Болтающийся электрический шнур в тесном подвале дома посреди Богом забытого пустыря. Каждый, кто спускался в этот погреб, постоянно бился головой о лампочку, которая зачастую уже была накалена до предела. Да и не так уж много бывало здесь людей: Доминик, я и еще парочка наших друзей. Удушающий запах сырости и три бутылки дорогого вина в четырех стенах - большего нам и не надо. Здесь можно залатать новые раны и похвастаться старыми. Но среди всех, безусловно, Доминик был рекордсменом. Если в шрамах измеряется красота мужчины, то он был самым красивым среди нас. Доминик поднялся с кровати. Сквозь бинты просачивалась кровь, но он всё равно тянулся к старой печатной машинке, чтобы дописать свою книгу. Этот стук был для него залпом морфина, таким желанным и успокаивающим. В то же время выстрелы давно стали чем-то рутинным, и фильмы Квентина Тарантино уже не были золотой мечтой этого "романтика". Это была грубая реальность, в которой сквозное ранение было скорее милостью Господа, ибо настоящим наказанием могла быть только пуля, которая застрянет в плоти, и превратит внутренности в кровавую кашицу с комочками из частиц легких, печени, сердца. На старой пластинке играла песня американской певицы Шер "bang bang", раз за разом, по кругу, вся песня уже стала теми самыми выстрелами, назойливыми и надоедливыми, не несущими никакого смысла. Окровавленные ватные тампоны были разбросаны по комнате. -"А теперь остынь. Ты, остынь"-последние слова его творения. Он просто пишет строчки, дописывает свой сценарий жизни. Это его последняя страница. Именно эти строчки должны быть особенными. Татуировка на левом плече, прямо как у Джорджа Клуни в фильме "От заката до рассвета". Запах сигарет и крепкого алкоголя. Слегка бомжеватый вид. Кто бы мог подумать, что этот человек-один из богатейших господ этого города?! Да никто и не думал. Он не гнался за горами золота, он был псом, который бежит за машиной. Его беда была в том, что ту самую машину он сумел догнать, но вцепившись в неё, он даже не знал, что делать дальше. Чего ему это стоило? Восемь пулевых ранений, четыре вечно ноющих осколка под кожей, рассеченная губа и седые волосы в сорок лет. Но куда большей ценой были шесть друзей, из которых двое отдали за него жизнь, а остальные отправили первых в гости Люциферу. Рановато, но суть в том, что все шестеро уже скормлены свиньям, замурованы в бетон или просто пристрелены, как взбесившиеся тигры на арене дрессировщика. Я смотрел, как его серо-голубые глаза медленно затухают. Он уже не может перебирать эти кнопки на печатной машинке с лёгкостью пианиста, как раньше. Уперто стучит по клавишам, будто пытается достучаться до небес, стук за стуком, взывает Господа о помощи, о чудодейственном спасении. В ответ только тишина. -"Дэйв, может там и нет никого?"-он спрашивал меня неоднократно, но я ничего не мог придумать, кроме стандартных фраз богоугодника:- "Нет, Доминик, ведь иначе-для чего ты жил?". Он молчаливо кивал головой каждый раз, когда я таким образом увиливал от ответа. Этот "Фома" знал, что я тоже сомневаюсь в существовании Всевышнего, но верю в его силу. Для остальных я был набожным чудаком, который может постучатся в двери и, увидев лицо хозяина, спросить: "а вы верите в Бога?". Безусловно, на такое чудачество я не был способен. Но к великому сожалению, только Доминик видел, что я далек от религиозных фанатиков. -Ну сказал же тебе, выключи ты эту дрянь,-выкрикнул он указывая на патефон.-Она уже задрала своим "бэнг бэнг", я ,мать его, наслушался, у меня пять грамм свинца в груди, и сраная истерика из-за того, что выжить у меня уже сука шансов сто к одному. -Делаем ставки?- я высунул свой револьвер из кобуры. -Боже, у этого идиота наган ? Господи, скажи, что он умеет целиться. Нет, серьезно, только если Иисус лично спустится с небес и скажет мне это, я может быть, поверю, что ему можно давать в руки оружие -.Ставлю бакс на то, что ты сдохнешь уже сегодня. -я разрядил обойму в сторону пластинки, пытаясь доказать ему, что, даже не целясь, могу убивать, как первоклассный стрелок, но только шестая пуля остановила вращающуюся пластинку. Он посмотрел на меня и засмеялся так, как не смеялся уже очень давно. В приступе кашля он сплевывал кровь с ошметками легкого, но засмеялся. Это не была истерика, он смеялся потому, что любил жизнь, а это последняя возможность от души расхохотаться и с улыбкой на лице отдать душу Богу. В непреодолимом желании прожить эту жизнь на полную катушку, ему приходилось проливать кровь. Он был готов на это: будь то своя, чужая-не важно. Он был под номером один в фильме "Семь психопатов". Казалось, пора остепениться, завести семью, детей, а этот ненормальный неделю назад купил себе живого коня и шляпу с широкими полями. Он еще спросил меня тогда, не слишком ли это будет заметно, если он во всем этом прокатится по городу. Сегодня его безумию, похоже, придет конец. -Как ты думаешь, если меня вчера укусила девушка, я превращусь в кого-нибудь? Смешно, впервые в жизни хотел почувствовать себя настоящим мачо, выкинул пять тысяч, хотел сделать её стоны рингтоном моей спальни, и вот какая картинка!- Доминик показал мне еще свежий укус на левом плече. -Не думаю. -Дэвид, в этой комнате только ты и я. Вот скажи, где эта богиня, как её там... Фортуна? -Я верю в другого Бога. Может, поэтому у меня нету дыры в груди? -Может быть. Одно радует, сегодня я наконец-таки допишу книгу.- вытирая от крови свои руки, побелевшими губами прошептал Доминик. -Ты пишешь книгу? -Нет, я всего лишь записывал всё, что мы делали последние двадцать лет. -Значит, ты всё записывал, и не дал мне прочитать? Мне, своему лучшему другу! -Ну да, а почему я вдруг с тобой должен делиться тем, что творится у меня в голове? -Знаешь что? А почему бы мне тебя не пристрелить сейчас и не остановить твои страдания?-я в гневе направил свой пистолет на Доминика, но едва я успел это сделать, как увидел, что дуло его кольта уже направлено на меня. Он медленно подошел ко мне и приставил конец дула прямо к моему виску. -А теперь остынь. Ты, остынь.-придерживая кровоточащую рану, он символично толкнул меня в висок, будто выстрелил. Всматриваясь в мои глаза, он показывал: открытая рана еще не значит, что он слабее. Это его территория, на которой мое слово не значит ровно ничего. Будь это где угодно: на улице, в его особняке, или даже во время очередного ограбления, он бы ни за что не позволил себе показать, что в нашем тандеме именно он держит руль. Но здесь, в его убежище, он был главным, а мне ничего не оставалось, как только смиренно склонить голову перед хозяином подвала. После, Доминик сел на место, высунул лист из машинки и протянул мне с просьбой оценить его детище. Я прочитал последние строчки. Это было как раз то, что он произнес секунду назад:"А теперь остынь. Ты, остынь". Затем он достал из-под стола пакетик с белым порошком, высыпал его на стол и громким вдохом провел по этой горочке носом. Приступ кашля, и как итог-громкий плевок кровью на стопку чистых листов, которые он когда-то планировал испачкать чернилами. Последний вдох. Вечный сон. Всё так, как он хотел. |