тебе твою совершенно тупую башку. - Да ладно тебе, Иван, я же не со зла это ляпнул, - захрипел мне в ответ Витька. – Кто же знал, что у этого пацана так сильно развито чувство гордости. - Руслан, ты слышишь меня, - вновь тихо обращаюсь я к мальчику. – Мы вовсе не хотели тебя обидеть. У нас в России так обычно обращаются к маленьким детям. Ну, а ты, конечно же, настоящий мужчина и джигит, и тобой вполне может гордиться твой отец! После продолжительной паузы мы вновь услышали скрежет открываемого люка и шорох от спускаемой к нам верёвки. - Ну, вот видишь, - горячо шепчет мне Витька, - а пацанёнок - то всё же правильный! - Благодари Бога, что он передумал, а то сидеть бы нам в этой яме до второго пришествия Христа, - хватая конец верёвки, строго замечаю я Витьке. Через две минуты мы уже были на поверхности и обнимали мальчика. - Не знаю, русские, может быть, я плохо поступаю, что освобождаю вас – неверных. Мой отец не простит мне этого. - Ничего, Руслан, ты сын храброго война Саида и он не тронет тебя, ну может быть, немного поругает, - спокойно говорю я. – Но сегодня ты должен гордиться тем, что спас двоих людей от верной гибели и что это тебе в будущем обязательно зачтётся. - А что мне зачтётся, - интересуется мальчик. - В своё время, через много, много лет ты это узнаешь, а сейчас, дорогой, подскажи нам, где находятся русские войска и в какую сторону нам идти. Мальчик стоял перед нами, и слёзы непрерывными струйками стекали по его детским щекам. - Да ты что плачешь, Руслан, ты же настоящий джигит. Я обещаю тебе, что через несколько лет мы вновь увидимся с тобой, но уже в другом качестве – качестве закадычных друзей, - в последний раз обнимая мальчугана, с грустью замечаю я. - Иван, ну что ты в самом деле тянешь резину, - толкая меня в спину, зло шепчет мне Витька. – Неужели ты не понимаешь, что нам сейчас каждая минута дорога, бежим… - Русские, идите туда, там ваши люди, - обращается к нам мальчик и исчезает в темноте. - Давай, давай, сержант, прибавь ходу, - сердито пиная меня в спину, хрипит Витька. Мы, как только можем, кидаемся в указанном мальчиком направлении, постоянно падая и натыкаясь на острые камни. Почти в полной темноте мы пробегаем километра три и падаем на землю в полном изнеможении. - Всё, Иван, я больше не могу, - задыхаясь, кричит Витька, - надо сделать небольшой привал. - Добро, - быстро соглашаюсь я, растягиваясь во весь рост на холодной земле. – Надо нам дождаться, когда взойдёт Луна, смотри какое небо звёздное. Я так полагаю, что через час это событие произойдёт, и тогда нам намного легче будет ориентироваться на открытой местности. Почти в полубессознательном состоянии мы лежим на земле около часа. И, действительно, вскоре над нашими головами засияла ослепительно белая Луна, ярко освещая всё вокруг. - Как думаешь, сержант, когда духи нас хватятся, – почёсывая грязные кровавые руки, интересуется Витька. - Да здесь и думать нечего, конечно, рано утром, когда придёт охранник нас проведать. - А всё же, мне как-то жалко пацана, - в задумчивости говорит Витька, - ведь эти отморозки и его могут приговорить за пособничество нам. - Нет, Витя, не приговорят, - убеждённо отвечаю я, - они родственников и детей не трогают. - Дай-то, Бог, дай-то, Бог, - шепчет, мелко крестясь, Витька. - Слушай, брат, хватит болтать, до рассвета уже не так много времени осталось, а мы всё топчемся почти у них под носом. На этот раз, благодаря яркой Луне, мы ускоряем своё продвижение и уже бежим без остановки до первых всполохов света на востоке. Силы нам придаёт уверенность в том, что мы, наконец, выйдем из окружения злых и беспощадных сил. Спустившись в глубокое ущелье и спрятавшись в нише, нависшей над нами скалы, мы совершенно обессиленные падаем на сырую землю. - Сержант, ты как хочешь, но сегодня я уже никуда не побегу, - подкладывая бушлат себе под голову, тихо стонет Витька. - Пойдёшь, брат, ещё как пойдёшь, если не хочешь вновь поселиться в той самой вонючей яме, из которой нам с таким трудом удалось бежать. Передо мной лежал совершенно измученный от усталости и нестерпимой боли в руках и ногах человек. В этом существе уже трудно было узнать того подтянутого и острого на язык бойца, которому всегда и всё было нипочём. Глаза его впали и потускнели, на плечи свисали длинные и грязные пряди сильно поседевших волос, а лицо заросло густой бородой. - Ладно, Витёк, ты отдохни минут двадцать, поешь яблок и печёной картошки, - стараясь сдерживать себя, говорю я. – Ты должен понять, брат, что в наших же интересах постоянно совершать марш броски в направлении наших частей. Витька неподвижно лежит передо мной и никак не реагирует на мои слова. Весь его вид говорит о том, что ему уже всё равно – слышит ли он меня или