Что хочет автор. Литературные конкурсы

Седовласый Яаков Аллони, начальник Четвёртого отдела проектного управления военно-промышленного концерна, пригласил в свой кабинет руководителей конструкторских групп. Одним из них был я, Ноам Певзнер, двадцатисемилетний выпускник хайфского Техниона (технологический университет; А. Б.). Яаков познакомил нас с новым заданием. Отделу предстояло разработать прицел, обеспечивающий стопроцентное попадание артиллерийских снарядов в цель. Финансирование разработки было обеспечено, но начинать её приходилось с поиска исходной концепции. После визита к начальнику отдела, мы с Эхудом Шапиро, руководителем смежной группы, обсуждали новое задание.

- Ничего себе, задачка! – возмутился он. – Таких прицелов нет ни у одной страны. Попадание снарядов в цель никогда не превышало десяти процентов, и вдруг подай им все сто.

- Нас с тобой забыли спросить, - съязвил я.

- Ничего смешного! – не разделил мою иронию Эхуд. – Финансирование они обеспечили! Подумаешь! А задача-то невыполнимая.

- Так-таки уж и невыполнимая, - занял я позицию спорщика. – Если как следует подумать…

- И что ты придумаешь? – глаза моего собеседника сузились в напряжённом ожидании.

- Если беспилотник задаст координаты объекта обстрела, процессор может рассчитать требуемое положение артиллерийского ствола и передать данные на монитор, управляющий стволом.

- И это всё?! – удивился Эхуд.

- Нет, конечно. В расчёт необходимо также включить текущие параметры атмосферы. И, кроме того, мы предъявим повышенные требования к самой артиллерийской системе.

- Что ты имеешь в виду?

- Всё то, что снизит естественный разброс попаданий – повышение точности изготовления орудия и снаряда, минимизацию температурных расширений ствола, гомогенность и дозировку пороха.

- С тобой можно поспорить, но я сегодня так заработался, что остался без обеда, - подытожил Эхуд наше обсуждение. - Пойду в заводоуправление. Там ещё не закрылся буфет.

На следующий день нас вместе с начальником отдела вызвали к главному инженеру Шмуэлю Гило. И он представил нам свою концепцию разработки нового прицела. К моему огромному удивлению, это были те самые идеи, которые я вчера изложил своему коллеге.

- Эхуд, что ты скажешь по поводу концепции главного инженера? – поинтересовался я, когда мы вышли из кабинета Гило.

- А что я должен сказать? – насторожился он.

- Но ведь главный инженер в точности повторил то, что я вчера говорил тебе.

- Разве?! – удивился Эхуд. – Я вчера так был озабочен своим пропущенным обедом, что не очень-то прислушивался к твоим словам. Но если два разных человека, ты и главный инженер, порознь пришли к одним и тем же решениям, это доказывает их правильность. Так ведь?

Его аргументы показались мне сомнительными. Вчера, после нашего разговора, он поспешил в заводоуправление, якобы в буфет? Я направился к секретарше главного инженера. Эта двадцатичетырёхлетняя выпускница учительского колледжа мне нравилась. Но сейчас меня волновало другое.

- Дана, скажите, пожалуйста, вчера после обеда Эхуд Шапиро заходил к главному инженеру?

- А в чём дело? - недоверчиво покосилась она.

- Он должен был передать вашему шефу некоторые мои бумаги, - соврал я.

- Да, вчера часа в три Эхуд заходил, - подтвердила секретарша. - Здесь в приёмной несколько

человек минут сорок ждали, когда же, наконец, они с шефом закончат беседу.

- Спасибо, Дана. Вы меня успокоили.

На следующий день начальник Четвёртого отдела вызвал меня для обсуждения плана разработки артиллерийского прицела. Это позволяло ещё кое-что выяснить.

- Вчерашние предложения главного инженера производят впечатление, - осторожно заметил я.

- А меня они крайне удивили, - признался Яаков. - Никогда раньше Шмуэль не выступал с технологическими идеями. Да и откуда им взяться. Он же попал на этот пост, как функционер партии Авода (израильская рабочая партия, А. Б.).

- Но главный инженер излагал свою концепцию с большим увлечением.

- Я тоже это заметил, - согласился Яаков. – Он как будто демонстрировал нам свою инженерную состоятельность.

Постепенно складывалась версия. Познакомившись с моей концепцией нового прицела, Эхуд рассказать о ней главному инженеру. Сам он, опасаясь моего разоблачения, очевидно, не решился публично претендовать на авторство. Но представить её главному инженеру, как свою, он мог, попросив не раскрывать его имени, якобы с тем, чтобы не возбуждать зависти со стороны начальника отдела. А главный инженер, под давлением своего комплекса инженерной несостоятельности, относительно легко согласился озвучить концепцию под своим именем. Впрочем, мотивировка у него могла быть самой благородной – не важно, кто автор, важно, что это на пользу делу.

Но такие недостаточно обоснованные обвинения казались мне этически неприемлемыми. Их нужно было доказать. И я заглянул в комнату, где работала группа Эхуда. Его самого на месте не было.

- Привет, Меир, - обратился я к знакомому инженеру. - Мои сотрудники говорят, что от вас вчера кто-то мне звонил примерно в половине второго, - я специально указывал обеденное время. - Может, это был ваш руководитель группы?

- Нет, - покачал головой Меир, - в половине второго мы вместе с ним обедали в столовой.

Итак, Эхуд врал, что пропустил обед. И в заводоуправление он ходил не ради буфета, а с тем, чтобы встретиться с главным инженером. Это были доказанные факты. Мотивы его поведения были непонятны. Но через пару месяцев разъяснились и они. Когда почтенный Яаков Аллони уходил на пенсию, на освободившееся место начальника Четвёртого отдела назначили Эхуда Шапиро. Секретарша Дана в разговоре со мной обмолвилась, что Яаков предлагал на этот пост меня, но главный инженер настоял на кандидатуре Эхуда. Он де проявил недюжинные способности при проектировании нового артиллерийского прицела. И действительно, разработка прицела продвигалась, как нельзя лучше.

- Спасибо, Дана, - поблагодарил я. – А какие ещё аргументы приводил главный инженер?

Она помолчала, очевидно, колеблясь.

- Шмуэль сказал, - решилась она, наконец, - что для него, опытного организатора, о достоинствах Эхуда говорит сама его внешность - волевое лицо, сосредоточенный взгляд.

Я сразу же подумал о том, чего, возможно, не договаривала Дана, а, может быть, и сам главный инженер. Что, кроме выражения лица, весьма впечатляла и рослая фигура Эхуда с ладно сидящим на ней костюмом. И что моя внешность подобного эффекта не производила. Правда, Эхуд не мог сходу предложить концепцию нового прибора. Но для жизни и карьеры, видимо, это было несущественно. Зато он быстро разобрался в психологических комплексах главного инженера, вовремя принял во внимание предстоящий уход на пенсию начальника отдела и филигранно разыграл рискованную интригу с негласным присвоением себе чужого авторства. Он был явно успешнее меня.

Узнав о предстоящем назначении Эхуда, я решил перейти в смежный Третий отдел. Конечно, во мне говорила обида. Но основным аргументом было опасение превратиться в пожизненного донора концепций при инженерно-несостоятельном начальстве без каких-либо перспектив служебного роста. Перевод в Третий отдел я поспешил оформить, пока ещё расположенный ко мне Яаков Аллони дорабатывал свои последние дни в должности нашего начальника.

К концу первого дня работы в новом отделе у меня было отвратительное настроение. У выхода, в фойе, я задержался около большого зеркала. На меня тусклыми глазками неуверенно смотрел рыжеватый шатен с короткой стрижкой и неприметными чертами лица. С какой же стати красавица Дана станет влюбляться в столь бесцветную личность. И за её прохладную доброжелательность спасибо.

Я вышел на улицу и зашагал к автомобильной стоянке. Передо мной медленно передвигалась грузная женщина. Пришлось обходить её слева. Но, словно прознав о моём намерении, она стала дрейфовать влево, оттесняя меня на проезжую часть дороги. Нечто подобное происходило почти всегда при попытке обогнать какого-нибудь пешехода. Как будто люди, даже не видя меня, демонстрировали враждебность, пытаясь помешать моему продвижению вперёд. Посмеиваясь над самим собой, я объяснял подобный феномен своими психологическими комплексами. Каких-то существенных проблем эти явления не создавали. Но они выражали отношение ко мне окружающего мира.

На пути к автомобильной стоянке я увидел на автобусной остановке знакомого инженера Меира. Он жил в пригородном посёлке Азор и добирался на работу автобусом. Я подошёл к нему.

- Пойдёмте, Меир, я подвезу вас. Сегодня нам по пути.

