Это были их последние учения. Три друга заканчивали Высшее Военное училище тыла, находящееся в Нижнем Новгороде. 1990 год. 5 рота.

Славик Дровкин, Андрей Мелков, Валера Чижов. Судьбой трое друзей были связаны как бы изначально. Все трое были родом из Белоруссии. Все трое после третьего курса переженились в одно лето. Валера, правда, жил в Минске, а вот Слава и Андрей — в Бобруйске. Спокойный такой городок. Тихо там, уютно, чисто. Яблоньки растут во дворах. Жена Андрея жила в Нижнем Новгороде, жена Славы — в Минске, жена Валеры — тоже в Минске.

Характеры у друзей были на редкость разные. Наверное, этим разным и дополняли одно целое: дружбу.

Слава был самым высоким из друзей, можно даже сказать, высоченным. Где-то под 1м 90см, плотного телосложения. Он всё время хотел кушать: было ли то утро, день или вечер. Родители Славы были военными медиками (хирургами). Они работали вместе в военном гарнизоне близ Бобруйска. И всегда своему единственному сыну готовили здоровое и сбалансированное питание: в рационе ежедневно присутствовали и белки, и жиры, и углеводы, и витамины. Всё готовили в той суточной потребности, в которой нуждался подрастающий организм. В училище так разнообразно, конечно же, не кормили. И Слава в увольнениях был завсегдатаем близлежащих к училищу магазинов. Особенно был неравнодушен к молочным отделам. Даже жену Андрея подпряг: она ему почти каждый вечер покупала литровую бутылку молока и пол литровую кефира. Андрея, как женатого курсанта, после учёбы каждый вечер отпускали домой, а утром он увозил Славке «молочный рай» в училище. Глаза у Славы были огромные и зелёные. Его любимой песней была песня Михаила Боярского «Зеленоглазое такси». Широкоплечий и добродушный, спокойный такой курсант.

Валерка был завсегдатай всяческих веселушек. Где в училище хохот до коликов в животах? Можно не сомневаться: в 5 роте. Там ведь Чижов. Никогда не унывающий характер, сплачивал вокруг себя всех: и командиров, и учителей, и сокурсников. Среднего роста, коренастый и плотный. Ямочки на щеках появлялись при улыбке. А так как улыбался он часто, то и ямочки с лица почти не сходили. Не смотря ни на какие трудности, он всегда был в хорошем расположении духа. Оптимист от бога, смельчак и непоседа.

Андрей слыл красавцем. Чернобровый и кареглазый, чем-то походил на цыгана. Улыбался тоже часто, и тоже ямочки на лице были. Фигура классическая и несколько атлетическая. Мужская стройность в фигуре и благородство в чертах лица. Такое благородство было присуще Атосу из «Трёх мушкетёров» (пардон, Вениамину Смехову). Густые, чёрные и длинные ресницы очень изящно обрамляли глаза. На характер, правда, был несколько замкнутым. В нём чувствовалась порода, если так можно сказать про человека.

 

Итак, скоро — расставание. Четыре года вместе, а теперь раскидают по гарнизонам: кого — куда.

Десять километров их рота бежала до деревни Кошки бегом. Там их ждал обед в поле с полевой кухни, стрельбы, гранатометание. Спать предстояло в палатках.

После всех воинских повинностей друзья, лёжа на матрасах, и отмахиваясь от назойливых и везде лезущих комаров, придвинулись к друг другу поближе. Они стали шептаться. Сначала негромко, а потом всё громче и громче. Они рассуждали о том, как же сложится их дальнейшая жизнь через несколько месяцев.

Одно омрачало радость окончания училища: расставание.

— Друзья, — шёпотом предложил Слава, — а давайте в знак нерушимости и серьёзности нашей дружбы, поклянёмся на крови.

— Это как? — поморщился Андрей. — И, зачем?

— Точно-точно, — заулыбался Валера, — давайте! Это, Андрей, будет знаком того, что мы, даже спустя годы и десятилетия, до самой смерти, будем помнить друг друга. И по первому зову, не дай бог беда какая, примчимся к друг другу на помощь.

— Верно, — зажегся Андрей, — бывает, что родные знаться не хотят. То гордость треклятая, то ненависть какая-то… А мы будем дружить вечно.

— Как это, вечно? — не понял Слава.

