Мы.

Мы в чёрно-белом кино отмирающих чувств, увлечённые делом по прожиганию дней. Ты забыться пытаешься в фантазии бульварного чтива, погружаясь в пучину надуманных страстей. Я тоже не лучше, поддался когда-то твоим уговорам и вот рядом сижу в паре шагов. Задумчивым взором, с печалью наполненной болью смотрю сквозь века, ищу единственную, сотворённую Богом из родного ребра, подтолкнувшую к запретному поступку, к нарушению заповеди творца. Мы на аллее времён на скамьях подсудимых, ждём приговор в одиночестве лет, между нами стена, невидимый змей, скрывающий нас друг от друга, утаивший пагубность действия плода от древа зла и добра. Пролетают столетья, позади брошен свет, вновь ощущаю, вы рядом, покинуты где-то. Память подводит, туманная дымка и снова вижу (читаю сначала)….

 

Закон.

Два на два, три на три, три на два – жилплощадь одного, двух, трёх человек. Можно забыться, забиться в домике или бежать во двор шарообразной земли. Некоторым благодаря техническим средствам удаётся вырваться за пределы планеты тюрьмы, но гонимые немощью плоти, они возвращаются назад, ждать вместе со всеми исполнения приговора. Да, братья грешники, мы все смертники, ожидающие положенный час. Час осуществления решения высшего суда. Всего два предписания дают шанс на помилование, но сложно вспомнить в повседневной суете, когда есть богатство, власть, утехи, ненависть, борьба, мнимое всесилие – агония чувств, затмевающая путь к спасенью. При этом внутри общественной массы людей, единицы успевают вскрикнуть – за что?! Перед самым приходом к ним бледной сущности с косой и эти сумевшие в борьбе сей устоять, отстоять жизни время, слышат ответ – «В мироздании один закон и гласит безмолвно он: …., кто способен уловить, возжелает честно жить»!

 

Огонь.

Одни души сгорают, другие тухнут, лишаясь личностного бессмертия, возвращаясь отголоском, крупицей былого света, обречённого на беспамятство. Сгорает в огне чувств душа, опьянённая вседозволенностью плотской, изжигает себя изнутри дотла, до последней искры, только прах и чуть зримый на мгновение дымок, подобный дымке над затухшей свечой, заключают кульминацию феерии страстей. Напротив, иная плоть заточит душу в себе, вывернется срамным местом и вопит вовсю мочь «Нет тебя!». Томится луч дарящий жизнь в неволе, одиночестве, смраде и дерме материально бренных помыслов, посыпаемый пеплом тела бренного, ветшающего, в прах грядущего. Тешит себя бренная смертная оболочка чаяньем о вечном существовании, прикрывая век мимолётный ложью, ленью и гордыней нескончаемой.

 

Небытие.

Нет страны и города нет, где родился, фантомными стали названия. В дали дом родной, сохраненный в воспоминаниях. Жизнь нещадно возводит здания, неистово правит историю. Даёт поручение подрастающему поколению, идти без оглядки вперёд. Запирает плоть в одной клетки строения, надевая на главу очки упоения чувств, проявляющие желанные грёзы и всё это ради сокрытия прихода небытия из просторов безвременья.

Небытие стирает годы, десятки, века, тысячелетия. Гонит жизнь из времени прочь. Получая в дар за промедление наступления: цивилизации, культуры и религиозные течения. А души в дивном танце лишь пылинки, разлетаются по различным уголкам, памятью питаясь до возвращения по телам. Ах, наблюдатель, писарь и свидетель, о вершащихся вокруг людей чудесах: регресс, прогресс, ренессанс и декаданс в одной четверти сторон мирского света.

Сколько нас, почувствовавших, что мы вдали от дома, обладающих способностью развернуться вспять? И сделав полуоборот, увидеть стоящего безмолвно вестника, слугу гонителя, преграждающего путь назад. Всматриваясь в бездны пустующих глазниц, мы различаем луча нить исходящего от места родового, чистого, святого нам и свет велит встать спиною к смерти, ликом в мир, отмеряя шаги стуком сердца в направлении домой: мы идём…, идём?.., идём!… – живём.

Эпилог:

Жизнь – приключение, данное индивидуально каждому.

 

День.