Никакой необходимости ехать в Азор у меня не было. Просто хотелось как-то отвлечься от невесёлых мыслей. Мы выбрались из города. На загородном шоссе, с двумя полосами движения, впереди шёл тяжелый автопоезд. Я включил левый указатель поворота, перешёл на левую полосу и стал обгонять его. Но водитель автопоезда сам стал смещаться влево, как бы пытаясь мне помешать. Увы, это была хорошо знакомая ситуация. С автомобилями происходило то же, что и с пешеходами.

- Смотрите, Меир, что он делает.

- Ему, наверно, тоже нужно перейти на левую полосу, - предположил мой пассажир.

Я всё же обогнал автопоезд, прижавшись к левому краю дороги.

- Теперь, Меир, смотрите, что он будет делать дальше, - попросил я, продолжая наблюдать за дорогой в зеркало заднего вида.

А автопоезд, благополучно разминувшись со мной, вернулся на середину своей правой полосы и продолжал движение, как ни в чём не бывало.

- Странно, - удивился Меир, - оказывается, он и не собирался переходить на левую полосу.

- И как вы это объясняете?

- А вы когда-нибудь наблюдали подобное явление? – допытывался я.

- Нет, хотя у нас в семье есть автомобиль, и я нередко им пользуюсь.

Вот так. Теперь у меня был свидетель. Никакие это не комплексы.

Я отвёз Меира в Азор и вернулся в Тель-Авив. Ехать домой не хотелось. Боялся остаться наедине со своими мыслями. Неприятности на работе, бесперспективность личной жизни, враждебность улицы замыкались вокруг меня безысходным кругом. В подобной ситуации люди, наверно, и принимают решение уйти из жизни. Моё внимание привлекла яркая вывеска на одном из домов: «Предсказательница Дебора. Астрология. Карты Таро. Исправление кармы». Она и раньше попадалась мне на глаза. Я оставил автомобиль на обширном дворе дома и вошёл в офис предсказательницы.

В просторной комнате никого не было. Задёрнутые гардины создавали полумрак. Напротив входа располагался стол с компьютером и некоторыми предметами непонятного предназначения. Вскоре из боковой двери появилась высокая дама лет сорока семи, в тёмном, длинном платье, изобилующем рюшами, накладками и карманчиками. На её морщинистом лице доминировали пронзительные чёрные глаза, подведённые тушью. Почти такой мне и представлялась предсказательница.

- Геверет Дебора?

- Да. Извините. Я выходила на минутку, - она безжалостно рентгеноскопировала меня своими глазами. – Присаживайтесь. У вас проблемы? Вижу. Но ничего не объясняйте. Сообщите только, где вы родились и когда, вплоть до минут, если можно.

Я удовлетворил её просьбу. Она углубилась в компьютер.

- О, молодой человек, - вскоре воскликнула Дебора,- да вы уникум!

- В чём же моя уникальность?

- В редчайшем сочетании планет! Венера и Марс в непримиримом противостоянии! Такая судьба в моей практике встречалась только один раз.

- И что это была за судьба? - я не мог скрыть скептицизма по поводу её актёрской патетики.

- Нет, если вы не верите, мы можем и не продолжать, - произнесла она обиженным голосом.

- Простите, Дебора. И, всё-таки, какая это была судьба?

- Трагическая. Но только потому, что клиент отказался от моей помощи.

Её слова показались мне слишком уж наигранными. Я встал.

- Геверет Дебора, к сожалению, мне пора. Сколько с меня причитается? – я нащупал в кармане брюк наличные, полученные недавно из банковского каспомата.

- А я не возьму с вас денег.

- Почему?! – растерялся я.

- Ваш двойник, который повесился, дал мне хороший урок. Я должна была обслужить его бесплатно, даже навязать ему помощь. Тогда бы он не погиб. Вы понимаете, в чём ваша уникальность?

- В редчайшем сочетании планет, - пробормотал я, снова опускаясь на стул.

- Да. А в результате, у вас чудовищное несоответствие между внутренней и наружной ипостасями.

- Что вы называете моей внутренней ипостасью? - напрягся я.

- Это ваши творческие способности и этические принципы.

- А наружная?

- Ваша внешность и отношения с окружающими. Они не просто не соответствуют, они враждебны друг другу. Так жить невозможно.

- Я знаю, - невольно вырвалось у меня. - Но что вы можете с этим поделать?

- Приведу их в соответствие друг с другом, - горячо пообещала Дебора.

- Каким же это образом?! Поднять мою внешнюю ипостась до уровня внутренней невозможно. Вы не можете удлинить мои ноги, изменить черты лица, цвет волос и размеры глаз. Значит, вы понизите мою внутреннюю ипостась до уровня наружной. То есть, с помощью внушения заблокируете мои творческие способности, сделаете меня нечестным и жестоким. Но только я не согласен.

- Боже мой, - горестно вздохнула Дебора, - как трудно работать с клиентом, имеющим такой Ай Кю

(интеллектуальный коэффициент; А. Б.). Ну и что в этом плохого? Вы сразу же испытаете облегчение.

Перестанете безнадёжно влюбляться в красавиц. У вас исчезнут основания претендовать на повышение по службе, и, следовательно, не будет жалоб на несправедливость начальства. Никто не преградит вам дорогу, потому что вы никого не будете обгонять. И опасность суицида исчезнет.

- Нет, Дебора. Лучше умереть из-за нереализованных потенций, чем стать скопцом.

Я положил перед ней три стошекелевых купюры и направился к выходу.

- Остановитесь! - её властный голос сразу напомнил, что она не исключала навязывание своей помощи. - Есть ещё один вариант.

- Какой? – я замер у самой двери, не оборачиваясь.

- Подобная астрологическая ситуация сопровождала жизнь нашего народа почти две тысячи лет.

- Вы имеете в виду галут (жизнь в изгнании; А. Б.)?

- Конечно. Такая же верность этическим заповедям, тот же внутренний пламень творчества и столь же враждебный внешний мир. Вы понимаете, как ему удалось выжить?

- Догадываюсь. У него была вера.

- В том-то и дело, - обрадовалась Дебора. – Вы всё понимаете с полуслова.

- Вы хотите сказать, мне надлежит одеть чёрный костюм хасида и выучить молитвы?

- Предметные атрибуты необязательны, - успокоила она. – А молитва - всего два слова: «Вразуми, Господи!». Совершайте необычные поступки, и ваши способности приведут вас к успеху.

И вдруг я заподозрил, что, вопреки моему желанию, она уже зомбирует мои мозги.

- Спасибо, Дебора! – я торопливо вышел из офиса.

Визит к предсказательнице произвёл на меня впечатление. Мои проблемы обрели статус легально признанных фактов. А её слова не выходили из головы. Я подъехал к центру города, оставил машину на платной стоянке и побрёл по улице Ибн-Гвироль. Значит, если в решающую минуту произнести «Вразуми, Господи!» и отважиться на необычный поступок, моя жизнь изменится? Зачем же откладывать? Я шел мимо ресторана «Дельфин», а желудок властно напоминал, что уже давно пора поужинать. Самое время совершить свой первый необычный поступок. Вразуми, Господи!

Я вошёл в ресторанный зал и остановился. Стрелки часов показывали семь. Это был предвыходной, пятничный вечер. Справа от входа, вдоль стены, перемежаясь колоннами, тянулся ряд двухместных столиков. Два ближайших были свободны. Я указал официанту на один из них, и он одобрительно кивнул головой. Это место можно было занять.

Подошёл официант, и я заказал салат, жареную рыбу, двести грамм сухого вина и бутылку колы. Вечер только начинался. В торце удлиненного зала, на небольшой эстраде, молодая певица исполняла грустную песню из репертуара Хавы Альберштейн. За соседним столиком, спиной ко мне, сидел мужчина, а напротив него – привлекательная девушка. Вскоре появился официант с подносом, и у меня, наконец, появилась возможность утолить голод. Но каждый раз, когда я поднимал голову, в поле зрения попадала красавица за соседним столиком. Её оригинальное лицо, бриллиантовые серьги, крупный жемчуг на шее и платье с открытыми плечами создавали впечатляющий ансамбль. Она пила вино, закусывала шоколадной конфетой и придирчиво разглядывала публику.

Прошло около часа, когда мужчина за соседним столиком достал мобильный телефон и некоторое время говорил по нему. Затем он обратился к своей девушке. Судя по её лицу, это был напряжённый разговор. Мужчина встал. Ему, очевидно, нужно было срочно уходить, а она покидать ресторан не хотела. Наконец, он вышел из-за столика и повернулся к выходу, заставив меня поперхнуться колой от удивления. Это был Шмуэль Гило, наш главный инженер. Я тут же схватил красочный буклет меню и углубился в чтение, прикрыв им своё лицо.

Оставшись одна, девушка попыталась компенсировать возникшие неприятности с помощью спиртного. Она резким движением опустошила рюмку и, не закусывая, налила себе снова. К ней подошёл официант. Они о чём-то говорили, поглядывая в мою сторону. Потом официант направился ко мне.