— Если мы будем друг за друга стоять здесь на земле, значит бог не разлучит нас и там, на небе.

— Слава, — Валерий подвинулся к нему поближе, — нож гони…. У тебя он с тоненьким лезвием и острый.

— Я надеюсь, что большого кровопролития не будет? — поинтересовался Андрей. — А кстати, нет ли у нас спирта?

— На кой он тебе? — спросил Валера.

— Так, ранки протереть…

— Тьфу ты — ну ты… Я думал — клятву обмыть.

— Не помешало бы.

И друзья, накрывшись плащом, под лучом света от маленького фонарика, подранили каждый себе пальцы. Потом они их торжественно соединили. Клятву держал Валера.

— Клянёмся…

— Клянёмся, — вторили ему Слава и Андрей.

— … Не смотря ни на какие обстоятельства в жизни, если понадобится, прийти к друг другу на помощь: будь то помощь духовная или материальная. Материя — это лишь прах. Будем ценить дружбу выше праха.

— Клянёмся!

— … Будем настоящими братьями по крови. По отношению друг к другу и к нашим семьям будем добрыми и порядочными. Будем дружить в горе и в радости, в довольстве и в бедности.

— Клянёмся!!!

— Парни! Вы спать будете сегодня?! — за возмущался Егор Коновалов. — Бубонят и бубонят. За день что ли не наговорились? Завтра подъём в шесть утра. Дайте поспать-то хоть. Комары вон заели, вы ещё тут…

Друзья замолчали. Но торжественность от церемонии не прошла так быстро после клятвы на крови. Они потихонечку выглянули из палатки и у всех троих взгляды устремились на небо.

Сколько там было звёзд! Какая жёлтая и огромная луна светила с высоты. Созвездие Большой медведицы вырисовывалось особенно отчётливо. Друзья смотрели на эту вечную бесконечность и молчали. Этим молчанием они тоже скрепляли свою клятву.

 

Распределение произошло в конце лета. Все трое были назначены начальниками продовольственных служб полков. Валера попал в Германию. Слава — в Минск, а Андрей, аж на Дальний Восток в посёлок Смоляниново Шкотовского района.

Судьба раскидала друзей друг от друга. Потом у каждого началась на новом месте семейная жизнь и первая военная карьера.

Компьютеров ещё не было, сотовых телефонов тоже. Общаться друг с другом друзьям было не так уж и легко. Одно было известно: у Валеры родилась дочка, у Славы — тоже, а у Андрея — два пацана.

 

О трагической смерти Валеры узнали не сразу. Только через десять лет после окончания училища. Собирались бывшие выпускники 1990 года 5 роты возле своего любимого тылового училища в Нижнем Новгороде. Из целой роты в город из разных мест прибыли лишь двадцать пять человек.

Андрей из своей троицы был один. Узнал за столом о том, что Валерка погиб в ДТП. Из Германии он выехал с места службы после распада ГДР. Стал работать в родном Минске. Однажды мчался домой с работы по шоссе, и вдруг на него вылетел «КАМАЗ» с пьяным водителем за рулём…

Андрей вздохнул, потом потихонечку покинул стол, вышел на улицу. Руки полезли в карман за пачкой сигарет. Затянулся, и вдруг слёзы хлынули из глаз. Они катились и катились по лицу, капали на сигарету, на парадную рубашку. Инстинктивно Андрей ждал этой встречи с друзьями уже давно. Ждал, представлял, как обнимется с ними, увидит знакомые до боли улыбки. Посмотрит фотографии деток, покажет фотки своих мальчишек. А тут… пусто на душе вдруг стало. Ненастно.

Вышел однокурсник Витёк, тоже покурить. Увидел слёзы на глазах Андрея и сразу же всё понял.

— Ты что — не знал о Валерке?

— Нет. То открытки от него приходили, то письма. А тут столько лет — ничего. Я и жене писал — не отвечает. И Славке, он всё-таки поближе к Валере живёт. Тоже — тишина.

— А, вот Никита сейчас про Славку рассказывал… Кто-то его видел… Ты ничего и не слышал, что ли про него?

— Нет, — приготовился ко второму удару Андрей.

— Ты, главное, не волнуйся…

— Ну!.. Не тяни.

— Я знаю, что он — твой друг, лучший друг. Да, слабохарактерным оказался…

— Ты бы не хаял Славку…

— Да, не в обиду… Просто, правда — есть правда. Её не скроешь.

