В огрубевших руках беспрерывно мелькают спицы, В потускневший зелёный вплетая густой синий. На тугом полотне проступают цветы и птицы. Вяжет бабушка свитер колючий длиной в зиму. Стуком спиц навеваемый сон летаргично-снежен, Нестерпимо пропитан пустырником, как старость. Настигает осипшую псину, как неизбежность. Вяжет бабушка свитер на вырост своей Варе. Молчаливая Варя к голанке прильнув спиною, Представляет, как медленно дышат в лесу сосны, Как печная труба на морозе звучит минорно, А слепая метель, словно вой или плач, остро. Надевая на внучку смешной, мешковатый свитер, Умиляется бабушка: “Ну, до чего ж ладно.” Но меж ветхих некрашеных рам, как назло, сквозит, и Застоявшийся холод трещит в шерстяных складках. Варя знает о холоде все. Он почти привычен. Он живет с ней бок о бок, крепчает, растёт даже. Вместе с ней убирает постель, экономит спички, Кипятит самовар запивать затяжной кашель, Топит печь, вытирает окно рукавом рубахи, Подметает полы, растащив по углам мусор. Варя пробует чай, из солонки насыпав сахар, Ведь и сахар, и соль, будто снег, лишены вкуса. Потемневшее небо течёт, словно чай разлитый. Сквозь нехоженый лес в долгожданную муть ночи Убегает Варвара, содрав ненавистный свитер, Разрывает на части и топчет его, топчет… |