- Извините, молодой человек, не согласитесь ли вы пересесть на освободившееся место по соседству? Тогда я смог бы предложить ваш столик той молодой паре.

Я оглянулся. У входа стояли двое. Предложение официанта особого восторга не вызывало, но только по этой причине мне не хотелось его отклонять.

- Можно, если дама не возражает.

- Она согласна, - заверил официант, - я с ней только что разговаривал.

Он быстро перенёс мою посуду на соседний столик.

- Добрый вечер! – я остановился напротив своей неожиданной соседки. – Простите за вторжение.

- Добрый вечер. Присаживайтесь. Меня зовут Шоши.

- Очень приятно, Ноам.

- А вы знаете, - она мерила меня испытующим взглядом, - у меня фотографическая память.

Только сейчас я понял, как она хороша.

- И что же такого интересного зафиксировала ваша выдающаяся память?

- Скажите, вы служили в Шивте, у египетской границы? – поинтересовалась она.

- Служил, около полугода, в составе воздушно-десантного подразделения.

- Я тоже проходила там военную службу.

На такое открытие следовало подобающим образом отреагировать. Но опыта общения со светскими дамами у меня не было. И, кроме того, её удивительная красота, как взыскательный цензор, налагала свои ограничения на всё, что я мог бы сказать.

- Может быть, за это стоит выпить, - предложил я и ужаснулся, это звучало так банально.

- С удовольствием угощу вас, - живо откликнулась Шоши. – Мой муж заказал коньяк, с которым мне одной не справиться, - она тут же наполнила две рюмки.

Муж? Ей было не больше двадцати семи лет, а ему сорок семь. Вот так пара! Мы выпили.

- А мне никогда не запоминались лица, - поддержал я беседу. – Другое дело – разговоры. Кажется, припоминаю. Имя Шоши всё время было на слуху. Ребята считали вас первой красавицей.

Она сдержанно улыбнулась и стала разворачивать шоколадную конфету, предоставляя мне возможность развлекать её.

- Всё-таки странно, что вы меня узнали через столько лет. Моя внешность значительно изменилась.

- Глаза остались прежними, - улыбнулась она. - В армии у меня ещё не было университетского диплома психолога, но я многое могла узнать по глазам. А ваш взгляд был очень содержательным.

- Значит, вы работаете психологом?

- Я не работаю, - она помрачнела. – Мой муж столько зарабатывает, что вполне хватает на двоих. Но я переоценивала значение богатства. Оно не приносит счастья. А кем стали вы?

- Окончил Технион. Работаю в Тель-Авиве.

- У вас и семья здесь?

- Нет. Родители в киббуце под Тверией, а здесь я снимаю небольшую квартирку в районе Центральной автобусной станции.

- Какая у вас фамилия? - без последней рюмки коньяка она, вероятно, не задала бы такого вопроса.

- О! – удивилась Шоши, - как у моей бабушки. Она родилась в Белостоке.

- И мои предки из Белостока.

- Ну, знаете, Ноам, это почти неправдоподобно. Нам просто необходимо ещё раз выпить, - она взяла графинчик с коньяком и хотела наполнить мою рюмку.

- Спасибо, Шоши. Мне достаточно. Я за рулём.

- А я выпью, - она налила себе грамм пятьдесят и быстро опорожнила рюмку.

На эстраде появилась танцевальная пара. Зазвучала мелодия фламенко. Мы молча смотрели на танцоров. Потом танец кончился, и Шоши взглянула на свои часики.

- Пожалуй, мне пора. Вы не могли бы позвать официанта?

Я встал и, отыскав взглядом официанта, жестом пригласил его подойти.

- Он сейчас будет здесь.

- А вы останетесь? – поинтересовалась она с напускным безразличием, глядя на эстраду.

- Посижу ещё немного, - откликнулся я, подражая её тону.

Подошёл официант и положил перед ней счёт. Она протянула ему несколько купюр, жестом предупредив, что сдачи не нужно.

- Мне тоже счёт, пожалуйста, - попросил я.

Пока я расплачивался, Шоши озабоченно копалась в своей сумочке. Но вот официант ушёл. Выждав минуту, она встала.

- Желаю вам, Ноам, приятно провести время!

- Спасибо! Всего наилучшего.

Она направилась к выходу. Я провожал её взглядом. Очевидно, кутюрье, создавший её вечернее

платье, стремился придать загадочность наиболее волнующим переходам женского тела. Но чудесное зрелище прервалось совершенно неожиданным образом. Она вскрикнула и ухватилась обеими руками за колонну, держа на весу подвернувшуюся ногу. Конечно, после стольких доз коньяка ходьба на высоких каблуках по скользкому паркету требовала определённой сноровки. Но, может быть, это не случайность? Через мгновение я был рядом.

- Вы повредили ногу? Я провожу вас.

- Спасибо, Ноам. Я, кажется, выпила лишнего, - она засмеялась, - так кружится голова.

Мы вышли из ресторана и остановились. Была половина десятого. Вечерняя улица пульсировала оживлённым движением. Она подняла смеющиеся глаза.

- Я хотела бы остановить такси.

- А, может, я подвезу вас? Моя машина на стоянке, метров сто отсюда.

- Это было бы замечательно, - её смеющееся лицо только подхлёстывало мой энтузиазм.

- Тогда подождите меня.

Шагов через десять я оглянулся. Она, вызывающе красивая, стояла одна у дверей ресторана. А изящное вечернее платье с открытыми плечами, её серьги и бусы провоцировали в полутьме совсем не те ассоциации, которые возникали в ярко освещённом ресторанном зале. Я ускорил шаг.

Когда мой автомобиль остановился напротив ресторана на другой стороне улицы, Шоши всё ещё была на прежнем месте. Возле неё стоял высокий парень. Я вышел из машины и громко позвал её.

Она услышала и увидела, хотела ринуться ко мне, но парень перегородил ей дорогу. Я не без труда перебрался на другую сторону улицы, полной движущегося транспорта.

- Шоши, пойдём!

- Никуда она не пойдёт! – двухметровый верзила, настоящий Голиаф, стоял между нами.

- Ты что, спятил? – возмутился я. - Это моя девушка. Отойди сейчас же!

- Эта пьяная проститутка твоя девушка?! – ухмыльнулся Голиаф. – Не смеши меня. Она такая же твоя, как и моя. Но я пришёл первым, – он был уверен в своём весовом превосходстве.

За его спиной Шоши сдвинулась влево и смотрела на нас горящими глазами. Её присутствие я ощущал, как решающий фактор происходящего. Вразуми, Господи! Эти слова вдруг так уместно вписались в нарастающую волну событий. Чему-то же я научился в десантных войсках! Перед моим мысленным взором возник капитан Рони Сандлер. Он не только обучал нас, вчерашних школьников, премудростям рукопашного боя. Он был нашим воспитателем. «Десантник, да и просто человек, - говорил он перед схваткой с боевиками, - может считаться настоящим только в том случае, если способен действовать». Это был тот самый случай.

Я изо всей силы ударил великана правой рукой в солнечное сплетение, а потом ещё ниже нагнул его опустившуюся голову и рубанул ребром ладони по шее. Капитан Рони предупреждал, что это очень опасный удар. На учениях мы выполняли его чисто символически. Я и не вкладывал в него всей силы. Верзила боком опустился на тротуар. На пятнадцать-двадцать секунд он был недееспособен.

- Шоши, пойдём!

Она подошла вплотную, прижалась ко мне грудью и подняла сияющие глаза.

- Ноам, ты молодец! Можно тебя поцеловать?

Моя рука легла на её талию, а наши губы встретились. Но тут же я опомнился. Пожилой человек в трёх шагах от нас кричал в свой мобильник: «Полиция! Приезжайте сейчас же к ресторану «Дельфин» на Ибн-Гвироль! Тут такая драка!».

- Шоши, бежим, если ты не хочешь попасть в утреннюю полицейскую хронику!

Она медлила. Мне пришлось схватить её за руку и, как непослушного ребёнка, потащить через улицу под возмущённые сигналы машин и угрожающие крики водителей. Наконец, вот он, мой автомобиль. Голиаф уже стоял на ногах, лихорадочно озираясь в поисках обидчика. Мы вскочили в машину и поехали. Метров через сто нам встретился полицейский джип, видимо, спешащий к ресторану «Дельфин». На выезде из улицы я свернул налево и немного успокоился.

- Ох, Ноам, как ты справился с этим гигантом?! – восхитилась она. - Я просто в шоке.

- Куда мы едем, Шоши?

- Как куда? Домой!

- Я не знаю твоего адреса.

- Но свой адрес ты же знаешь?

- Что? – я прижался к правому краю дороги и затормозил.

- Ноам, ты видишь, я совсем опьянела. Нельзя в таком состоянии возвращаться домой. Мне нужно прийти в себя. Помоги мне! Мы же вместе служили в армии.

