Что хочет автор. Литературные конкурсы

Сразу признаюсь, данный текст не в чистом виде мое собственное произведение. И не только потому, что использует идею, почерпнутую из двух упомянутых фильмов. Идея применить сюжет "семерки" на материале освоения Сибири Русским царством сначала сподвигла меня провести форумную (текстовую) ролевую игру. Игра получилась. Причем во-многом благодаря творчеству каждого отдельного игрока, боровшегося за своего персонажа и самостоятельно подбиравшего решение под каждую задачку. Результат настолько мне понравился, что подвиг на обработку полученного текста в литературный вид. Ради читабельности и литературности пришлось изменить текст довольно сильно. И, тем не менее, вклад игроков достаточно велик, чтобы обязательно упомянуть их и сказать "спасибо". Я бесконечно благодарен им за этот подарок.

Форумная РПГ «семь безумцев», проводилась на ресурсе TARRASQUE.net (ныне не функционирует)

Даты проведения игры: 23.07.2006-23.04.2007

Участники (практически соавторы):

Фрол, подьячий стрелецкого приказа – игрок Андрей aka Slider

Иван Калина, запорожец, енисейский посадский человек – игрок с ником Red Ganz

Кайсар, казах, енисейский посадский человек – игрок с ником Ghola

Кадысин Кереметь, промышленный человек, бессермянин (удмурт) – игрок с ником #Камиль#

Никодим, отставной стрелец – игрок с ником Ali

Мишка Без-башки, голутвенный казак - игрок с ником DarkDwarf

Амир, казах, гулящий человек – игрок с ником Grunge

Татьяна, дочь Николина, слобожанка – игрок с ником Бася

Год действия 1651, лето. (7159 от сотворения мира)

Это спустя 65 лет после событий фильма «Семь самураев», примерно за 230 лет до событий «Великолепной семерки» и примерно за 270 лет до событий фильма «Тринадцать».

- примерно через 20 лет после событий «Трех мушкетеров» и почти одновременно с событиями «Двадцати лет спустя»;

- примерно 30 лет спустя событий «Капитана Алатристе»;

- в год окончания событий романа «Огнем и мечом».

Пашня была устроена лучшим порядком, на долгом южном склоне. В полугоре: ни у подошвы, чтобы жито не потратили ранние заморозки, ни у вершины, где земля тощая. У межи возле меленькой рубленой сторожки караулили двое слободских дозорных. Дядька Федот сидел на завалинке, опираясь на посошок, щурился на зажелтевшую уже ниву. Любовался волнами, которые пускал по колосьям ветер. Долгоногий малец Федька лежал в мягкой мураве, глядел в небо, нежился на отходящем уже солнце. Лета оставалось немного, стоило ценить ясные деньки.

«Татары» появились от дальней опушки с гиканьем, свистом и резкими вскриками. Неслись во весь опор на невысоких мохнатых монгольских лошадках. Коротко глянув на них, Федот шепнул мальцу:

- Ну, давай, Федька.

Федька, не переспрашивая и не уточняя ничего, был уже на ногах. Чуть пригибаясь, и держась так, чтобы сторожка закрывала его от татар, малец сквозанул к давно примеченному ложку. Им совершенно незаметно от всадников выскочил на опушке, чтобы нырнуть в нее, и так же скрыто добежать до слободки, упредить. Федот, глядевший за ним, пока татары еще не доскакали до сторожки, успел облегченно вздохнуть и напрасно. Тотчас же, только малец мелькнул перед тем как скрыться в кедраче, из лесу куда ближе к нему, выскочило четверо всадников и во весь опор, но без шума, понеслись за ним.

Влетев в лес, они осадили коней. Дальше пошли почти шагом, скрываясь и приглядываясь, где мелькнет меж деревьев рубашка Федьки.

Тем временем первая ватага всадников скакала во весь опор, лихо и буйно. От удальства несколько татар влетели в колосья и понеслись по ниве. Федот не выдержал, кинулся им наперерез.

- А ну назад! Назад, сучье племя! Куда хлеб топтать?

Он целился к первому, ближнему к нему татарину, целясь перехватить узду лошади, но другой татарин вырвался вперед наперерез мужику, и с ходу сшиб лошадью его наземь. Тут же остановив лошадку, заставив ее заплясать на месте, он свесился с седла на одном стремени и принялся хлестать и хлестать нагайкой Федота. Крестьянин сначала не был виден в колосьях, но чем больше плясал конь, тем лучше было видно неподвижное тело. Резкий свист и окрик заставил его бросить это занятие. Он мигом снова сел в седло и подскочил к сторожке. Туда уже подъехала и первая ватага и третья часть всадников уже спокойно подъехавшая из леса. Всего около четырех десятков человек.

Среди них выделялся старший. Он был одет ярче и богаче остальных, держался князем. Конь плясал под ним, остальные еле сдерживали разгоряченных лошадок. На опушке, где скрылся Федька, появился один из поскакавших за мальцом всадников. Долгим свистом и взмахом руки с нагайкой он позвал остальных, и вся ватага прянула вскачь к нему.

Слободка, вытянулась на двух буграх, разделенных болотистым распадком на крутом (северном) бережку неглубокого ручья. В основной части семь домов да кузня в распадке, да амбар на сухом пустыре. На верхнем конце, на другом бугре – четыре дома поновее. От домов к опушке – огородики. На другом (южном) бережку ручья – зеленели долгие луга до леса.

Федька появился от западной опушки и на бегу попытался крикнуть:

Но на бегу какой крик, так, рваные выдохи. Так что ему пришлось остановиться, и тут уж он истошно закричал так, чтобы слышно было в слободке:

- Татааареее! Татааарее идуууть!

Этот крик получился что надо. Но в тот же миг из-за его спины с совсем другими криками и свистом появились всадники, разворачиваясь в лаву и обнимая слободку с двух концов.

Термин «татары» русские часто использовали в качестве общего наименования для любых представителей тюркских народностей Сибири.

Малец согнулся, упираясь ладонями в колени, не имея уже сил, ни кричать, ни дышать. Когда он разогнулся, всадники уже неслись кругом него, облетая мимо. Наконец один из них, не останавливая коня, ткнул его каблуком меж лопаток, бросая кубарем наземь.

Хотя Федька и крикнул, слободке все одно было никак не приготовиться к налету. Лишь в иных избах прятали девок под стреху, да детишек в погреб. Кой-какие мужчины хватались за вилы и топоры, но толку не было никакого. Татары не стремились налетать на них, мгновенно собирались возле, оттесняя боевитых крестьян, а другие налетчики продолжали метаться по слободке, врывались в дома, залетали верхом в ворота дворов.

Князец, остановил коня посреди основной части слободку, по-хозяйски оглядывал ее и довольно щурился, поглаживая жидкие усы.

Прихрамывая, к нему выскочил из ближнего дома слободчик Никифор.

- Пошли прочь, басурмане! Что творите, ироды?! Убирайтесь, пока за татьбу не ответили!

Князец покосился на него, усмехнулся, махнул рукой подручному. Тот выскочил вперед, оттесняя слободчика назад грудью лошади.

Кроме крестьянских поселений, организованных государственными чиновниками, в Сибири были селения, созданные самостоятельными инициаторами – «слободчиками». Они сами собирали «охочих людей», обеспечивали переезд, получение земли («государевой пашни») и устроение на новом месте. Такие поселения назывались «слободы».

Подтягивались и остальные крестьяне, кружком вставали татары. Ни девок, ни крестьян они пока не трогали.

- Вы чьего роду-племени такие?! – негодовал Никифор, отступая, - будет вам укорот от воеводы!

Татары же явно забавлялись тем, как пожилому хромому слободчику приходится отступать от лошади. Когда же он вывернулся, подручный князца тут же хлестнул его плетью через все лицо. Слободчик устоял на ногах, но остановился, схватившись рукой за ссадину.

Отсмеявшись, князец оглядел слобожан и слободку. За спинами крестьян его люди тянули со дворов мелкую скотину, выносили из амбара зерно.

Он приосанился и начал выкрикивать через толмача из своих людей:

- Грязный орыс! Эта земля принадлежит беку Карачаю!

Князец явно назвался иначе, но толмач почему-то выбрал именно это имя, пахнущее татьбой и душегубством.

- Вы прогнали ызыр от Енисея, но мы не ушли! Мы вернулись и заберем у вас эту землю! Алтын-хан за нами! Он отнимет обратно у вас земли ызыр, и мы обменяем эту землю на свою. Вы можете принести шерть беку Карачаю или умереть! Не надейтесь на людей Белого царя с огневым боем! Мы пришли, и не уйдем отсюда! Если не пойдете под руку ызыр, в пору урожая мы вернемся и заберем весь ваш хлеб. А зимой вы будете приносить нам весь ясак, и так пока не передохнете как сабаки! Старик! – обратился он к Никифору, хотя тот был еще довольно крепок, - спаси своих людей, принеси шерть Карачаю и Алтын-хану!

Шерть – присяга на верность.

Слободчик молчал. Он снова выпрямился, отнял руку от лица, на котором набух и местами сочился сукровицей след от удара.

Пока татары с пиками сбили в сторону оружных мужиков, другие татары глядели за спокойными слобожанами, третьи продолжали шерстить дома. Врывались в избы, проверяли все вокруг. Алчно хохоча, вытаскивали соболиные и лисьи шкурки. Несли довольно к князцу. Один из татар, обыскивая дом, полез под крышу и наткнулся на девку, упрятанную под стрехой. Расплылся в улыбке, подползая к ней.

- Пожалеете, собаки! Подумайте до урожая. Мы оставим вам жизнь, пока вы не уберете хлеб. Надо же кому-то убирать хлеб! А то, что у вас есть сейчас, мы забираем! Хозяин должен хорошо есть, а доля сабаки – кормить его!

Татары засмеялись. Выли бабы, пытаясь схватить за руки татар, которые несли припасы из домов и амбаров. Уводили скотину. Особо назойливых они грубо отталкивали, не чинясь ударить или вытянуть плеткой.

Слободчик, сжав зубы, молчал.

- Ждите, сабаки! Мы вернемся и заберем свое!

Подручный князца крепко свистнул, пешие татары повскакали на коней. Остальные заспешили приторочить награбленное к седлам и тоже вскочить верхом.

Свист одернул и того татарина, что уже подобрался к девке под крышей. Он оглянулся, нехотя отступил, и уже скоро вся ватага прянула с места с тем же свистом и улюлюканьем помчали обратно к лесу, гоня перед собой коз, коров и баранов. Бабы с проклятьями трясли им вслед кулаками и коромыслами.

- Видно, затаились загодя в тайге. Перва ватага издаля кинулась, а друга ближе сидела, глядели, куда Федька побежит, - с трудом выговаривал Федот рассеченными губами.

Его доставили в слободку и, пока бабы и остальные мужики пытались приводить в порядок разрушения, произведенные татарами, старшина, в том числе слободчик Никифор и кузнец Никола, столпились возле Федота. Его все предлагали отнести в дом, но он, отмахиваясь как от мухи от жены, пытавшейся отмочить и отереть запекшиеся и забитые землей раны на его иссеченном лице, торопился рассказать старшине, что видел.

- Может, уйдут? – спросил один из старших мужиков. – Чего им тут? Постращали, нагнали страху и уйдут. Вона жито чуть не все выскребли.

- То-то и оно, - говорил другой. – Сам гляди – грабить не стали, насильничать не стали. В полон никого не угнали. Нужны мы им. Видать, и правда, обосноваться решили. Вернутся.

- Видно, хотят не малость, а разом все забрать, - подал голос кузнец. – Пока нас оставили. Жито на ниве мы не бросим. Уберем. А без харча до того ослабнем. Тут они налетят, уже все заберут. Тогда уж нас не жалко. А с животами, к спине прилипшими мы от них не оборонимся.

- В Енисейск, к воеводе надо идти, - сказал еще один, – ратных людей просить. Не их ли дело нас оборонить?

- Верно! Нам самим-то куда с оружным татарином справиться?

- Воеводе надо с подарком идти. Поднести ему шкурок в почесть, - хрипло сказал Никифор, – а что у нас для того есть, коли все забрали? Петруша! Как, проверили, осталось чего?

Откликнулся и подбежал его дородный сын Петр, держа в руках несколько соболиных шкурок.

- Вот, уцелело у кого-нито по разным избам. Семь, больше нету!

- Негусто, - сказал один.

- Глядишь, в почесть хватит… - сказал другой.

В тревожных думах Никола ворочал железо в кузне. Брал в руку то одну снасть, то другую. Примеривался, откладывал в сторону. У дверей кузни стояла крупная его жена. Снаружи заглядывала крепкая и сочная дочь Татьяна.

- Что решили? – требовательно спросила жена.

- Понятно что, - взвешивая в руках один топор, и беря вместо него серп, ответил Никола, - челобитчиков посылать. Пойдем мы с Никифором, да Петрушей.

Жена недовольно поджала губы.

- Прямо, тебе идти, больше некому?

- Кому еще? – кузнец отложил серп, взял, примериваясь, молот.

- Не осироти только… - попросила баба.

Он поднял глаза на нее, чуть качнул головой, соглашаясь. Остановился, ткнул в ножны выбранный нож, заткнул за пояс выбранный топор.

- Буде. Собирай в путь, что ли…

Когда он уже выходил из кузни, за него уцепилась дочь Татьяна:

- Возьми с собой, тятя!

- Тебе куда, дуреха? – удивился тот, мать же просто отвесила Татьяне оплеуху.

Утром следующего дня Никола, слободской кузнец, и Петр, сын старосты, отправились в путь. И когда они уже отмахали день пути, вечером к их костру вышла Татьяна, дочь Николы. Все это время она шла за челобитчиками. Как ни ругался Никола, а отправлять ее домой возможностей уже не было.

Глава 1. Семь безумцев

Через два дня пешего пути челобитчики вышли к Енисейскому острогу. Сговорились с мрачным испитым инородцем о перевозе и вышли на левый берег Енисея. Острог поднимался на сухом высоком месте рублеными башнями, еще желтыми снову. Все еще стучали топоры, город только-только срубили заново по приказу строгого нового воеводы Пашкова после разрушительного потопа двухлетней давности. Однако уже поднимались шатры башен и серебрились осиновым лемехом маковки пятиглавого Богоявленского собора, стоявшего прямо у въезжей башни за рублеными пряслами стен.

Посадского строения между Енисеем и городом не было, и Енисейск представал сразу во всей своей красе с шатрами и куполами церквей, заборолами на стенах и высокими кострами над башнями. Татьяна вертела головой во все стороны, разглядывая все это разом, казавшееся единым невиданным теремом.

В проезжей башне они встретились казаку, который тут же строго окликнул их, кто такие есть и куда направляются. Никола прямо и честно сказал, что слободские, и идут с челобитной к воеводе. Казак невесело ухмыльнулся и посоветовал прежде зайти в приказную избу. Небось, там разберут дело. Заодно сказал, где что в городе сыскать.

За башней посыльные сразу попали на гостиный двор. Сейчас он был, считай, пуст, но и от того числа людей и всякого укрытого на возах и в рядах товаров разбегались глаза. Впечатляли сразу и стены двора, окружающие их как бы еще одной крепостью сразу от входа, и поднимающиеся вокруг него сразу три церкви – тот же Богоявленский собор, да шатровая Воскресенская церковь слева, да прямо еще пятиглавая Введенская. Все трое челобитчиков не уставали креститься, Никола да Петруша ломали шапки, кланяясь на все кресты, как входили через башню под иконой, так и теперь встав посреди гостиного двора.

Отбив положенные поклоны, Никола да Петруша тронулись дальше через двор, а Татьяна все стояла столбом, пялилась. Николе пришлось ее ощутимым тычком привести в чувство.

Прошли через ворота гостиного двора, и снова пришлось шапки ломать. Вроде оказались среди жилых домов и улиц, но теперь был виден крест Спасской башней с надвратной церковью, что размещалась на противоположной стене города. Справа поднимались меж башенками прясла ограды воеводского двора. Над стеной был виден и сам воеводский дом в три поверха.

Поверх - этаж

- Туда, что ли? – позвал Петр.

- Не зная погоды, не ходи к воеводе, - проворчал Никола, – давай сперва к приказной избе наведаемся. Послушаем, чего умные люди скажут. А пуще того – упросим челобитную выписать. Там, чай, сидят грамотные. Не то отмахнутся от нас, а так, понимай, бумага!

Он указал на дом недалеко от Спасской башни, на крыше которой желтел свеженький царский двуглавый орел. Подходя к приказной избе, прошли мимо огороженного тыном тюремного двора и еще одного строения, вызвавшего любопытство Тани и Петра таможенного двора. Вернее сказать, больше привлекла обоих не таможня, а кабак, располагавшийся при ней. Даже сейчас, днем, через его распахнутые двери слышны были голоса и стук то ли ложек, то ли кружек и чарок. Стоял, пошатываясь, какой-то казачина без шапки в дверях. Лежал, жадно хватая воду из корыта возле крыльца, инородец. Судя по «русскому» платью – крещеный.

В приказной избе было тихо и пусто. Стояли заваленные бумагами лари и столы. Жужжала под матицей муха. Здесь скрипел пером лишь один подьячий в стрелецком кафтане и с шельмовским, но деятельным взглядом. Был он, можно сказать, молодой, среднего телосложения, наружности вроде не особо выдающейся, но все-таки с приятным лицом, темными, округло подстриженными волосами, в добротной одежде, представляющей из себя обычный поношенный кафтан неопределенного цвета, и неплохие сапоги. Оружия при нем не было видно. Тонкие длинные пальцы и довольно чистое лицо и руки выделяли его среди других посетителей кабака, и было ясно, что он зарабатывает отнюдь не крестьянским, охотничьим, или воинским ремеслом.

Скинув с головы шапку, Никола задвинул назад Петра и тем более Татьяну, глянул по сторонам, нет ли тут еще кого, и обратился к этому единственному приказчику. Излил ему душу: вот они, слободские переселенцы в Сибирь, с Курехиного ручья. Во главе их стоит слободчик. Они преодолели полугодовой переезд, они выжили, когда им при распределении земли выдали паскудную землю, им удалось поднять пашню и луга, они пережили болезни и голод в этих болотистых неприветливых землях и вот через двадцать лет после переезда, свалилась новая напасть – воровские татары. Добавил про избитого Федота и слободчика, про обещание татарского князца вернуться и отобрать весь хлеб, какой уродится.

- От нам бы челобитную до воеводы выправить. Чтобы воевода, значит, стрельцов аль казаков, аль еще каких ратных людей нарядил от татар оборониться, - закончил Никола, - Не то впрямь вернутся, и нас побьют и урожай отберут. Ни подать, ни тягло будет отдавать нечем. Помоги, отец родной, выручи!

- Воевода, - усмехнулся приказной. – К воеводе с пустыми руками не ходят, голой рукой и челобитную не нацарапаешь. Принесли, небось, чего в почесть да на подарок?

Петруша вроде открыл рот, да кузнец его опередил:

- Все выгребли, паскудники. Сколько-то кур забрали, две коровы, а пуще того – выскребли все запасы мягкой рухляди, и какая в тягло копилась, и что в запас хранилась. Нечем отдариваться! А не поможешь, не оборонишь, и самого живота лишимся!

Фрол покачал головой:

- Тяжко сейчас. Сам гляди, один сижу. Все стрельцы и даже приказные – на разных посылках и в походах. Выгонит нас взашей воевода, а то и вовсе палками бить прикажет. Слышали, небось, про суровость Офанасья Филипыча?

Посыльные помотали головой, но Никола добавил:

- А какой воевода не суров?

Фрол усмехнулся, поводил битой палками спиной:

- А все ж без подарков к нему нельзя. И мне битым быть и вам ноги не унести. Давай, не таись, знаю вашу породу, что-нибудь да принесли. Показывай, сколько есть?

Петр беспомощно глянул на Николу, тот пожал плечами и махнул рукой. Тут уж парень вышел вперед, вытащил из мешка тщательно завернутых соболей. Фрол, однако, поглядел их как будто без особого любопытства. Почти равнодушно переворошил рукой, потер пальцами мездру.

- Поживиться-то у вас и впрямь нечем, - проговорил он, – за такой барыш воевода людей с посылок, да из похода не вызовет.

- А что ж делать-то? – сокрушенно, но требовательно спросил Петр.

- Да! – выступила вдруг Татьяна. – Чего делать? Помирать ложиться? Или самим татаровьям хлеб вынести? Так что ли пристало православным нехристям кланяться?

Никола тут же отпихнул ее к двери, шикнул, Фролу сказал, виновато:

- Прости, отец родной, не губи за дурехины слова. Скажи, прошу, что делать, где правды искать?

Фрол поначалу усмехнулся, хотел было ответить, что в таком деле ничем помочь не может, но глянул снова на огнем сверкающие глаза Татьяны, выглядывавшей из-за плеча Николы, и крякнул:

- Ишь, укорила! Спровадил бы вас, но больно жалистные. Ладно, давай схожу к воеводе, сам с вами схожу.

Он с сомнением поглядел на соболей:

- Жаль только, зазря битому быть. А что выпорют меня – к ворожее не ходи ясно, - намекнул, значит.

Никола тут же сунулся к столу, сгреб верхнего соболя и давай пихать его в руку Фролу, понял намек, значит:

- Возьми! Возьми себе шкурку, отец родной! Даже если не выйдет, все одно себе за труды оставь!

Фрол руку тут же одернул:

- Тише! Кинь ее вон на ларь. Как бы невзначай, - Никола повиновался, Фрол продолжил, - значит, пойдем без бумаги. Потому челобитной воевода ход дать будет обязан. А потому людей у него нет, только озлится, да вас еще казнит. А без грамоты он вроде как волен своею волею. Глядишь, отнесется по-людски, не по-воеводски. Говорить буду я, вы только поддакивайте. Иной раз он может какое на вас напрасное слово сказать, чтобы получилось, что вы перед ним виноватые. А вы все молчите, ему перечить не смейте. И себя под палки подведете, и мне их не миновать. Ладно?

- Все как скажешь, сделаем! – обрадовался Никола.

Петруша поклонился, согласно. Только Татьяна все ярилась, и видно было, рвались у нее с языка явно нелестные слова, но Никола вовремя дал ей тычка и она их проглотила.

Свернув в торбу шкурки, Фрол вытолкал слободских из избы вон. В дверях оглянулся на шкурку на ларе, с сомнением поджал губу и затворил дверь.

- Это какие же слободские? – грозно свел брови воевода, глядя на крестьян, - не те ли самые, что своей волей на правом берегу поселились, где шальные татары гуляют? Теперь, значит, защиты просят?

Петр не удержался, раскрыл рот и попытался возразить, хотя и вполголоса:

- Да нам же ж нарочно…

Но Фрол наступил ему на ногу и, чувствительно навалившись, ткнул плечом. Парень шатнулся, потеряв равновесие и замолк.

- Нашлась воля против воеводского слова, сыщите и волю оборониться без подмоги! – так же свирепо объявил воевода.

- Батюшка, государь наш Офанасий Филипыч! – взмолился Никола, - не губи нас! Не оставляй своей рукой! Казни любыми казнями! Но оборони! Самим нам как оборониться? Никак не можно! Мужиков мало, каждый на счету!

- Перечить мне вздумал?! – взрычал воевода, - ну тебя сейчас в палки возьмут! И тебе, Фролка, выпишу! Ты пошто мне этих привел?

- Воля твоя, государь Офанасий Филипыч, - смиренно согласился Фрол, - побьют их. А как так, мы государевых податей хлебных и всяких иных с той слободы не досчитаемся…

Тут воевода вообще рассвирепел:

- Про подати вспомнил? Вот ты и занимайся этим делом! За государеву подать мне головой отвечаешь. Что хошь делай, а и подать, и тягло должно быть, как велено – и хлебом, и шкурками, и… что там еще?

- Пенькой, - услужливо подсказал Фрол, - дровами…

Воевода махнул рукой соглашаясь.

Фрол подождал, но Пашков только сердито сопел. Челобитчики же вовсе обомлели, не зная, чего ждать. Фрол бухнулся на колени:

- Не губи, государь! В том деле не сносить мне головы! Пошли людей ратных!

Воевода оскалился:

- А где все наши казачки да стрельцы?

- Кто на посылках, кто в походах, кого ты в дальние остроги выслал, - послушно ответил Фрол.

- А где этот ваш бывший голова, про какого вы мне все в уши жужжите, «коего искусство и прилежание известны»?

- Петрушка Бекетов? Все еще на Москве, в отъезде…

Воевода с обещающей смертельную казнь вкрадчивостью подался к Фролу через стол:

- Так чего же ты, шельма, меня спрашиваешь, коли все знаешь? Сказано тебе – реши дело, знать, выполни наказ, хоть голову сложи, а выполни! Не мне тебя приказного крючка учить! Покажи, на что ты, писаришка, годен! Отстоишь слободку, может, и отмечу тебя добром. А нет, казню батогом! Считай, назначил я тебя приставом к этому делу. Как пристав можешь посадских людей взять, из поруба достань кого-ить.

- Всякого оттуда могу взять? Без казни? – уточнил Фрол.

- Как без казни?! – как будто снова рассердился Пашков, - Кого хошь бери, но только уследи, чтобы четыре десятка палок ему выдали, чего бы он там ни сделал, разбираться недосуг. Да к присяге приведи, крест целовать заставь! Все, ступай, не гневи, а то и тебе плетей велю, и этих прикажу бить!

