Рассказать бы о многом хотелось, конечно, только что-то мешает, а что? Ты скажи. И терзают, терзают, горя головешки, в том, что всё ещё дышит там вместо души. И замочная скважина светом небесным обернуться вдруг может, невозможного нет, Так нелепо, так странно, неуютно и тесно, когда ты принимаешь на ура этот свет. Да и я как бы вроде и дышу, и смущаюсь, и хочу рассказать тебе многое, да Но история вновь повторяется, знаю, А ведь это проклятье, это точно беда. Задержав на минуту взгляд и вдох на подлёте, каждый раз я справляюсь – всё ль со мной хорошо, И дышу, и смущаюсь, и живу как бы вроде, только дрожь по суставам, остаточный шок. Что ж не так, ты конечно же спросишь невинно, улыбаясь немного, так совсем невпопад Я б тебе рассказала, знаешь, сильный мужчина не силён тем, что ходит шаг вперёд - два назад, И – наверное даже – обсуждать он не будет, тех, кому было временно с ним по пути… Все мы живы пока что, обычные люди, все мы правы и ложны, всем нам надо идти. Доползти до рассвета, скрыв глаза под ладонью, и всмотреться в распаханную борозду, Что оставил ты сам. Ветер мысли догонит, и начать снова жизнь, закопав в поле ту. Рассказать бы о многом хотелось, конечно, только я всё сказала. Ты понял? Ну да… Догорают сожжённые головешки, и так горько и сладко, что просто беда. |