Она действительно была психологом. Армейское братство у израильтян - одна из самых святых коров. Отказать ей было невозможно. Я поехал дальше и остановился неподалёку от своего дома. Вскоре мы подошли к двери моей квартирки, и я пропустил её вперед.

- Сейчас, Шоши, я сварю кофе.

- Нет, подожди, - она перегородила путь в гостиную. – Мне всё это время очень хотелось тебя поцеловать. Теперь нам ничто не мешает.

И мы стали целоваться прямо у входной двери.

- Кружится голова, - засмеялась она, прервав поцелуи. – И нога побаливает. Ты можешь отнести меня на диван?

Ну и просьба! Но я послушно подхватил её на руки и понёс в гостиную.

- Подожди, Ноам. Не опускай меня на диван в этом платье. Знаешь, сколько оно стоит?

Я поставил её у дивана, а она, не прерываясь ни на секунду, продолжала говорить.

- На последнем курсе университета я подрабатывала в модельном бизнесе и демонстрировала как раз это платье. А потом Шмуэль прибежал к нам в гримёрку и говорит: «Сегодня, Шоши, ты просто потрясла всех своей красотой. Я хочу купить тебе подарок по твоему выбору». Вот я и выбрала. Купи, говорю, мне это самое платье. И он купил.

- Так что же нам с ним делать? – не понял я.

- Боже мой, Ноам, ты совсем ребёнок. Его нужно снять. Помоги мне расстегнуть пуговицы сзади…

Минут через сорок я, приподнявшись на локте, посмотрел на Шоши. Она, с закрытыми глазами, лежала рядом на диване. Я прикоснулся губами к её щеке.

- Может, красавица, тебе пора вставать.

- А который час?

- Начало двенадцатого. Вставай, а я всё-таки сварю кофе.

И в этот момент в её сумочке зазвонил мобильник. Я торопливо достал его и протянул Шоши.

- Со мной всё в порядке, - заверила она своего невидимого собеседника, - я как раз ухожу из ресторана. А как дела у тебя? Хорошо. Официант? Он здесь. Передаю, - она протянула мне телефон и произнесла нарочито громко: - мой муж хочет с вами поговорить.

- Вы официант ресторана «Дельфин»? – прозвучал знакомый голос главного инженера.

- Конечно, - я двумя пальцами зажал себе нос.

- У меня к вам просьба. Проводите мою жену до такси. Мало ли что может случиться с одинокой женщиной ночью.

- Обязательно провожу, - пообещал я. – Можете не беспокоиться.

Пока я возился на кухне, она сходила в ванную и оделась. Мы наскоро выпили по чашке кофе, и я отвёз её домой в фешенебельный район северного Тель-Авива.

- Благодарю, - она поцеловала меня в щеку на прощанье.

- Это тебе спасибо.

- За что? – засмеялась Шоши.

- За прикосновение к красоте.

- О, Ноам, ты ещё и поэт.

Я возвращался домой и думал о предсказательнице Деборе. Без неё ничего подобного произойти просто не могло. Я, впервые в жизни, ударил человека. И оказался в постели с чужой женой! Но означают ли бурные события этого вечера, что теперь моя жизнь круто изменится к лучшему?

В воскресенье утром я, как обычно, сидел за своим рабочим столом. Меня позвали к телефону.

- Ноама Певзнера, пожалуйста, - это был приятный, знакомый голос.

- Это я, Дана. Привет.

- Здравствуйте. В десять часов у главного инженера совещание.

- По какому вопросу?

- По результатам испытаний авиационного электронного блока.

- Но, Дана, какое он имеет отношение ко мне? Это же разработка Четвёртого отдела, а я в Третьем.

- Список участников готовил Эхуд Шапиро, - объяснила она, - спросите у него.

У нового начальника Четвёртого отдела Эхуда Шапиро проблемы возникли уже при разработке следующего изделия – электронного авиационного блока. Этот блок, детище прославленных израильских нанотехнологий, уже второй раз не выдерживал испытаний.

Постепенно все приглашённые собрались в приёмной главного инженера. Последним подошёл Эхуд, и я с завистью наблюдал за трансформацией лица Даны. Впечатляющая внешность Эхуда и его стремительный служебный рост не могли не волновать женское сердце. Он был женат, и, тем не менее, его появление вызвало на её лице невольную улыбку. В то время как я, влюблённый холостяк, сподобился лишь прохладной вежливости. У меня даже мелькнула болезненная мысль, что, захоти он сделать её своей любовницей, она не устояла бы. Рядом со мной существовали люди, к которым счастье само стучалось в дверь, хотя они для этого ничего не предпринимали.

Дана нажала кнопку на аппарате связи с кабинетом. Над кнопкой загорелся зелёный сигнал.

- Все участники совещания собрались, - проинформировала она шефа.

- Пусть заходят, - услышали мы его ответ.

- Я полагаю, тема совещания известна, - начал главный инженер. - Авиационный блок управления в ходе последних тестов снова не выдал требуемых показателей. В результате, срываются сроки испытаний опытного образца дрона (беспилотный самолёт; А. Б.), со всеми вытекающими отсюда последствиями, финансовыми, кадровыми и даже политическими. Мы должны безотлагательно исправить положение. Слово предоставляется руководителю испытателей Ицхаку Картуси.

- Авиационный блок, как автономный узел, работает удовлетворительно, - сообщил Ицхак, - Но в условиях эксплуатации, в составе общей электронной схемы, у него нарушается выходной сигнал.

В моём мозгу сразу же сформировалась гипотеза. Дефект вызывается термочувствительными элементами блока. Их характеристики меняются под влиянием разогрева в условиях эксплуатации, что и приводит к искажению выходного сигнала.

Следующим выступал начальник четвёртого отдела Эхуд Шапиро.

- Для нас, работников Четвёртого отдела, обнаруженный дефект является неожиданным, - заявил он. – Мы были уверены в работоспособности блока. Я составил план исследований, направленных на выявление и устранение этого недостатка. Вот….

- Засуньте этот план себе в задницу, - оборвал его Шмуэль. – Мне нужен не план, а работоспособный блок. Вы поняли?

Главный инженер заглянул в список и предоставил слово руководителю сборочного участка Михаэлю Шхори. Потом выступили ещё несколько человек. Наконец, было названо моё имя.

- Наш Третий отдел не связан с разработкой авиационного блока, - начал я. - Возможно, меня пригласили на это совещание по ошибке.

- Это не ошибка, - почти выкрикнул Эхуд. – Ошибкой был ваш перевод в Третий отдел. Я прошу прямо сейчас решить вопрос о возвращении Ноама Певзнера на прежнее место. Работники нашего отдела в один голос твердят, что он обладает большим опытом в устранении подобных дефектов.

- Обладал, - уточнил я, - когда досконально знал объект исследований. Сейчас же он мне совершенно незнаком. А, кроме того, у меня в Третьем отделе большая нагрузка. Там, неизбежно, возникнут проблемы, если я прерву работу.

- По-моему, вы просто капризничаете, - загрохотал главный инженер. – Оставьте детское упрямство для своей бабушки. Если нужно для дела, я сейчас же верну вас в Четвёртый отдел.

Он и в самом деле мог привести в действие свою угрозу, не считаясь с моими желаниями. И тогда мне пришлось бы уволиться. Но потерять такую работу?! Попасть в концерн военной промышленности, на самый передний край современных технологий, мечтал каждый выпускник Техниона. Нужно придумать что-то очень убедительное. Вразуми, Господи!

- Давайте обсудим этот вопрос после совещания, - попросил я. – Видимо, решение можно найти.

Мне пришлось выдержать долгий, раздражённый взгляд шефа. И вдруг он смягчился, согласился со мной и быстро завершил обсуждение. Участники совещания потянулись из кабинета. Мы с Эхудом остались на своих местах.

- Так что вы предлагаете? – непривычно вежливо обратился ко мне главный инженер.

Очевидно, его положение было не таковым, чтобы грубо навязывать подчинённым свою волю. Это-то он прекрасно умел делать. Но его покровители из партии Авода на очередных выборах утратили власть, и ему позарез нужен был работоспособный авиационный блок.

- Надеюсь, что смогу разобраться в этом дефекте, - пообещал я, - если получу нужную техническую документацию. И прикажите руководителям групп сборки и испытаний оказывать мне содействие.

- Так не пойдёт, - запротестовал Эхуд. – Ноам должен полностью перейти в мой отдел, а не разворачивать какую-то параллельную, партизанскую деятельность.

Его поведение было нетрудно объяснить. Если я найду причины дефекта, работая под его началом,

этот результат будет выдан, как «наш», а не мой лично.

- Подождите, - раздражённо оборвал Эхуда главный инженер и обратился ко мне. - И это всё?

- Нет, не всё, - я выдержал довольно длинную паузу, усиливая общее напряжение. – Четвёртый отдел всегда успешно завершал свои разработки потому, что его возглавлял Яаков Аллони.