- Это чего ж вышло? - озадаченно помял шапку в руках Никола, когда все четверо вышли уже с воеводского двора, - получилось или как?

Фрол и сам был крепко озадачен, такого поворота он не ожидал вовсе.

- Разве ж не получилось? Тебя же приставом назначил, значит, сила теперь за тобой, что хочешь сделаешь, да? – подала голос неуемная Татьяна, полная уверенности, что дело повернулось хорошо.

Никола повернулся к ней, собрался цыкнуть, да только рукой махнуть.

- Поди разбери, - посетовал Фрол, - то ли радоваться, то ли в бега подаваться. Шутка ли, одному на сорок отправляться?

- Как одному, воевода же сказал людей взять? – удивился Петруша.

- Чего ж не взять, если бы было кого, - с досадой ответил приказной, - а так нету людей. Вовсе нету. Кто на посылках, кого тут должно для охороны оставить. Разве что наемщиков бы привлечь, да ить и платить нечем… Или есть?

Он с надеждой вгляделся в глаза слободских. Те встретили взгляд спокойно, даже не поняли, о чем он говорит:

- Все, что было, тебе отдали… - подтвердил Никола.

- Вот и выходит, - покивал Фрол, - Ратных людей нет, посадских не заставишь, а наемщикам платить нечем. Кабы еще сам воевода занимался, его бы послушали, такого поди не послушай. А меня самого взашей ткнут, да еще бока намнут… А что, может вам и впрямь самим оборониться? Кто, кроме вас-то?

- А ежель больше некому, так и бабы вас, мужиков оборонять встанут! – запальчиво вновь выступила Татьяна.

Фрол усмехнулся, но поглядел на Николу с Петрушей. Петруша зарделся, Никола задумался. Положил руку на плечо Петруше:

- Сами, понятно, встанем. Но без настоящих ратных людей нас раскидают. Сила найдется, а умения с разумением нам бы занять. Может, хоть кого найдем, да те научат?

- Все одно больше ничего и не остается, - усмехнулся Фрол, – глядишь, кого и вправда посад даст, кого из колодок заберу. А то еще охочих людей приищем. Все одно с татар сабелек да коней соберем, уже серебра стоит. Да и чего греха таить, после ратного дела вы в слободке все одно людей не досчитаетесь. Глядишь, кто из охочих или наемщиков польстится на землю сесть вместо тех, кто из ваших голову сложит?

Никола и Петруша смотрели на Фрола во все глаза. Неужто, и впрямь затеплилась надежда?

- Вот что, - хлопнул ладонью по кулаку писарь, - ступайте ка вы в кабак. Посидите, послушайте, глядишь и впрямь кого из охочих выслушаете. Одна шкурка ваша есть, может, долг какого питуха выкупим, да за то с нами идти подрядим. А я пока в поруб загляну, да с посадским старостой побеседую. Может и там повезет.

Слободские послушно развернулись и пошли к кабаку. Татьяна обернулась на ходу, поглядела на Фрола. Тот, смотря им вслед с сомнением хмурился. Все пытался понять, как бы вывернуться теперь из этой передряги. Наконец, пошел и сам вперед, целясь к тюремному двору.

Ворота тюремного двора были открыты. Внутри вдоль ограды стояло несколько амбарных клетей. В середке приземистая землянка – поруб с низенькими окошками у самой земли для передачи милостыни. У мелкой, в пояс дверки скучал на завалинке стрелец.

- Здравствуй, Федотыч, - поздоровался Фрол.

- И тебе не хворать, - кивнул тот, даже не собираясь тянуться к пищали или бердышу, прислоненным рядом.

- Открывай поруб, воеводское слово и дело!

- Эвона как, - удивился стрелец, - никак Офанасию захотелось к обеду чистой кровушки напиться?

Фрол хохотнул:

- А вроде того и получится! Открывай, да сказывай, кто у тебя там.

Стрелец, не вставая откинул засов, снаружи запиравший поруб, открыл дверку:

- Мало народишку, четверо всего.

Федот сел на корточки, заглядывая внутрь и пытаясь разглядеть в сумерках землянки, кто там внутри был.

- Попков, крещеный инородец, - сказал стрелец, - пропился до исподнего, да украл на гостином дворе куру, пытался в кабак снести.

Почти у выхода босой и в одной рубахе сидел худющий испитой инородец, страдальчески глядел на Фрола, протянул руку к нему:

- Господина! Дай чарочку, господина!

Фрол поморщился.

- Антон Перелеев, торговый человек, торговал вино инородцам за шкурки, да пытался те шкурки от пошлины укрыть.

У стены топтался стоя тучный рыхлый торговец, кутался в полукафтанье.

«Хлебным вином» или просто «вином» тогда называли продукт перегонки хлебной (часто ржаной) браги. Это не было полным аналогом современной водки. Тогда крепость была около 20 градусов. Иной раз делали вино «двойного» курения, которое давало около 40 градусов. Оно уже входило в обиход под названием «полугар», но не было общераспространенным.

- Слышь, Перелеев! – позвал Фрол, - знаешь, за какую сторону пищали хвататься?

- За любую, так только, чтобы наемщику ее передать, - ответил тот.

Явно было, что боец он не стоящий.

- Я знаю! – откликнулся сидящий на земле рядом другой человек, - только вытащи меня отсюда!

Этот был крепкий и тоже в хорошем полукафтанье, смотрел прямо и смело.

- Ефим Гриднев, тоже торговый, - объяснил стрелец, - воевода его будто опять за какое-то воровство взял, не решил пока, то ли неуплату пошлины на него повесит, то ли незаконную торговлю, ждет, пока тот образумится и своей волей ему почесть не принесет. А пока выдерживает его тут.

Фрол покивал:

- Такого он мне не отдаст, верно, пока с него откуп не получит. Что, Ефим, не готов пока откупа дать?

- За какое такое неправое дело я ему откуп должон? – яростно ответил торговец, - ты, приказной, лучше глянь сам книги, все там записано, до копеечки, до денежки все уплатил, все бумаги выправил. Законом меня отсюда вытащи!

- Не отдаст, - снова покачал головой Фрол, – а четвертый?

У третьей стены, прямо на земле лежал, отвернувшись невысокий, но явно крепкий казак.

- То ж Мишка Без-башки, который!

- Опять подрался что ли?

- Ну! Полез на стрелецкого голову, успел славно бока ему намять, пока не оттащили.

- Слышь, Мишка! – позвал Фрол. – Ну слышь?! Давай, просыпайся!

Мишка откликнулся не сразу. Только лишь когда стало очевидным, что его в покое не оставят, повернулся, прищурился на Фрола.

- Отъе…сь, писаренок! – процедил он и отвернулся снова.

- Вот его я и забираю. В книгу запись сам сделаю, – решил Фрол.

Стрелец пожал плечами.

- Вылазь, Мишка! По тебе как раз дело. Верная смерть, сорок татар один одолеешь? – позвал Фрол.

Мишка неохотно сел, потер грязной рукой лицо.

- Только если ты, писаренок, хотя б одного на себя возьмешь.

- Сам сказал, - усмехнулся Фрол, - так и будет. Вылазь давай, получишь положенных палок и поедешь со мной. Будет тебе полное отпущение грехов.

Мишка с той же ленцой выбрался наружу.

Фрол довольно улыбнулся, глядя на его крепкое тело.

- Сорок палок ему велено дать, - сказал он стрельцу и повернулся к Мишке, - потом в кабак приходи, объясню, что к чему.

- Ссуки! – сплюнул Мишка.

- Я доглядывать за вами не стану, к посадскому старосте пойду. Но буде кто спрашивать – с вами стоял, - указал приказной стрельцу.

Стрелец безразлично пожал плечами и пронзительно свистнул в два пальца:

- Онисим! Рябой! Подь сюды, да неси палки! Мишку казнить будем!

Фрол подмигнул стрельцу, кивнул Мишке и пошел со двора.

Стрелец закрыл дверцу поруба, закрыл засов, повернулся к Мишке:

- Скидай сермягу.

Мишка стоял, поводил плечами, любовался летним высоким небом и с наслаждением дышал свежим воздухом.

- Не балуй, Михайла, - позвал стрелец.

Мишка молча и мрачно взялся снимать одежу. От клети подошел Онисим с четырьмя парами палок.

Скинув сермягу и рубаху, Мишка лег на землю. Один стрелец сел ему на плечи, другой на ягодицы. Взяли в каждую руку по паре палок.

- В полную силу? – спросил Онисим.

- Воеводы нет, приказной тож ушел, - ответил стрелец.

- Ну, извиняй, Мишка, служба, - проговорил Онисим и занес руку для удара.

Посадского старосту Фрол уговаривал в старостиной избе. Положенным обычаем староста усадил Фрола за стол, старостиха поставила миску с калачами, налила кваса обоим.

Староста качал головой:

- Даже не проси, Фрол, я и сход собирать не буду, не даст тебе мир людей. Без того сколько уж на воеводские посылки отправлено? А ведь у каждого и своих забот полон рот? Своего живота заботы уладить когда людям время?

- Ты Офанасья Филипыча знаешь, меня казнит, да тебя не пожалеет, - настаивал Фрол, - всем достанется. Так что обиду не таи, а хоть пару, хоть троих человек от посада мне дай. Сам разумеешь – то по-божески и по-людски выйдет. Тому, кто со мной пойдет, миром поможете, на двух-трех скинуться да капустники их поддержать, посаду по силам станет.

- Да что тебе, Фрол, с этих троих толку? – кряхтел староста, - Сорок татаровей, говоришь, будет! Смертное дело! Тут хоть пятерых, хоть одного – поди, сыщи! Не гневись…

- Вот и не гневи меня. Свое слово тебе сказал – хоть трех, хоть двух, но дай. Не доводи до правежа.

Фрол отставил кружку, так и не притронувшись ни к калачу, ни к квасу, встал.

- Хоть двух, Юрий Петрович. Там ведь тоже люди, тоже капустники, жены да дети малые. Нешто дадим басурманам православных губить?

В кабаке в тяжелой думе Никола да Петруша с Татьяной сидят за столом, глядят по сторонам, размышляют. Хотя и уж вышел указ о кружечных дворах, но кабацкий целовальник здесь все еще корчемствовал – не только разливал вино и пиво, но и подавал еду. За мелкие денежки поставил перед слободскими пироги да кашу со шкварками. Не отказались Никола с Петрушей и от хлебного вина. Только Татьяне обязано было ограничиться квасом.

Спустя немного времени после похода на Казань, Иван Грозный издает закон о кабаках и вводит этим законом государственную монополию на спиртное. Отныне его можно было купить только в особых - кабаках. Часть кабаков были полностью государственными заведениями вплоть до того, что содеражались государственными чиновниками при таможнях. Часть держались частными лицами на откупе. Но в любом случае в кабаке только наливали, но не кормили. Раньше же в корчме давали, и поесть, и выпить. Часть держателей заведений питания по старой памяти приторговывала и спиртным, уже подпольно. Это называлось «корчемствовать». Нарушителей «корчемщиков» ждало строгое наказание, с лишением собственности, а то и ссылкой. После 1652 года новая реформа: кабаки заменялись кружечными дворами. Там и посидеть с выпивкой было негде, в этих заведениях отпускали в розлив спиртное и все. Однако, как с корчмами ни боролись, они еще существовали подпольно. Равно как подпольно кабацкие головы могли подавать покушать.

Кабак был тесный под низким потолком, было чадно и темно, стоял кислый запах пивной браги. Питухов было немного, кто сидел за несколькими столами, кто на лавках, кто по стенам на лавках и ларях. Стрельцы в грязных кафтанах, казаки в разошедшихся на груди сорочках, были и посадские люди и инородцы. Последние, как видно, пили прямо с утра. Вошел в двери Мишка. Сермяга с одного боку была скинута, видно, чтобы полегче было запоротой спине – сквозь рубашку проступали кровавые пятна. За плечом он держал одной связкой перевязи с двумя саблями, берендейку, пояс с ножом и кошелем, завернутые в кушак пистоли. Пригляделся, приметил в стороне знакомого посадского человека с сыном, прошел к ним. Стрельцы неодобрительно покосились на него, кто-то из казаков подал голос:

- Мишка! Никак ты? Уже вольной и уже поротой?

- Дурное дело нехитрое, - кивнул Мишка, присаживаясь к посадскому человеку.

Тот улыбнулся, подвинул ему чарку:

- Садись, Михайла, слыхал, вчера еще у тебя со стрельцами дело было, сказывай, чего случилось, как выбрался?

Петруша все глядел на одного ратного, на другого.

- Экие они все свирепые да лютые на вид, дядька Никола, - посетовал он, - как к таким и подступиться?

- Вид у них лихой, верно, - согласился Никола, - такие, глядишь, не отгонят лихо, а сами его принесут…

- Эй, да я... пятерых за раз! - Мишка Без-башки врезал кулаком по столу.

Оба посадских, и отец, и сын, позвавшие казака за стол, распахнули глаза. Отец был более пьян, нежели доверчив, но и его откровенно радовало знакомство с таким известным и могущественным человеком. Еще немного и он будет готов заплатить за выпивку, смекнул Мишка, у которого в кармане не было ни денги.

Сын же смотрел на казака такими глазами, словно сам Георгий Победоносец сидел с ним за одним столом.

- Поперли на меня скоты краснокафтанные, а тесно! Ну, я сначала раз… - казак глянул на лавку, достал пистоль, потряс им, держа за ствол, и потом махнул как топором, - потом топором по харям, и руками, и руками... душил! Их, стрельцов, пропасть была, да стрелец против казака – тьфу!

- Батя, - Татьяна недоверчиво поглядывала по сторонам, морщась от дыма и ора. До того ей казалось, что она ко многому была привычна, а тут ей все-таки было не по себе, - бать, а может, все ж таки туточки поищем? Вон, который орет, он, верно, саблю-то в руках держать умеет?

- Ты бы сидела и не высовывалась, раз за нами увязалась, - отрезал Никола и подвинул к ней кружку с квасом.

Сам он сел так, чтобы ей выйти из-за стола было затруднительно. От девушки не утаилось, что ее отец, здоровый кузнец сам чувствует себя стесненно и явно робеет. Он и Петруша, щурясь от чада, оглядывали темное помещение, пытаясь разобраться в происходящем.

Татьяна недобро зыркнула на отца: дочерней почтительности в ней было явно маловато. Но замолчала, рассудив, что, авось, мужики сами разберутся.

В уголку сидел невысокого роста коренастый парень, в изрядно запачканном суконном зипуне. По всему было видно, что он охотник: из кожаной сумки торчал соболий хвост, правда, такой же замызганный, как и зипун; на столе лежали лук и колчан со стрелами; на поясе были ножны. Ножа, однако, в них не было, с его помощью Кадысин нарезал кусок вяленой оленины и ссыпал стружку в кашу.

Какой-то пьянчужка в углу криво затянул песню «стояла корчма».

В разгар солнечного дня Никодим вошел в Енисейский острог. Грязно-бурый кафтан и зарядцы на груди выдавали в нем стрельца. Была при нем турецкая пищаль с семью отмерянными зарядами настоящего московского пороха. На берендейке болталось еще пять пустых втулок, да оттуда порох и пули он продал. За кушаком торчали два пистоля. Пороха и пуль к ним не было вовсе. Разве что бердыш и сабля были в полном порядке.

Ужасно хотелось есть, но в пустом кошеле нельзя было найти даже ломаной московки, чтобы заплатить за еду. Оставалось лишь надеяться, что найдется какая-то работа, за которую дадут еды или заплатят на миску каши. В остроге он сразу и точно направился к кабаку. Войдя, он мрачно оглядел помещение.

Времена настали непростые, но ни оставшиеся заряды, ни турецкую пищаль, он продавать не намеревался. Бес его дернул уйти из ватаги, жил себе не тужил, теперь словно сброд какой шатался по корчмам и кабакам. Недолго уже и до сумы осталось.

- Здоров мил человек, ведь ты тут приказчик? – спросил он подошедшего целовальника, - Это хорошо. Мне б пожрать, да бражки. Серебра вот денег ни новгородки, ни московки, да я б отработал. Дров могу наколоть, водички натаскать. Не откажи Христа ради, ведь все под богом ходим. – Из-под шапки с треугольным разрезом на отвороте, надвинутой почти на глаза, блеснул леденящий черный взгляд лихого человека.

Целовальник, плюгавый мужичок, зыркнул в отставного стрельца взглядом записного проходимца и почесал жидкую бороденку.

- Дров, говоришь, наколоть? Эт можно. Ступай на задний двор, возьми у Прошки колун. Если быстро справишься, договоримся. А если не быстро... тоже что-то придумаем...

Никодим чиниться не стал, развернулся, пошел на двор.

После посадского старосты Фрол заскочил в приказную избу. Тут убрал со стола все лишнее, приготовил его, значит, к долгому отсутствию. Достал из ларя походный писарской набор, мешочек с перьями, чернильницу с плотно пригнанной пробкой, несколько листов бумаги. Подвесил к поясу. Достал шкурку:

- Уух! Бесовский ты барыш… сам черт тебя мне под руку сунул! – с досадой потряс он ее и сунул за пазуху.

Из того же ларя достал берендейку с двенадцатью зарядцами, пороховницей и кошелем с пулями, перекинул ее на плечо, сунул за кушак пистоль, прицепил к поясу саблю, взял из угла фитильную пищаль, и бердыш. Оглядевшись, вышел и направился к кабаку, закинув за плечо на ремне пищаль и бердыш.

- Эй! Чубатый! - крикнули Мишке из-за соседнего стола, за которым сидело трое стрельцов, - а ведь ты брешешь! Ведь брешешь же! Святые угодники свидетели – мы тебя вчера отделали, а не ты нас. Ты еще в грязи валялся, зубы собирал!

Казак вскочил:

- Может, проверим - я, ты и два мешка за твоим столом сидящие?! Ааааа! Мишку никто брехуном еще не называл. А если и называл, то потом своими ногами уйти не мог...

- Чего же не проверить? - с пьяной ретивостью заявил стрелец. - Ну-ка, давай выйдем, на кулачках разомнемся!

Его товарищи тоже поднялись с места, не забыв прихватить кувшин с вином.

- Ну, пошли, - казак поднялся и махнул головой.

Пинком открыв дверь и быстро выйдя из корчмы, Мишка повернулся к выходу:

- Ха. Что за сброд в стрельцы берут? Три мешка... ха-ха-ха! На баб похожи.

Слова казака явно задели всех троих стрельцов скопом. Задира опустил голову и засопел.

- Ну, пойдем, чубатый! Выясним! - мрачно сообщил он и пошел к выходу.

Кадысин то и дело бросал косые взгляды на удальца с вином, продолжая при этом нарезать своё мясо. Расправившись с оным, охотник тщательно перемешал кашу и отправил первую, пробную, ложку в рот. По расплывшемуся в довольной ухмылке лицу можно было понять, что Кадысин остался весьма доволен сварганенным на скорую руку блюдом. Мгновение спустя тарелка была пуста. Запив это дело чашкой воды, в которую охотник предварительно влил немного красноватой жидкости, по всей вероятности, браги, Кадысин позволил себе развалиться на лавке и заняться проверкой снаряжения. Ему было всё равно, кто там и с кем дерётся. В своё время он тоже дрался, не на жизнь, а на смерть, и посему драки были для него, что пьянки - делом обыденным и лишь вред здоровью приносящим.

Выйдя на улицу, стрелец-задира зачем-то сначала натянул шапку, потом снял ее и отдал дружкам. Потом скинул кафтан, рубаху и остался в одних штанах и сапогах.

Люди, вывалившие наружу за драчунами, встали перед кабаком, оставляя на вытоптанной земле чистый круг.

- Давай, казачок! - позвал дружок приготовившегося к бою, - Готовь кулаки! А то за слова ответ держать будешь!

- Вам бы только на сеновале с мужиками валяться, а не стрельцами быть. И что много вас таких или только трое? - Мишка улыбался все шире и шире, видя, как выходят из себя стрельцы.

Стрелец собирался драться все-таки в одиночку. Очевидно, был уверен, что один справится. Он сопел и сжимал кулаки. Его дружки же наседали на казака:

- Давай, чубатый, скидай сермягу! Мало тебе, что спина битая красная, юшкой еще и брюхо замараешь, совсем никчемный будешь!

- Да не престало мне, казаку, с бабой дерясь, платье скидывать, - оскалился казак.

Татьяне на месте не сиделось. Не для того она за ходоками увязалась, чтобы молчать да улыбаться. Так что уже через несколько мгновений кузнецова дочка снова начала приставать к папаше:

- Бать, а чтой-то там за шум во дворе? Никак бьют кого-то? Может, то есть войско, какое нам надобно?

- Так поди, погляди, - согласился кузнец, - а то и увидишь чего. Тока знай, берегись!

На улице Татьяна увидела круг из посетителей кабака и посадских зрителей. В середке круга стоял обнаженный по пояс стрелец и, катая мускулы на круглых плечах, сердился. Перед ним, круто подбоченясь, скалил зубы чубатый Мишка-хвастун.

- Так хоть оружью сними! - послышалось из толпы. - А то нечестно!

- На кулачках же!

Выбрав место поудобнее, Татьяна с интересом стала наблюдать. У них в слободке тоже дрались. Потешно, конечно, на гуляниях. Здесь все вроде было всерьез, но не очень.

Паренек из посадских, который сидел с казаком за одним столом, уже протянул руки - берясь подержать казачково добро. Две шашки и четыре пистоля оказались у паренька.

- Да я что на кулаках, что шашкой помахать не против, - Мишка оглядел толпу, - ну что, посмотрите люди добрые, как я эту бабу драть буду.

Стрелец, обходя казака по кругу начал приближаться. Он пригнулся, жилистые кулаки, со сбитыми костяшками держал перед собой, на уровне плеч. Двигался он довольно складно, и было видно, что дерется далеко не первый раз. Также было видно, что долго крутиться он не привык и как только приблизится, нападет.

Посадский паренек, принявший оружие отступил назад, ближе к Татьяне и глянул на нее, словно говоря: Вот с каким человеком знакомство вожу!

Никодим на заднем дворе услышал шум толпы, но не придал ему никакого значения. Спокойно поставил на колодку следующее полено и ухнул колуном с размаха.

В кабаке Никола повозился-повозился, да и засобирался тоже наружу.

- Побудь тут пока, а я за Татьяной пригляжу, - сказал он Петру и вышел.

Петр остался один. Снова огляделся. Людей в кабаке почти не осталось. Разве что охотник-инородец в углу.

- Здравствуй, - поздоровался он и помялся, не зная как начать, теребя в руке шапку, наконец, нашелся, - добрый человек. Ты это... ты же не казак?

Кадысин кивнул, указал ножом на место напротив.

- Я тут это... - помялся Петр и сел, - видел, как ты своим харчем пробавляешься. Я так понял, что ты человек справный, но бедный.

Слободской тут же прикусил язык, понимая, что проявил невежество, а то и просто обидел человека. Но отступать уже было некуда, он продолжал:

- Так я подумал... нам нужна помощь, нам нужно ратных людей позвать, или казаков, или стрельцов. Может, поможете?

Кадысин молча глядел на него, оставил ложку в миске, ждал.

Петр мялся и стеснялся.

- Такое у нас дело: какие-то тати до слободки достали. Грозят в урожай все забрать, а у нас и так подать платить нечем. Будем зимой друг друга есть... - парень вздохнул, - Так что вот послали искать. Ведь воеводские казаки и стрельцы они ведь должны нам помогать, правда? Только никак до них не достучаться. Подьячий вот говорит, из казаков с нами посылать некого...

Кадысин покивал, глядел в лицо прямо, открыто, старался так показать, что внимательно слушает.

- Подьячий сказал, что можно охочих людей приискать. Только у нас нанимать не за что. Но вот ты… ты ведь охочий человек?

Кадысин слегка обозначил улыбку, чтобы собеседник продолжал.

- Но вот мы все, что на татях отдадим тем, кто отважится оборонять нас! Да! - вдохновленно вспомнил Петруша напутствия Фрола, - а еще мы кормить будем! А еще у татей можно будет лошадей забрать!

Этого Кадысину было достаточно.

- Я пойду! - неожиданно громко для самого себя заявил он и протянул парню руку. - Кадысин меня звать. Еще кличут Кереметь.

Петруша аж ошалел от случившегося. Вяло он пошатал руку бессермена. Кадысин же широко улыбнувшись, кивнул в ответ:

- Я из местных. Промышляю уже лет восемь, тем и кормлюсь.

Кадысин умолк, то ли пытался припомнить ещё что-то из своей жизни, то ли ждал, что скажет Петруша.

Петр был в необыкновенном восторге от того, что происходило на его глазах.

- Наши это... на драку пошли смотреть, - выпалил он, растеряно озираясь на вход, он явно не знал, что дальше делать и куды бечь.

Появившись у кабака, Фрол увидел Мишку и усмехнулся, но одергивать казака не стал. Огляделся, приметил Татьяну, притерся рядом:

- Вот же шельма, - сказал он ей, указывая на казака, - только из поруба, а опять в драку ввязался!

- Это ты о казаке что ли? – удивилась Татьяна.

- О нем, - кивнул Фрол, - по слову воеводы из поруба забрал с нами идти.