— Да, расскажешь ты, что случилось, наконец! — не выдержал Андрей и повысил тон.

— В общем, он как начальник продовольственной службы, выехал за продуктами в Могилёв. Взял с собой несколько солдатиков, чтобы помогли продукты грузить. Они сидели наверху в грузовике. А Слава сел в кабину, а должен был быть с солдатами, как старший по званию. Ну, тут авария… В общем: один солдат погиб. А обвинили в этом Славку. Он по званию был самый старший в машине на тот момент. Ну, и на суде пять лет тюрьмы ему припаяли.

— А Наташка?

— Жена — то. Да, вот ведь верная поговорка: «Не верь жене и тормозам». Ни писем ему в тюрьму не писала, ни приехала ни разу. На развод подала и за другого очень скоро выскочила замуж.

— Ничего себе! Наташка!? Поверить не могу. Ведь она его так любила.

— Любила — любила, да — разлюбила. А у Славки, пока он сидел, обои родители умерли. И остался он на всём белом свете один — одинёшенек. Говорят, по Валерке и тебе сильно тосковал. Тебе письма слал на Дальний Восток — тишина.

— Так я же уволился уж давно с воинской службы. В Нижнем сколько лет живу.

— Вот такие, брат, дела.

— Так, а он там же в Бобруйске живёт?

— Да.

— Эх, — с горечью произнёс Андрей. — Я не знал. Знал бы, сто процентов заехал. Я же звонил по телефону ему по — городскому. Не отвечал. В отпуске же был в том году. Да у меня с завтрашнего дня отпуск. Наверное, соберусь в Белоруссию. Обязательно увижу его в этот раз.

— Только плохи у него дела, Андрюх.

— Что?! Болен что ли?

— Пьёт он. Как с тюрьмы пришёл — не просыхает. Нет более того Славки, нет. Есть алкоголик и дебошир.

— Не смей так о нём!

— Не обижайся, Андрей. Что мне рассказали о нём, то я тебе и поведал. Жизнь… Пойдём… по чуть-чуть… Валерку помянем…

 

После всего услышанного, естественно, у Андрея дальнейшая встреча с однокурсниками прошла, как во сне. Домой приехал — всё рассказал жене. Та — заплакала. Шутка ли, такие парни хорошие. Все года, что Андрей в училище учился, общались.

Ночью Андрею приснился Валерка. Лицо плохо было видно. Только чувствовал Андрей, что улыбается он. А ещё услышал голос его: «Славке помоги, друг!»

Проснулся среди ночи Андрей. И вдруг лихорадочно стал собирать небольшой чемодан. А в ушах зазвучала их клятва на крови: «И в горе, и в радости» … «И в горе, и в радости» …

— Ты что? — спросила жена.

— Отпуск у меня с сегодняшнего дня. Ехать мне нужно… Другу помочь. Пропадёт он…

— А как же я? А дети?!

— Я же приеду. Я только на две недельки. Ну, пойми меня, родная.

— Ладно, — вздохнула жена, — поезжай. С детьми я справлюсь.

— Я же знал, любимая, что ты — поймёшь. Нет у него никого больше, кроме меня: ни жены, ни родителей, ни Валерки. Один он остался. Пропадёт. Я ему должен помочь. Я отпускные вчера получил, возьми вот. — Андрей протянул жене деньги. — Тут должно хватить до моего приезда.

— Дай бог, чтобы ты ему помог, — тихонько сказала жена Андрея, перекрестив его. — И осторожней, пожалуйста, я буду очень волноваться за тебя.

 

Андрей приехал на поезде в Могилёв. От Могилёва до Бобруйска добирался на автобусе. Дорогу перенёс легко. Планов особенных не строил, думал: как пойдёт, так пойдёт. Переживал по дороге сильно за друзей, за жену. Жаль было, что одну оставил с двумя детьми. Трёх пачек сигарет на дорогу ему не хватило, покупал четвёртую.

 

И вот он — родной Бобруйск. Домой приехал неожиданно, мать даже растерялась. Только покормила с дороги сына, а он — бежать.

— Куда, Андрейчик, мой соловейчик? — только и спросила она.

— К Славке.