- Что вы хотите этим сказать? – напрягся шеф.

- Если положение настолько критическое, вызовите Яакова на работу. В качестве консультанта,

временного или постоянного. Я уверен, он согласится.

- Зачем же беспокоить человека, ушедшего на покой? - криво усмехнулся Эхуд.

С полминуты в кабинете царила напряжённая тишина.

- Итак, когда вы передадите Ноаму документацию? - прервал паузу решительный голос шефа.

- Постараемся к концу завтрашнего дня, - нехотя пообещал Эхуд.

- Документация должна быть у него через два часа, - отчеканил главный инженер.

Затем Шмуэль попросил секретаршу связать его с руководителями участков испытаний и сборки.

- И ещё, Дана, - спохватился он, - постарайтесь соединить меня с Яаковом Аллони.

- С тем, который ушёл на пенсию?

- Он самый, - и добавил: - Всё. Совещание окончено.

Эхуд, с мрачным лицом, молча проследовал через приёмную. А я подошёл к Дане. Меня прельщала любая возможность пообщаться с ней. Но, в данном случае, был ещё и важный повод.

- Дана, вы всё слышали?

- Слышала, - она погасила зелёный огонёк связи с кабинетом и улыбнулась. – Поздравляю вас!

- С чем, Даночка?!

- Шеф никому не позволяет так с собой разговаривать. Когда вы попросили рассмотреть вопрос после совещания, я думала, он испепелит вас. А он согласился. И потом принял все ваши предложения!

- Вы, Дана, преувеличиваете. Но скажите, у вас есть домашний телефон Яакова?

- Сомневаюсь. Мне придётся обратиться в отдел кадров.

- Этот телефон есть у меня на рабочем месте. Я сообщу вам его через полчаса.

- Буду вам очень благодарна, Ноам.

Теперь у меня была уверенность, что главный инженер не свяжется с Яаковом прежде, чем с ним поговорю я. А нужный номер телефона был в моём мобильнике. Им я и воспользовался.

- Здравствуйте, Яаков. Вас беспокоит Ноам Певзнер, ваш бывший подчинённый. Как здоровье?

- Привет, Ноам. Рад, что не забываете меня. Здоровье пока ничего.

- Яаков, в ближайшее время с вами свяжется Шмуэль, наш главный инженер. Он предложит вам вернуться на работу в качестве консультанта. Вы как на это смотрите?

- На часть ставки я бы согласился. Но с какой стати обо мне вспомнили?

- У вашего преемника возникли проблемы с разработкой авиационного блока управления.

- Этого можно было ожидать. Я был против его назначения, рекомендовал главному вас.

- Теперь он ко мне и обратился. А я посоветовал ему вернуть вас на работу.

- Весьма признателен, Ноам. Но вы знаете, как исправить авиационный блок?

- Предположительно, знаю. Завтра после обеда я надеюсь знать более определённо.

- У вас ещё есть какие-то сведения?

- Конечно, Яаков. У вас со Шмуэлем, наверняка, всплывёт кадровый вопрос. Он назначил Эхуда вашим преемником потому, что считал его автором концепции нового прицела. Но Эхуд узнал о ней от меня, а изложил её главному инженеру, как свою. Я хочу, чтоб вам это было известно.

- Очень ценная информацию, Ноам. Посмотрим.

Может быть, моё разоблачение показалось Яакову сомнительным. Я сделал его слишком поздно. Но как ему объяснить, почему? Потому, что тогда я ещё не побывал у Деборы? Зато сейчас оно представлялось мне просто необходимым. Я передал Дане номер телефона Яакова и отправился к руководителю группы испытаний Ицхаку Картуси.

- Привет, Ицхак. Вы можете познакомить меня с условиями испытаний авиационного блока?

- Само собой, Ноам. Шеф велел оказывать вам максимальное содействие. На этом стенде мы проверяли блок, как автономный узел. Здесь он открыт со всех сторон. А для испытаний в составе всей электронной схемы вон на том стенде он монтируется в закрытом отсеке так же, как в дроне.

Он показал мне протоколы испытаний, и я заметил, что искажения выходного сигнала возникали в момент достижения максимальной температуры в закрытом отсеке. Но она была всего градусов на пять выше, чем в открытом автономном блоке, и поэтому ни у кого не вызывала опасений.

На рабочем месте меня ждал Меир из Четвёртого отдела. Он принёс документацию на авиационный блок, и мы вместе с ним начали её просматривать.

- Здесь нет характеристик некоторых элементов блока, - заметил я.

- А зачем? – удивился Меир. - Они абсолютно надёжны. Их же применяют на наших спутниках.

- На спутниках они могут работать, а у нас нет из-за разных условий охлаждения, - возразил я.

Записав обозначения сомнительных элементов, я пошёл на участок сборки к Михаэлю Шхори.

- Мне нужны эти детали, - я протянул ему записку. - И ещё понадобятся их аналоги, а также один

авиационный блок, чтобы внести в него изменения.

- Я найду вам всё, - обнадёжил Михаэль, – кроме авиационного блока. Во-первых, все блоки были переданы Эхуду. А во вторых, у меня нет права выдавать вам блок для изменений.

Элементы, полученные у Михаэля, я отнёс на участок испытаний и попросил определить их температурные характеристики. К концу рабочего дня они лежали на моём столе. Теперь сомнений не было. Один из элементов заметно менял выходной сигнал при повышении температуры на пять градусов. Оставалось только заменить его в авиационном блоке подходящим аналогом. Но где взять сам авиационный блок. Обратиться к Эхуду? Не успею я закончить проверку, как он доложит главному, что «мы» устранили дефект. Вразуми, Господи! С утра следующего дня я отправился на сборочный участок.

- Михаэль, - начал я после взаимных приветствий, - вчера вы не дали мне авиационный блок, потому, что, во-первых, его у вас нет, а во-вторых, потому, что не имеете права. Но зачем вам понадобилось говорить «во-вторых», если вполне достаточно того, что «во-первых»?

Он удивлённо смотрел на меня и молчал. И я продолжил атаку.

- Вы слышали от главного инженера, к каким последствиям ведёт задержка разработки авиационного блока? Если вы мне поможете, ваше имя одним из первых попадёт в премиальный список.

- Вы поймали меня на слове, - признался он после некоторой паузы. - Я всегда делаю один неучтённый резервный образец блока. Это меня не раз выручало.

- Прекрасно, Михаэль. Сейчас я покажу вам на принципиальной схеме блока, какой элемент нужно исключить и что вместо него поставить.

Через час мы вместе с Михаэлем и Ицхаком на участке испытаний не сводили глаз с приборов стенда. Вот температура воздуха в закрытом отсеке, где располагался исправленный блок, достигла максимума и стабилизировалась, но искажений выходного сигнала не было. Мы продолжали наблюдение ещё полчаса. Авиационный блок работал безукоризненно.

Яаков позвонил на мой мобильник в начале обеденного перерыва. Я направлялся в столовую.

- Здравствуйте, Ноам. Я уже в заводоуправлении. Нашли ли вы причину дефекта?

- Нашёл, устранил и провёл испытания. Но главный инженер ещё об этом не знает.

- Тогда я пошёл прямо к главному?

- Наверно, Яаков. Всё самое существенное я вам сообщил.

После этого звонка обедать мне уже не хотелось. Теперь всё зависело от Яакова. Я неуверенно побрёл к кабинету главного инженера. Вразуми, Господи! В приёмной никого не было. Дана ушла на обед, а Яаков, видимо, уже был в кабинете. Мой взгляд остановился на аппарате связи с кабинетом. Я нажал кнопку, и над ней вспыхнул зелёный огонёк.

- Наша встреча назначена в обеденный перерыв, - раздался голос главного инженера, – чтобы можно было спокойно поговорить. Как вы относитесь к предложению поработать у нас консультантом?

- На часть ставки я согласен. Скажем, три дня в неделю по четыре часа.

- Договорились, Яаков. Но тогда попрошу вас начать работу прямо сегодня.

- Есть какие-то срочные дела?

В это время в приёмную вошла Дана. Она остановилась у двери, а потом, возмущённая, решительно направилась к столу, чтобы выключить аппарат связи с кабинетом. Но я накрыл ладонью кнопку включения и посмотрел на неё с молчаливой мольбой. Она обдала меня осуждающим взглядом.

- Нужно завершить разработку авиационного блока, - определил задачу главный инженер. – Он не выдерживает испытаний. Ваш преемник, Эхуд Шапиро, пока не справляется с делом.

- Я ведь, Шмуэль, предупреждал. У вас теперь всё время будут подобные проблемы. Начальником отдела следовало назначить Ноама Певзнера. А Эхуд – инженер весьма посредственный.