Татьяна с сомнением поглядела на Мишку:

- Это что ли великий в ратном деле человек? Кабацкий хвастун?

- Вот и сейчас и увидим, чего стоит, - сказал Фрол.

Он придвинулся поближе к Татьяне, вроде как оберегая ее, и не отстраняясь, даже когда появился Никола с Петрушей, тоже вышедшие поглядеть.

- Чего? - Татьяна, осознав близость бойкого приказчика, несмотря на приказ отца не высовываться, не удержалась. - Батя, это еще что такое?

- Молчи, дура! И улыбайся! - потребовал отец.

- Ты, бать, не спятил ли часом? - Татьяна аж отпрыгнула от Фрола и зашипела отцу в лицо, - Кому это улыбаться? Этим пьянчугам да пройдохам что ли?!

- Делай что говорю, дуреха, - сурово потребовал от Татьяны кузнец.

- Строгая… - хитро улыбнувшись девушке, согласился Фрол, – Так чего, дуреха? Кто верх возьмет?

- По моему разумению, парень, - ласково улыбнулась Татьяна Фролу, - кто-то прямо сейчас по шее получит, если за ум не возьмется... Понял ли?

Никола тихонько ткнул негодяйку-дочь под ребра. Силы отец порой рассчитать толком не мог, но и деваху худосочной никак нельзя было назвать

Татьяна, привычная к батюшкиным "нежностям", успела выставить локоть в его сторону. Несмотря на отсутствие "худосочности", локоть был достаточно острый...

- Понял... - с ухмылкой сказал Фрол, и пока решив не гнать коней, больше ничего не предпринимал, просто наблюдая за разворачивающимися событиями.

Мишка все стоял и улыбался.

- Ой, что за грозная баба, кулачки-то подняла?!

Стрелец совсем осерчал и, одним шагом подскочив к казаку, нанес мощный прямой удар, метя в челюсть.

Казак подсел под руку стрельца, пропуская его тушу вперед, и врезал тому в почки.

Стрелец дрогнул, пропустив удар, но запала пока хватало, он тут же резко развернулся и снова нанес суровый удар правой по дуге. Казак сделал полушаг назад, уходя от удара, сильно оттолкнулся и прямая левая нога вылетела куда-то в сторону груди стрельца.

Удар в грудь прошел. Но это стрельца не остановило. Уверовав в собственной неуязвимости, он попер медведем и опять нанес два прямых удара правой и сразу левой.

- Что ты его ласкаешь? А то кричал баба-баба! - послышалось из толпы.

- Точно, а сам с ним едва не обнимаешься!

- По яйцам бей! - крикнул еще кто-то.

Казак только улыбнулся, резко пригнулся, почти вплотную приближаясь к стрельцу, правой рукой схватил его за промежность, левой за правую руку, у самого плеча. Поднял и со всего маха врезал головой в землю.

Оказавшись на земле, стрелец затих. Народ какое-то время ошарашенно молчал, а потом одобрительно загудел и захлопал в ладони.

Стрелец, однако, не успокоился. Он все рвался отыграться. Хотя его приятели и успокаивали. Уже натянули на него рубаху. Схватив саблю, он вырвался, оставляя ножны в руках приятеля, и кинулся к казаку:

- Ах ты, сука! А ну стой, казачья падаль! Давай теперь по-настоящему попробуем!

Люди уже начавшие расходиться, замерли. Убийство не было обычным делом и крайне не приветствовалось. Никола завороженно глядел на происходящее. А вот Татьяна была девка боевая... и наглая. Тем более при батюшке-кузнеце. Она сделала шаг вперед и громко заявила:

- А что, мужики, слабо дело миром порешить? Али обязательно до смертоубийства доводить надобно? Живыми-то вы лучше глядитесь...

Выйдя, они увидели, что тот приятель стрельца, который захватил из кабака бражку, пытался утихомирить буяна:

- Слышь, Ванюш! Брось ты его, голодранца чубатого!

Но стрелец закусил удила. Даже не утерев щеки от пыли, он пошел на казака, продолжая вопить и размахивая саблей:

- Ну вставай, вставай! Давай, паскуда!

Поступок Татьяны его явно не остановил. Никола даже сам не кинулся Татьяне снова что-либо запрещать.

- Вот у нас однажды Сенька Рыжий, - продолжала Татьяна во весь голос (а голос у нее был громкий), - тоже на рожон лез. Ой, и досталось ему, горемычному-у... Четыре дни на полатях лежал, охал, водички просил... Так и помер, водички-то не испимши!

Тут же повернулась к Фролу, спросила его тише:

- А ты что молчишь? Зарубят нашего! Другого-то нет пока!

Фрол выжидал:

- Зарубят, стало быть, вовсе ничего не стоит. Коли с дурной головой не сладит сейчас, потом всех подведет.

- ...А другой, Ванька с Верхнего конца, с Лексеем Косым как-то разодрался... – продолжала свое дурное дело Татьяна, - Ну так и схорони-или обоих... Правда, попозже уже: Ванька спьяну в проруби утонул, а Лексея медведь задрал... Да кто ж спорит-то! Не деревенский, ясно дело! Так что ж ты, парень, драться лезешь? Тому ль тебя учили - у кабака сабелькой махать? Небось, и врагов хватает, настоящих. А ты... Как не совестно?!

- Что ж ты девка его только подзуживаешь? - охнул второй стрелец, - теперь его точно не остановишь!

Стрелец Иван точно, пер буром:

- Мне никто не указ! Я те не деревенский увалень! Ну, казачина, что дрожишь?! Доставай саблю, гнида!

Смуглый мужчина (на вид киргиз) стоял немного в стороне, держа под уздцы своего коня и наблюдая за происходящим. Ему можно было дать около 33-36 лет. Совершенно лысый, с короткой жесткой бородкой. Он был одет в порядком запыленную одежду, какую носят киргизы. На поясе висела изогнутая сабля. К седлу был приторочен короткий лук и колчан стрел. Из седельной сумки торчало что-то, напоминающее музыкальную снасть (по крайней мере, было видно две струны и колки).

Стоял он тут, по видимому, уже около минуты, молча наблюдая и не вмешиваясь.

- Ээээ! Либо вы его уберете, либо уносить придется... мне этого мешка совсем не жалко. Может, и зарублю ненароком... А ты, девка, отойди, не мешай, не твое это дело - в драку лезть, - мишка протянул руку в шашке на спине, немного нагнулся, вторая рука оставалась рядом с кушаком.

- Ой, какие все гро-озные, - протянула Татьяна. - Я будто лезу! Я правду говорю. А вы, мужики, как дети малые себя ведете. Постыдились бы!

Фрол одобрительно кивнул, тихонько сказал Татьяне под ухо:

- Гляди-ка, обычно он бы уже в железо взялся, а держится, предупреждает, видно, взялся-таки за разум. Стало быть, пора…

Приказной вышел вперед, подошел к стрельцу:

- Ты эта, оружием-то не очень бряцай, а то дойдет до головы, от него к воеводе, уже ты в порубе гнить начнешь. Охолони!

Стрелец, однако, не обращая ни на что внимания, подскочил к казаку-обидчику и нанес удар саблей наотмашь.

- Сам захотел! - Мишка двинулся назад и влево, саблей отражая удар, - ну-ка прочь отсюда, я эту бабу научу, как на казаков кидаться.

В левой руке казака мелькнула вторая шашка, которой он хлопнул яростного противника по заду.

Люди снова раздались в стороны любопытствуя поглядеть, чем кончится. Разве что стрельцов-товарищей драчуна хватали за руки, тянули наружу, призывали не вмешиваться.

- А ну кто! Неси пару ведер воды! – приказал Фрол.

- Уха-ха-ха! Размахалась, - Мишка сам все-таки ринулся в бой, оправдывая свое прозвище Без-башки.

Одной саблей удерживая саблю стрельца, он другой ударил сразу по ногам и рукам, плашмя.

Стрелец попятился. Кто-то из доброхотов, очевидно, все-таки сбегал за водой, потому что на обоих вояк вылилось несколько ведер воды. У обиженного стрельца отобрали саблю, и сейчас он сидел в грязи, в которую превратилась пыль, и грязно матерился.

Убедившись, что зрелище вышло, народ потихоньку расходился. Друзья увели стрельца прочь, хотя он все вырывался и грозился порвать казака как Полкан портянку. Давешний киргиз привязал лошадь у входа, вошел внутрь, остановился в углу, заказывать не спешил, присматривался.

Фрол же позвал Мишку в кабак, показал на стол, куда усаживались Никола с Татьяной. Пока Мишка прошел к ним, протолкался к целовальнику, сунул ему несколько денежек:

- Принеси-ка нам, любезный Прокл Федорыч, вина кружку-другую. Да чарок, людей угощать будем.

Как раз когда Фрол с кувшином вина и чарками вернулся за стол, к нему и Николе уже подбежал Петруша, довольный и взбудораженный:

- Тот промышленник! Он готов пойти с нами! Говорит, ему и без шкурок доли в добыче довольно!

Кадысин стоял тут же, спокойно глядел на Фрола. Фрол указал ему место напротив, пододвинул чарку, налил вина. Тот чарку принял, но не осушил залпом, а чуть пригубил.

- Добро, - согласился Фрол, - сказывай, кто таков?

- Кадысин он! – выпалил Петруша, - Кереметем кличут!

Фрол поглядел на него сурово. Так же сурово глянул Никола. Даже Татьяна и та изобразила на лице что-то осуждающее. Один Мишка налил сам себе из кувшина и хохотнул, глядя на их лица.

- Пошто тебе с нами идти, сказывай честью, - настаивал Фрол. – Не всякий согласится малым числом на сорок татар выйти.

Кадысин пожал плечами.

- Даже так с вами безопаснее.

Фрол требовательно глядел в лицо инородцу, ждал ответа. Тот покрутил в руках нож, поежился, и все-таки сказал:

- Подвизался с ватагой Красюка-атамана, да рассорился. Он мне какой-то долг придумал. Разбежались. Теперь он меня ищет.

Никола озадачено глядел на Кадысина, спросил Фрола:

- Это что же означает?

- Значит, что число союзников увеличилось на одного, но число противников – на нескольких.

Татьяна не сдержала смешка. Мишка же покосился на Кадысина и хмыкнул:

- Еще пару людей если найдем, Красюк зассыт к нам соваться. Бери его, пристав!

Фрол подумал, поглядел еще раз на Кадысина, протянул руку:

- Будь по тому, идем с нами!

Кадысин встал, пожал руку, кивнул на свой стол, мол, схожу за вещами. Фрол кивнул, промышленник отошел за миской и оружием. Фрол же повернулся к Мишке:

- Теперь ты. Вот мало тебе палок давали, обратно в поруб хочешь?

Мишка безразлично пожал плечами и выпил разом полчарки вина.

- Воевода велел тебя к присяге привести. А то, сказал, обратно вернуть.

Мишка зевнул, уточнил:

- Тебе набольшим или малым обрядом надо?

Фрол поглядел в глаза, усмехнулся:

- Малого довольно.

Мишка, недолго думая, достал крест из-за пазухи:

- Божусь блюсти твое дело, пристав, спины не казать, ворогу тебя не бросать, татарина бить, своих любить. На том тебе крест целую и вот тебе знамение крестное!

С этими словами он поцеловал крест и перекрестился.

Фрол поморщился. Никола и Петруша ошалело глядели на местные порядки. Татьяна тихонько шепнула отцу:

- Бать! Какие ж они православные, если так с верой христовой обращаются?

Никола поглядел на нее, но на этот раз даже осекать не стал.

Кадысин вернулся к своей каше, Мишка заедал румяной коркой хлеба выпитое вино, слободские тоже нерешительно взялись за ложки, но есть не стали, ковыряли, думали о чем-то.

- Что еще, какие мысли появились, где людей взять? – спросил Фрол.

Первая ответила бойкая Татьяна:

- А может еще таких и назвать, как этот, Касыдим? – она невежливо ткнула в бессермена, - какие нужду терпят.

Никола шикнул на нее, но Кадысин как будто ничего не заметил.

- Звучит разумно, - согласился Фрол, – много таких присмотрели?

- Был один! - вскинулся Петруша, - Тоже оружный приходил, но не вина, а трудов у целовальника спрашивал. Тот его на двор дрова колоть отправил!

- И сейчас там? – уточнил Фрол.

- Пока не возвращался.

Фрол встал, оправил пояс:

- Пойдем, поглядим. Пригляди тут пока, Мишка.

Не дожидаясь никого, подьячий прошел к выходу на задний двор.

Тут он и впрямь увидел Никодима. Тот уж заканчивал свою работу. Однако, увидев Фрола, останавливаться не стал. Только переложил перевязь с саблей и берендейку в другую сторону, когда тот встал и принялся смотреть на его работу. Рубил он ладно, с одного раза раскраивал всякое взятое полено. Без спешки, но и без осечек.

- И что, на порох с тех трудов хватает? – полюбопытствовал Фрол.

Никодим зыркнул на него, расколол следующую чурку, поставил одну из получившихся половинок на колодку и только тогда спросил:

- Не шибко. Да голодать не приходится.

- За еду, значит, работаешь? А что бы тебе тогда не подрядиться на славное, но гибельное дело? Тоже за еду, да за кров, да еще пороху тебе отсыплю. Да равная доля в том, что с побитых татар добудем.

- Гибельное? – Никодим расколол поленце и поставил на колоду вторую половинку. – Сколько их?

- Сорок татар енисейских, - ответил Фрол и испытующе поглядел на Никодима.

- А вас сколько?

- Пока трое.

Никодим расколол очередное поленце, поставил колун обухом на колоду и протянул руку:

Фрол пожал руку:

- Я Фрол, государев пристав, стрелецкого приказа. Пойдем за наш стол.

- Никодим, - представился стрелец, - прежде был стрелецкого приказа. Вот закончу тут, как целовальнику обещал – приду.

Фрол ушел. Никодим расколол еще несколько поленьев и посчитал, что закончил. Подобрал перевязи с оружием, вошел в сени, где встретил целовальника, наполнявшего миску квашеной капустой из бочки.

- Принимай работу, – сказал он.

С миской в руках, целовальник выглянул наружу, полюбовался на груду поленьев.

- Ладно. Миска каши и брага тебе будет. Пойди, поешь. Если хочешь, потом напилишь еще дров, наколешь, будет тебе ночлег и завтра поесть.

- Лады! – кивнул Никодим и прошел в дом.

Тут он сразу прошел к столу слободских и Фрола сотоварищи, поклонился коротко всем, сел. Целовальник поставил перед ним миску, да добавил на стол еще хлеба, кваса, соленьев всяких и пироги с рыбой и почками. Фрол мотнул головой Татьяне, та налила стрельцу чарку вина.

Какой-то миг Никодим размышлял, что оприходовать первым, потом залпом осушил чарку вина и быстро взялся за кашу и пироги.

- Никодим, - представил его Фрол, - стрелецкого корня, охочий человек. Подрядился с нами. Так что теперь нас четверо. Ежели еще посад хотя бы двоих пришлет, уже будет неплохо.

Петр наморщил лоб, посчитал.

- Восемь ворогов на каждого – это неплохо?

- И не такое бывало, - ощерился Мишка.

- Да еще ведь и вы будете, - добавил Фрол.

Дверь в кабак распахнулась, и на пороге появился казак, как есть запорожец - в шароварах штопаных-перештопанных, в такой же свитке, из-под которой виднелась вышиванка. На боку у него висела сабля, за спиной пика на ремне и пищаль. В руках у него было седло. Приглядевшись к нему, можно было сразу отметить, что за оружием этот мужчина следил лучше, чем за своей одеждой. На голове у него была меховая шапка. Верхнюю губу закрывали роскошные (если их привести в порядок) усы. Сразу было видно, что путь этот человек проделал большой, и давно не ухаживал ни за усами, ни за собой. В остальном его лицо было совершенно обыкновенным, русским, лишь за небольшим отличием.

Осмотревшись, запорожец оставил у стены возле двери пику и седло и уверенным шагом направился прямо к Фролу.

- Ти Фрол, який бійців збирає? – начал он.

Фрол кивнул, и прежде чем переспросил, запорожец подбоченился:

- Ось він я, Іван Калина! Мене староста до тебе послав.

- Садись тогда с нами, коли так, - улыбнулся Фрол, вгляделся в Ивана, переспросил, - не тот ли ты Калина, что с месяц назад пришел в посадские люди записываться?

Никола требовательно поглядел на Татьяну, та привстала, налила и Ивану вина, поднесла чарку, пододвинула к нему пирогов.

- Так! – кивнул казак, принял степенно чарку, перекрестился да и ухнул ее разом, - Поки не влаштувався. Нет роботы для козака, тильки для батрака. А козак ніколи не буде батракувати.

- А теперь, значит, посадские тебя решили послать на смертное дело? – рассудил Фрол, - Видать, если голову сложишь, горевать не будут. Что, не показался ты посадским?

Иван ухмыльнулся:

- Ни! Не сподобався. Ось повоюємо, так сподобаюсь!

Он отломил кусок пирога, прожевал, и решил обозначить:

- Фрол, - позвал он, - тільки в мене нема, тай коня теж. Тільки сідельце залишилось. Зате мені втрачати нічого крім голови. Як трофеї з діла? Наші.

- Наши, равную долю даю среди выживших. Слобожане на них не претендуют, - ответил Фрол.

- Добре! – согласился Иван и указал Татьяне на чарку.

- Да! – радостно добавил Петруша, - а еще мы кормить будем! А еще мы, то есть я, то есть мой отец тебе лошадь дадим! У тебя лошади-то ведь ты сказал нет?

Иван прекрасно себе представлял, что за лошадь может предоставить ему слободчик, но лишь степенно кивнул в ответ. Его пока куда больше занимала еда. Хотя он и хорохорился, и старался есть без жадности, но все-таки можно было понять, что в последнее время ему редко приходилось есть досыта.

Татьяна, однако, проявляла уже заметное недовольство тем, что ей пришлось прислуживать, вместо участия в беседе.

- А что, - поддела она Фрола, - Мишку вон ты испытывал, а этих что, не испытаешь?

Фрол улыбнулся ей:

- Было бы охочих до того дела богато, испытал бы. А так – чего пытать тех, кто ни за что на гибель подрядились?

Лишь слегка удалось усовестить Татьяну, она все еще недовольная поерзала на лавке и попыталась бы сказать какую-нибудь колкость в ответ, но тут подошел к столу енисейский киргиз, что был при драке Мишки со стрельцом и после выжидал в кабаке, поглядывая на стол слободских.

Решив, что он увидел достаточно, он встал и уверенным шагом подошел к столу, где сидела ватага:

- Мир вам, добрый люди. Я Кайсар, из посадских людей Енисейска. Староста направил меня к приставу Пролу. Дело бы доброе затеваете. Возьмете с собой жигита? – говорил он с заметным татарским говором, но правильно.

Фрол кивнул, указал на свободное место за столом:

- Верно, меня Фролом кличут, я ватагу собираю. Садись с нами, сделай милость.

- Шестеро на сорок, один к шести с чем-то. Хороший расклад, – заметил Мишка

Киргиз занял свободное место за столом. Татьяна и не собиралась двигаться, но отец подтолкнул ее под локоть, и она все-таки налила и ему вина.

- Один к шести? Мне нравится.

- Іван, - представился Калина, поднимая чарку, - Раз так швидко ватага зібралась, значить бог нам допомагає, а з його допомогою і чорт не страшний. Отже так - сьогодні всі закінчуємо свої справи і завтра після сніданку від'їжджаємо. Чи в когось будуть інші пропозиції?

У Татьяны от военно-оружейных словесных изощрений сводило зубы. Поэтому она тихонечко уселась в уголочке трактира и размечталась о возвращении в родную слободку.

- Стоит еще подождать, может и еще кого судьба нам принесет. Пару дней – достаточно, - настоял Фрол.

- Мне порох нужен, да пули, - напомнил Никодим, - да Ивану лошадь выправить.

- Тай добре було б мати чоловік двадцять, але в нашому стані скільки погодиться - стільки й буде. А затягувати не слід - я ж так розумію, що басурмани можуть наїхати в будь-який час. Тому чим більше ми зможем зібрати людей до завтрашнього ранку - тим краще, - витиевато и согласился с Фролом, и настоял на завтрашнем выезде Калина.

Фрол пожал плечами. Запорожец явно имел не только боевой, но и атаманский опыт и спорить с ним писарь не стремился.

- С утра так с утра. Вот что, Никодим, есть у меня один соболь, сходи-ка ты на гостиный двор к торговому человеку, что огневой снастью торгует, выправи на всех зелья, да свинца на пули.

Приказной вытащил из-за пазухи шкурку, отдал ее Никодиму. Тот поднялся с места и вышел.

Никола поглядел ему в след недоуменно:

- Ты ж его не знаешь вовсе! А вдруг сбежит?

- Значит, такая ему цена, - ответил Фрол, – да и куда бежать? Хоть и велик Енисейск, а все на виду.

Запорожец с самым строгим видом кивнул, покручивая пальцами ус. Голод он утолил и снова напускал на себя важности.

До самого вечера больше никто не появился. Как ни крутили Иван с Фролом население Енисейска, как ни глядели по сторонам Мишка и слободские, больше звать было некого.

- Шість, - подытожил Иван, - Не журися, Фрол, шість вже військо.

Фрол покивал. В этот миг как раз вернулся Никодим. Поставил прямо на стол небольшой бочонок, мешок свинца, моток фитиля, горсть кремней и несколько листков бумаги.

- Вот, сторговал: бочонок зелья, кремни, свинец, фитили и бумагу на пыжи. Торговались долго, но вышло как раз на шкурку.

Фрол кивнул, слободские во все глаза глядели на добро, в которое превратилась их шкурка.

- Сталбыть, больше высиживать неча, - объявил Фрол, – целовальник и без нас знает, что мы людей ищем. Будут люди – к нам направит. Завтра выходим. Слободских я у себя могу приютить, Иван, возьми к себе Мишку, Кайсар – Кадысина. А Никодима расположим в приказной избе, все одно там сейчас нет никого. Там и соберемся поутру. Смекаю, лошадей у нас на девять человек лишь пять – Иван у нас безлошадный и слободские тож. Дак не беда – завтра всякий возьмет к себе на круп по седоку. Пойдешь ко мне на закорки, Татьяна?

Татьяна фыркнула. Остальные были не против. Поднялись из-за стола. Разве что Мишка задержался и опрокинул оставшееся в кувшине вино себе прямо в глотку.

Ранним утром небо уже не было столь чистым. У коновязи близ приказной избы проверял поклажу и сбрую Никодим. Примеривался залезть за спину верховому Мишке Никола. Стоял, со своим седлом Иван. Кайсар и Кадысин также были уже верхом.

- Давай ко мне седло, на круп приторочу, - позвал Кадысин Ивана.

Тот без слов отдал ему ценный предмет.

- Ну что, девица, надумала со мной ехать? – шутливо предложил Фрол, протягивая руку Татьяне.

- Вот еще! – объявила она и подошла к Никодиму, - с ним поеду!

Никодим покосился на нее без тени приязни и удовольствия.

А тем временем на улице города появился еще один всадник азиатской внешности. Ехал он от Спасских ворот мимо приказной избы к кабаку. Одет был в стальные доспехи поверх запашного халата. По цвету кожи вроде как из южных... Приблизившись, он оценил всех своим суровым холодным взглядом и вдруг задержал взгляд на Кайсаре:

- ;й! ;айсар! Се;бісі; баурым ау!...

//Эй, Кайсар! Ты ли это, братец? (с казахского, перевод игрока Ghola)//

Отпустив поводья, он пустил лошадь трусцой и направился в сторону Кайсара с распахнутыми объятиями.

Кадысин рассудил здраво, раз человек идёт обниматься, значит, друг, если друг, значит, может помочь.

Иван напротив, будто невзначай заступил дорогу всаднику.

- Эээ... Хахол. Дай прайду г другыма! Йя иво дааавно ни видил. Пазволь другымды абнят! - Правая рука нового всадника потянулась к рукояти сабли, что висела у него за спиной, а левая вытянуло из-за пояса длинный странный четырёхгранный кинжал.

Никола, заметив что новый пришлец схватился за оружие, проговорил глухо:

- К друзьям с мечом наголо не ходят...

- Опять драка, - вздохнула Татьяна.

- Эй, ты шашку-то оставь, по-добру по-здорову. - Мишка вытянул из-за кушака заряженный пистоль.

Кадысин размотал тетиву с запястья, Никодим положил руку на черен сабли. Фрол взвел курок на пистоли.

- Извините! Я пришел с миром! – объявил всадник и широко улыбнулся, - Меня зовут Амир!

Кайсар, занимаясь сбруей, пропустил появление всадника, лишь услышав, что все остальные напряженно замерли, обернулся, увидел Амира и тут же тронул коня ему навстречу:

- Бауырым! Сені к;ргеннен мы; жыл ;тті! Ресей жерінде не;ып ж;рсі;?

- О Кайсар! ;й-малымнан айрылып, жал;ыз ;алдым... Осылай шарлап ж;рмін...

- Мен де солай ;а;;ып ж;рмін... - вздохнул Кайсар.

- Брат! Тысячу лет тебя не видел! Что ты делаешь на земле русской?

- Лишился я дома своего и скота… Так и скитаюсь…

- И я тоже скитаюсь…

с казахского, перевод игрока Ghola

Не слезая с коней оба обнялись.