нет. - Эй, Витёк, ты чего не отвечаешь, - осторожно трогая своего боевого товарища за плечо, тихо спрашиваю я. – Ты что, брат, никак решил отправиться на тот свет. Тоже мне, нашёл для этого время, - хватая друга за грязную руку, начинаю расходиться я. Витькина рука безжизненно повисает в моей руке, не оставляя мне никакой надежды. Быстро приставив два пальца правой руки к шее друга, я понимаю, что разговариваю уже с мертвецом. - Витька, - в бессильной ярости кричу я в холодное звёздное небо Чечни, - не бросай меня здесь одного. Но мой товарищ продолжает неподвижно лежать, открытыми газами уставившись в бездонное звёздное небо над собой. Но, всё - же инстинкт самосохранения берёт вверх над моими эмоциями и чувством тяжёлой утраты. Заложив тело бойца крупными камнями и соорудив небольшой крест из сухих веток кустарников, я, прихрамывая, двигаюсь дальше вниз по ущелью. Ущелье начинает постепенно расширяться, постепенно переходя в слабо холмистую местность, сплошь поросшую густым кустарником. - Вот, это как раз и хорошо, - лихорадочно соображаю я, - здесь духи уже меня не найдут, есть где спрятаться. Мои пищевые запасы быстро кончаются и уже на пятый день моего благополучного побега и вовсе заканчиваются. Воду мне приходится пить из ручьёв и родников, которые в изобилии разбросаны по ущелью. Но ущелье вскоре кончается, и передо мной встаёт, как суровая реальность, проблема воды. В первые дни моего побега я отчётливо ощущал за со- бой погоню, но благодаря какой-то непостижимой мощной силе, мне каждый раз удавалось укрыться от погони. Мои ноги страшно болят от ссадин и мозолей, а одежда на мне висит уже сплошными рваными тряпками. Страшно хочется пить, и каждый раз ранним утром, с надеждой вглядываясь в далёкий горизонт, я всё надеюсь увидеть признаки хоть какого-нибудь цивилизованного жилья. И вот, наконец, с большим трудом преодолев где-то ещё километров пятнадцать, я различаю какой-то небольшой посёлок. Напрягая последние свои силы, я почти ползком добираюсь до первого дома и теряю сознание. Очнулся я от того, что кто-то довольно-таки сильно пинал меня ногой в бок. -Эй, чучело, ты кто такой и откуда здесь взялся? Я открываю глаза и вижу склонённое надо мной лицо какого-то мужика лет пятидесяти, который с брезгливым видом продолжает пинать меня в бок. - Где я нахожусь, - еле слышно хриплю я, - где бандиты? Какие бандиты, о чём ты толкуешь, - подозрительно глядя на меня, отвечает мужик. - Я нахожусь на территории Чечни? – сильно напрягаясь, хриплю я. - А, так вот ты о чём толкуешь, - нахмурился мужик, немного пятясь назад. – Так ты, стало быть, один из тех головорезов, из-за которых гибнут наши сыновья. Погоди маленько, сейчас я тебе быстро вправлю мозги. Мужик быстро ретируется в дом и уже через минуту выскакивает оттуда с охотничьим ружьём. - Ну, что, поганец, молись своему Аллаху, пришёл твой конец, нацеливая на меня оба ствола, зло щурится мужик. - Я – русский и был в плену у чеченских бандитов, - поднимая руку, чуть слышно шепчу я. – Я не убивал наших парней. - Да какой же ты русский, если на твоей морде борода, а сам приодет в камуфляжную форму, правда, уже сильно потрёпанную. Меня не проведёшь, я за версту чую таких, как ты! А ну, бандюга, признавайся, иначе моё ружьё быстро продырявит тебя, как мешок с гнилой картошкой. - Почему вы мне не верите, - хриплю я, пытаясь ближе подползти к мужику, - я говорю вам чистую правду. - Лежи, где лежишь, бандюга, и не пытайся дёргаться, а я покуда вызову милицию, - опуская стволы ружья вниз, рявкает мужик. - Вот и всё! Господь всё-таки уберёг меня в этой страшной мясорубке, - с глубоким чувством удовлетворения, констатирую я и вновь теряю сознание. Не знаю, сколько времени я пролежал в беспамятстве, но вновь открыв глаза, я обнаруживаю себя лежащим на широкой кровати в большой комнате. Из соседней комнаты доносятся голоса двоих мужчин: - Ну, ты даешь, Сергей Петрович, - кому-то сердито выговаривает строгий голос. – Ты что, чеченца не можешь отличить от русского? - Так ведь, товарищ капитан, он же приполз ко мне с той стороны, да и потом эта борода… - Ну, и что мне твоя борода? Мало ли русских мужиков ходят с бородами. Неужели ты не понял, что на нём российская форма, а ни какая-нибудь там другая? Ты же мог его просто убить. - А что мне оставалось делать, товарищ капитан, когда этот чудак ползает около моего дома с неизвестными для меня намерениями. - Ладно, Петрович, будем считать, что ты поступил правильно, вызвав меня по телефону, а за то, что спас от верной гибели российского солдата, выношу тебе особую благодарность. - Это точно свои, и я уже нахожусь на территории, где эти отморозки меня вряд ли достанут, - мысленно в душе ликую я, откидывая голову на мягкую подушку. *** |