- У меня о нём сложилось другое представление, - возразил главный. - Он пришёл ко мне в кабинет, изложил свою концепцию артиллерийского прицела и попросил не разглашать его авторство. Он опасался, что вы будете тормозить разработку, поскольку концепция придумана не вами. И я, в интересах дела, сам озвучил её. А результат вам известен. Концепция оказалась на редкость удачной.

- Шмуэль, вы глубоко ошибаетесь, - теперь Яаков, очевидно, считал себя вправе говорить всё. – Концепцию прицела разработал Ноам и познакомил с ней Эхуда. А тот сделал то, что сделал.

- Почему же Ноам не протестовал? – искренне удивился главный.

- Он не решился оспаривать ваше авторство. Концепция же была представлена от вашего имени.

Я взглянул на Дану. Аппарат связи с кабинетом её уже не интересовал. Она смотрела на меня растерянно и виновато.

- Допустим, - подытожил главный инженер. – Но всё это в прошлом. А что делать сейчас?

- Подключите Ноама к разработке авиационного блока, - посоветовал Яаков.

- Я это сделал ещё вчера. Вы считаете, он может разрешить проблему?

- А если уже разрешил, – допустил Яаков, - вы назначите его начальником Четвёртого отдела?

- Хм. Для этого нужно убрать с должности Эхуда. Но тут же явится представитель профсоюза. За что, мол, наказываете человека? Всего за одну случайную ошибку? Дать человеку должность намного легче, чем потом снять с неё. Так вы говорите, Ноам уже мог разрешить проблему? Дана! Вы на месте?

- На месте, - откликнулась она.

- Вызовите ко мне срочно Ноама Певзнера.

- Сейчас, – она, наконец, выключила аппарат связи и обратилась ко мне: - Вы слышали?

- Слышал. Только схожу за авиационным блоком и вернусь.

Через десять минут я входил в кабинет главного инженера.

- Здравствуйте.

- Здравствуйте, Ноам, - Шмуэль внимательно меня разглядывал, а Яаков тщетно сдерживал усмешку. – Какие новости по авиационному блоку?

- Перед самым обеденным перерывом я всё закончил. Просто не успел ещё доложить вам.

- Как это понимать? – насторожился Шмуэль.

- Значит, я выявил дефект, устранил его и проверил результат. Теперь блок вполне работоспособен.

- Это вы так иронизируете? По-вашему, за два дня подобное выполнить невозможно?

- Совсем не иронизирую. Вот исправленный блок, - я положил его на стол, - вы можете проверить.

- И проверю! - он решительно встал. – Пойдёмте на участок испытаний. Дана, меня не будет…

- Около часа, - подсказал я.

Когда Шмуэль убедился в работоспособности блока, его лицо, вопреки ожиданию, помрачнело.

- Ноам, подготовьте список участников вашей работы для премирования, - распорядился он, не глядя на меня. - А вы, Яаков, проанализируйте систему организации разработок в Четвёртом отделе. Они не должны больше допускать подобные ляпсусы.

Я возвращался домой во власти сумрачных мыслей. К предсказательнице Деборе претензий не было. Теперь я действительно использовал свои способности, не забывая о личной выгоде. И Яаков сделал максимум, чтобы помочь мне. А всё кончилось лишь небольшой денежной премией. Наверно, нужна ещё хоть малая толика везения. Дебора этим не ведает. Впрочем, всё намного проще. Для успешной карьеры нужна рослая фигура, на которой ладно сидит костюм. Как у Эхуда. Да и главный инженер из таких же. А моё положение может даже ухудшиться. Шеф может перевести меня под начало Эхуда, чтобы предотвратить провалы в работе Четвёртого отдела. И тогда мне не светит ничего, кроме роли безликого творческого донора этих ладных носителей костюмов.

И вдруг я увидел изящную женскую фигуру напротив моего дома. Жёлтая замшевая юбка и серебристо-серая кофточка привлекали внимание приятным цветовым сочетанием. В нашем плебейском микрорайоне подобную демонстрацию вкуса встретить невозможно. Боже мой, да это же...

- Здравствуй, Шоши! Как ты здесь оказалась?

- Привет, Ноам! Может, я по тебе соскучилась. Ты не хочешь пригласить меня на чашечку кофе?

- Буду очень рад. Пойдём. Но всё-таки?

- Я где-то потеряла одну бриллиантовую серёжку. Скорее всего, у тебя.

- Мы сейчас её поищем.

Я отпер дверь своей квартиры, впустил её и вошёл сам. Затем вставил ключ в замок и повернулся, чтобы пройти в гостиную. Но она загораживала мне дорогу.

- Ноам, я тебе хоть немножко нравлюсь?

- Ты красавица, Шоши. А твоя одежда, наверно, прямо от кутюрье?

- Почти, - ответила она уклончиво. – Скажи, ты помнишь наш пятничный вечер? Я всё время ломала голову, может ли он повториться.

- Прости, Шоши, я не улавливаю нить твоих мыслей. О чём ты?

- Я говорю о повторяемости событий. Вот мы вошли в квартиру, как и в пятницу. А что потом?

- Потом мы целовались, - пробормотал я с недоумением.

- Мне тоже так кажется, – подтвердила Шоши.

Она положила руки на мои плечи, закрыла глаза и прижалась губами к моей щеке. Подобное поведение должно подчиняться какой-то логике? Логике капризной красавицы, которой вдруг захотелось вернуть прошедшее мгновение? И она не стала томить себя бесплодными мечтаниями, а сразу принялась за дело. Мне не удалось довести свои рассуждения до конца. Её губы, лицо и волшебная аура тела победоносно овладевали моим сознанием. Я страстно отвечал на поцелуи.

- А потом? – она, не отстраняясь, смотрела на меня снизу вверх.

- Я понёс тебя в гостиную…

- Да! Вот видишь, повторение возможно!

Повторение?! Поколебавшись несколько секунд, я подхватил её на руки и понёс в гостиную. У дивана остановился.

- Видимо, Шоши, твою модельную одежду ни в коем случае нельзя мять?

- Разумеется.

Развивающиеся события полностью соответствовали пятничному трафарету.

- Ну, как, Шоши, повторение тебя не разочаровало? - поинтересовался я через некоторое время.

- Совсем наоборот.

- А как же бриллиантовая серёжка?

- Она лежит за ножкой дивана. Достань её.

Я встал, натянул минимум одежды и присел на корточки у ножки дивана.

- Ничего не вижу.

- Ты не туда смотришь, - она поднялась и подошла ко мне. - Проверь за задней ножкой.

Я последовал её совету и, к своему удивлению, сразу же нащупал пропажу.

- Нашёл! Но если ты так хорошо знаешь, где она лежит, значит, ты… - я замер, не окончив фразы.

Передо мной стояла она. Обнажённая. Ослепительная и вполне реальная.

- Что же ты стоишь, Ноам? Прикрепи её, пожалуйста, к моему уху.

Она не могла не сознавать производимого впечатления. Неуверенными движениями я выполнил её просьбу. И вслед за этим прижался губами к её шее. Колдовской омут страсти снова кружил нас в своём стремительном водовороте. Потом наступила тишина. Она первой прервала паузу.

- Ноам, на улице я наблюдала за тобой, прежде чем ты меня заметил. Ты был очень мрачный. У тебя неприятности на работе?

- Ты угадала. Меня обошли повышением по службе. Обычные производственные дрязги.

Она отказалась от ужина, только выпила чашку кофе. И отвергла предложение отвезти её домой.

Утром на работе я открыл файл своей текущей разработки. Дефект авиационного блока был устранён. Мне никуда не нужно было торопиться. В начале одиннадцатого позвонила Дана и пригласила зайти к главному инженеру. Ну да, я забыл. Он же просил подготовить премиальный список. Мне пришлось спешно составить его.

В приёмной Дана одарила меня улыбкой. Последние события заметно изменили её отношение ко мне. И Шмуэль сдержанно улыбнулся при моём появлении, чего за ним раньше не наблюдалось. Он указал мне на стул и продолжил свой разговор по телефону. Потом положил трубку и смотрел на меня с непривычным дружелюбием.

- Ноам, так вы, оказывается, родственник моей жены?

- Не очень близкий, - выпалил я от неожиданности.

- Не скажите, - возразил он, – она вас считает полноценным родственником. Вы же вместе росли.

Почему же вы мне об этом не говорили?

- Вы могли бы подумать, что я рассчитываю на какое-то особое отношение.

- Нет, вы посмотрите, какой скромник? – иронически умилился он. – Да вы и без того заслуживаете особого отношения, как талантливый инженер. Я принял решение назначить вас начальником Четвёртого отдела. Для этого есть все основания вне какой-либо зависимости от родственных связей.

- А как же Эхуд Шапиро?

- Он возглавит отдел патентов. Начальник этого подразделения вскоре уходит на пенсию.