Иван хлопнул по бедру Фрола:

- Бач, я казав войско збэрэться. Семь чоловик - уже майже куринь. А щодо нашого поведения - та тилькы таки, - тут Иван запнулся, подбирая слово,- сорвиголовы можуть погодится на твою пропозицию.

Поглядывая на остальных, Амир вполголоса и по-киргизски расспросил друга о том, куда тот собирается. Тот, как видно, в нескольких словах объяснил.

- Сорак боин? – воскликнул Амир из одного уважения к остальным по-русски, - ай, многа! А многа барыш?

Прежде Фрола ответил Иван:

- За частину басурманських трофеїі, які ми здобудемо на війні, згоден стати на наш захист? Домовились?

Амир беспомощно поглядел на Кайсара, тот ему перевел на киргизский. Амир расцвел:

- Аааа! Дело для жигита! Я сагласаная!

- Бауырым! – попытался остановить его Кайсар, - Б;л ;иын, ;ауіпті іс!

- Ай! – отмахнулся Амир, - Мен сені іздеп талай жер ж;рдім! Сен барса;, мен де барам!

- Брат! Это сложное, опасное дело!

- Я столько земель исходил в поисках тебя! Если ты идешь, то и я иду!

(с казахского, перевод игрока Ghola)

Фрол усмехнулся, глядя на это дело. Но выбирать ему было не из чего.

- Тогда в седла. Едем!

Переправившись на другой берег Енисея, Фрол и остальные едва успели вывести из илимки лошадей на скромные мостки и еще даже не сели верхом, как к ним подъехало восемь всадников. Они явно таились рядом, ожидая тех, кто сойдет на берег после переправы. Подошли они так быстро, что не все охотники успели сесть верхом. Иван и Фрол так и вовсе не успели еще сойти с мостков.

По всему виду появившихся всадников, это были вольные казаки, что бродили, пьянствуя и куражась, по Сибири обирая местных под предлогом сбора ясака. По двое казаков встало справа и слева, остальные остановили коней прямо перед охотниками. Лодочник тут же сказал двум своим помощникам оттолкнуться от мостков, илимка отплыла от берега и остановилась в ожидании.

В вожаке казаков Кадысин узнал атамана Красюка.

- А ну-ка, кто у нас тут? - выступил атаман в щегольской шапке с красным верхом. - Должничок! Отлично! Значит так, отдадите этого черемиса и валите куда хотите. Боженька добрый, он вам зачтет доброту!

Увидев перед собою атамана, Кадысин заскрежетал зубами и прорычал:

- Красюк! Шайтаново отродье, - промышленник зло сплюнул и покрепче перехватил поводья.

- Погоди, казак. Все можно решить миром. Что он должен тебе? - спокойно, но уверенно сказал Кайсар

- Узнал, чурка! - радостно оскалился Красюк, - Давай, отойди от коника. Рядиться будем! И скажи своим дружкам, чтобы не ждали. Разговор у нас дооолгий будет! Он мне много чего должен, но мы с ним как-нибудь сами разберемся, ладно?

Казак с явными монголоидными чертами лица, бывший слева от атамана, скатился с лошаденки и уже протянул руку к поводьям коня Касыдина.

- Батя, это ж наш черемис! Ты что молчишь?! – возмутилась Татьяна.

- А чего скажешь? - глухо ответил Никола, и пододвинулся ближе к Татьяне, - они сами чего-то решают.

Однако голос Татьяны зря не пропал еще один чернявый казак с кудрявыми вихрами, выбивающимися из-под шапки, подъехал чуть ли не прямо к девушке, спрыгнул с лошади и радостно улыбнулся:

- Э! Деваха! Кой те ляд с ними ходит! Айда з намы!

И потянулся уже рукой ее облапить. Никола съездил по уху казаку, потянувшемуся к Татьяне и, взяв девушку в охапку, отступил назад. Мишка как будто только того и ждал. Он бросил повод коня выхватил два пистоля из-за кушака и пальнул в двух ближайших казаков. Выстрелом из левого пистоля противника сразу свалило наземь, и он хрипя пополз в сторону, оставляя за собой кровавый след. Правый пистоль не был столь удачлив - пуля попала лошади в шею, вырвав кусок мяса, лошадь встала на дыбы, казак, ловко выскочив из стремян, кувыркнулся наземь.

Кайсар, как только увидел движение Мишки, тоже быстро выхватил лук и выстрелил в казака, который тянулся к Татьяне. Он был достаточно быстр, чтобы его стрела попала этому казаку прямо в шею сразу после удара Николы. Голова противника как раз задралась и наконечник стрелы, попав под челюсть, проник очень глубоко, вполне вероятно достал до мозга. Крови не было, казак умер быстро и тихо. Кайсар тут же достал следующую стрелу.

- Суки! - заверещал Красюк, тоже выхватывая пистоль. - Рубай их, ребятки!

Кайсар натянул лук, выцеливая атамана, стараясь попасть в отрытое место. Мишка даже не глядя, что там получилось, бросил пистоли, достал вторую пару и принялся засыпать порох на пороховую полку.

Амир тоже схватился за лук и выстрелил к Красюка:

- Э! Сасык! Я тибиа щас убиу!

Заметив, что Амир достает лук, Красюк свесился с коня, прикрываясь головой лошади. Стрела попала как раз в плечо левой руки, и, не удержавшись, атаман упал наземь.

Кереметь не зря получил своё прозвище и метнул два своих ножа в голову (вонзил в шею) монгола, что тянулся к его лошади. Оба ножа Кадысина попали в цель, казак с монголоидными чертами лица упал. Касыдин схватился за лук, выхватывая его из седельной сумки

Увидев, что атаман падает, Амир положил на тетиву следующую стрелу:

- Щас усе умрете! Чо уам нада? Габарите быстра!!!

Никодим за спиной Мишки заряжал пищаль. Сноровисто сдернув ее с плеча, он поставил курок на предохранительный взвод, сдернул втулку зарядца, сыпанул пороха на полку, тут же закрыв ее крышку, остальное засыпал в ствол, из-за отворота рукава кинул пыж и затолкал его в ствол, из кошеля на поясе выхватил пулю, опустил в ствол и ударил прикладом по земле, загоняя пулю поглубже. Вскинул ружье к плечу, оттянул курок с кремнем на боевой взвод.

Пока он все это делал, бой продолжался, а Иван и Фрол еле сдерживали на узких мостках коней Фрола и Никодима.

Счастье охотников было, что среди нападающих не было ни одного со снаряженной огнестрельной снастью. Лук был из восьмерых только у одного - того самого что уже убил Кадысин. Остальные же поступили проще - они опустили пики и двинулись на ватагу охотников. Расстояние было всего пять шагов и у них были все основания надеяться на удачу. Мишка тут же поднял пистоли и выстрелил прямо в подходящих, густые клубы заволокли его и лошадей. Тут же выстрелили из луков и Кайсар (чуть отступив назад от дыма) и Амир, целясь в шею. Сразу после выстрела, почти наугад, пальнул Никодим.

Татьяна же, выскочив из рук Николы, сковырнулась под мостки и по пояс в воде метнулась в заросли ивняка,

вопя оттуда:

- И одного живого! Пусть скажет, чего надо было!

Кадысин оглянулся на крик Татьяны, взгляд его не предвещал ничего хорошего и выстрелил в ближайшего казака.

Выстрел Никодима разворотил грудь пешего казака, бросив его наземь. Не повезло и казаку, летевшему на Кайсара. Стрела попала ему в живот, он завалился вперед, упираясь пикой в землю, и она мигом выбила его из седла. Зато повезло нападающему, что летел прямо на Кадысина. Он сумел пригнуться от стрелы Амира, и благодаря мигу, который Кадысин потратил на крик Татьяны, увернулся и от второй стрелы. Она лишь разодрала край его сермяги.

Вслепую кинув вперед пистоли, Мишка выхватил из-за спины сабли, чтобы закончить дело, которое не закончил его пистоль. Красюк же, не теряя времени, вскочил на коня и приказал своим уходить, сам скакал впереди всех. Те двое, что нападали на Амира и Кадысина, (последние остающиеся в живых казаки) резко развернули коней и дали деру. Впрочем, казак, в которого стреляли Амир и Кадысин, чуть замешкался, восстанавливая равновесие в седле и теперь отставал.

Кайсар хладнокровно начал снимать тетиву с лука.

- Пусть бегут. Трусы.

Мишка кинул сабли в ножны, вскочил на ближайшего коня и бросился в погоню. Кадысин тщательно прицелился и пустил стрелу в того казака, что скакал последним. Стрела попала ему под правую лопатку, но он удержался в седле, продолжая скакать в сторону леса. Никодим следом за Мишкой вскочил на коня, ударил его ногами:

- Йа уам пакажу дратса са мной! Ай сасыктар! – пробурчал под нос Амир и с ворчанием стал собирать разбросанные Мишкой пистоли, - уот. Абизательна, как ни драка, чо та патиряю! Стрила адна прапала! Эхх... Ай-яй-яй...

- Орыстар бастаса ;оймайды! ;уып жатыр, ;ара! - Кайсар со смехом указал Амиру на Мишку и Никодима, которые погнались за остатками ватаги.

Эти русские как начнут, так не угомонятся! Смотри как погнали! (с казахского, перевод игрока Ghola)

Амир на минуту отвлекся от поисков, обратил внимание в сторону, указанную Кайсаром, и тоже прыснул со смеху, при виде описанного другом зрелища.

Казаки, ведомые Красюком, умудрились-таки добраться до кромки леса и скрылись за густыми еловыми лапами. Расстояние от них до Никодима и Мишки было достаточно велико, чтобы не только скрыться, но и снарядить пищаль или пистолю. Приближаться было опасно.

- Угу-гу! Собаки! Бабы! Му-ха-ха-ха, - Мишка развернул коня и поскакал к своим.

Видя что отстал, да еще и казак свалил, Никодим сам отклонился по дуге к опушке, чтобы уже лесом доехать до того места леса в которое въехали шиши.

Татьяна выползла из кустов и, не отряхнув сарафана, кинулась к тому из нападавших, что лежал раненый. Ее разбирало любопытство:

- Эй, чего вам надо-то было?!

- Касыдим, собака! - проговорил умирающий казак. - Рухляди Красюку должен был. Так что... гнида, - напоследок зачем-то добавил он.

- Ну и ну... - Татьяна поднялась с колен и пошла к отцу: - Батюшка, - шепотом сообщила она, - а черемис-то наш этих грабителей ограбил, получается!

- Шо вин казав? - спросил Иван у Татьяны, приближаясь к ней.

- Сказал, что Кадысин этим шкурки задолжал. А вы их за это постреляли, значит. Что ж это получается? – ответила Татьяна.

Иван пожал плечами:

- Вийна. Красюк тэж сылою на життя заробляе. Чую зустринемось мы з ным у вашим доми.

- Зустринемось - это что? Что-то нехорошее?

- По-вашому, - ответил Татьяне Иван, - це "встретить", и в даному случаи це не буде хорошо.

Фрол свел коней вниз с мостков, подмигнул Кадысину:

- Вот уж не думал, что твои долги тебя так быстро догонят.

Кадысин пожал плечами, проверяя сбрую и снимая тетиву с лука.

Иван чуть прищурился, поняв, что Фрол знал о Красюке. Но вслух призвал остальных к иному:

- Други! Якщо щэ раз будэ такой случай, що задни не могут действовать, то задни заряджають зброю и передають тым, що спереду.

- Так, где мои пистоли? – спросил подъехавший Мишка, и увидев, что их нет на земле.

Приняв их у Амира, он начал обыскивать трупы.

След поднять Никодиму не удалось. Очевидно, кровотечение у Красюка прекратилось. К тому же продолжать погоню в лесу в одиночку было опасно - преследуемые могли устроить засаду и всего один выстрел мог поставить крест на дальнейшей карьере отставного стрельца. Хороший такой крест. Из кедрового дерева, которого тут было в изобилии.

Никодим вернулся на место побоища.

- Ушли суки! А вы дурни набитые! За вами еще эти воры придут, как за черемисом пришли. А кто знает, тогда вы вдруг будете не в вооруженной до зубов ватаге. Запомните, враг отступает не для того, чтобы шкуру спасти, а для того, чтобы вернуться в большем количестве, в самое неподходящее время.

Стрелец выглядел раздосадованным и злым, в глазах лютовала смерть, руки чесались разрядить пистоли.

- Эээх этих уже угомонили, а другие придут, там же, на сажень под землей окажутся. И вся недолга, – весело ответил Мишка.

Никодим только злобно фыркнул, давя в себе желание рубить и стрелять.

Лошадок от убитых налетчиков прибавилось еще три. Одна убегла к лесу, другая раненная тоже ускакала.

- Надо бы прибрать их, а то не хорошо воронью оставлять, хоть и сволочи были, но все же люди - добавил Фрол, когда все закончилось.

Он подошел к реке и поманил перевозчика к себе.

- Плыви сюда, не боись.

Перевозчик подвел илимку к мосткам и снова пристал. Оглядел побоище. Опрятно выглядел только тот казак, которого Кадысин зарезал. Остальные, особенно получивший пулю в грудь, являли собой исключительно неприглядное зрелище.

Кадысин с тех пор, как Красюк с подручными скрылся в лесу, не проронил ни слова. Принимать участие в похоронах он явно не собирался. Только свои ножи он, разумеется, вытащил и обтёр об одежду монголоида...

Кайсар молча собирал пригодные к делу стрелы.

- Все берем, пригодится! - Сказал Мишка, осмотрев барахло. - Пистоли кому нить нужны? А то я себе бы взял. У вас в слободе-то оружие какое есть?

Никола с Петрушей развели руками. Мол, особо нет оружия.

Фрол, перекинувшись с лодочником несколькими словами, позвал остальных:

- Эй, браты! Дадим пару сабель из добычи, перевозчик покойников отвезет и с попом покумекает. Его теперь забота!

Возражений не было. Перевозчик махнул рукой помощникам, и они принялись деловито грузить трупы в лодку.

Приняв сабли у Мишки, Фрол передал их перевозчику.

- И гляди, сказывай подьячему все как есть было, честь по чести.

Перевозчик покивал:

- Уж скажу. Было бы чего утаивать. Их, оружных было больше вашего, да и они первые полезли. Вот за оружие вы первые схватились, под присягу приведут, кривить душой не буду…

Фрол поджал губу, но ответил:

- Гляди с этого не начинай сразу. Ну да, вернусь, разберемся еще.

Пока слободским отдавали новых лошадей, да подстраивали под них стремена, Амир подошел к Кадысину:

- Так чо ты у ниуо бзял, и ни атдал? Иза тибя нас усех шуть не убили!

Видно было, что Амир злится и ответа на поставленный вопрос попытается добиться любым путем.

- Амир, заспокойся. Если ты смерти бойышся, то чого ж ты з намы пошол? – призвал его Иван. - Кадысым вильна птыця, мае свойы дела. Не чипай його, зараз. Будемо на мисци - захоче сам розкаже. А доки не прийидемо - не трогай.

- Смерти я ни баюс! Я жигит! Батыр к таму ж! Я за уас пережиуал. Асобинна за уот эту уот асем сары кыз, - он исподлобья поглядел на Татьяну, слегка смущаясь.

- Я этому отродью ничего не должен! - холодно ответил Кадысин на вопрос Амира и кивнул в знак признательности Ивану.

- Не будем ссориться, - предложил Кайсар, очистив и вернув в колчан собранные стрелы.

Он сел на своего коня и ожидающе посмотрел на остальных

- Да-а-а?! А что ж они нас убить-то хотели? Неуж обозналися? - поинтересовалась Татьяна у Кадысина, на всякий случай прячась за спиной кузнеца.

- Кадысым! Атует на уапрос: Если бы ты умирал, на последнем уздохе ты бы салгал? Я думаю, что как бы челавек тебя не ненабидил, у ниуо далжны быть уещи пауажней, чем абычнае браньио! Ему, каторый пра тибя на паследнем уздохе такое сказал, я берю! А тебе пачиму та нет, знаиш ли...

- Амир! Койсайшы! Не;ыласы; оны?! Айт;ысы келмесе, себебi бар шы;ар, - примирительно сказал Кайсар своему другу

Амир! Успокойся! Зачем тебе это? Если не хочет говорить, значит причина есть на то! (с казахского, перевод игрока Ghola)

- Все! Давай по пути поговорим! - Мишка вскочил на своего коня. - Что тут стоять?!

- Давайтэ, давайтэ, як Мышко каже. На першый раз забулы, надали прыйдеться наказувать. Сказано, шо вси вопросы колы в село прийыдэм, – тоже призвал Иван.

- Вы сами, - Кадысин кивнул на Мишку, - за меня вступились, я вас об этом не просил. А ты, - промышленник зыркнул на Амира, - если считаешь, что обычный человек может что-то, кроме ножа в горло, задолжать вору и убийце...

Кадысин не стал описывать, что он думает о таком человеке, а лишь ругнулся на своём бессермянском, запрыгнул на лошадь и тронулся в путь.

- Не за тебя я вступился, а за бабу, - пояснил Мишка, - Негоже таким добром разбрасываться. Да и к тому же пока мы ватага, мы одно!

Так как по поводу пистолей никто не высказался, Мишка забрал их себе.

- Карашо. Кайсар, на усяки случай держис рядам. Я этаму Кадысыму ни дабиряю болш.

Амир проехал мимо Кадысина, побрякивая сбруей и доспехами, даже не взглянув на него.

Кайсар покачал головой, но ничего не сказал. Проезжая мимо Кадысина, он поймал его взгляд, как бы извиняясь за друга. Кадысин был спокоен, на извиняющийся взгляд ответил коротким кивком, дескать, обычное дело.

Татьяна, хотя и позвал уже ее отец, на крупе за которым предстояло ехать дальше, все не успокаивалась.

- Что-то ты, казак, совсем обнаглел, - ей надоело, что Мишка "бабами" ругается, а теперь еще и в распутстве ее обвинил, - не баба я, а девка. Один раз скажу. А не уразумеешь - и пистоли не помогут, и сабли!

- А я такой! А ты злая какая! Может, и не нужны мы, сама с ворами и татями разберешься? Му-ха-ха-ха! – Заржал Мишка уже из седла.

Никола сурово поглядел на Татьяну и попытался приструнить, протягивая руку, чтобы она забиралась за ним на круп:

- Ты, Танюха, это дело брось. Будет тебе ерепениться. Этим людям за нас умирать придется, так что хотят звать тебя бабой - пусть зовут. Лишь бы за задницу не хватали. Давай, доча, громоздись со мной ехать. От греха...

Ехали опушкой, между лесом и рекой. Сначала по берегу Енисея, потом свернули вверх по небольшой реке-притоку. Было спокойно, только донимал гнус.

- С*ка, бл*дь! – ругался Никодим, хлеща себя по щекам и рукам, пытаясь спастись от гнуса.

Фрол глянул на Никодима, переглянулся с Иваном, усмехнулся:

- Наших татар мошка что-то не грызет…

Иван улыбнулся. Улыбнулся и Амир:

- Бы, орысы, слишком нежный. Моетесь каждый недель. А нас уот гнус и не ест!

Мишка хохотнул.

- Советуешь? – уточнил Фрол.

- Неженок едят, - спокойно ответил Амир.

- Самоеды вон тоже советуют, - так же спокойно ответил Фрол, - свое платье в оленьей моче вымачивают. Тоже, говорят, от гнуса спасает…

Иван, Мишка и Никодим хохотнули, Кадысин улыбнулся, Кайсар покачал головой. Фрол счел необходимым уточнить:

- Извини, брат!

Амир широко и беззлобно улыбнулся в ответ.

- Орыстар бізді мо;;олдармен шатастырып жатыр. Олар ;мірге келгенде бір рет ;ана жуынады ;ой. Айтайы; па шатастырмасын деп? – спросил он побратима.

- Олар татарларды мо;;олдардан ;ре; ажыратады, аяйы; оларды енді.

- Орысы нас, видно, с монголами путают, это те в жизни только раз моются – когда родятся. Скажем им, что мы другие?

- Пожалей, они пока еле татар от монголов отличить научились.

(с казахского, перевод игрока Ghola)

Дорогой Иван поравнялся с Фролом, поехал рядом:

- Так ти знав про Красюка?

Фрол поглядел на Ивана, покивал.

- Чому не сказав іншим? Чи не наказав приготуватися? Добре, Мишка, погана голова, пістолі зарядженими тримав. Та татаре наші з бессерменом луки натягнутими тримали. Знову пощастило, що з ватаги Красюка ніхто вогняной снасті не виготовив. Якби не це везіння, одного, а то й кількох вже не дорахувалися б. Ти хоч це розумієш? – длинно выговорил Иван.

- Как-то не подумал. Кой-кто знал, Мишка вон слышал про то, - Фрол и сейчас не шибко уделял внимание вопросу. – Чего ты, обошлось же.

- Просто пощастило. А не пощастило б ... Дивись, наперед така помилка дорого обійдеться...

Фрол поглядел на Ивана другими глазами. Только теперь осознал, что все серьезно.

- Пойми верно, я на головстве – дня не прошло. Многого не знаю. Воевода, считай, насильно приставом объявил и на эту посылку назначил. Ратного разумения у меня мало, всю жизнь больше по писарской части.

Иван присвистнул:

- Ничего не попишешь, против воеводы Пашкова не попрешь. Будем воевать, чем есть, - с надеждой предложил Фрол.

- Є краще спосіб. Признач кошового. А то дай хлопцям його вибрати з козачого кола. Буде він начебто під тобою, але у ратній справі буде першим керуючим. Начебто твій помічник.

Фрол покивал задумчиво и согласился:

- А ведь ты дело говоришь! Справно! Вечером на привал встанем – выберем!

Вечером устроились на привал. Никола с Петром сходили за дровами, Татьяна кашеварила. Ратные и охочие люди занимались своим. Никодим чистил после выстрела пищаль, смазывал ствол, прочищал проволочкой запальное отверстие. То же самое делал Мишка со всеми своими пистолями. Амир протирал саблю, Кайсар и Кадысин сняли тетивы с луков, навощили и уложили каждый в особый мешочек. Никодим после достал мерку и принялся заправлять зарядцы порохом.

Прежде, чем Татьяна позвала к каше, Фрол предложил:

- Вот что, браты, есть до вас дело. Надо бы нам помощника мне выбрать. Кошевого, такого, что в ратном деле вас повел бы, опыту которого все бы доверились.

- Кошевого? Ну, Иван и будет, он вроде знающий, – предложил Мишка.

- Чего это? – удивился Никодим, - поди, Фрол во всяких науках знается. И стрельцом был, а сейчас вроде как из ученых людей. – Предложил Никодим.

- Оно, конечно, состоял я при сотнике некоторое время, так что насмотрелся всякого, в острогах бывал, помогал обустраивать... но стоящего ратного дела не имел. Всякий раз по писарской части. Потому мне и нужен знающий кто в подмогу. Но такой, чтобы он сказал – все сделали. В бою время коротко, - сказал Фрол.

Остальные молчали, думали, переглядывались.

- А разве и правда, не Фролу верховодить? - подал голос Никола, - Он всех собрал, а?

Петр же молчал и слушал. Фрол на этот раз только помотал головой:

- Я так и останусь старшим, это не меняется. Но нам нужно ратного голову выбрать.

- Ну, дак вы говорите, против Фрола возражений нет? Как нет, дак на том и порешим, – настаивал Никодим, - а что опыта нет, так прорвешься. Стрельца ни мытьем, ни катаньем не одолеешь!

- Это что ж, он чернильницей воевать будет?! – удивилась Татьяна.

- Бывало не раз, что войны словом останавливали... - проговорил Кайсар

- Сказал же он, что помощник ему нужен. Да и глядите - харя у него не атаманская. - Мишка улыбнулся. - Иван! Кто за Ивана? Хотя я, честно говоря, хреново понимаю, что он там говорит по-своему.

Кадысин всё время сидел молча, наконец, высказался и он.

- Мне ближе гонять татей под головством Ивана. Он казак справный, трезвомыслящий. И человек вроде тоже ничего.

Фрол кивнул, радуясь, что дело пошло:

- А ты, Кайсар?

Кайсар, как и большинство, отдал свой голос за Ивана. Амир лишь присоединился, сказал, что не против.

- Стало быть, Ивана выбрали? – уточнил Фрол, остальные кивнули. – Ну, так тому и быть! Принимай, Иван головство над нашей ватагой по ратной части!

Иван тут же взялся за дело:

- Тоді ось перше слово. Амир та Кайсар, ваша стража перша. Никодым та Мишко - ваша друга. Під кінець ми с Кадысымом. Так, щоб не скучно було дежурыты Амир та Кайсар, прывэдить в порядок пыки трофейны; Никодым та Мишко - пистоли, а мы з Кадысымом займэмося пищалямы.

Иван роздал взятое с бою оружие казаков Красюка. Фрол, коли будемо на месте, проведеш перепис всього оружия та припасив, яки э в нас.

Фрол даже несколько оторопел от прыти нового помощника.

- Да чего там писать, добра добыли не много, так можно запомнить... - сказал Фрол, приводя в порядок свое оружие. - Или ты про всех? Ладненько, поспорошаю, что у кого есть.