 

По Бобруйску шёл пешком. Не хотелось ехать ни на автобусе, ни на троллейбусе. Да он и небольшой городок. Пешком — это как прогулка. Проходя мимо памятника Бобру, погладил его по соломе, имитирующей мех. Как и много лет назад, Бобёр лежал на земле на спине, поджав лапки, и глядя в небо. Размерами бобёр был огромен! Сделан он был из соломы и дерева. Его в Бобруйске называли сытым бобром. Наверное, символизировал сытую жизнь жителей города. Хотя в годы Великой Отечественной войны, она была не очень-то и сытной. Город был захвачен немцами. Они даже в таком маленьком городке умудрились сделать из крепости концлагерь и уничтожить всех евреев. Спустя много лет после победы город славится своими доброжелательными и спокойными людьми.

 

Наконец, Андрей подошёл к той самой улице, на которой жил Слава. Поднялся по ступенькам в подъезде на пятый этаж. Пока шёл вспоминал случай, как Славка с друзьями, ещё будучи учащимся школы, гулял по крыше какой-то пятиэтажки. Потом к краю подошёл… История умалчивает, как он упал вниз. Или подскользнулся, или пошатнулся … Только счастливчиком Славик оказался. Он прыгнул вниз на обе ноги. И в шоке пошёл домой, не чувствуя, как сильно болят ноги и колени, как ноет позвоночник. Родители, узнав от сына о происшествии, тут же отправили его в больницу на обследование. Оказывается, Славик шёл до дома уже на переломанных ногах. Шок. Хотите — верьте, хотите — нет. Но факт налицо. Такое было на самом деле.

Входная дверь у Славуни была вся поцарапанная, звонок отсутствовал по какой-то причине, даже ручки дверной на положенном месте не было. Разве так было, когда были живы Славины родители? Андрей вздохнул и начал стучать в дверь кулаками. Стучал долго до остервенения. На шум вышел сосед.

— О! Собутыльника ищешь? Шлындает где-нибудь, проклятый, на опохмелку ищет.

— А, во сколько его дома-то можно застать?

— Вечером заходи, всегда найдёшь обормота этого, ни дна ему бы, ни покрышки! Только учти: пить с ним будешь, крики терпеть не будем, вызовем кого следует. Хватит! Надоело! Да ты, видать, не алкаш, — поглядев на Андрея повнимательнее, обронил сосед Славы. — Пропадает человек. Хороший ведь мужик был. А родители какие светлые были… Э-э-эх! — махнул рукой дед и пошёл по своим делам.

Андрей вышел из подъезда и сел на скамеечку. Стал ждать друга.

Славка явился лишь к десяти часам вечера. Андрей узнавал и не узнавал его. Такой же высоченный, только худой и бледный. Волосы сильно потемнели. Лицо опухшее и пропитое. Глаза немного выцвели и стали, к ужасу Андрея, какими-то безразличными. Одет он был в поношенные джинсы и в серую, грязную футболку. Расхлёбанные туфли говорили сами за себя.

Слава был пьян и прошёл мимо сидящего на скамейке Андрея, даже не удосужившись поглядеть на него. Андрей поднялся со скамейки и окликнул друга по имени.

— Слава! Ты?

— Вот это да! — Слава хотя и был пьян, но друга узнал. Удивился очень. — Андрюха, ты?

— Я. Узнал?

— Сразу узнал.

— А я к тебе.

— Ну, пойдём, раз пришёл. Честно говоря, я рад. Слушай, давай-ка сходим — ка, друг, за бутылочкой беленькой. А? И пойдём ко мне сразу отмечать встречу.

— Слав, может быть без беленькой как-нибудь обойдёмся.

— Нет. Без неё, родимой, не получится у нас разговора, наверное.

— Слава! — Андрей подошёл ближе к Славе и обнял его. — Я же твой друг. Я приехал к тебе. Я хочу тебе помочь.

— Ну, пошли — пошли. Давно ты у меня не был. Сто лет почти. Только не обессудь. Угостить шибко не чем.

— Ты не работаешь? — спросил Андрей.

— Нет. Я же кто? Я — тюремщик, я — брошенный муж, я — убийца солдата, я — алкаш, я — преданный отец… Продолжать? И это — всё я. Я — Славка Дровкин. Дочка, слышишь, Андрей? Единственное существо для меня родное, меня видеть не хочет и слышать меня не хочет. Единственное, чего я хочу — это умереть. Но — не могу так сразу. Вот постепенно и лишаю себя жизни. Я никому не нужен.