Я вышел от главного, обуреваемый противоречивыми чувствами. Значит, вчера вечером Шоши поговорила с мужем обо мне. Он, видимо, ни в чём не может ей отказать. Мысль о том, что карьерой я обязан любовнице, особого восторга не вызывала.

В приёмной, на аппарате связи с кабинетом, горел зелёный огонёк. Значит, Дана всё слышала. С моим появлением она выключила аппарат и встала.

- Поздравляю с новым назначением, Ноам. Очень рада за вас.

Это был благоприятный момент, чтобы добиться успеха ещё в одной сфере. В своём возрасте я всё чаще подумывал о женитьбе. Умница Дана, как нельзя лучше, соответствовала требованиям к будущей супруге. Правда, в последнее время в моей личной жизни появилась Шоши. Но, во-первых, она была замужем. А, во-вторых, её взбалмошный характер и неоднозначный жизненный опыт явно диссонировали с моими представлениями о постоянной спутнице жизни. Нет, Шоши, при всей её красоте, воспринималась, как нечто второстепенное.

- Спасибо, Дана. А что у вас новенького?

- Ничего. Обычная, повседневная работа. Разве что, вот, - она взяла со стола красочный рекламный листок, - в Израиль приезжает Мадонна. Хотелось бы сходить.

- Замечательная певица, - подхватил я тему. – Но билета у вас ещё нет?

- Знаете что, Дана, поручите это дело мне.

- Буду вам очень благодарна, - просияла она.

Шоши пришла на следующий вечер. Её появление вызвало у меня в душе радостный отголосок, совсем не соответствующий её месту в осознанной шкале моих приоритетов.

- Добрый вечер, Шоши! Рад тебя видеть.

- Привет. Как ты думаешь, зачем я пришла?

- Может быть, искать потерянные драгоценности?

- Ты ошибаешься, Ноам. Я не могу забыть чудесный вкус твоего кофе. Как ты его готовишь?

Мы вошли в квартиру. Я сварил кофе и разогрел сдобные пирожки с творогом, лежавшие в холодильнике. Мы сели за стол.

- Значит, Шоши, ты причастна к моему служебному росту?

Она пила кофе, и её лицо оставалось непривычно серьёзным.

- Я знаю, Ноам, тебе тяжело сознавать, что своей карьерой ты кому-то обязан. Но твоё новое назначение вполне заслужено тобою самим. Я лишь чуть-чуть ускорила события.

- Как это произошло? – меня разбирало любопытство.

- Очень просто. Я, как бы, между прочим, сообщила мужу, что у него работает Ноам, сын моей двоюродной тёти, с которым мы вместе росли. А он удивился и сказал, что ты талантливый инженер. И какая, спрашиваю, должность у этого гения? Оказывается, всего лишь руководитель группы.

Шоши положила в рот кусочек творожного пирожка и стала запивать его кофе. Я, молча, ждал.

- Тут Шмуэль объяснил мне, - продолжила она, - что в должности повышают не самых способных, а тех, кому покровительствует влиятельный человек. А я, спрашиваю, для тебя человек влиятельный? Он смеётся. Ты, говорит, самый влиятельный. Так в чём же дело?

- Значит, Шоши, я должен поблагодарить тебя, - последние слова дались мне не без труда.

- Нет, Ноам, лучше никогда не вспоминай об этом. Иначе ты меня возненавидишь.

Её красота как бы отступила на второй план. А на первом остались проникновенные, серые глаза, освещённые работой мысли.

- Шоши, я восхищался твоей внешностью. А у тебя ещё и ум! И душевная тонкость!

- А до сих пор кем ты меня считал? Капризной красоткой, которая вешается на шею первому встречному. Рич бич (по-английски - богатая сучка; А. Б.)?

За столом воцарилась неустойчивая минутная тишина.

- Когда Шмуэль сказал, что ты талантлив, - прервала она паузу, - я огорчилась. Его слова подтверждали моё подозрение. У тебя редкое несоответствие между внешностью и душой. Таким людям трудно жить на свете. Но я и обрадовалась. Потому что мы с тобой очень похожи.

- Чем же это?

- Ноам, человек, как и любая сущность, имеет форму и содержание. У нас они не соответствуют друг другу. В этом наше сходство.

- Шоши, можно тебя поцеловать? – я инстинктивно искал какую-то разрядку вспыхнувших эмоций.

- Не нужно, - покачала она головой. - Иначе не удастся объяснить главное. Я совсем нелегкомысленная. И влюблялась-то всего два раза, первый раз ещё в классе хет (восьмой класс; А. Б.). Но окружающие видели во мне легкомысленную красотку. Со временем, я стала даже подыгрывать им.

- Шоши, извини за нескромность, ты не сказала, когда влюблялась второй раз.

- Вот сейчас, - она взглянула на моё удивлённое лицо и встала. – Но нам встречаться ни к чему. Я только хотела объясниться. Мне пора.

- А как же кофе?

- Он прекрасный. Если я и появлюсь здесь ещё когда-нибудь, то только из-за него.

Она ушла, оставив меня наедине со своими мыслями. Я старался не углубляться в их анализ. Только ухватился за её слова о бессмысленности наших дальнейших встреч. Конечно. Никаких перспектив у них не было. Эту страницу жизни нужно было считать перевёрнутой.

В пятничный вечер мы с Даной ходили на Мадонну. Потом гуляли по городу. Меня безотчётно тянуло на Ибн-Гвироль. Когда Тель-Авив называют «городом без перерыва», в первую очередь, имеют в виду эту улицу. Её красивые здания, неоновые огни, бесчисленные рестораны создают ощущение непрерывного праздника.

- Дана, вы бывали здесь в каком-нибудь ресторане?

- Я несколько раз была в ресторане, но не здесь. Это очень дорогая улица. Мои родители – скромные служащие, а сама я начала зарабатывать совсем недавно.

- Значит, вам будет интересно. Давайте заглянем сюда в следующую пятницу. Я приглашаю.

- По какому поводу? – приглашение ей как будто понравилось, но принять его она не решалась.

- Отметим моё новое назначение.

- Да, такой повод трудно игнорировать, - согласилась она.

Я отвёз Дану домой. Наши отношения только начинались, и у меня не хватило решимости поцеловать её. На следующей неделе я всецело был занят новыми обязанностями начальника Четвёртого отдела. Чаще приходилось бывать у главного инженера. И каждый раз в его приёмной я встречался с приветливой Даной. Мы оба постепенно привыкали к новому статусу наших отношений. Но по дороге домой мой взгляд невольно задерживался на пустующем месте, где когда-то меня ждала Шоши. И я говорил себе, что это правильно, что это единственный приемлемый вариант развития событий.

Наступила следующая пятница. Мы с Даной отправились в ресторан. Всё прошло, как нельзя лучше. Потом я отвёз её домой и, прощаясь, поцеловал в щеку. Ещё несколько таких вечеров, и можно будет сделать ей предложение.

В понедельник я возвращался с работы. Мой взгляд уже не задерживался на месте вероятного появления Шоши. Со времени нашей последней встречи прошло около полумесяца. И вдруг…. Это была она. На том самом месте. Моё сердце забилось с удвоенной частотой. Почему?!

- Добрый вечер, Шоши!

- Привет. Ты мне не рад?

- Ну, что ты? Я сейчас угощу тебя своим кофе. Такого больше нигде нет.

Я открыл дверь своей квартиры, пропустил её вперёд, вставил ключ в замок. Потом повернулся и… мы бросились друг к другу в объятия. Я целовал её лицо, по которому катились слёзы. Через минуту мы уже были на диване. Но ураган чувств, отсчитав положенное время, возвратил нам спокойствие и способность мыслить.

- Я продержалась целых две недели, - говорила она тихо, положив подбородок на мою грудь, - а потом вдруг поняла, что готова на всё.

- На что ты готова?

- Если хочешь, я останусь у тебя навсегда.

- Ты в состоянии променять своё шикарное жильё в северном Тель-Авиве на эту убогую дыру?!

- Без колебаний.

- А как насчёт беззаботной, праздной жизни с обилием дорогих нарядов и драгоценностей?

- Я никогда к ним не стремилась. Лишь снисходительно принимала их.

- И ты готова пойти работать?

- Готова. Тут по соседству есть пиццерия. Пойду туда буфетчицей.

- Шоши, эта пиццерия – место сосредоточения нелегальных иностранных рабочих и бездомных.

- Ну и что? Я буду подавать им кофе и думать о нашей любви.

- Но зачем же тебе, психологу с университетским дипломом, пиццерия? Так романтичней?

- Ноам, ты смеёшься надо мной? А я, между прочим, поняла, в чём смысл жизни.

- И в чём же он?

- В том, чтобы любить простого, надёжного парня, которому можно бесконечно верить. Настоящего, который, в случае чего, не испугается никакого Голиафа. Как ты.

- А если завтра тебе встретится какой-нибудь другой надёжный и смелый парень?