Кайсар рассеянно кивнул на слова Ивана. Дежурство, не дежурство? Все равно они с Амиром спать еще долго не будут.

Татьяна кликнула есть. Большой ложкой разложила кашу по мискам.

- Я приметил, ты пистоли все заряженными держишь, - сидя возле Мишки Никодим решился посоветовать ему, - хоть на ночь не заряжай, отсыреют! Потом осечку дадут.

Мишке было все равно, а Амир не упустил случая обсудить чужие обычаи:

- И калай толка ани с этими пистолами и пешалами ходят?? Ани ж тижолые! - сказал Амир Кайсару, кивнув в сторону соратников.

- Я тебе потом объясню, - беззлобно сказал ему Мишка, - ешь, давай!

Когда вся ватага застучала ложками, Татьяна с улыбкой поглядела на них. Вроде такие грозные, а в бытовом деле – сущие дети. Фрол, однако, как нарочно поджидал – поднял взгляд над миской, встретился с ней взглядом и подмигнул. Татьяна фыркнула.

После еды, пока Татьяна чистила пучком травы миски и котел, ратники расседлали и стреножили лошадей. Накрутив на шомпол особую приспособу, закрученный винтом шип, Никодим выкрутил из ствола пистоля пулю, высыпал порох, вычистил его на ночь. Пулю завернул отдельно, отлить попозже заново.

Затем улегся спать, как остальные.

Лишь Амир и Кайсар, оставшись на первую стражу, уселись поудобнее на снятых седлах.

- Расазыбай, как жизн та у тиба? – спросил Амир, когда все затихли.

Кайсар сидел у костра и тихо сам для себя тренькал на домбре. Увидев Амира, Кайсар отложил инструмент и улыбнулся:

- Орыс боп кеттiн бе? - он шутливо толкнул друга в плечо

Ты совсем обрусел что ли? (с казахского, перевод игрока Ghola)

Утром, увидев, что Мишка снова принялся забивать заряд в пистоли, Иван его остановил:

- Буде тобі зілля і кулі губити. У тайзі кого боятися? Або Красюк повернеться? – последний вопрос он задал Фролу и Кадысину.

Промышленник пожал плечами, а Фрол нашел что ответить:

- Теперь этот Красюк нам не опасен. Я слыхал про него, даже если мстить захочет, когда оклемается, не особо у него выйдет. Теперь-то в ватагу мало кто пойдет, разве что сам куда прибьётся. В общем, будем держать ухо востро и думаю, все обойдется.

Иван покивал, повернулся к Мишке:

- Все не заряджай, двох тобі достатньо, - потом возвысил голос, - Всі слухай! Пищали тримаєте не зарядженими. А пістолеві одну кожен може і зарядити.

Мишка пожал плечами, Никодим с недовольным видом опустил голову, пробормотал что-то себе под нос.

Глава 2. Прибытие

В вечеру следующего дня ватага прибыла в слободку. Дома ставили здесь большие, на северный обычай - когда конек крыши смотрел прямо на улицу. Сам дом стоял на высоком подклете, с крытым двором, объединяющим под одной крышей и сам двор, хлев, сараи, сеновал, клети для припаса, погреб, и вход в избу с высокой повети.

Между Верхним концом и самой слободкой проходила болотистая, заросшая камышом низинка. В самом топком месте было перекинуто несколько бревен вроде мостка.

Вся слободка от главной части до Верхнего конца вытянута была по двум ярам вдоль ручья. Через ручей этот под кручей яра тоже было сделано нечто вроде мосточка. Хлипкого, но выполняющего свою задачу. От него тянулась тропка через низменные луга к опушке дальнего леса. На слободском же берегу от домов в сторону тайги простирались огороды и капустники.

Ведомые Николой, Петрушей и Татьяной, охочие люди прошли сквозь слободку до самого дома слободчика, возле которого на "глаголе" было подвешено деревянное било - звонкий сухой брус, однако на всем пути совершенно никого не обнаружили. Окна домов не были закрыты ставнями, не было ни видно, ни слышно ни души. Словно вымерли все.

Кайсар подъехал ближе к ходокам.

- Не от нас ли прячутся? - с усмешкой спросил он

Татьяна кинулась к родному дому с воплем "Маманя-я-я!"

Никола озадаченно озирался по сторонам, почесывая бороду.

- Эй, - крикнул он. - Православные! Мы приехали!

Татьяна начала стучать в дверь своего дома. Потом кинулась к входу во двор...

Кайсар нахмурился, остановил лошадь, принялся на всякий случай готовить оружие. На вопль Николы никто не ответил. Татьяна выскочила со двора, примчалась обратно и решительно приступила к отцу:

- Батя, подсади! Я в окно залезу. И ножик дайте кто-нибудь!

Никодим, подозревая все и всех, зыркал по сторонам.

- Засада! - Заорал он и, спешившись, рванулся к ближайшей хате с саблей наголо.

С разбегу ударил ногой по двери, намереваясь ворваться внутрь. Однако, дверь на пинок Никодима не поддалась. Судя по всему, была заперта изнутри на крепкий засов.

- Эй, славяне! Ну-ка принимай гостей дорогих! – объявил Мишка.

Кадысин ещё на подходе к слободке натянул тетиву на лук. Теперь же он наложил стрелу на тетиву и держал лук наготове.

- Красюк! - злобно прошипел он.

- Спокийно и тихше! – призвал Иван, но тоже приготовил свою пику. - Оружием нэ махайтэ! Фрол, Ныкодим, следкуйте тылы. Амир, Кайсар ваша сторона права, Мишко, Кадысым вы злива. В хаты не врыватысь! Пыльнуйтэ засаду! Пэтрэ, визьмы Тетяну, та до Амира! Миколо, ты зи мною по середине, и спробуй пояснити, що видбуваеться. Слидив насыльства я поки що не вижу.

Кайсар молча кивнул, и занял свое место с луком наготове. Фрол также кивнул, и деловито начал забивать заряд в пищаль, подготавливая ее к выстрелу, не забывая поглядывать по сторонам. Амир спешился, и встал с Кайсаром спиной к спине с заряженным луком.

Кадысин хмыкнул, но лук опускать не стал. Недавняя встреча с Красюком, явно не входила в его намерения, и теперь охотник постоянно был настороже.

Все осматривались, приглядывались, прислушивались. Однако сколько бы охотники не глядели, никаких следов насилия не наблюдалось. Редкие порывы ветра доносили квохтание кур в курятниках и даже свинскую возню...

- Миколо, а як ты думаеш, якщо Красюк або хтось другый хотив бы захопыть в плен твойих односельчан, тут булы б слиди. Чи нэ моглы воны сами заховатысь боясь когось? - обратился Иван к Николе.

Положение с точки зрения Ивана была весьма странная. Выходило так, что люди сами добровольно спрятались. Значит либо тати приехали чуть раньше и устроили засаду, пригрозив людям, хотя было бы больше суеты и были видны следы. Либо тут появился Красюк со своими бойцами, но это маловероятно - его отряд разбит, и он сам ранен. Ему надо собраться с силами и получается, что появления Красюка необходимо было бы ждать, скажем, начиная с сегодняшнего вечера. Значит, есть еще что-то, чего боятся эти слободские. Причем угрозу они видели загодя, ибо прятанье происходило без суеты. Примерно так размышлял Иван.

- Думаю, боятся, - неожиданно зло сказал Никола, - попрятались...

Он подошел к двери своего дома и принялся истово стучать в нее кулаком:

- Марья! Открывай, Марья! Ты что за такое непотребство удумала, мужа не приветить?! Ну, открывай! И сынам скажи!..

Он явно злился.

- Агов, добри люды! - крикнул Иван, - Войводу вы б зустрили по-иншому? Войвода не прыйихав, и не прыйидэ! Мы ваша единственная возможность перезимувати. Мы можемо розвернутыся, та пойихать назад, та кинуть вас на прызволяще. Мы зараз отъедем саженей на сто од вас и чэкаем одын час. Писля цього, якщо ви не выйдете, мы повертаемся до острогу. Выришуйтэ. Хлопцы, видходым на сто саженей вид сэлыща.

После этого Иван подошел к Николе.

- Мыкола, я все розумию. Ты мени здаешся человеком умным, поясны им. Мы не можем защищать вас бэз спивробитныцтва з вашого боку. Мы подождем, алэ не довго. Выйде так, що я хлопцев обманул.

Иван развернулся и направился в сторону, откуда приехал отряд. Он махнул рукой, как бы давая приказ следовать за ним.

Никодим, возвращаясь к своему коню и проходя мимо Фрола, проворчал так, чтобы пристав слышал:

- Не больно ли много запорожец на себя берет?

Фрол неопределенно пожал плечом. Поведение Ивана опережало всякий раз его собственные мысли, и он не мог ничего возразить.

Татьяна все же так оставлять дело не собиралась. Подобралась к старостину сыну и толкнула его в бок:

- Петька, что стоишь? Беги к отцу, может, он тебе откроет?

Петруша со вздохом направился к дому и, обернувшись, и почти со злостью посмотрев вслед удаляющейся ватаге, размеренно постучал в дверь.

- Может, мне хотя бы откроете? - сказал он громко. - Я пока что татем не заделался.

Об этих словах он тут же пожалел, хотя жалеть было не о чем. Дело, за которым его посылали, завершилось очень даже некрасиво, и остальное значения уже не имело.

Когда ватага отъехала с улицы, из-за дверей кузнецова дома и старостина раздались похожие слова:

- Никола, а это ты?

- Петруша, это ты?

Николу вопрос ошеломил. Он даже покраснел от злости.

- Я, - буркнул Петр. - Кто уходил, тот и вернулся

- А мож ты другой, Петруша, а? - вдруг прорезался голос матери. - Мож тебя в канаву положили, а прислали перевертня какого, а?

- Чего болтаешь, глупая? - загудел из-за двери голос слободчика. - Совсем ум растеряла?

Послышался стук отодвигаемого засова, дверь растворилась, и на пороге появился староста.

- Наш! - довольно сообщил он, глядя на сына, - Наш это Петруша!

Он осторожно поглядел на охочих людей и поджал губы.

- Перевертня... - пробормотал Петр с досадой. - Я должен был привести людей, я их привел. А если бы они, увидев такой прием, плюнули бы и уехали?

В то же время Никола обложил через дверь густым матом свою жену, и она тоже открыла дверь. За ее спиной обнаружились двое сыновей с топорами. Мать плакала и сильно сомневалась, что она поступила правильно. Никола собрался было прибить бедолагу, но сыновья повисли у него на руках, мешая свершить возмездие.

- А может, оно и к лучшему было бы? - опасливо поглядев на пришлецов, проговорила старостиха.

- Думала бы что говорила, - укоризненно сказал слободчик и вышел из дома.

Ватага развернула коней, оружие убрали, но слезать никто не спешил.

Слободчик подошел к охотника, раскрыв руки:

- Рад приветствовать вас, дорогие гости. Уж не серчайте, что не встречаем вас хлебом-солью, испужались мы маленько. Ждали воеводу иль казаков, а увидели вас с нашими, ну и подумали - вдруг в аманаты вы наших взяли? А ну как вы те же тати? Вот и попрятался народец.

Слободчик поглядел по сторонам так, словно ждал, что народ уже вылезет из домов, но дома оставались заперты.

Татьяна радостно перекрестилась. Подумала немного - и бочком-бочком двинулась за угол избы: что-то ей подсказывало, что матушка за самовольный побег из дома не похвалит. Однако, заметив малодушное движение дочери, Никола грустно отодвинулся, и мать таки увидела негодницу. Подхватив юбку, она свирепой курицей метнулась вслед за дочерью.

И была драка... За домом. Поэтому охотники так и не увидели женской борьбы в грязи... Впрочем, ее и не было. Излупили Татьяну в кровь, а она и пикнуть не посмела...

- Эх, а людишки-то тут гнилые, - мишкин конь рыл копытом землю, - мы их защищать, а нас даже не встретили. Испугались.

- Испугались, точно, - виновато кивнул Никола, вернувшийся к ватаге. Стыдно, хлопцы, хоть в землю ложись.

Потихоньку из домов вышли люди. Подходили потихоньку. Мужчины с топорами да вилами. Старики с клюками. Старухи, бабы, ребятишки. Все выглядывали и осторожничали. Стеснялись, конечно, и стыдились, а поделать с собой все равно ничего не могли.

- Как же вы избы свои защищать будете? А? - Мишка с негодованием смотрел на слобожан.

Слободские явно не знали, что ответить.

- Гнилые, не гнилые, это мне не ведомо, а воинственные это хорошо. До урожая можно справных бойцов из них подготовить, и наша сотня встанет против их сорока! - Никодим говорил нарочно громко, надеясь воодушевить селян, - Вместе мы одолеем подлецов! Ну, чего стоите как истуканы? Урааа, православные!

Слобожане заулыбались, воодушевления не было, зато добродушия прибавилось. Очевидно, что они были явно не уверены в том, что кому-то могут по шапке навешать, кроме соседской козы. Видно было, что на медведя они не боятся, а против супостата - робеют.

Мишка только ухмыльнулся.

- У нас у степи, если пришол гость, иуо бстречают харашо, и прабажают харашо есть… А мында, с тырудом атыкрыли! - Было видно, что Амир, не то чтобы зол, а больше все-таки разочарован.

Кайсар сохранял хладнокровие, и вообще помалкивал. Было видно, что встреча его не удивила, и он ждал чего-то такого...

- Ладненько, вроде все утряслось, я пройду пока, огляжусь. Да, пока подумайте, кто кого на постой будет брать, - сказал Фрол, собираясь пройтись по улице из конца в конец слободы и все хорошенько осмотреть.

Кадысин облегчённо вздохнул, когда жители начали выбираться из своих жилищ. Возвращаться обратно ему не хотелось.

На постой предложили:

- трое в доме слободчика,

- двое в доме рядом,

- еще двое в доме наискосок напротив старостиного.

- Я остановлюсь в доме, что наискосок от слободчикова. Фрол ты со мной? – объявил Никодим.

- Я не против - ответил Фрол.

- Амир с Кайсаром займуть другий дим, а я, Кадысым та Мишко в доми слободчика. Зараз видпочиваемо трохи, потим до справы, – решил Иван.

- Эх, не доведется мне грамоте научиться! – шутливо сказал Петр. Он до последнего надеялся, что Фрол поселится в доме старосты.

Тем временем Татьяна по стеночке выползла из-за избы, укоризненно посмотрела на предателя-отца и отправилась внутрь. Вслед за ней вышла кузнечиха, рассеянно помахивая сложенным конским поводом.

Никола развел руками. Мол, а что он мог поделать?

Вернувшись с объезда слободы, Фрол соскочил с лошади перед домом слободчика. Тут уже отдыхал на завалинке Иван. К нему тотчас же подбежал из дома напротив паренек лет восьми. Его брат помладше года на два бежал следом, да не успел.

- Дядя, дядя! Меня Кеша звать! – подлетел мальчик к Фролу, схватил за стремя. – Мы вон в той избе живем, где ты остановился, дай коня на двор сведу! Расседлаю!

Фрол улыбнулся, потрепал пареньку вихры ладонью, отдал повод, глянул на меньшого брата, что уже насупился, огорченный, что не успел:

- Бери. Только и вычисти его. И гляди – с братом заботой поделись!

Паренек кивнул и важно повел коня к воротам на двор. Поравнявшись с братом, дал ему конец повода и тот, важно приняв его, пошел следом.

Фрол подошел к Ивану:

- Відпочивають, - ответил Калина, - Скоро до вечері покличуть, тут у слободчиков. Заодно і рада проведемо, вирішимо як оборону тримати будемо. До того слобідська старшина підійде.

Фрол кивнул, присел рядом. Иван подвинулся немного. Сочно зеленела трава на лужайке перед домом, шумел ветер в зарослях под яром, небо казалось высоким и голубым. Детишки бегали меж домами. Мирно, спокойно, чисто.

- А скажи, Иван… - решил спросить Фрол, - как ты, справный казак, решил вдруг в посадские люди записаться? Тебе бы в служилых всегда ряды были бы.

Иван ответил не сразу. Помолчал, глядя на солнце, что клонилось к закату, на траву на лужайке.

- Вірно, спочатку записався до москальскаво воєводі в служиві люди. Поїхав до Сибіру в пошуках стоїть козацької справи. Кров не водиця, і справжній козак боєм міцний. А тут замість чесного бою дурниця якась. Посилки, загрози, платню не платять, перед воєводою кланяйся. Вольності всякий наказовий відібрати норовить. Татарин з півдня набігами смикає, немирні інородці загрожують, а прикази знай один одного ріжуть і козака в ту справу заважають. І все, знаєш, заради наживи. Я до бою звик, а не до писарські забавам. От якось не втримався. Окрутили мене прикази, озирнутися не встиг, мене по якомусь наклепи з службових переписали в посадські люди, та й заслана в Єнісейськ, а козачий сход не став і заступатися. Тому як і їм «не свій» виявився. Ну, в Енисейске теж вірного підходу поки не знайшов, і сам бачиш - покуда не прийшовся до двору.

Фрол слушал его исповедь, не торопясь, время было.

- Глядишь, теперь наладится. Если с такого дела живым вернешься, посадские не забудут.

- Добре б так. Знаєш, я ось уже й не шкодую, що в посадські перейшов. Так от посидиш на призьбі, на сонечко, да травичку глянеш, воно і хочеться - не вбивство лагодити, а життя заради трудитися.

едим все в избе старосты, - улыбнулся Иван.

Выглянула старостиха, позвала к ужину.

- …Так вот и вышло, что я знал о Красюке, да вам запамятовал сказать, – закончил Фрол, - все рассказал, или что еще есть, Кадысин?

Промышленник помотал головой. Охотники сидели за столом, подавали молоко, квас и кулеш. Прислуживала старостиха. Также за столом сидел слободчик и его сыновья. Обнося гостей тарелками, слободчиха поднесла Амиру и Кайсару тот же кулеш с салом, что и остальным. Амир тут же ковырнул ложкой кашу, ткнул Кайсара в бок, с легким поклоном и улыбкой хозяйке отодвинул миску.

- Сало нам нельзя, - сказал за него Кайсар, сам не трогая миску.

- Ой, - всплеснула руками хозяйка, - А я думала только в ужин нельзя. Да как же вы, болезные, без жирка-то?

- Птица есть, рыба, говядина еще? – уточнил Кайсар.

Слободчик насторожился.

- Как говядина? Разве ж можно говядину есть, ее, кормилицу на убой? – удивилась хозяйка и принялась оправдываться. - Вот, пирожочки есть, с почками, да все свиными. А птицу какую забрали татаре проклятые, а какую беречь приходится. Несушек до осени разве ж забьешь?

Она перехватила взгляд слободчика, тот кивнул степенно. Она попыталась сделать страшные глаза, но тот сделал глазаеще страшнее.

- Не обессудьте, тогда, гостеньки, - продолжила слободчиха, - завтра курицу забью, будет вам птица. А пока можешь кулешочку? Раз-то можно?

Амир покачал головой, Кайсар пояснил:

- Нельзя. Аллах не велит.

- Ох ты ж, басурмане, - проговорила с искренней заботой в голосе слободчиха и засуетилась, метнулась в бабий кут принесла творогу, сметаны да сыра, поставила перед Кайсаром и Амиром.

- Если уж начали, давай и остальные расскажут, - предложил Никодим, убедившись, что дело решено.

- Вот и начни, - согласился Фрол.

- Мне так-то нечего говорить. Перевелся из белгородских стрельцов в Тобольск по челобитной. Да пока шел до Тобольска, место мое куда-то подевалось. Так и мыкаюсь до сих пор, от лютой заботы на любую работу готовый. Вот татаре лучше пусть расскажут. Чего они-то тут? И не в служилых, не в юртовских, а вдруг в посадских людях?

Кайсар облизал ложку, положил ее и только после того ответил:

- Мы с Амиром не татаре, а… Уаш народ зовет нас киргиз-кайсаки. Но сала нам нельзя все одно как татарам. Меня из рода изгнали за убийство. Больше идти некуда было, кроме как к Белому царю. Не к жунгарам же подаваться. Подумал, раз убийство меня так далеко от дома увело, буду стараться подальше от военного дела держаться.

- Не получилось! – хохотнул Мишка.

Кайсар покивал.

- А я брат его! – присоединился Амир, - кагыда уыгнали, я далеко был. Бернулся – нет брата. Поехал искать!

- Говорят, на Лене все еще места в служилых людях есть, - сказал Фрол, – сохраним животы, отправимся туда… там, говорят, с золота едят по золоту ходят.

Посмеялись.

- Чи не ганявся б ти за золотом. Шальная нажива з шальною кулею поруч ходить, - со строгим выражением лица ответил Иван, но от той наставительности всем только весело стало.

Посмеялись.

Старостиха убрала пустые миски и слободчик предложил:

- Звать что ли старшину на совет?

Фрол кивнул, Иван поддержал. Слободчик кивнул меньшому сыну, тот мигом убежал.

Теперь за столом сидело семеро охотников и еще с пятеро старших жителей слободки, включая слободчика и Николу. Фрол выложил в середку стола лист бумаги, на котором уже набросал чертеж слободы.

- Вот пока прошелся, учинил чертеж, - сказал он и начал показывать очиненным пером, - Тут вот ручей, вот распадочек, тут вот улица, шесть домов Верхнего конца и основная часть слободки. А это дорожка к пашне, отсюда они в прошлый раз налетели. Общее число татей – сорок, все конные.

Фрол перевел дух, убедился, что его все поняли правильно и перешел к делу:

- Слободка длинная и на верхний конец у нас сил не хватит похоже... С яра все хорошо – туда конники не сунутся, да между слободой и верхним концом распадок – опять удобно. Только с огородов прикрыться и можно всадников не бояться.

- Так, значит! А чем вооружены были? – спросил Мишка.

- Сабли да пики у них, - ответил слободчик, - брони мало, почти нет вовсе. У иных видны были пищали фитильные и пистоли. Верно? – он повернулся к остальным представителям старшины.

- Не больше пяти, - кивнул один из дядек.

- А по племени кто были? – спросил Кайсар.

- Енисейские, - ответил другой дядька, - качинцы или аринцы. Сказали, что их род – ызыр. Что русские их с земли согнали. Только неправда все. Они сами кто к джунгарам, а кто к алтан-ханам ушли, когда их кыштымов, данников по-нашему, енисейский воевода под крыло взял. А еще по одежде да убранству было видно - эти из разных татар, не одного рода никак.

- А если они шальные и вольные, - подал голос один четвертый дядька, - может нам с ними договориться?

Семеро охотников тут замерли, поглядели в упор на слободчика. На такой вопрос слобожанам сами решать.

Ответил Никола:

- С кем договориться? Они думают, мы у них землю отняли, хотя сами своих данников с этой земли увели, к джунгарам ли, а алтын-ханам ли. Еды у них явно нет никакой. Им одна дорога – нас объесть. А что с нами будет – им до того дела нет.

- Точно, - сказал слободчик, - их радость – наша смерть.

- Если верно, что им есть нечего, - теперь уже подал голос Никодим, - То и отогнать их нам не удастся. До последнего биться будут. Потому им выходит все одно смерть – от нашей ли руки или от голода.

Слобожане затихли, как будто только сейчас осознали как все страшно.

- Если так, - снова подал голос Мишка, - точно надо Верхний конец оставлять. И то еще как эту-то часть слободы защитить?

- Засаду устроим! – предложил Никодим. – в середке оставим кого-нибудь для виду, стрелков на крыши, копейщиков в дома. По слову с крыш дадим залп, да из домов выскочат копейщики…

- Попэршэ хрин сотня селян сметет сорок бийцив, - отрезал Иван, - Хиба що крестьяне загнаны в кут. Поки я такого не бачу. Дрогнуть воны.

- Да и крыши вспомни, - добавил Фрол, - двускатные, коньком к улице, не заляжешь на таких. Надо что-то сооружать – помосты, вышки. А это время, не успеем. Какую-то другую городню городить стоит.

- Ловушек накрутить? – предложил Кадысин, - силков, ям с кольями?

- Мистки обрушить? – предложил Иван.

- Они невысоко, - ответил Фрол, - падать некуда.

- Полная ерунда твои ловушки, - ответил Никодим, - первых пара попадется, остальные будут осторожны и предупреждены. Лучше уж те же силы и время на сооружение вышек и помостов потратить.

- А де впэвнэнисть, что воны знову появятся з лису? – возразил Иван, - Мы повынни провесты розвидку по пути басурман. Цэ сделает Кадысым, и мабуть Кайсар, якщо нихто не выйде добровильно йты з Кадысымом. Ловушкы та рогаткы будемо делать. Тут нам допоможуть крестьяне. Мы повынни продуматы як поставиты ци ловушки. Для цього внимательно будемо оглядаты местность навколо, щоб бы знаты кожну кочку. Потрибно обучить крестьян заряджаты оружие. При стрильби будемо строить три ряды: першый стриляе, другый передае зброю, третий заряджае.

- «Мы научим крестьян стрелять из огнестрельного оружия», - передразнил Никодим, - смешно, а где мы его возьмем? У них нет огнестрела, и из луков они стрелять не мастаки, зверя-то промышляют кулемами и силками. А вот что мы успеем их научить, так это держать пику и бежать вперед. Так что ты учти, я за тебя не голосовал, так что полегче с приказами. Если твои решения покажутся мне глупыми, я попросту уйду и дело с концом. Так что стоит принять мое предложение или, хотя б, рассмотреть.