— Так брось пить. Посмотри на себя. Кому ты нужен в таком состоянии?

— Может я в таком состоянии самый чистый духовно человек? Я в таком состоянии с душой своей разговариваю, а она не может быть грязной.

— Славуня, я тебе обещаю, что завтра приведу тебя в порядок, и мы съездим в Минск к твоей доченьке. Ты поговоришь с ней и возьмёшься за дело. Почему она тебя видеть не хочет? Это тебе так Наташа сказала? Не дочка же?

— Да, Наташка. Дочь она даже не позвала, когда я приехал повидаться. Нет, Андрей, я — конченный человек. Я никому не нужен, а значит, и мне не нужен никто.

— Ты… — Андрей снова обнял Славу. — Ты нужен мне.

И вдруг в Славиных глазах промелькнуло что-то далеко знакомое с тех ещё курсантских лет, как будто зажглась в них какая-то искорка и осветила наконец-то потухший взгляд.

В дверь кто-то сильно забарабанил.

— Я открою, — сказал Андрей.

На пороге выросла фигура обросшего человека. Тот хриплым и пьяным голосом стал звать Славку.

— Слышь, Славку позови. Я бухло принёс.

— Ну, как принёс, так и обратно отнесёшь. Так что иди со своей бутылью обратно к себе домой, — сказал Андрей и начал потихонечку выставлять непрошеного гостя из прихожей за дверь.

— Слышь, ты чего, козёл?! Где Славка?!

— Пошли вон отсюда.

— Да, я тебе сейчас морду разукрашу!

Выскочил Слава.

— Андрюх, это — Колян. Мы сейчас выпьем по чуть-чуть, да уйдёт он.

— Нет, Слав, я с ним пить не буду, и с тобой, извини, тоже. Причём, тебе уже хватит. Ты и так не очень-то и трезв.

— Ладно, Андрей. Я бы не хотел тебя обидеть, но с Коляном так нельзя.

Слава выскочил за Коляном, что-то громко начал ему объяснять. Тот ругался. Затем, забежал на минуточку за солёным огурцом, и вернулся через пятнадцать минут.

До ночи разговаривали друг с другом. Андрей позвонил матери от соседей и сообщил, что придёт домой лишь завтра и со Славой. Друзья вспомнили училище, клятву, Валеру. У Славы душа болела за того солдатика, что погиб. О жене печалился тоже, о родителях.

Андрей между делом варил картошку, так как в холодильнике у Славы было несколько пустовато. Ещё раньше по пути, перед приходом к другу, он заходил в магазин и купил там курицу с хлебом. Так что бульон из мяса птицы был в самый раз.

— Меня скоро выселят отсюда, Андрюх.

Оказалось, за квартиру уже не плачено полгода. Андрей собрал все Славкины жировки и обещал их завтра же оплатить. На протест друга ответил, что он даёт ему как бы деньги в долг и, что он должен вернуть долг после того, как на ноги встанет.

Слава вдруг подошёл к Андрею вплотную.

— Слушай, друг. Ты и вправду считаешь, что я встану на ноги? Что я смогу после всего того, что я пережил жить так, как будто ничего не произошло? Ты тешишь себя какой-то иллюзией. Я… не смогу… Я не смогу… — И Слава вдруг расплакался как ребёнок, он опустился на пол на колени, пригнул голову и, положа её на грязный табурет, зарыдал. Андрею тоже захотелось прослезиться, но он сдержал свои эмоции.

— Плачь, Славка, плачь. Ещё не всё потеряно, если ты не разучился плакать. Слёзы душу омывают. Плачь, друг, плачь. Ты, наверное, за все эти годы, что были не самыми везучими в твоей жизни, ни разу не плакал. Так нельзя. Лучше плакать, чем пить.

Бульон сварился. Андрей налил его в тарелку для друга. В одну — единственную целую тарелку на кухне. Поднял Славу и посадил на табурет, развернул к столу и начал кормить с ложечки, как маленького. Тот сначала отказывался есть и махал руками, но Андрей был упрямым человеком, и Слава, в конце концов, покорился и проглотил весь бульон. Заваривал чай он уже сам. Пили обжигающую жидкость и разговаривали о том — о сём.