День каждый – это праздник, наполненная чаша до краёв: слезами радости и боли, звонким смехом и истерическим хохотом, эйфорией оргазма и бесстыдством похоти, пьянящий танец добра и зла в кривых зеркалах лжи. Люд подобен бабочке, вырвавшись из материнского кокона-чрева, мы несёмся по ветру или против воздушного потока общественной морали. Одни кружат вокруг поля, другие летят в неведомую даль. С каждым новым витком отвоевывая мгновения от двенадцати до полноценных двадцати четырёх суток человеческой жизни. И ветшают, поглощаемые бессмертием тела веков, оставляя от каждой сотни духу в дар багаж ярких воспоминаний длиною в день.

 

Оно.

Лучше всех о них расскажет оно: он – муж, воин, отец, добытчик, создатель, творец – Бог; она – жена, хранительница, мать, кормилица, вдохновительница, муза – Любовь, когда они становятся единым целым, появляются новые он и она, и продолжается путь, судьба, жизнь, рок, мир, семья – Земля.

Он и она вместе они становятся мужем с женой одолевающие путь, пробуждающий в них воина да хранительницу, которые отныне оберегаемы судьбой. Продолжив род обернуться отцом с матерью давая жизнь, отныне добывая да кормя по воле рока. Ибо создатель с вдохновительницей создали мир, ощутив творца с музой единой семьёй, проявив Бога и Любовь на Земле.

Вместе мы одолеем путь оберегаемый судьбой и дадим жизнь, волей рока создавая миры без границ, черпающие начало из единой семьи мыслителей Земли.

 

Осколки безвременья.

Человеческое существование подобно песочным часам, отмеряющим срок. Вновь и вновь незримый сменяет верх с низом, наполняя каждую песчинку новыми впечатлениями. Бегут века, сменяют друг друга тысячелетия, изменяются декорации под влиянием силы свободы выбора. Всё ради замысла первоначального. Наступает момент, когда песок из-за накопленного опыта перерождается, часы становятся фонтаном жизни. Другие же сосуды привыкают к монотонности процесса, отказываясь ступать дальше, тогда невидимая рука переводит их в состояние знака бесконечности (оо), приподымает и разбивает об гладь тверди намеренья. И разлетаются зёрна звёздами, переливаясь, играя цветами в осколках безвременья.

 

Семя.

Воют ветра эпох, поют свою песнь. Умиротворение отсеивает боль жизни и слышны гласные, согласные, слова, фразы – текст.

Тягуч голос запада. Упало семя в топь и вылезла кручинная, выгнутая, над водою мёртвой возвышающаяся коряга. Манит к себе одиноких путников печаль впустивших, обещая твёрдую почву в зыбкой трясине. Сколько уж тел сокрыто тиной, мумиями хранящихся под корнями, волей рока забредшие в сии края, где плоть становится саркофагом в сыром склепе для душ.

Вторят свету жаркие слова юга. Унесло семя в края песков, да сильно пламя жизни, давшее рост пальме. Пальма жаждой вопиющей к себе воды призывает, остров жизни проявляет – оазис, созданный для путников уставших, упорно к поставленной цели идущих. Даст сие место отдохновение, наполняя мощью человека, являющегося итогом союза: тела и души, ума и разума, инстинкта и совести.

Веет хладом слово севера. Выбросили волны чувств, забросили на утёс семя. Проросло зерно возможностей, уподобившись маяку для судов грядущих предупреждая при свете солнца и луны, вперёд смотрящие глаза, о рифах, стерегущих бухту, сокрытую от ветров и штормовых ненастий. Кто сквозь челюсть зверя проплывёт, рай в сей заводи найдёт.

Глубоки звуки востока повествующего. В плодородной почве семя взошло. Став деревом мира, зародился лес, идущий сквозь время. Со временем обратится мир, объятый праведным огнём в золу, словно идея начальной мысли, выжигаемая пламенем хаоса, лес же продолжит существовать, ждать, когда появиться вновь древо, перерождающее его, дающее новый виток для староиных свершений.

И хором, речью текучей стороны света поют, сотрясая безмолвие, утопая в тиши. Посеяна планета в землю бездны адской и ждёт вселенная росток, движимый мечтами людскими о неведомом космосе. Настанет миг, взойдёт цветок, распустит лепестки и полетят пыльцою корабли, неся жизни луч и смерти тьму планетам Млечного Пути.

Пометка:

Староиное – то же самое, при этом изменившееся, где изменение осознаётся, а не наблюдается.

Староиные свершения – это свершения, произведенные в прошлом и повторённые в настоящем с минимальными изменениями (искажениями, добавлениями), которые возможно осознать через энное количество повторений (витков), благодаря проявлению несоответствия между начальной и конечной точкой наблюдения.