- Голосував ты за мэнэ, або ни, цэ никого нэ волнует – воеводю я, и ты будэш выконуваты. Або я тэбэ убью, як труса! Кинцэвэ ришэння буду прыймать я, оскилькы я кошовый! – повысил голос Иван, - Також я буду выришуваты, кому и колы саблей махать! Кому нэ подобаеться - досвидания, покы мы нэ началы воюваты!

Никодим аж подскочил:

- Вот пороху ваш бочонок, вот пули и пыжи, какие я на шкурку сменял. Отдайте мою часть добычи с Красюка, и я ухожу. Подчиняться беспрекословно казаку я не буду, лучше с голодухи помру!

- Погоди! – призвал его Фрол, - охолони. Сам знаешь, раз нас мало, никому уходить нельзя. Да и много ли тебе будет чести, если уйдешь? В ратном деле, опять же сам знаешь, если слово головы ничего не стоит, то и все войско никуда не годится.

Никодим недовольно насупился:

- Подчиняться надо, тут согласен. Но давайте уж сообща решать! А не то, чтобы этот вон!.. – он дернул головой в сторону Ивана.

Тот надулся, набрал воздуху в грудь, но раньше ответил Фрол:

- Давайте к делу. Слободчиков все одно привлекать. Тут другого пути у нас нет, что скажете, старшина, что у вас есть, сколько людей, к чему привычны, чему обучены?

Слободчик и остальная старшина сошлись лбами, поговорили, посчитали на пальцах, наконец, выдали:

- Народу у нас не так много. Дедов – двое, мужиков, какие могут топор держать в руках – семнадцать, да еще парней семнадцать наберется. Мальчишек – дюжина да двое. Остальные все – бабы, да девки, да младенцы. Луков у нас немного, пять всего. Зато в каждом доме топор найдется, а то и не один. Топор каждому в руки достанется, где топора не хватит, колун подойдет.

Ратные люди покивали.

- Но вот за Верхний конец даже думать оставьте. Там молодые в основном, они горячее всех в бой рвутся и дома у них новые, никак они не согласятся оставить таким трудом и недавно поставленные избы.

Охотники разом зашлись говорить и убеждать, но Фрол определил всех:

- О том после решим. Сперва про оборону. Вот что думаю: коли не успеем тын поставить, поставим рогаток и щитов ростовых вроде тех, из каких гуляй-город делают. Они из жердей рубятся и вяжутся быстро, заставят татарина спешиться. А как они спешатся, другой разговор начнется. Их мы как раз успеем сделать, чтобы закрыть все проходы между домами. Телег выставим, вместе свяжем, низ щитами забьем. Острога не выйдет, но какая-никакая крепость.

Воины покивали.

- Надо пик наделать, - напомнил Никодим, - как, Никола, справишься?

- Железа у меня мало, - ответил Никола, - а за новыми крицами в острог посылать – серебра нет.

- Сделайте сколько можно. Потом это же все у вас останется и можно будет перековать, когда не нужны будут... - вставил свое слово Фрол.

- Ежель весь лом и имеющиеся крицы перековать, - задумался Никола и высчитал, - то десяток, а то и полтора копий можно справить.

- У нас на Родине, мы всегда уаюем с жонгарами, - вступил Амир, - Ани тожи нам житиа ни дают. В адной из битб мы их пабедили хитрастью! Заманили их в узки ущелье, закрыли уход и уыхад, а суерху брасали на них камни. Придлагаю сделать такую жи лавушку. Эхх.. Были бэ пушки! Сабырат браг в куча и пальнути!

- Идэя гарна, - поддержал Иван, - але можна без пушки, а з порохом. Накыдаты в бочку пороху, та всяких залызних лахив, кынуты ее в кучу басурман та пидирвать. Хоча в нас стилькы пороху нэмае.

- Положите так пять-десять человек, - подал голос Никодим, - и то, если к бочке соберете. Только зря зелье потратите!

- Е така думка, - продолжил Иван, - Басурманы казалы, що воны прийдут, колы сбор урожая закинчиться. Так от я б на их мисци держав бы тут килькох людей недалеко, щоб воны одразу повидомылы про конец сбора врожаю и що пора грабуваты. Тому вважаю за необходимое, щоб хтось з нас завжды уважно пыльнував за округою. Якщо моя здогадка вирна - шпыгунив браты живымы. Хоча б одного. Що вийсько думае з цього прыводу?

- Только скажите, - ответил слободчик, - наладим мальцов наших, они поглядят по округе, покараулят. Все одно, то в лесу, то на выпасах. Если найдут, конечно, не скрутят беса, но вас позовут, уж вы управитесь.

- Добрэ, - согласился Иван, - Ось що, збери їх до Кадысыма. А ты, Кадысым, зроби з них постійну сторожеві. Щоб вдень і вночі всі підходи сторожили. Тилькы ты все ж скажы дитвори буты обэрэжною.

- Без этого никак нельзя, - кивнул слободчик и вышел.

Из окошек избы было видно, что мальчишки вместе с парнями и так караулили снаружи. Осталось только объявить им. Часть тут же разбежалась, поглядеть осторожно, нет ли врага и впрямь поблизости. А другие наоборот – начали собираться для науки черемиса.

- Я думаю, палить избы татары зря не будут, ибо, если слободка сгорит, им уже поживиться нечем будет. Но давай, старшина, направь еще баб с ведрами, огонь тушить, если что, - придумал Фрол.

Старшина кивнули. Засобирались.

- А и верно, - сказал Фрол, - давай на том сегодня покончим. Утра вечера мудренее. Да и послушаем, что еще мальцы от лесной сороки принесут. Все согласны?

Семеро были согласны. Совет закончили, хлебнули квасу, разошлись устраиваться на ночь.

После ужина, разошлись по избам. В избе Никодима и Фрола жили два брата - Григорий и Костя, причем старший, Григорий был женат и имел двух мальчиков - Кузю и Кешу, лет 8-ми и 6-ти (те самые, что взяли коня Фрола), и девочку Ленку, еще младше. Костя же вроде как бобылял. Была в избе и люлька с младенцем, которую хозяева забрали с собой на сеновал. Гостям постелили в избе на лавках, только мальчиков оставили на полатях.

Никодим, как только ему показали постель, тут же развернулся:

- Не по сердцу мне эта жертвенность, когда десять разбойников положу, в избе буду спать, а пока долой по кроватям. Устал я, кто будет донимать спорами, буду бить того больно, - вроде бы Никодим шутил, но вид у него был мрачный, и точно сказать было нельзя.

Он ушел на крытый двор, закинул пожитки на сеновал, сам улегся на сено, и скоро уже захрапел.

Хозяева потеснились, но остались на сеновале, сгрудившись в сторонку. Ребенка в дом не понесли.

- Не гоже дитю на сеновале спать, ну-ка давайте в дом, я тут посплю. - Вид у Никодима был достаточно суровый, чтобы предупредить споры и препирания.

Заартачился именно Костя, младший из братьев, заявив, что дитю здесь хорошо и воздух чуть свежее, нечего ему в избе в духоте спать. Люлька с младенцем действительно была уже ловко подвешена на поперечной балке и выглядела, как будто, так и задумано.

Григорий поддержал младшего:

- Слободчик нам сказал в избе вам стелить. А дите тока мешать будет. А ну как заорет?

Жена Григория всем видом выражала согласие с мужем.

Фрол в препираниях участвовать не стал. Глянул, что седло мальцы устроили на конюшне, что лошадь ухожена, кинул седельную сумку в доме у застеленного ларя, на и пошел на улицу. Хотелось ему еще поговорить с Иваном.

В избе Амира и Кайсара жил Роман с женой Аксиньей, сыном Мишкой лет 17-ти, и дочерью Клавкой лет 10-ти. Аксинья, очевидно, была очень уж домовитой хозяйкой. Сундуков с добром хватило бы с остатком на двух женщин. Да и резных раскрашенных прялок в доме было аж три штуки.

Когда Кайсар выбрался перед сном на завалинку посидеть, он заметил что несколько парней, образующих слободскую молодежь как-то очень уж бесцельно слонялись по улице, явно не зная чем заняться. Выглядели они озадаченными и ходили не при деле...

А у Кадысина, Мишки и Ивана все в избе было, как уже описано. Хозяева также перебрались на сеновал, гостям постелили на лавках - для Ивана и Мишки и на сундуке для Кадысина.

Кадысин, недолго думая, заглянул на сеновал и предложил кому-нибудь перебраться в дом, так как ему не по душе ночевать в доме.

- На дворе лето! - нахмурившись, заявил Кадысин и уставился на слободчика, мол, давай, решай, кого в дом отправишь.

- Нет, нет! - возразил слободчик, - Мы вам не можем столько заплатить, сколько оно того стоит. Так что уж что есть, то и ваше. Мы тут хорошо переночуем. Нам тут удобно.

Кадысин уходить не собирался.

- Значит так, - начал он, - если хотите со мной рассчитаться, то постелите мне тут. На сундуках и постелях мне спать непривычно, уж лучше на голой земле!

Закончив свою пламенную речь, Кадысин скрестил руки на груди и скорчил недовольную рожу.

- Да тут места особо на еще одного и нету, - озадаченно оглядел слободчик сеновал. - Ты уж не обессудь. Прими милость, ночуй в доме?

- Так, мы будэмо спаты на синовали - нам вдобнише будэ та й звичнишэ. Мы зараз на войни. И цэ кинцэвэ ришэння! – вступил и Иван.

Слободчик поломался-поломался да и перебрался в дом с семейством. Осмотревшись на сеновале, Иван осознал, что мог еще одного-двух человек из своего воинства сюда перевести.

Как все успокоилось, Иван помялся, вышел во двор. Тут его укараулил Федька, младший брат Петра:

- Дядька Иван! А научи меня быть таким же справным казаком!

- Ты от покы що - лягай спать, - ответил Иван, легонько направляя мальца в дом, - Справный козак, крим бийкы мае отдыхать. На нич, вчытысь нэ можна. Зранку поговорым - нам потрибна будэ твоя помощь.

Сам же он вышел на улицу, устроился снова на завалинке.

Неподалеку, на завалинке у дома Кайсара и Амира все выясняли, какое оружие лучше, Амир и Мишка:

- Лучше лукам! Тихий! Иле семсерам - настаивал Амир. Он извлек из ножен свою блестящую, похожую на тонкую полоску луны саблю, и с гордостью протянул её рукоятью вперед Мишке, - сматри какой остры. Я свою башку, усы и бараду этим семсерам брею.

Мишка взял шамшер за рукоять.

- Знатная вещь... но лучше сначала пистолем по супостату пальнуть.

Амир, засовывая саблю обратно в ножны посетовал:

- Песталет те жаксы! Очен жаксы! Только он шумны ошен... усех птиц распугаиш. А сасык, каторауа ти "супастатам" називаиш, каторы в кустах сидит, будит знат, где ты. Зашем тибе эта? Нада быт тихим как литаюши аргымак, и быстрим, как мая стрила, уыпушеная из этауа лука. У нас лук називают садак. Тиха. Бисшумна. Дажи марал не услышит. Ну да ладна.

- А чтобы меня не услышали, у меня топорик есть. Метнешь и усе, – предлагал Мишка и в свою очередь вытянул из-за кушака маленький боевой топорик.

Прямо на траве у ворот устроился Кайсар с домброй. Подтянул струны и стал тихонько душевно тренькать. Федька не послушался, прискакал за Иваном на завалинку.

- А не обманешь, дядька Иван? А то знаю я вашего брата, взрослого! Подсунете пустячное дело, да подай, да принеси, да сбегай, погляди. А в настоящее-то дело и не возьмешь, небось, да? А я знаешь, какой стоящий? Я зимой вот лося добыл! Один!

- Федир, я бачу що вид тэбэ так просто нэ втикты, - Иван улыбнулся, - Тоди слухай мэнэ. Козак, крим силы и умений, повынэн уметь и головою думаты. Ты нэ помичаеш ничого дывного, на даный случай?

Иван, до того оглядывавший улицу, приметил тех же бездельных слободских парней, подкрутил ус:

- А я дэщо помитыв. И скажы мэни - у вас вси хлопци вечорамы бэз дила ходять?

- Дак а чего? Раньше-то мы ж гуляли... - выпалил Федька, и тут же осекся, явно было, что говорить об этом ему было запрещено, - а теперь вот...

- А шо тэпэр? Що заважае вам гуляты зараз? Чи ты боишся россказувать? Ти хто бояться, козакамы нэ становятся.

- Это не страх! Это верность слову! - гордо заявил Федор и сгоряча добавил. - Да и нам-то, парням гулять не запрещают.

- Вирнисть слову, - Иван задумчиво покивал головой, - тоди росскажи мэни, як вы гулялы ранишэ. Було б цикаво сравнить наши звычаи.

- Так же и гуляли. Ну разве что недели две назад сенокос закончился, а до того еще на покос ходили по вечерней заре, - уже совсем уверенно ответил Федор

- Дывно у вас. На моий нэньке Днепровщине завжди писень вечорамы спивалы, за дивкамы бигалы, танци булы, музыка. А у вас ни писэнь, ни музыкы, ни дивок. Всэ цэ странно. Йды спаты, а мэни трэба подуматы.

Подошел Фрол, сел рядом:

- Спасибо тебе скажу, Иван. Дело ты с помощником предложил.

Иван кивнул.

- Вот опять на совете, - продолжал Фрол, - без тебя я б опять про то забыл и про это. А с твоим словом и сам чего-то вспоминаю и предлагаю. Вот же ж, что значит ратная опытность… тебе бы воеводить, Иван…

Иван же глядел на парней и Кайсара. Тот настроил домбру и зазвал парней:

- Ей, жигиты! Что ходите без дела? Подойдите, поговорите со стариком!

Вся ватага из четырех парней подошла к Кайсару. Встали рядом. Мялись и стеснялись. Не знали чего говорить. Кайсар принялся тренькать несложный перебор, а тем временем спросил:

- Рассказывайте, жигиты. Чего вы ходите, как неприкаянные? Я в ваши годы времени не терял - был грозой девушек всех соседних аулов! Пока вы молоды, нужно веселиться!

- А ведь нету!... - сообщил один из парней и тут же, получив тычок под ребра от другого, прикусил язык.

- А нечего делать, - подхватил другой, попытавшись прикрыть ошибку ретивого товарища, - вот и ходим. Еще походим, и спать пойдем.

- А вы правда думаете всемером басурманов одолеть? - вступил третий.

- Да, и одолеем! - уверенно кивнул первому Кайсар, и погрозил пальцем второму, - А ты не перебивай! Пусть джигит договорит, не дело это, перебивать, - и он обратил свой взор снова на первого, - Говори сынок, раз начал. Чего у вас нету?

- А дела настоящего нету, - сообразил первый.

- Вот, говорят, вы крепость строить будете, мы и пригодимся, - сообщил четвертый.

- А куда же оно делось, дело то? Ведь не всегда так было? - не отставал Кайсар.

- Мало ли чего там не всегда было... - пожал плечами первый.

Остальные его горячо поддержали. Второй уже то ли уважая, то ли опасался перебить Кайсара.

Кайсар покачал головой:

- Чего-то вы не договариваете, джигиты. Не хорошо это. Когда старший спрашивает, молодые должны отвечать прямо и без недомолвок. Тем боле мы здесь, чтобы защитить вас.

- Да нечего тут отвечать, - сказал четвертый, - ну гуляем. Ну, бездельничаем. А чего вечером не бездельничать? Тем более что на покос уже и не надь.

Кайсар еще раз покачал головой, явно недовольный ответом, но спорить не стал.

- А не покажете ли вы мне, жигиты, мастерство свое в стрельбе? Порадуйте старика. И сами развлечетесь.

Пострелять джигиты согласились запросто. Побежали по домам за луками.

Фрол, глядя на это сказал Ивану:

- Так, вот смотрю, народ без дела болтается, думаю, завтра с утреца сразу их на изготовление рогаток и туров запрячь, а? Так же я думаю, надо взять парней посмышленей и похрабрей, и можно потренировать пищали и пистоли заряжать. Ведь ежели мне два ружжа дать, да приставить заряжающего, я ведь в два раза быстрей стрелять буду… Будет, как ты все говорил: двое заряжают, третий стреляет…

Иван снова покивал, но сказал только:

- Недобре це… Спытаю до слободчикова.

Встал, пошел на двор, а оттуда в дом. Отыскал на дворе за хозяйским делом слободчика.

- А скажы мэни, чому в вас вечорамы так грустно? Ни писень, ни танцив, ни игор хлопцив з дивчатамы? Скилькы всього бачыв, а такэ пэршый раз. От глянь у викно - одни бабы в литах та мали дивкы. Тэпэр я розумию, чого хлопцям так нудно було ввэчэри - у вас в сэли ни единой молодыци нэмае! У нас на Днипровщини дажэ писля важкои роботы хлопци завжды з дивчатамы видпочывалы. А тут жоднои!

- Да как-то так получилось... - потупил взор слободчик.

- Як так? - Иван был крайне неприятно удивлен, - Слухай, мы тут зарады вашой жизни, а вы нам ничого россказать нэ хочэтэ? Вы вси понимаете, що пэрэмога залэжить нэ тилькы вид нашого умения, але й вид вашой помощи и доверия. Якщо цього нэ будэ, хлопци можуть розвернутысь и питы додому, нэ бажаючы помырать зря.

- А что тут рассказывать? - влезла слободчиха, - увели басурмане девочек наших! Налетели и увели! Разом всех!

Сообщила она это дело и всплакнула. Иван тупо уставился на слободчиху, потом перевел взгляд на слободчика, потом снова на слободчиху.

- Зрозумило. Значыть увэлы, - Иван кивнул и снова повернулся к старосте, - Нэ розумию я, хто з вас мэнэ дурыть. Ты ж мэни казав, що басурманы никого нэ вбылы…

- Дура! - объявил слободчик жене и позвал Ивана выйти с ним из избы. Мол, есть чего обсудить. Затем сразу вышел.

Вышли снова на улицу. Тут, видно, разговоры были все о том же. Мишка с Амиром уже не про оружие говорили:

- Да запрятали они девок молодых, от нас видно! – предположил Мишка, не таясь.

- Эээ... Плоха без деушка.. У орысап очин красибы деушка, - Видно было, что Амир уже не в состоянии ни о чем думать, когда речь заходит о женщинах…

Слободчик как раз кивнул на Мишку с Амиром и горячо зашептал Ивану:

- Ну, схоронили мы девок! Схоронили! А как не схоронить? Мало ли как кровь в голову твоим ударит? Про стрельцов да казаков всякое болтают. Да и сам гляди – дня не прошло, а твои уже только о девках и говорят.

Иван нахмурился:

- А якщо бусурмани твоїх дівок знайдуть? Не годиться це. Як ні боїтеся, а треба повертати. Тут ми їх можемо захистити. А там як?

- Вернем, обязательно вернем. Я-то уже вижу, что у вас порядок, - пообещал слободчик. – Дай только пару дней, чтобы и бабы это увидели. А за пару дней татаре не явятся.

Отпустив слободчика, Иван подошел к Амиру:

- Так дивок нэ чипать. Мы тут нэ для того. В кабаках будэтэ цэ робыть инакшэ прыйдэться пролываты кров, а мэни цэ нэ довподобы, як и другим.

Как раз вернулись парни с луками. Все еще стояли долгие летние сумерки, и ратники вместе с парнями отправились за околицу пострелять. Луки были охотничьи, хотя и попроще кайсарова, но чуть поухватистее, хотя они на такую дальность как у воина бить не могли.

Стреляли парни тоже на поверку довольно сносно. Один приволок из-под стрехи ласточку, привязали ее к ленте, и давай стрелять. Ленту срезали со второй попытки.

Кайсар остался доволен. Сдержанно похвалив парней (чтобы не зазнавались), он отпустил их по своим делам.

Татьяна не показывалась из избы кузнеца. После матушкиных побоев ей нездоровилось.

После полуночи мальцы из избы перебрались к Никодиму на сеновал. Чутко спящий, ратник сначала всполошился, схватился за саблю. Но те тут же подали голос:

- Не бей, дядька Никодим! Это мы, Кузя да Кеша! Мы к вам спать пришли! А то, что в избе одни будем?

- А ну в избу! – строго ответил Никодим, - а то впрямь отлуплю!

Пареньки повозились и затихли, как будто ушли. Но под утро Никодим все равно обнаружил обоих у себя под боком. Разглядев через щели в досках, что солнце уже поднялось, Никодим и сам встал. Начал утро пробежкой вокруг слободки и потом долго упражнялся на дворе с кувшинами воды на вытянутой руке. Перемещая кувшины в разные стороны, он добивался твердости в руках. Кузя и Кеша во все глаза дивились на него. Даже подобрали каждый по камню потяжелее и пытались тихонько повторять за стрельцом.

Так же рано утром Кадысин собрал мальцов, поделил их на четыре стражи, расспросил об окрестностях слободки и дал несколько советов, как прятаться, на что глядеть. Мальчишки и науку слушали и поглядывали на других ратных людей, что уже выбирались на улицу. Наконец, промышленник отпустил первую стражу, а остальные мигом заскучали. Разве что несколько пареньков, собравшись стайкой, принялись караулить ратников, которые одновременно будили в них любопытство и опаску.

Сам же Кадысин прошел мимо Ивана и сообщил, что пока вокруг слободки пройдет. Приглядится, как тут что с подходами-отходами. Как раз вышел Кайсар, который к нему присоединился.

Фрол, едва выбравшись из избы, сразу развил бурную деятельность, собрав всех, кто не был занят на работах, умел держать в руках топор и вязать узлы веревками, он начал объяснять и показывать, как делать рогатки и щиты, да снарядил отряд в лес на заготовку жердей, являющихся главным строительным подспорьем в этом деле.

Отправив отряд к лесу, он позвал оставшихся не у дел парней.

- Так, ну кто у вас самый смелый и не боится зелья понюхать? – бросил он клич среди них.

Парни сначала замялись, потом вперед вышли первые два.

- Ну давай, смелее! – подбодрил Фрол, - Научу, как пистоли и пищали, заряжать.

Тут уж куда больше охотников нашлось.

Никодим присоединился к мужикам, каких отрядили на заготовку жердей для рогаток. Было там трое парней и двое дедов. Деды, впрочем, работали, и веселей, и сноровистей молодых. Сам стрелец остервенело рубил и таскал.

Фрол несколько раз, добиваясь скорости, заставлял парней заряжать ружья. Разряжать их приходилось, накрутив на шомпол особой винт, и винт этот всякий раз портил пулю. Когда порченых пуль собралось довольно, пристав достал пулелейку и начал обучать следующей науке: как свинец в тигельке плавить, разливать его в обоймочку, скусывать облой, а потом окатывать пули меж доньев двух сковородок, пока та не станет достаточно мелкой, чтобы влезть в ствол. Приставив к делу одних, принялся показывать, как меркой отмерять порох, начинять зарядцы берендейки и скручивать из бумаги патроны для пистолей с порохом и пулей.

При этом он больше объяснял, чем делал сам. Криворуких нещадно гнал прочь, толковых хвалил. Подзадоривал парней и мальчишек тем, что даст пальнуть из пищали. Потом.

Иван, отпустив Кадысина, позвал к себе Федьку и попросил его сходить вместе в низинку между Верхним концом и самой слободкой, чтобы осмотреться там. Уходя, он подошел к Фролу.

- Фрол, я в нызыну. Прыглянэш тут, добрэ?

- Хорошо – ответил Фрол Ивану. – Я займусь пищалями из добычи, ладно?

Федька же радостно свалил с работ по двору, к которым был с утра приставлен и ломанулся за Иваном.

Низинка между слободскими "концами" была чуть глубже, чем та, что пришлось преодолеть ратным людям при въезде в слободку и гораздо более топкой. Выше мостков и вовсе было настоящее болотце, заросшее осокой и камышом. Без трясины, но довольно вязкое и неприятное. Ниже мостков вяло текла открытая вода. Иван прошел вдоль овражка под яр, к берегу ручья. Посмотрел в обоих направлениях.

- Федир, а скажы мени, що там дальше по обыдва кинци ручья?

- Кругом лес, - ответил Федька. А берег такой и есть – все так же то поднимается, то опускается. А что?

- Всі думку гадаю, може помилковий міст зробити? Татаре по йому понесуться, а він і розвалиться. Чи не переб'є їх, так затримає, - ответил Иван.

Иван еще раз поглядел, прикинул, что к чему, и пошел обратно.

Амир поначалу присоединился к тем, кто рубил жерди, но после, взяв несколько готовых жердей, отправился к Николе. Там он обтесал конец одной из них, и принялся обжигать в горне и обтачивать этот конец, испытывая, годится ли такой кол для боя, когда на все жерди наконечника не хватит.

Никола же старательно работал, перековывая собранный железный лом в прутки, которые должны послужить заготовками для пик.

Около полудня, Кадысин и Кайсар прошли уже вдоль всей тропы от пашни до слободки и шли обратно, как вдруг Кадысин остановил Кайсара. Подошел к краю тропы, принялся вглядываться в переворошенную хвою:

- До слободки ведь еще версты с три?

- Должно быть так, - ответил Кайсар, - Туда мы часа за два дошли, сейчас обратно идем с час. Стало быть – версты три осталось.

