ГРЕЧКУ БОЛЬШЕ НЕ ЕДЯТ Если я, сугубо сухопутный человек, у которого от малейшей морволны непременно наступает внутренне беспокойство в желудке, буду рассказывать морские байки, то разве вы в них поверите? Ни в жизнь. Но если слово возьмет морской волк Федя, то тогда, безусловно, придраться не сможете. Так вот, Федя как-то говорил, что его шхуна – крылышко, так он ласково кличет свое судно, им водимое – управляемое, раз перевозило некий заморский дефицит не то из Передней Ряжмы в Сингапур, не то из Задней Перешницы в Заграноморскодаль, или там в Котр- де, кажется, -Вуаль. Словом, где-то там, на просторах Мирового Океана, у берегов некой Малой земли «крылышко» со всех сторон внезапно окружили разные джонки, плоскодонки, катамараны и прочие маломерные судёнышки. В них радостно галдели черные, красные и оранжево – желтые женщины. У них все было при себе, даже скромные набедренные повязки. Вперед на белой лодке выпорхнула светлокожая малоземлянка с копной смоляных волос и не раскосыми глазами здешних островитянок. И начала она речь толкать: - Федор, мы нуждаемся в общении и в пище. Мы соскучились по гречке. Наши дети уже стали забывать, что это за такой ядреный продукт-зерно. При этих словах в воздух взметнулись десятки ласковых женских рук с младенцами маломесячного возраста. - Федор,- продолжала капитанша женской флотилии на чисто русском языке, без вкрапления каких-нибудь местных диалектов,- мы готовы поступиться своими женскими прелестями ради гречневой каши. Федя в мегафон на довольно устойчивом, без примеси крепкого рома, арго и разных жаргонных морсловечек тоже ж на чистом русском языке, ответствовал: - Барышни, мы живем по Законам нашего Государства и по графику нашего Пароходства. Любое торможение движению судна чревато для нас, мореходов, штрафом. Нам надо идти строго по курсу. Это, во-первых. А в следующих строчках своего устного послания к вам должен категорически заявить, как я спишу начфину столько гречки? Как отчитаюсь в Пароходстве? Какой равнозначный дефицитный бартер можете выложить? На что главная заводила женского маломерного флота гордо выплеснула: - Федя, это будет бартер радости, бартер теплоты человеческого общения! - Нннеее-ээт,- возразил Федор,- такой бартер к делу не подшить. Тут опять взметнулись десятки женских рук с младенцами на руках. И что характерно, у детёнышей совершенно разная окраска кожи, в том числе и сметанообразная. Густая волна женских воплей перекрыла шум двигателя судна. Их требование было категорично: - Забирайте их! Это массовое производство российских моряков! У нас полно детей от своих мужиков! Наших чистокровных детей кормить нечем! - Ни фута вперед!- грозно скомандовал в мегафон Федор.- Подобный груз не имею права принять на борт. Из-за отсутствия детских коек - это раз, диетпитания и нянь – это два. А главное, из-за недоказуемости, говоря категоричным юридическим языком, вышеприведенных вами упреков. Что тут поднялось! Да Боже ж, мой. В общем, переговоры зашли в тупик. Шли они ровно 24 часа и 02 минуты. За это время акватория вблизи Федоровой шхуны превратилась в водоплавающую выгребную яму. Бултыхались детские кругляшки - какашки, колыхались одноразовые, ядовито-зеленой свежей « расцветки», подгузники. Всюду были огрызки бананов, шкурки от них и останки прочих разных экзотических тропических фруктов, топорщились пластмассовые горлышки, очевидно, пустых бутылок. Даже любопытные акулы, проглотив тут кое-что, отчего-то торопливо ретировались. Отчаяние охватило Федю, он взмолился, прося у Нептуна помощи. Даже уже собрался принять некое компромиссное решение: взять на борт только самых остронуждающихся в гречке - за бартер теплых человеческих отношений. Однако на его счастье ровно через 24 часа 02 минуты с начала противостояния, откуда ни возьмись, пришел градобой и смерчеподобные вихри. Женскую флотилию разметало, точно банальные щепки неких банальных деревьев. Федор облегченно вздохнул, поблагодарил Нептуна и сразу всех невидимых глазу святых, и направил свой досточтимый корабль в место разгрузки драгоценного груза. Только со слов же Феди достоверно известно, что на его судне теперь никто гречку не кушает. Любит Федя, по его рассказам, бывать в свободное от мореплавания время на Сандвичевых островах. Вы, быть может, и не знаете, что Сандвичевы острова в 18 веке хотели присоединиться к Российской империи. Но что-то там такое приключилось в сфере межгосударственных отношений, и те острова остались без двуглавого орла, а государство Российское продолжало жить само по себе, без этих славных островов. И вот теперь, когда Федя регулярно приезжает сюда отвести душу от морских натужных будней, благодарные островитяне выставляют ему за свой счет большой граненый стакан с цэдваашпятьоашистой жидкостью, в знак признательности за благородство старушки России. И Федя, вперив взгляд маленьких умных глаз в дно стакана, о чем-то подолгу, видать, глубокомысленно размышляет. Опустошенный Федей стакан благодарные островитяне наполняют той же пламенной жидкостью. Они в лице Федора благодарят далекую страну за то, что жили без революций, без ГКЧП, без водворения Бориса на большое царское кормление. Жили без приватизации пляжей и участков с пальмами и иной полезной островной растительностью, без превращения денег в ракушки, без воцарения газового бычка. Жили без дробления своих селений на удельные княжества, без внутренних боестолкновений, без рэкетирских структур, делящих каждый финик пополам, а банан на шкурку и дольки. Выпив два граненых стакана с цэдваашпятьоашистой жидкостью, Федор крякает, вытирает тыльной стороной ладони рот, чем повергает сандвичан в неописуемый восторг. Потом гордо бредет в порт. Тут его поджидает попутное судно, везущее в Салехард или на Чукотку здешние бананы, в обмен на цельный лед. Дома, после глубокоцельных размышлений на пару с двумя гранеными стаканами о судьбе Сандвичевых островов, он непременно зачаливает на борт своей шхуны. По-деловому командует отгрузкой с внутреннего рынка всего самого ценного, чтобы взамен получить от загранки не только теплоту человеческих отношений, но и многообразные товары, и не только те, о которых говорят: «Дай им боже то, что нам не гоже», но и очень даже гожие. И сегодня любят в Пароходстве Федю. Федя везде свой человек. Его отчего-то опять так и тянет на Сандвичевы острова |