Ольге Седаковой 1 Не нам ли думать об ином, о том, чего не знаем… В дом, в который все войдем, идем, пронизан ли лучом тот дом, в который все идешь? Идешь… А здесь — дожди, а здесь — снега, цветистый луг цветнее сна, и день дарован, ночь и день, и вымысел, и правды — тень, и яблоко, и сад в цвету, стеклянный куб, и плотный шар, предвиденья, и откровенья дар, а то «иное» — скок-поскок — доскажет путаник — сверчок. 2 Всё смотрим мы, закрыв глаза, вперед и видим в «никуда», и синий видим небосвод, укрывший шапкой от невзгод. Пятнистой бабочки крыло из кокона летит давно… И все неясности — видней становятся на склоне дней, и точка та, где полоса, все ближе там, где небеса… корабль плывет или застыл, и чувства стынут… Так же мил, заманчив иллюзорный мир, как «вещь в себе», как блеск порфир, мелодии наплыв в полутонах, так крыльев стрекозиный взмах полупрозрачен, невесом, струится вне, все в Отчий Дом… и отражает нас вовне, в той сверхлазурной синеве. 3 И день приходит — разный и знакомый и чертит свой квадрат или овал, и видимый тобою, и ведомый другими и тобой. Окна провал, Светает… В полукружьях света — там, в тишине, дежурил до рассвета фонарь. Вот и сейчас горит, и желтый глаз его — чуть ядовит, и удивляет окруженье, и Аврора — предвестница чарующего дня — средь смутного прохожих разговора рукою розовой приветствует меня и мысли наполняет новизна. 4 Не шаль, а груз на плечи — Стихия речи, Не всполох вдохновения, А крест, квадрат, терпение И горечь, груз, давление — Среды, но обновление Таинственного «я» — души, Взрастающий росток в тиши, Наперекор наклону вниз, Тростинкой, тянущейся ввысь, Певучей лиры — пьедестал, Хвалы — любовный мадригал. 5 Светясь затейливо, неотразимо В каскаде водопада слов… О, Лира, Влечешь и мучаешь! Сравнима С лазурью звонкой небосвода И с грозной бурею… Свобода — Твоя единственная суть, Пристанище, приют и путь! Но знаешь ли его сама? Невыразима, как волна, Гудишь и стонешь. Вечный гул В ушах… Так мул, Напрягши жилы, тянет в гору, К вершине из последних сил, Но легок вздох и смех сивилл, Круженье мотылька и крыл шуршанье, И лепет снов — воспоминанье, Ту несказанность — новизну, Но предвкушая тишину, — Синильность сини моря — соль, Вобравшего в себя всю боль, Прозрачно-черных мыслей — Земную горечь-сласть… 6 Каскад и водопад, в себя и о себе — обитель замкнутого круга… И этот снег! И эта вьюга — покорность, вызов ли судьбе? Мятущий дух и, сердца стоны, и мысли грустны и надломны кружат и стынут на снегу, и слов об этом ни гу-гу… Сокрыта в сердце чувств лавина — Нерукотворная «машина» забьется мускулом взаскок, шумит и давит кровь в висок. Невысказанность бродит в теле — и не о важном, не о деле, а все пустое, о пустом, неизреченно... Не о том… 7 Какому-то, похоже, постоянству, которое не кажется — верней, как к празднику готовится убранство, ты прирастаешь к жизни все сильней. Превозмогая боль, усталость, скуку, о радость — распахни окно и протяни открыто руку, просматривая заново кино. Кадр промелькнет в одно мгновенье, смущенье, трепет и смиренье. Вся жизнь уместится в ладонях, кусать бы ногти, гнать бы страх — успеешь испросить прощенье, погрязший суетно в делах? 8 Лавина чувств шуршит в пространстве тела, волною поднимаясь, горло жмет, слезою набухает и несмело затейливой мелодией ведет на острие немых пространств — лучами, пронизывая тень и мрак, Как будто кто-то в мир — проник очами и для него едины — друг и враг. Теряется основа основанья, да есть ли что-то, окромя Любви? Сплетенье тел, слова признанья — возвышенно иль низко назови. Версаль, Мадрид, Петродворец… Любовь — тягчайшая расплата, Мари Дюплесси — TRAVIATA. Боль и страдание — ее венец? |