- Ноам, почему ты такой жестокий? Ты не хочешь понять меня. Я люблю тебя и буду любить всю жизнь. Знаешь, о чём я мечтаю? Мне хотелось бы родить тебе шестерых детей.

Я молчал. Эта удивительная женская красота, страстная любовь и почти неправдоподобное счастье вдруг падали мне прямо под ноги. К таким подаркам я не привык. Моя жизненная программа предусматривала собирание личного благополучия по крупицам, с полным напряжением сил и воли. Именно так, с кропотливым усердием приходилось мне строить свою карьеру! И столь же ответственно я относился к созданию семьи! Но всё это ничего не стоило?! Такая вот романтическая дамочка могла в одно мгновение отправить к чертям собачьим все плоды моих многотрудных усилий?!

- Ноам, почему ты молчишь?!

- А что ты хочешь от меня услышать?

Установилась пауза. Но я ощущал себя человеком, держащим в руке гранату с выдернутой чекой.

- Скажи, Ноам, у тебя ведь, наверно, есть девушка?

- Боже мой! И ты, как человек основательный, собираешься на ней жениться?

- Ну, в общем, конечно.

Она заплакала. Не демонстративно, не навзрыд, а тихо, уткнувшись лицом в подушку.

- Прости меня, Шоши, - засуетился я. – Пожалуйста, не плачь. Пойдём пить кофе. Там и поговорим.

Она сходила в ванную, быстро оделась и подошла к двери.

- Мы с тобой, Ноам, больше не увидимся.

- Почему, Шоши? - Ты совсем не умеешь летать.

На работе меня захлёстывали дела. Авиационный блок благополучно проходил очередную стадию испытаний. Сегодня главный инженер собирал нас для предварительного ознакомления с темами предстоящих разработок. Я пришёл в приёмную попозже, чтобы не шокировать Дану своим подавленным видом. Но это не удалось.

- Ноам! – позвала она, когда мы выходили из кабинета главного инженера.

- Привет, Дана. Я так опаздывал на совещание, что даже не подошёл к тебе. Прости.

- Ноам, ты болен?

- Есть немножко. Похоже на простуду. А что, это заметно?

- Да. В обеденный перерыв я принесу тебе таблетки. Простуду лучше подавить в самом начале.

- Спасибо, Даночка.

События вчерашнего вечера сумрачной тенью висели надо мной. Я шёл домой, и диалог с Шоши

продолжал звучать в моих ушах. «Ты совсем не умеешь летать». Может, она права?! Я погряз в низменных заботах. Чтобы это понять, нужно взглянуть на свою жизнь с высоты. Вразуми, Господи!

Мне плохо спалось. Шошины фразы то и дело всплывали в воспалённом мозгу. «Ноам, почему ты такой жестокий? Ты не хочешь понять меня». «Знаешь, о чём я мечтаю? Мне хотелось бы родить тебе шестерых детей». К утру я всё понял. Я люблю её, капризную, нелогичную, неадекватную. Эта любовь была выше и важнее всего остального. Она заслоняла собою всё.

Ни о чём другом думать уже было невозможно. Если сегодня после работы я увижу её на прежнем месте, подойду и скажу: «Добрый вечер, Шоши! Ты знаешь, я учусь летать!». Потом возьму её на руки и понесу домой через улицу. Но ничего подобного не произошло. Промелькнул день, и передо мной снова возникла перспектива мучительной ночи.

Я уснул и увидел Шоши, ослепительно красивую, в жемчуге и бриллиантах. Она смотрела на меня с грустной улыбкой и постепенно удалялась. Я протянул к ней руки: «Шоши! Я люблю тебя! Не уходи!» Но она продолжала удаляться, и я проснулся. Было около четырёх часов ночи. Зазвонил телефон.

- Ноам, это вы? - послышался знакомый голос главного инженера.

- Я. Что случилось, Шмуэль?

- Вечером Шоши сбила машина. Она сейчас в реанимации.

- Врач говорит, её травмы несовместимы с жизнью.

- Что вы сказали, Шмуэль?! Как это понимать?!

Несколько секунд телефон молчал. Слышались какие-то отдалённые голоса.

- Ноам, - снова раздался голос Шмуэля, - она пришла в себя и хочет видеть вас.

- Я сейчас же приеду. Но по какому адресу?

- Больница Тель-Ха-Шомер, отделение реанимации.

В мгновение ока я оделся, выбежал на улицу и сел в машину. В коридоре больницы стояли несколько человек, включая Шмуэля и медсестру. Я поздоровался.

- Это он, - Шмуэль указывал медсестре на меня.

Она тотчас скрылась в реанимации, но вскоре приоткрыла дверь и жестом пригласила меня войти.

- Больная в сознании. У вас не более минуты.

Шоши лежала с закрытыми глазами, опутанная трубками и проводами систем жизнеобеспечения. Я осторожно дотронулся до её руки. Она открыла глаза и едва заметно улыбнулась уголками губ.

- Прости меня, Шоши! Я тебя очень люблю! Мы больше никогда не расстанемся. Ты научишь меня летать и родишь мне шестерых малышей.

- Я счастлива, - еле слышно прошептала она.

Её рука лежала в моих ладонях, когда вдруг у меня возникло ощущение, что её больше нет.

- Шоши! Я люблю тебя! Не уходи! – это было невольное повторение из недавнего сна.

В это же мгновение появились два медика. Они занялись восстановлением работы её сердца. Я отошёл к двери, и со мной произошло то, что трудно было даже предположить. Я заплакал навзрыд. Это был нервный срыв. Меня куда-то повели, уложили на кушетку, сделали укол.

Шоши скончалась часа через полтора после моего визита. Впоследствии я присутствовал на суде над водителем, который её сбил. Это был сорокапятилетний отец многодетного семейства, не имевший ни одного замечания от дорожной полиции. Два свидетеля происшествия утверждали, что Шоши появилась пред автомобилем настолько внезапно, что водитель ничего уже не мог сделать. То же самое показала видеозапись происшествия, сделанная камерой наружного наблюдения банка, напротив которого произошла трагедия. Она шагнула с тротуара прямо под автомобиль, даже не глядя в его сторону. Я, наверно, единственный догадывался о причинах её поведения. Водителю дали год условно.

Любовь и смерть Шоши потрясли меня. На висках появилась седина. Я утратил прежний энтузиазм, надел кипу. Хотя, ревностный блюститель предписаний иудаизма из меня не получился. Моё обращение к религии носило скорее мировоззренческий характер. У нашей жизни, наполненной заботами о материальном благополучии, должен был быть какой-то более высокий смысл. Я это чувствовал.

Прошло семь лет. Для душевных ран нет ничего, целительнее времени. Жизнь постепенно вошла в русло. Возглавляемый мною отдел преуспевал. После систематических провалов в работе нескольких смежных отделов, руководство нашего концерна пригласило из Соединённых Штатов экспертов по кадрово-организационным вопросам. О таких говорят, что они могут в одночасье сделать курьера генеральным директором. Поработав около двух недель, они представили рекомендации, включавшие предложение назначить меня главным инженером вместо Шмуэля Гило.

Примерно через год после гибели Шоши, Шмуэль снова женился. Оказавшись перед перспективой увольнения, он активизировал прежние связи и вскоре занял важный пост в партийной иерархии Аводы. Впоследствии даже прошёл в кнессет. Для него, хорошего организатора, но неважного инженера, новое поле деятельности было предпочтительным. А меня назначили главным инженером.

К тому времени я уже был женат на Дане. У нас сложились уважительные и тёплые отношения, родилось двое детей. Но мне хотелось, чтоб их было шестеро. Эту цифру когда-то обозначила Шоши. Три мальчика и три девочки. Мальчики вырастут и будут защищать страну от бесчисленных врагов. А девочки выйдут замуж и приумножат наш народ. И жизнь моя будет прожита не напрасно.

Иногда у меня возникает странное ощущение, что многие важные события - служебный рост, рождение детей, происходят как бы без моего участия. Что, после мощного исходного импульса, жизнь просто продолжает катиться по инерции. Как будто я, энергичный и амбициозный, остался где-то в прошлом, в вечном плену Шошиной любви. Даже неожиданное назначение на должность главного инженера не вызвало у меня особых эмоций.

А Шоши навсегда осталась в моей жизни, как незатухающее эхо. Воспоминания о ней приводят меня к мысли, что человеческое счастье существует. Но в тот единственный момент, когда оно постучит в дверь, нужно быть готовым к встрече с ним. У меня такой готовности не было. И я начинаю понимать, что, помимо карьеры, дома и всего, что нас окружает, есть ещё что-то, неизмеримо более высокое, значимое и прекрасное. Я закрываю глаза, и перед моим внутренним взором возникает ослепительно красивая девушка, в жемчуге и бриллиантах. Она смотрит на меня с грустной улыбкой и начинает удаляться. И губы невольно шепчут: «Шоши! Я люблю тебя! Не уходи!»