Потом Слава показал фотографии. Кстати, он их сохранил все. И из училища военного, и свадебные, и родительские. Он показывал на знакомых, родных и близких и говорил, говорил, говорил.

— А, где твоя бывшая теперь проживает, не знаешь?

— Да, у мужа нового. Вот дочка один единственный раз открытку мне с Новым годом прислала. Так и адрес узнал. Приехал раз, она не пустила. Вот даже и не знаю, как Наташка не углядела-то, что дочка папку поздравила с праздником?

Только в два часа ночи друзья пошли спать. Славка отключился быстро. Но храпеть стал громче, чем когда-то в училище. А Андрей всё не спал. Думал… Думал…

 

В девять утра он был уже на Бобруйском рынке. На взгляд у Славки пятидесятый размер. Купил на глаз ему джинсы, кроссовки, футболку. На выходе с рынка увидел машинку для стрижки электрическую. Купил. Заодно взял одеколон тройной, пригодится после стрижки. Пулей прилетел обратно, не забыв купить другу его любимое молоко.

Славка уже проснулся и намеревался уйти из дома, но не успел. Андрей с уговорами и просьбами подстриг его, заставил помыться, одеть новые вещи. Потом покормил и по одеколонил. Славка стал просить на опохмелку, но в ответ получил стакан молока. Попытался ещё попросить — опять получил стакан молока. В третий раз просить не стал, молока больше не хотелось. В новых вещах чувствовал себя несколько неловко, но Андрей всячески подбадривал его. Вывел на улицу, прихватив все счета по уплате за квартиру. Отстояли вместе очередь на почте. Андрей выложил достаточно-таки крупную сумму денег оператору. Он знал точно: жене такой перерасход денежных средств явно не понравится. Но поделать с собой ничего не мог. Слава даже растерялся, он не знал, как и благодарить Андрея.

— Заработаешь — отдашь. Знай теперь: ты мой должник, — отвечал так на его благодарности Андрей, — и знай ещё и то, что у меня семья, а в ней двое детей. Помочь мне тоже некому. Мама у меня старенькая, сам знаешь. Потом там в России совсем другие расценки. Так ты, пожалуйста, устройся на работу.

— Кто же меня и куда возьмёт?

— Кем ты в данный момент можешь работать?

— Да, хоть дворником.

— Нет, — отрезал Андрей, — дворником тебе нельзя. Найдут тебя быстро собутыльники твои. Вот и будете на свежем воздухе, так сказать, культурно отдыхать. Я тебя сейчас домой приведу. Посиди немножко с мамой моей, поговори с ней о том — о сём. Она тебя покормит, только чур, выпивку у неё не выпрашивать. Обещаешь? — строго посмотрел на друга Андрей. Тот отвёл взгляд в сторону.

— Ладно. Обещаю.

— Вот и чудненько.

— А ты куда пойдёшь?

— А я с Палычем, соседом нашим, поговорю насчёт тебя. Может, он тебя на склад возьмёт. Он начальником на заводе тракторных деталей и агрегатов работает. Будешь по накладным запчасти выдавать. Он меня вчера увидел, как я только приехал, подошёл и предложил работу. Думал может, что я насовсем к матери приехал. Не подведёшь?

— Не знаю я, Андрюх.

— Не подведёшь?!!! Борись же, родненький. Борись сам с собой. Пересиль себя. Борись за будущую жизнь, за дочку и за нашу с тобой дружбу, за нашу с тобой клятву. Со мной, не дай бог, чего, кто мне поможет? У меня кроме тебя нет друзей больше на свете. Чтя память о Валере, обещай, что не сдашься, и бросишь пить это дерьмо сорокоградусное! Ну?!

— Обещаю!

— Ещё раз, — не поверил своим ушам Андрей.

— Обещаю!!

— Ещё повтори! Повтори, пожалуйста.

— Обещаю!!!

И вдруг у обоих из уст в один миг вылетело: «… и в горе, и в радости. Не смотря ни на какие обстоятельства прийти друг другу на помощь».

— Спасибо, брат, — Слава не заплакал. Он вдруг стал твёрдым и великодушным, таким же, каким был и раньше в училище.

— Ты нужен мне. Понимаешь? Мне! И помоги, пожалуйста, если что моей маме. Я уеду и буду знать, что она под надёжным прикрытием. Хорошо?