- Куда ж тогда ведет эта тропа? – спросил Кадысин, показывая перед собой.

Кайсар подошел, но никакой тропы не заметил.

- Тут есть тропа? – спросил он.

Кадысин отвечать не стал. Вместо этого двинулся вперед по следу, который видел. Пройдя еще с час по кедрачу, они вдруг наткнулись на выводок слободских девочек, которые несли домой лукошки полные ягод. Наткнулись разведчики на них уже когда не найдя следов бандитов обходили всю слободскую округу. Девочки были маленькие, забавные и совсем не боялись леса, хотя опасались ратников. Обоим ратникам они заявили, что еще походят по лесу, что надо им. Ратники пожали плечами и прямо лесом пошли обратно к слободке. Отойдя уже порядком, Кадысин спросил:

- А ведь не было тех девочек в слободке, а?

Кайсар кивнул.

- Стало быть, где-то в лесу прячутся. А то и девки постарше там.

Черемис лукаво глянул на Кайсара, не загорится ли сердце джигита? Но Кайсар оставался равнодушен. Пожал плечами на ходу, не более.

Отлежавшись после маменькиной науки, Татьяна выползла на свет божий и потопала искать отца. Ей хотелось принять участие в общей деятельности. На улице ей попался мрачный Никодим, возвращающийся из леса, к обеду, и волокущий обильную связку жердей.

- О, бегаешь уже! – отметил он. - Кузнец говорил, хворь какая то с тобой приключилась? Я так смекаю, что девок слободских от нас попрятали? А тебя чего ж оставили то?

- А я невкусная, - невпопад заметила Татьяна, по дуге обходя Никодима. - Не знаю насчет девок, самой интересно. Пойду, спрошу, что ли...

- Ну спроси, спроси.

Татьяна же пошла искать батюшку. Заскочила к слободчику, там Никола как раз со старшиной сговаривался о дополнительном железном ломе для наконечниках, какой все обещали, да не снесли к нему в кузню. Сунув нос в избу и углядев кузнеца, Татьяна откашлялась и нагло поинтересовалась:

- Батя, выйди, а? Разговор есть.

- Не обессудь, Никола, что есть, то есть, не полтора, так хоть десяток пикейных наконечников справь, - как раз попросил слободчик.

Никола махнул рукой, оглянулся на дочь и вышел. Презрев думы, терзающие отца, Татьяна вцепилась в его рукав:

- Батя, а где девки-то наши? Мы с Настькой по грибы собирались, Ленка опять же узор на вышивку показать обещала... Куда делись-то?

- За грибами-ягодами - иди! - согласился Никола, заканчивая разговор и опасливо глянув в сторону охотников, остававшихся в слободке. - Только лучше подожди… а лучше - за ручей ходи.

Мишка в общие работы не торопился. Воеводское дело было не по нему, а свою сбрую он и сам знал, как обиходить. Выспался, умылся, сходил на ручей, искупался. После чистил и правил свое оружие. Лишь к полудню окончил все заботы, явился в избу, принялся перекладывать вещи. Явилась, смущаясь, слободчиха:

- Ужинать впору. Пожалте!

Никодим как раз тоже заскочил в избу, вытереться да сменить рубаху после упражнений. Из избы тянуло топленой печью и варевом. Он поглядел в открытую дверь, что там готовится. Тут же столкнулся с супругой Григория:

- А вас, охотников, к слободчику зовут! Обедать!

Никодим хмыкнул, залезая в свежую рубаху:

- А у вас-то что? Не в коня корм?

Супруга Григория потупилась. Никодим прошел в избу, оглядываясь, увидел горшок на печи, полез в сапог за ложкой:

- Дай-ко, хозяюшка, вашей каши отведаю? Не то лучше слободчиковой?

Попробовал и еле удержал лицо.

- Что ж, хозяюшка, ни шкварок, ни сала?

Хозяйка потупилась:

- Что было – татаре угнали…

- Эк неладно, - крякнул Никодим, вытер ложку пальцами, сунул ее за голенище сапога и вышел.

В доме слободчика снова был накрыт стол. Кулеш с салом, пироги с мясом и почками, квас, молоко, сыр. Только на этот раз семеро охотников были одни, слободчика с сыновьями видно не было. Прислуживали слободчиха и Федор. Похлебка на этот раз была на вареной курице, жирный желтый взвар слободчиха разливала по мискам. Кулеш перед Амиром и Кайсаром поставила особый:

- Вот вам особой, курочки покрошила, заправила вместо сала, кушайте, наздоровье!

Все словно и не заметили перемен, а Никодим потянул из миски ложку в рот, подул, тронул губами и отставил. Взял кусок пирога, разломил, всмотрелся и уронил в тарелку:

- А знаете, что слобожане едят? Постный овес с просом! Ни сала, ни шкварок. У нас тут пироги с почками, сметана да сыр! Несушку и то ради нас забили! У них вода и просо, какое скотине на корм идет, сами хлеба не видят. Ладно ли?

Иван поднял глаза, оглядел стол, как будто видел его впервые. Посмотрел на Фрола. Фрол тут же спросил слободчиху:

- А где хозяин-то? Петруша с Федькой?

Слободчиха всплеснула руками. Фрол переглянулся с Иваном и приказал:

- Старшину сзывай!

Мишка тут же отставил в сторону миску (Никодим и ране не ел), Кадысин и Кайсар положил в миску ложку после Мишки. Амир отправил ложку в рот и удивился:

- А чо такой? Мы батыр, нам пошёт, уажений! Усе прауильный! Были бы ани батыр, ани бы с мясом плов ели!

Никодим молча ухмыльнулся. Мишка ощерился. Кайсар пояснил другу:

- Орыстарды; салты бас;а.

У русских другие обычаи (с казахского, перевод игрока Ghola)

Явился слободчик. Встретили его суровыми взглядами, отодвинутыми мисками:

- Вот что, - сказал Фрол, - сальца ты мальцам подбавь. А мы и без шкварок обойдемся.

Слободчик потупил взгляд.

Закончив обед, Кадысин на конюшне снаряжал лошадь и седельные сумки. Рядом стоял Иван:

- Уйду дней на пять-семь.

Иван взял в руку очередной мешочек, который промышленник клал в седельную сумку:

- Сала хоч візьми.

- Сало пускай слободским останется, - ответил Кадысин. – Я в тайге не пропаду. Дело к концу лета. Грибы… а то оленя промыслю…

Иван кивнул:

- Діло! З Богом, Кадысым!

- И тебе не хворать, казак! – ответил Кадысин, прыгая в седло.

После обеда Амир снова был на завалинке и продолжал чистить доспех. Снял шлем с бармицей и драил его почем зря. Рядом терлись два мальца. Поглядывали, не решались подойти.

- Дядька Амир! – позвал, наконец, один из них, - а можно твой панцирь потрогать?

Амир улыбается, выкатывает грудь. Детишки подходят. Тот, что просил, протягивает руку, трогает первый. Остальные трогают за ним.

- Оооо! – говорит третий, - прямо как Алеша Попович!

- Да не! – говорит второй, - как Добрыня Никитич!

- Не! – говорит первый, - Никитич здоровый был, а он вон невысокой, как Попович!

Никодим после обеда врыл во дворе бревно. Наметил ножом глаза и рот, вроде человека и принялся вертеться вокруг него, колотить его двумя прутами, вроде рубил человека саблей.

Все это время оставался мрачным, угрюмым, ни с кем не разговаривал.

Неподалеку от Никодима обретались оба хозяйских мальца. Смотрели во все глаза. Только руки дергались, словно движения стрельца повторяли.

Ненароком старший подвернулся поближе к Никодиму, и чуть было не угодил тому под движение локтя. Тут же стрелец замахнулся как будто для оплеухи, но не довел движение до конца:

- А ну! Вон отсюда! – свирепо потребовал Никодим.

- А что, дядька Никодим ты такой недобрый? – несколько обиженно спросил старший сын Григория.

- Добрые да сердобольные первые в землю ложатся, - свирепо блеснув глазами, ответил Никодим.

В слободку, запыхавшись, вбежал Кузька, сын Григория у которого стояли на постое Никодим и Фрол. Он сунулся в слободчикову избу, и не найдя там слободчика и Калины, ушедших осматривать Верхний конец, поглядел туда-сюда, дал круг по окрестным домам и найдя упражняющегося голого по пояс Никодима, просиял и радостно кинулся к нему:

- Дядька Никодим! Дядька Никодим! Я нашел! Нашел татей я! Там, в лесу стоят! Трое, под деревом! И глядят! За слободой глядят. Лошади у них! Только вы меня возьмите, а то без меня не найдете!

Глаза у мальца огнем горели, прямо светились счастьем.

Увидев мальчика, подошел Фрол, работавший с мужиками на окраине слободки над сооружением рогаток и установке телег со щитами. Кайсар с Амиром, неподалеку упражнявшиеся с другими слободскими мужиками в работе с кольями, подошли поближе:

- Где ты их видел? – спросил Кайсар.

- Там! - махнул малец в сторону леса за огородами, по эту сторону ручья. Там лес стелился ровно, а потом начинал карабкаться на покатые сопки.

Кайсар посмотрел в сторону указанную мальчиком и нахмурился:

- Они не заметили тебя?

- Неа! - гордо ответил малец и глянул в сторону Никодима, явно ожидая одобрения. - Я смотрю - идут. И схоронился. А потом потихоньку-потихоньку и за ними. Они идут, громко говорят, я их и не видел, подходить боялся, на слух шел. А потом они пришли, я вижу у них там третий и лошади. Вот! И я как лошадей увидал - сразу к вам, потому как вдруг уйдут?!

- Гы, не уйдут! - Мишка запихивал за кушак свой топорик.

Малец, находясь в средоточии внимания, был в неописуемом восторге. Выловив другого мальца, из тех, что терлись у Амира, Кайсар отправил его за Иваном:

- Беги на Верхний конец, там Иван с вашим слободчиком осматриваются. Зови его сюда скорее. Быстро сможешь?

Малец горячо кивнул:

- Я живу тама! Сейчас прибегу!

Скоро торопливо, иной раз сбиваясь на бег трусцой, подошел Иван. К тому времени уже все, кроме ушедшего в дальнюю разведку Кадысина собрались перед мальчиком, заметившим татей.

- Молодець! Провэдеш хлопцив до ных, тилькы сторожко, - распоряжался Иван, - Кайсар бэры земляка та Мышка и прывэдить их живымы. Алэ нихто з ных нэ повынэн втэкты. Вси инши - ничого нэ сталося, робымо кожэн свою справу.

- Не дело это, трое на трое, я поеду! Как будут бежать, да нужно будет их с далека убить, тут без пищали никак, – объявил Никодим.

- Никодым, ты залышышся, – отрезал Иван, - Хтось повынэн буты в сэли. Побачылы одного басурмана, и вси на нього. Мало що - нэподалик можуть буты инши. Бэрэжэного бог бэрэжэ. Крим того, якщо трое нэ справляться з трьома, то як мы тоди управымся з сорока?

Никодим только плюнул, позаботившись, чтобы это не миновало внимания Ивана.

- Эй, Фрол! – позвал он, - я тут сабли из дерева справил, поупражняемся что ли?

Пока часть ратников уехали ловить татарских соглядатаев, Иван отправил обучавшихся пике мужчин в лес, а пришедших оттуда парней продолжил обучать, как заряжать пищаль. Первым среди них был Федька. Федька учился с огромным удовольствием и постоянно задавал вопросы, заходящие гораздо дальше заряжания оружия. Выпытывал, как стрелять, как наводить...

Показав Федьке премудрости зарядки и стрельбы, объяснив как держаться рядом со стрелком, чтобы не попасть под пули, Иван через какое-то время прервал обучение и сказал:

- Фэдир, можэш зибраты пять-семь хлопцив? В мэнэ будэ для вас завдання, на выпадок якщо басурманы выришать пидпалыты сэло.

Федор огорченно удивился:

- А как же? А целиться, а рубиться?

Зато Петр, его брат, явно торжествовал: видно им, взрослым парням, доставалось участвовать в настоящем "деле". Иван грозно сдвинул брови. Такое впечатление, что он сейчас вспылит, но он успокоился и заговорил, уже с железными нотками в голосе:

- Фэдир, а ты гадаеш, що порубаты ворогив головнэ?! А покы ты будеш рубаты ворога, твоя домивка згорыть, и взымку ты помрэш вид холода. И выйдэ так, що ты програв цю вийну. Самэ тому ти, хто находяться позаду вийська, выконують можлыво бильш ответсвенно задание.

- Дак а что? - возмутился Федя, - Вон Петру и его дружкам можно и заряжать, и даже мож из лука стрелять можно, а мне только с ведрами бегать? Это и бабы могут!

Слободчиха, краем уха услышав пламенную речь сына, бочком-бочком направилась к поленнице за воспитательным поленом.

- Що ж ты за козак, якщо бабу на вийну посылаеш?! - Иван грустно покачал головой, - нэ будэ з тэбэ козака, нэ хочэш ты слухать. Козацтво, хлопчэ, цэ нэ тилькы махання шаблэю та стрильба. Козацтво - цэ насампэрэд дружба та довира, забота про близькых.

Федька застыдился.

Хмуро поглядывая на казака, Никодим неистово рубился на деревянных саблях с Фролом, прыгал, вертелся, уворачивался. Первым умотался Фрол. Остановился, чтобы отдышаться:

Никодим остановился:

- Непривычно?

- Да уж, задал ты мне науки…

Пока Фрол переводил дух на скамейке у поленницы, Никодим подошел к колодцу, окатил себя водой до пояса. После взял саблю, подошел, сел рядом принялся править клинок, придирчиво выискивая и исправляя малейшие огрехи.

- Что-то ты больно мрачен, друже, - спросил Фрол.

- Не по сердцу мне этот Иван…

- А что такое? – удивился Фрол, - вроде справный и дело говорит.

- Да вот на мое разумение как раз наоборот, - покачал головой Никодим, - как ты его стал слушаться, все идет как нельзя хуже. Может, мы и победим, но головы сложим.

- А что ж, по-твоему, делается не так?

- Я того уже довольно говорил, - ответил Никодим. – повторять не буду. Разве что снимешь с головства Калину…

Не желая продолжать разговор, стрелец отложил саблю, снова взял деревянный снаряд, встал и вернулся к бревну продолжив упражняться как бешенный.

Малец вел Мишку, Амира и Кайсара по лесу часа три. Тут лес начал подниматься вверх, появились скальные выходы. Наконец, мальчик остановился.

- Вон, - показал он через кусты, - там они были.

Дальше, вверх по склону, под двумя сросшимися елями были привязаны две лошади. Третья стояла у чахлого кедра. Татей видно не было.

Кайсар сделал мальчику знак скрыться и принялся натягивать тетиву на лук.

- Аркан бар ма ? - обратился он к Амиру.

Есть аркан? (с казахского, перевод игрока Ghola)

Малец тут же бесшумно удалился и спрятался в кустах. Хотя и постарался выбрать такое место, чтобы можно было наблюдать за боем. Амир молча кивнул Кайсару, и снял с пояса аркан, которым опоясывался поверх ремня:

- Ты мина защаишай, а я тиха подкрадус и аднауо из них паймайу!

- Так, двоих режем, а одного живым берем, - шепотом сказал Мишка и достал из-за кушака топорик, - или как?

Пригнувшись, Мишка медленно двинулся к лошадям. Кайсар, стоявший ближе всех к склону, услышал, что кто-то приближается, негромко переговариваясь. Он тут же повернулся на звук, накладывая стрелу на тетиву, и тут же увидел татей. Первый мелькнул внизу по склону меж стволами, и тут же за ним ратник увидел еще двоих, идущих следом. Заметив Кайсара, первый тать резко выдохнул и выхватил саблю, пытаясь одновременно скрыться за стволом. Кайсар тут же выпустил стрелу, но промахнулся.

Первый тать благополучно укрылся за стволом кедра, второй кинулся в противоположную сторону, обходя слева и вверх по склону, также шурша саблей о ножны, третий скрылся за камнями, чуть ниже по склону первого.

- Миша! Перехватывай! – крикнул Кайсар.

Амир раскрутил аркан и кинул петлю в сторону того, который побежал за склон, но тот был слишком быстр, чтобы покинуть длину досягаемости аркана. Петля зацепилась за ветви кустов.

Кайсар быстро выхватил еще одну стрелу и прицелился в того, который мелькал между деревьями. Теперь он не спешил, выжидал, когда он покажется меж стволами. Он рассчитал точно и пустил стрелу как раз перед тем, как татарин метнется к следующему стволу. Она вошла разбойнику чуть ниже подмышки, пробила легкое и сердце. Он умер сразу, даже не вскрикнув.

Зато первый тать, воспользовавшись тем, что все отвлеклись на его товарища, сумел выскочить из-за своего дерева и скрылся за деревьями и кустами справа. Сейчас он держал в руке обнаженную саблю, но за спиной был виден лук. Третьего видно не было.

Заметив свой промах, Амир вниз по склону туда, где скрылся первый. Пока он бежал, тать успел сменить саблю на лук. Свистнула стрела, впившись Амиру в икроножную мышцу, пробив и штаны и сапог. Амир упал и скатился под куст, который теперь скрывали его от обоих татей. Мишка, приготовившись к бою и закрывшись стволом от татя с луком выглядывал, где и как появится тот, что скрылся вверх по склону. Кайсар наугад пустил стрелу туда, откуда стреляли и бросился в кусты, где лежал Амир - посмотреть, что случилось с братом. Судя по короткому шелесту стрелы о листву, выстрел ушел "в молоко".

Склонившись над Амиром, Кайсар увидел, что хотя он и не может продолжать бой, но жизни его ничего не угрожало. А вот сам Кайсар теперь был в опасности: нагнувшись над побратимом, он мог быть виден противнику. Чтобы не маячить перед стрелами, Кайсар лег на землю и позвал:

- Миша! Ну, где ты там?!

Мишка не отвечал держа оба пистоля наготове, он ожидал, что третий тать будет пробираться к лошадям, и караулил его, готовый броситься вперед.

Вокруг было вроде бы тихо. Кайсар залег рядом с раненым Амиром. Двоих выживших бандитов видно не было. Вот только их лошади то и дело всхрапывали и прядали ушами, чуя хозяев.

Кайсар осторожно пополз в сторону Мишки. И тут же со свистом из кустов вылетела новая стрела, но, столкнувшись с какой-то веткой, ушла в сторону, отскочив от ствола дерева около головы Кайсара. Теперь ратник мог приблизительно определить, откуда стреляли. Было очевидно, что противник так и не поменял точку. Недолго раздумывая, Кайсар прикинул, где мог быть противник, если он готовился к новому выстрелу, и выстрелил сам. Стрела ушла в кусты, раздался глухой тупой удар и сдавленное мычание. Враг был ранен.

Мишка убрал один пистоль, взял вместо него в руку топорик и с пистолем во второй руке осторожно двинулся к лошадям. Пройдя пару шагов, он обнаружил вверх по склону и чуть правее от того места, где были привязаны лошади, каменистый выход, пригодный для укрытия татарина. Еще правее зеленели заросли кустов. Татя видно не было, то ли убежал, то ли выжидал, когда Мишка подставится под выстрел.

Кайсар осторожно направился к кустам, где был раненный тать. Едва двинувшись с места, Кайсар услышал, мягкий шорох - видно тать решил либо перебраться подальше, либо чуть сменить положение, чтобы на этот раз в Кайсара не промахнуться. Это был неопределенный единичный шорох. Но приблизительно засечь направление можно. Кайсар остановился и наложил стрелу на тетиву, выжидая, когда тать шевельнётся еще раз. Противник, видимо, тоже выжидал... В лесу было тихо, шумели деревья, качая ветвями, и гудел гнус.

Потихоньку мошка все больше хамела, по-хозяйски присаживаясь на неподвижное лицо Кайсара и с удовольствием вгрызаясь в шкуру...

Мишка опустился на землю и начал по дуге слева обходить камни. Чуть поднявшись вверх по склону, он обнаружил, что обогнуть место потенциальной засидки противника не удается - оставалось шагов пять хорошо просматриваемой местности. Или же пришлось бы предпринимать более протяженный обход.

Когда Мишка прокрался достаточно далеко вверх по склону, из-за кустов напротив Кайсара раздался быстрый, но осторожный, звук движения. С того же места, что и раньше - враг так и не поменял положения. Похоже было, что спина Мишки показалась этому противнику, и он собирался выстрелить. Времени у Кайсара почти не оставалось. Он быстро натянул тетиву с уже наложенной стрелой и выстрелил туда, откуда шел звук.

Послышался глухой чвак вонзающегося в тело наконечника и короткий предсмертный хрип. В наступившей тишине этот хрип разнесся достаточно громко, чтобы последний уцелевший татарин его услышал. Он не выдержал и, выскочив из-за камней, побежал в сторону от Мишки вправо и вниз по склону. Целиком он виден не был, только плечи и голова... Жалобно заржали лошади.

Кайсар поднялся на ноги, вытаскивая еще одну стрелу. В стороне что-то мелькнуло, но очень неясно. Надо догонять. Уйдет. Кайсар побежал в ту сторону, держа лук наготове. Мишка тоже рванул вперед, забирая выше по склону, отрезая татарину возможность скрыться вверху.

Тать бежал, оглядываясь и спотыкаясь. Видно было, что он сильно напуган. Да и бегал Кайсар лучше татарина. Через полсотни шагов он сократил расстояние настолько, что можно было стрелять. Кайсар остановился и выстрелил, стараясь ранить его, но не убить.

Стрела попала татарину чуть пониже задницы в левую ногу. Он, почти не останавливаясь, обломал древко и продолжил бежать. Но бежал все медленнее и еще через две сотни шагов остановился, повернулся к подбегавшим Мишке и Кайсару, снял пояс с саблей и, положив его перед собой, встал на колени перед ратниками.

- Милуй, орюс! - выдохнул он.

Кайсар смерил татя взглядом

- Твоя жизнь зависит от твоего языка. Идем, - он пинком погнал пленника перед собой, туда, где ждал Амир.

- Хочишь язик резать, а? - испугался тать и, остановившись, косо поглядел на Кайсара.

Очередной пинок заставил его тронуться с места и продолжить путь.

- Злой орюс! - выплюнул татарин.

- В моем народе говорят: можно отрезать голову, но не язык, - сказал Кайсар и снова пинком погнал пленника.

Пока Кайсар вел татарина, Мишка трусцой добежал до лошадей. Тут была обустроена долгая засидка. На дереве наверху, куда вели зарубки на стволе, обнаружилась ветка, прикрученная поперек двух других, чтобы можно было с относительным удобством разместиться. Вскарабкавшись на самый верх, Мишка обнаружил, что из этого гнезда плохо, но просматривается слободка. Были видны люди в огородах-капустниках и на улице. Можно было понять, что тати смогли разглядеть, что в слободку пришла немногочисленная, но подмога.

Когда Кайсар с пленником вернулись на место стоянки татей, Мишка как раз слез с дерева. Первые два татарина к тому времени уже испустили дух.

- О кто тут у нас? Говорить будем, или тебе пальцы рубить? - Мишка хищно посмотрел на татя.

- Погоди, казак, – ответил Кайсар, - надо его в слободу отвезти, и там уже видно будет - рубить ему пальцы или не рубить.

Мальчишка-проводник, как только третьего привели и схомутали, тут же вывернулся откуда-то из кустов и радостно приготовился показывать обратную дорогу. Татарин всем видом выражал готовность к сотрудничеству. Не теряя времени, на ужасном русском сообщил, что он толмач, и в отряд был взят именно в этом качестве. Позже, уже в слободке, селяне подтвердили – по-русски в ватаге воров говорил именно этот трусоватый тать, хотя и князец по-русски худо-бедно может говорить. Этот толмач был послан в дозор на тот случай, если дозорным понадобится брать языка. Ну а теперь, когда он увидел, что разведчиков накрыли, решил спасать шкуру. Поэтому сначала залег, а потом дал деру.

Когда ратники вернулись к слободке с телами убитых татей, перекинутыми через седла, да сидящим верхом Амиром и привели пленника на лужайку у дома слободчика, мужики и бабы не выдержали, бросили работы и собрались поглядеть. Однако вперед пропустили ратников.

- Фрол, запытай у нього скылькы их людэй, де их лагерь, чем озброени, скилькы лошадок. А то вин мою мову нэ зрозумие, – попросил Иван.

Увидев раненного Амира, Никодим покачал головой:

- Пошли бы вчетвером, цел бы остался, когда теперь оклемается?

- Слушай ты, где у вас стан? – напустился на пленника Мишка. - И не жуй тут... Давай. А то у меня так руки и чешутся, тебе хлебло набить.

- Ты тож злой орюс! - гадко осклабившись, заявил толмач на вопрос Мишки, - шатер далек, где - не знать. Тут чужой совсем, ничего не знать! Камень такой. Больше не знать!

Разбойник показал руками "камень". Выходило больше похоже на здоровую скалу с неровным гребнем.

- Я еще не злой. Не знать где? Далек? - Мишка со всей силы врезал толмачу в нос. - Повторить вопрос? Камень?

Мишка был раздосадован, что во время поимки соглядатаев ему не удалось подраться.