— Хорошо. Обещаю.

 

Андрей привёл Славу домой. Мать всплеснула руками, увидев однокурсника сына. Как давно она его уже не видела. Сразу же повела его мыть руки в ванную, а затем — в кухню. Журила его, как маленького, за то, что не приходил к ней.

— А ты куда? — спросила она сына.

— Мам, у меня дела. Я скоро. Я тебя очень прошу, отвлеки Славика от плохих мыслей. Ты же умеешь, мам.

— Так сам бы тоже покушал, — забеспокоилась она.

— Некогда, — сказал Андрей и выскочил за дверь.

Палыч, к счастью, оказался дома. Увидев Андрея, обрадовался. Тот ему коротко, но ясно объяснил причину своего прихода. Не скрыл того, что Слава сидел; не скрыл того, что пил. Увидел, как Палыч засомневался в решении дать должность такому другу. Но Андрей его всё-таки убедил и уговорил принять Славу на работу. Это оказалось сложным делом. Естественно, что Палыч не хотел рисковать, но и отказать выросшему на его глазах Андрею тоже не мог. Договорились о том, что Андрей в течении недели будет сам лично контролировать Славу. То есть ходить на работу он будет с ним лично. От звонка и до звонка будет вести непрерывное слежение за трудовой деятельностью друга и поможет ему, если тот в чём — либо затруднится. Причём, это было ещё не всё. Славу он брал на работу с испытательным сроком 2 месяца. Андрей был рад и этому. В общем, в конце разговора мужчины хлопнули друг друга по рукам. Андрей сбегал до магазина и купил Палычу бутылочку хорошего пятизвёздочного коньяка. На том и расстались до завтра.

Андрей устал. Он боролся за друга так, как мог. Но он устал. Так хотелось поспать, ни о чём ни думать, но… Он ещё сделал для Славы не всё. Он зашёл домой. С кухни услышал разговор мамы и Славы. А ещё унюхал знакомый запах жареных драников. В России за всё время жена готовила их всего один раз. Зашёл, поел. Сообщил Славе о том, что с завтрашнего дня он будет работать. Тот обрадовался, заулыбался. Как Андрей любил, когда Славка улыбался.

— Мы сейчас уезжаем, мам.

— Куда?

— В Минск.

— Зачем?

— К дочери Славика съездим. Верно, Славунь?

Слава растерялся. Поблагодарил за вкусное угощение маму Андрея, и пошёл обуваться.

— Я не поеду, Андрей, — сказал Слава, когда Лариса Фёдоровна на минутку отлучилась из прихожей.

— Ну, я прошу тебя, — пытался уговорить его Андрей. — Я по поводу работы твоей сейчас договорился с Антоном Павловичем. Так сказать, всё «перетёр». Завтра ты выходишь на склад автозапчастей. Поработаешь кладовщиком… Поработаешь хорошо. Я за тебя поручился. Понял? Не подведи меня, очень прошу. Если в дальнейшем к тебе претензий не будет, станешь мастером по смене, а потом заместителем начальника цеха. Через год у них Фролов, теперешний заместитель начальника цеха, уезжает на Украину, насовсем. Так что — перспектива полная.

— Ух, ты! — впервые по-настоящему обрадовался Славик. — Ничего себе!

— Не «ничего себе», а «вот это да» нужно говорить. Да, и ещё. Ремонтом тебе нужно дома заняться. Сделаем? Я тебе обои, краски, линолеум всё подгоню. В строительном магазине всё есть. Я забегал сегодня на минутку после разговора с Палычем. Завтра, после работы и скупимся. Лады?

— Я же, друг, с тобой не расплачусь, — серьёзно сказал Слава, блеснув своими зелёными глазами. Спасибо за то, что мне поверил. Я оправдаю твоё доверие. Я тебе благодарен за всё, понимаешь, за всё.

Эти слова Славы были самыми дорогими для Андрея за всё время общения друзей.

— Расплатишься. Заработаешь и расплатишься. Ты теперь будешь много у нас получать. Главное — не пей. Я хочу жить и знать, что единственный мой друг — не слабовольный пьяница, а человек с сильной волей, с железными нервами и с доброй душой. Вот тогда я буду жить спокойно.

— Да, ты будешь жить спокойно. Я больше не подведу тебя.

— Поклянись доброй памятью о Валерке.

— Клянусь.

И друзья обнялись. Крепко и по-братски.

 

И вот Андрей уже едет из Бобруйска домой к жене и детям. На душе у него спокойно и легко. Он лежит на второй полке в купе и все события, произошедшие в Бобруйске, мысленно прокручивает в голове.

В Минск они съездили. Славик долго стоял возле двери у квартиры, где теперь жила его доченька. Кнопку звонка так и не смог нажать, нажал Андрей. Алинка открыла дверь. В свои 12 лет она так была похожа на отца, что Андрей от удивления аж рот открыл. Такие же раскосые, зелёные глаза. Высокая и статная девочка. Папу она узнала сразу. Очень обрадовалась. Обещала приехать к нему в Бобруйск и попросила, чтобы он приехал к ней перед Новым годом. Наташи, бывшей жены Славика, дома не было, поэтому встреча прошла без всяких эмоциональных срывов, без упрёков и истерик. Алинка рассказала, что писать отцу не разрешала мама. Дозвонится до Бобруйска она не могла, ведь у Славуни телефон был отключен за неуплату. Оказалось, что один раз девочка даже приезжала к отцу, но дома никого не было. Она ждала целый час у подъезда и уехала обратно в Минск. Больше ждать не могла, так как скрыла эту поездку от мамы и отчима. Теперь же она твёрдо обещала писать.

Славик расцвёл. Наконец-то от расправил свои плечи и высоко поднял голову. В глаза появилась уверенность в себе.

Тяжко далось посещение кладбища в Минске. Однокурсники ещё при встрече в тыловом училище сообщили Андрею, на каком кладбище похоронен их друг. Искали его долго. Но нашли. Только здесь по-настоящему пришло понимание того, что Валерка ушёл в вечность. Оба плакали и курили. Разговаривали с Валерой, как с живым. Вообщем, тяжело было.

Слава неделю у Палыча отработал хорошо. Правда, сначала несколько путался с накладными. Все данные ведь нужно было теперь в компьютер заносить. Но за неделю он как-то очень быстро освоился. Да ещё тут одна незамужняя сотрудница начала новичку знаки внимания оказывать. Надежда, так её звали, приносила Славе пирожки и котлетки. Тот благодарил, сначала стеснялся есть, говорил, что только попробует. Потом ел и нахваливал. Потом в шутку целовал Надежду в щёчку. Та краснела и отбегала в сторону. В начале второй недели Андрей не пошёл со Славой на работу. Но решил проверить друга. На скамейке у проходной сидел и ждал, когда он выйдет после окончания смены.

И увидел. Из проходной вышел Славик под ручку с Надеждой. Они шли счастливые оба и улыбались. Они в том момент никого конечно же вокруг себя не видели, только друг друга. Поэтому и Андрея не заметили, прошли мимо. Андрей не стал окликать их. Просто смотрел в след и радовался.

Славик опять стал самостоятельным, а главное — счастливым. Дочка звонила ему по телефону почти каждый день, да и Надежда стала объявляться в гостях. И лишь, когда она осталась со Славуней до утра, Андрей пошёл домой. Впервые со времени своего приезда в Бобруйск, он спал не в одной квартире со своим другом. Надежда оказалась хорошей женщиной. Она была хозяйственной и умной, не истеричкой и не злой женщиной. У неё была пятилетняя дочка, а муж — погиб. Славка наконец-то понял, что опять влюбился. А Андрей понял, что он спас друга.

Спокойный и счастливый он возвращался к семье, предварительно взяв со Славы обещание, что он с Надеждой на следующее лето обязательно приедет к нему в гости.

Андрей смотрел в окно и улыбался. В его положении улыбаться не было резона: он ведь остался почти без денег. Жена, конечно же, дома не похвалит за это, вполне возможно, что и поругает. И её можно будет понять, всё-таки двое детей. Но и она должна будет понять то, что Андрей не мог поступить по — иному. Он — человек чести. Он сдержал клятву. Клятву, не зафиксированную официально, и, может быть, ничего не значимую для кого-то другого, но для него — самую главную клятву в жизни. А значит есть на свете дружба, есть честь и есть отвага, есть любовь и верность, преданность и самопожертвование во имя высокой идеи. А это, друзья мои читатели, далеко не шутка.