- Аааа! - заорал толмач и принялся кататься в пыли, - аааа! Я нэ знать! Далек-далек! Едын дэн лошадь эхать! Ночь и дэн ехать, будит шатер! Зовут камэнь я нэ знать, глаз видэть, зовут - нэ знать!

Он очень старательно голосил и размазывал кровь по лицу. Зрелище выходило мерзейшее.

Пока остальные слобожане пошли глядеть на "языка", Татьяна напротив метнулась на двор. Матушкины побои ничему не научили ее, но лишь раззудили ощущение несправедливости, и теперь деятельная природа девицы требовала искупления. Найдя, наконец, здоровенную деревянную лопату, чуть ли не в свой рост, Татьяна перехватила ее погрознее и решительным шагом отправилась к месту допроса.

- А дайте-ка мне этого супостата ненадолго! - грозно заявила она, приблизившись.

Слобожане ошалело посторонились, так что теперь Татьяна стояла прямо над пленником. Мишка был с другой стороны.

Тем временем Фрол как раз расспрашивал пленника о количестве воинов и лошадей, увещевал его:

- Давай, говори, и я позабочусь, чтобы с тобой ничего плохого не случилось, – обратился Фрол к пленнику.

Кайсар, увидев боевитую Татьяну, не выдержал и прыснул со смеху:

- Орыс катындары жынды екен! - сквозь смех проговорил он, как бы сам себе.

Татьяна же хорошенько размахнулась и махнула лопатой, целясь хлопнуть пленника плоской частью по спине. Фрол попытался защитить пленника от лопаты, но не успел – лишь чуть-чуть дернулся. Это судорожное движение испугало пленника, он тоже вздрогнул, попытался вскочить и поднять руку, закрыться от лопаты. Но эта его рука сделала только хуже. Плоская часть лопаты краем столкнулась с рукой толмача, Татьяна не смогла, ни помешать древку повернуться вокруг оси, ни остановить движения. Лопата провернулась и ударила татя по голове ребром, попав точно в висок. Тот ничком ткнулся в пыль и затих.

Слободские потрясенно замолчали. Смех Кайсара резко оборвался.

- Япырай! - он бросился к пленнику пытаясь понять, дышит он или нет. Потом, встал, зло сплюнул на землю.

- Ты довольна? - он холодно обратился к Татьяне.

Татьяна стояла, как будто ее окатили водой. На нее снова и снова волнами накатывалось осознание, что она убила человека.

- О-очень, - сообщила Татьяна и, бросив лопату, нетвердым шагом двинулась к овину.

- Эй, Танюха! - нерешительно и негромко позвал отец.

Татьяна не расслышала. Шаг ее стал тверже, поскольку цель она уже наметила.

- Ты бы получше за дочерью следил, отец, - бросил Кайсар кузнецу.

Внутри него клокотало негодование. Эти русские совсем распускают своих дочерей. Видано ли?! Девушки должны сидеть дома, готовить чай и ждать, когда мужчины примут решение.

Ратники шли в бой, его друга ранили. А теперь из-за одной порывистой бабы все летело к шайтану.

- Едрыть! - Мишка сплюнул под ноги.

- А чего? - озадаченно прогудел кузнец, - ей лучче сейчас одной побыть

Кайсар смерил кузнеца прожигающим насквозь взглядом.

- Где ты раньше был? Кто пустил ее сюда?

Иван, до того молча наблюдавший картину допроса, подошел к трупу, глянул на него внимательно, потом посмотрел в сторону уходящей Татьяны. Вдруг его лицо резко помрачнело, и он бросился в овин, вслед за Татьяной. Почуяв неладное, вслед за Иваном пошел и Фрол.

Тем временем Татьяна, отправилась на конюшню, нашла вожжи покрепче, метнулась в овин, приладила их к балке.

- Грех-то, грех-то какой! – все шептала она. По лицу ее текли слезы.

Когда Иван вбежал в овин, Татьяна как раз крутила петлю на конце вожжей. Войдя в овин Фрол на мгновение замер, а вот Иван кинулся прямо к девке, разом заключая ее в объятья. Она забилась, попыталась вырваться.

- Буде, буде тоби! – бормотал Иван.

- Пусти! Пусти! – требовала Татьяна, - Как жить теперь? Такой грех! Пусти! Удержишь, все одно счеты с жизнью сведу!

- У девка-дура, чего надумала, – крикнул Фрол, тут же выхватив саблю и махом отсекая ремень от балки.

Тут же появилась словно бешенная, словно дикая кошка, мать Татьяны и велела парням унести девушку в избу, отлеживаться.

Кадысин вернулся из разъезда, чтобы увидеть, что слободские занимались телами. Старшина запретили хоронить "нехристей" на освященном погосте, так что их закопали неподалеку, но за оградой. Расспросив Мишку, что случилось, он вместе с Мишкой и двумя слободскими промышленниками поехал оглядеть место боя.

Снова собрались на совет в избе слободчика. Все охочие люди и старшина, да та пара охотников, что ходили с Кадысином. Начал Кадысин:

- По следам судя, четыре было лошади. Та четвертая незадолго до раскрытия засады ушла. Судя по всему, был и четвертый татарин, и он отправился с докладом к воровскому атаману.

- Ну все, тогда они придут подготовленные, - проворчал Никодим.

Тошка Ходок, молодой охотник из избы в Верхнем Конце, призадумавшись, заявил:

- Может такое быть, что я знаю, где находится скала с рваным гребнем. Есть одна такая, как раз в полутора днях пути от слободки.

- Он хорошо места знает, - пояснил слободчик, - пожалуй, дальше остальных охотников забирался в тайгу. Три заимки в дальних лесах срубил.

- А кругом поглядеть, - басовито вмешался второй охотник, - таких камней в лесу в той стороне полным-полно.

- Там, Семен, особое место, - настаивал Тошка. – у того камня в утесе щель есть, за которой можно стан устроить. Опять же ключ недалеко. Так что место подходящее.

- А что... ночью налетим, пятерку завалим и мотать, - предложил Мишка.

- Нужно, нужно нападать на их стан! – горячо призвал Никодим.

- Я про тоже, – согласился Мишка, - Налетим ночью и отступим. Трех успокоили, получается их теперь сорок без трех примерно. Уже меньше! А пятерых-семерых за налет положим, еще меньше станет.

- Так и сэлыщэ бэз захысту? Я згодэн - трэба проихать и потрипаты их, алэ пара чоловик з нас залышиться тут. В дорогу взяты пару мысливцив, воны добрэ допоможуть. Хто хочэ ихать?

- Ну, побьем несколько татей, - засомневался Фрол, - так они соберутся в погоню. Следопыты наверняка и у них есть, догонят и перебьют... А уйти сложно будет, лошади у них не хуже чем у нас.

- В налет! У страха очи вэлыки, - рассудил Иван, - Я думаю трэба будэ запалыты их стан. Вночи нападаемо, и як ниж скризь масло пролитаемо скризь стоянку вбываючи все на ходу. Прычому, наши мыслывци спробують пидпалыты их попрохови запасы и в цэй час мы вдарымо нашою зброею. Якщо зробымо одночасно - их отряд можна розполовыныты.

Слободские мужики озадаченно принялись чесать репы. В конце концов, решился сам слободчик:

- Может, того? Сами поедете, без наших? Воры-то раньше срока все одно вряд ли явятся, а?

- Навряд чи? Сумниваюсь. Якщо нас бачив четвертый, то бильш за все басурманы приедуть навчиты вас розуму та покараты. Я б так нэ рызыкував.

- Судя по следу, - вмешался Тошка. - Он третьего уже уехал. День туда, день обратно. Хотели бы напасть - были бы тут уже.

Кадысин кивнул:

- Тошка верно сказал, на мой глаз тоже третьего дня получается. Как раз, как мы тут появились.

- Тут мы защищаться будем, и слободские помогут. А в тайге у нас силы нету при соотношении один к десяти... - продолжил разговор Фрол.

Кайсар был согласен с Мишкой:

- Казак дело говорит. Надо напасть ночью, потрепать их, пошуметь и отступить. Они ничего не успеют понять.

- Звисно, захыщатыся простише. И потрипаты их необхидно. И якщо вин поихав третього дня, то ришення однэ – налэтеть и швыдко повэртатыся. Покы мы будэмо там, старосто, твои хлопци пидготують рогаткы. Мы прыидэмо, и розставымо. Давайтэ швыдэнько збыраемось, – настоял Иван.

Амир, рану которого уже промыли и обработали, даже слегка завидовал товарищам. Едва улыбнувшись, он сообщил, что поскольку ранен, он, как раз и останется в слободке. Приглядит за сооружением городьбы и вообще.

Фрол поворчал, покачал головой, но спорить и упираться не стал.

- Раз уж в кои то веки Никодим согласен с Иваном, быть по сему. Едем!

Следующим утром охочие люди отправились в путь. Верхом и в сопровождении Тошки и Семена. Татьяна все еще смурная после приключившегося вышла к воротам если не провожать их вместе с остальными, то хотя бы просто поглядеть. Когда ратные люди уехали, она взяла на дворе корзинку и отправилась в лес по ягоды. Отец поглядел ей в след без одобрения, но сопротивляться не стал.

Пошла Татьяна на ту сторону речки, там ягоды было больше. Да и места Татьяна знала знатные. Черники было - хоть прямо тут ложку бери, да черпай. Наполнив корзинку, Татьяна пошла, куда глаза глядели. Домой не хотелось.

Случайно ли или оно было неизбежно тут среди ягодных и грибных мест, она наткнулась на стоянку слободских девиц. Томились они в глухом лесу. Грибы да ягоды собирали. Сушили-вялили. Жили в шалашах, стирались в ручье. И томились-тосковали. Когда Татьяна показалась на виду, они воспряли и возрадовались. Воодушевленные, бросились к девице, и давай заглядывать в глаза, спрашивать, не кончилась ли их ссылка, можно ли им назад возвращаться? И другого ответа кроме положительного, они не ждали, и слышать не хотели.

Татьяна прикинула, чем грозит ей "положительный" ответ. Перед ее внутренним взором сразу предстала здоровенная поленница у дома и матушка с огнем в очах, и очередным поленом из той самой поленницы!

Татьяна поманила в сторону парочку лучших подруг, Аниську и Наталью, и показала им следы от матушкиной порки:

- Видите? - многозначительно поинтересовалась она.

- Ну? - взволнованно спросили они, распахнув глаза. Они даже боялись предположить, как Татьяне досталось такое украшение.

Остальные девицы и молодицы нетерпеливо ждали в стороне с горящими глазами. Татьяна сделала глаза покруглее:

- Это из-за тех мерзавцев, которые на нашу слободку напали! - страшным шепотом сообщила она.

- Они что, приходили еще раз? - ахнули подружки и, услышав этот возглас, остальные девушки не смогли больше оставаться в отдалении и подошли поближе.

Все они тревожились, кто за парней, кто за мужей своих.

- Да нет, - Татьяна досадливо отмахнулась, - эти ратные, которых наняли-то, за ними гоняются. Только вот не к добру все это! Куда как не к добру! Того и гляди снова набегут - и пойдет!.. Я вот уж сама подумываю... - она окинула деловым взглядом временный стан, - сюда подумываю перебраться.

- Ой! - слитно пронеслось над станом девушек.

Явно было, что они не прочь и парней сюда перевести. От греха дальше.

- А что же, - спросил одна, - как это «кого-то наняли»? Наши же за стрельцами ходили? Нет?

- Ну да, за стрельцами, а как же! - согласилась Татьяна. - Только там еще и басурмане есть, аж трое! Нехристи!

Девахи впали в ошеломленное состояние и потребовали подробностей. Прямо сейчас. Прямо здесь.

Особо непутевые даже поинтересовались, нет ли среди пришлых красавцев, молодых и неженатых.

- Злые вы! - плачущим голосом сообщила Татьяна. - Какие вам еще подробности?! Мне и так кошмары по ночам сниться будут теперь! А насчет неженатых - Бог их знает... Может, и есть неженатые...

Девахи совсем испугались. Со слов Татьяны, они поняли, что пришлые "спасители" хуже воров каких - слободку застращали, Татьяну умучили...

- В общем, сидите-ка вы здесь, - подытожила Татьяна, обведя обморочным взором приятельниц. - А то еще приключится чего... Ну, то есть что-нибудь...

Девицы-красавицы ошеломленно замерли.

- Ты что, сама уйдешь, а нас оставишь? - гневно выкрикнула Настя. – Мало ты у меня парня отбивала? Нарочно, небось, осталась в слободке, чтобы парням голову накрутить?

- Да кого я отбивала? – удивилась Татьяна, - Мишка твой тогда на тебя не глядел, потому что ему что ты, что я, что другая девка вовсе по боку были.

- Все равно! – не успокаивалась Настя.

- Я бы осталась... Ох, как бы я осталась! - Татьяна бросила недовольный взгляд на Настю, - Но что батюшка с матушкой скажут? Они и так, думаю, отлупят, что к вам без спросу сбежала. А если не вернусь... О-о-ой...

- Пойдешь, значит? - зло сказала Настя. - К Мишке пойдешь? Мово Мишку сводить?

- Ой, на беса козе баян! - сообщила Татьяна с удовольствием. - Нужен мне твой Мишка, как прошлогодний снег!

- А вот и нужен, вот и нужен! - возопила Настя и уже всерьез собралась вцепиться Татьяне в волосы.

Однако она была остановлена и вперед вышла молодуха Марья, жена Антона Ходока, того самого промышленника, что ушел с охотниками до воровского стана. Она держала на груди младшего ребенка, грудного еще и с тревогой заглядывала в глаза Татьяне:

- Тошка мой как?

- Живой, вестимо, - пожала плечами Татьяна. - Я ведь как очухалась, - она потерла рукой синяк, - так и пошла по ягоды, да к вам. По слободе-то и не бегала...

- Хорошо с ним все, значит, да? - облегченно вздохнула Марья. - А то что-то сегодня с утра сердце у меня не на месте.

- У тебя дите малое, - с умным видом заявила Татьяна. - О нем и думать надо!

- Дите? О нем думать? А о Тошке уже и не думать? - с нарастающей тревогой спросила Марья, - так с ним что-то не так? Его зарубили? Где он?

- Откуда же я знаю? - удивилась Татьяна. - Ты что думаешь, я каждый божий день пересмотр слободке делаю? Вчера видела мужиков наших - так он там был. А сегодня я и не видела никого, даже родителей... Отпустили бы они меня, как же... - пробормотала она себе под нос.

- Ой, ну ладно... - облегченно сказала Марья.

После Марьи и все остальные девахи накинулись с расспросами про их мужей-парней.

- Слушайте, девки, - взмолилась Татьяна, - давайте я завтра приду, а? Выясню все и приду, а то я ведь и правда ничего не знаю, все болела...

Девахи повозмущались, но смирились. Обязали передать весточки дорогим-любимым. Как будто на девочек, что носили им каждый день еду, надеги не было никакой... Татьяна отбыла, бережно неся корзину с черникой и надеясь умилостивить матушку пирогами.

В дом удалось проскользнуть незаметно. Оставалось испечь пироги. Нет, пожалуй - один пирог, с решеточкой, чтобы синева ягод нахально подмигивала сквозь румяные перекрестья. Может, маманя оценит. Татьяна и принялась за дело. Истопила печь.

Спустя полчаса, как раз когда печь прогрелась, мать заметила дым из трубы и прибыла с проверкой. Поскольку на Татьяну она все еще дулась, хотя сейчас уже непонятно за что, она с немым вопросом тяжело смотрела на нее, ожидая ответа.

Татьяна сделала вид, что не поняла вопроса, и радостно улыбнулась матери. Мать нахмурилась и, пробурчав что-то под нос, начала деловито наводить порядок в бабьем куте. Татьяна же облегченно занялась пирогом.

Вечером, когда Татьяна с гордостью выставляла на стол свое произведение, на улице снова появились бездельничающие парни. В окошко постучали и, бросив на него, окошко, взгляд, Татьяна увидела не кого-нибудь, а Петра, старостиного сына. Открыв створку, Татьяна с удовольствием вдохнула свежий вечерний воздух, поглазела по сторонам и, наконец, поинтересовалась у Петра:

- И что случилось?

- Ты это, - вдруг замялся удалой Петр, - гулять выходи?

За его спиной маячило еще трое парней. Татьяна явно стала в одночасье особо ценимой при отсутствии остальных девиц.

- Зачем бы это? Мне и дома неплохо, - пожала плечами Татьяна.

- Да ладно, чего ты? пойдем! - позвал Петр, и его поддержали пламенными взглядами остальные парни

- Куда? - подозрительно спросила Татьяна.

- Гулять, конечно! Посидим, попоем. Хоровод поводим, - жизнерадостно сообщил Петр.

В отличие от остальных парней, слободчиков сын входил в то число тех немногих, что подбивали клинья к Татьяне и раньше. Но неизменно получали от ворот поворот

К сыну слободчика Татьяна относилась так же, как и ко всем остальным слободским парням. То есть никак. Но вот петь она любила. Поэтому, немного подумав, кивнула и, поглядев на себя в зеркальце, любовно сберегаемое в специальной шкатулке, вышла на улицу.

Парни с Татьяной обращались, словно с редкой и последней драгоценностью. Но помимо этого Петр, как было уже сказано, вновь взялся ее обхаживать, к нему присоединился и Николка, до исчезновения девиц присматривавшийся к Аксинье.

- А Аксинья, - с удовольствием сообщила Николке Татьяна, никогда не упускавшая случая сказать гадость, - небось, о тебе, соколе ясном, все глазоньки проплакала!

- Так я ж, что, я ж ничего, - воровато как-то стрельнул глазами Никола. - Я ж тока поговорить. Да и чего мне Аксинья? Не жена!

- Вона как заговорил! - поразилась Татьяна. - А она-то, она-то!.. Надо бы просветить подруженьку...

- Вот злая ты Татьяна! - обиженно засопел Никола. - Вот ты чего злая такая, а?

- Настроение плохое, - мрачно ответила Татьяна. - Неприятности большие.

- А что такое? - участливо наклонился к ней Никола.

Его тут же оттеснил Петр со словами:

- Не видишь, не в духе она. Не лезь! - и тут же наклонился к ней сам, - что случилось, Танюша?

- Не скажу, - так же мрачно ответствовала Татьяна, - пусть себе. Авось, образуется.

Этим парни как бы удовлетворились. Даже не подрались, на предмет кто Татьяну к дому провожать будет...

Глава 3. У рваного камня

Тошка и Семен с помощью Кадысина привели охочих людей к скале лишь на следующий день. Дорогу Тошка знал приблизительно, так что порой Кадысин и Семен принимались обыскивать округу на предмет следов всадников, что проходили тут несколько недель назад от слободки в логово. Это несколько замедляло продвижение.

Сам Рваный камень представлял собой серую скалу, подножье которой густо заросло лесом. След привел к месту, где в скале была довольно узкая расселина, уводящая куда-то внутрь. По щели можно было едва проехать двум всадникам бок о бок. Загодя Тошка увел ватажку в сторону, к небольшой скале, от которой был виден вход в расселину. Кадысин же прошел к самому входу.

- Вот, - сказал Тошка, показывая на Камень. – Видел щель эту проходом, внутри не был.

- Шестеро на сорок. Будет весело, - свирепо поглядывая на камень, сказал Мишка.

- Не шестеро нас, а восемь, считать тебя, что ли, не учили? А! Забыл что ты козак! У вас ведь тот, кто до десяти считать умеет, головством выделен, десятник называется, - Никодим мерзенько захихикал.

- Ты, стрелец, хайло свое завалил бы по-добру, по-здорову, - спокойно ответил Мишка, - я слободских в расчет не беру.

Показался Кадысин поднявшийся к остальным.

- Будэ вам! – призвал Иван, - Кадысым, розказуй, що ты знайшов.

- У щели довольно следов, - доложил черемис, - конные, пешие. Могут быть все внутри. Некоторые следы осторожные. Будто старались не особо следить.

- Пусть черемис поедет вперед и осторожно все разведает, - предложил Никодим, - а мы пока встанем где то подальше от их троп.

- Треба дизнатыся, чи е инший выхид з цие щилыны. Тоди их можна завалыты там, та пэрэбыты, як курчат, - поддержал его Иван.

Семен Дуб с сомнением поглядел по сторонам. Тут он был в первый раз, да еще и всячески подчеркивал свою не воинственность. Тошка же покачал головой, словно бы извиняясь:

- Тута кругом тока этот камень. Склоны крутые - не подняться. Обходить далеко - несколько дней. Но вот чуть дальше склон будет и можно вверх пойти. Тоже не быстро, но хоть не несколько дней. Тока вверху все перекручено. Как рваное - и коней побьём, и свои ноги можно поломать. Так вот.

- Фрол, остаешся за головного. Я пиду у розвидку, – решил Иван.

- Ладно - согласно кивнул Фрол.

- Кадысым, вырушаемо, – объявил Иван и первым стал спускаться.

На разведку ушел весь остаток дня. Верх Камня был весь в острых обломках и кусках скал. Лошадей пришлось оставить внизу, у подъема, оказавшегося довольно пологим, как Тошка и обещал. Добравшись поверху до расселины, охотники продолжили путь вдоль нее, и пришли к еще одной щели, поперек первой. Перепрыгивать было слишком опасно, а обходить долго. Но и отсюда было видно, что далее первая щель расширялась книзу, накрывая дно шатром. Под этим-то навесом и был разбит стан воров. Поскольку вход был довольно узким, караулить им особо не требовалось. Но вечером двое разбойников все-таки остались бодрствовать у костра ближе к истоку щели.

Уже глубокой ночью, когда разведчики вернулись и изложили расклад, Никодим оживился, будто этого и ждал.

- Значится так, я с Мишкой и Фролом, засядем в камнях, и, когда вы будете отступать, прикроем огнем, а остальные, под покровом ночи, из луков снимут охрану и начнут потихоньку сикир бошка спящим и пьянствующим бандитам. Лошадей привяжем чуть дальше тех камней, в которых укроемся.

- А что хорошая мысля, - Мишка с радостной ухмылкой посмотрел на четыре своих пистоля, а если им еще ловушку какую-нибудь промысловую устроить, то многих положим.

- Возле стана дно каменистое, - проговорил Кадысин, - Тихо подойти можно было, но есть опасение, что нападающих заметят.

Между тем уже стояла глубокая ночь. Мошка взялась за свое поганое дело. Из щели в Рваном Камне ощутимо потянуло дымом.

- Мошку гонят, - усмехнулся Тошка.

Теперь было понятно, что такое расположение стана было в немалой степени обусловлено возможностью обкуривать стоянку от всякой пакости.

- Сделать ловушек на выходе из расщелины, выманить да встретить там... Пока они выбираться будут, много положить можно будет, а потом бежать, когда прижмут... - наконец подал голос Фрол.

- Думка гарна,- кивнул Иван,- а яки ты пасткы думаеш там поставить?

Ширина расселины позволяла двум всадникам пройти бок о бок, да у стенок имелись навалы камней, острых осколков до полусажени в диаметре. Соответственно, пеший там встать мог, но с трудом.

- Не понял... Если ты про ловушки, то я в них не силен, тут промышленников поспрашивать надо, можно ли чего сделать, главное задержать да панику навести... - сказал Фрол - но и без них на выходе с ружьями да луками можно неплохо запереть, недаром лисы знают, что у норы больше чем один выход должен быть...

Оба слободских промышленника заявили, что за такое время много с ловушками не преуспеешь - яму копать в каменистом ложе щели - одно мучение. Можно было бы наворотить камней друг на друга да спустить в нужный час, но громоздить долго.

Разве только силки и рогатки поставить. Но это их сильно не задержит. Хотя пара-другая лошадей может покалечиться... а то и всадников достанет. Если, конечно, они верхом будут.

- Мы можемо чотырьох залышиты внизу шаблямы махаты, а инши в цей час будуть зверху з лукив та рушныць розстрылюваты басурман, - внес свое предложение Ива.

- Думаешь, мы их так одолеем? - усомнился Кадысин в предложении Ивана.

- Так. Вминня в нас краще, а в ных паника. Тым бильше, що воны будуть поспишаты выйты з-пид обстрилу, що тэж будэ нам на руку, - настоял Иван.

- Угу - согласился Фрол, - тогда сегодня же и нападаем.

Кадысин обдумал слова Ивана и кивнул.

- Так тому и быть! - Никодим проверил оружие.

Фрол осмотрел прилегающую к выходу из расселины местность в поисках места, где было бы хорошо засесть. В семи шагах от выхода из щели начинался лес, чистый кедрач почти без подлеска. Около самой расщелины по обе стороны было несколько крупных валунов где-то до пояса высотой. Фрол подошел к одному, к другому валуну, примериваясь, насколько хорошо из-за них просматривается расселина.

- Вот, думаю, за ними и надо схорониться. Стрелять отсюда добре, отходить просто. Сверху же пусть смотрят внимательно, и как только подойдут на расстояние верного выстрела, пусть подадут знак вроде птичьего крика. Скажем, сойкой давайте кричать, - рассуждал вслух Фрол.

Семен вызвался занять этот караул. Тошку отправили наверх с Кадысином вместе стрелять.

Удовлетворенно хмыкнув, Фрол нарубил елового лапника, притащив его под валун, чтобы не застудиться на голой земле, под руку положил берендейку, выцелил несколько меток в расселине, прикинув расстояние. Попросил Мишку сходить, поглядеть со стороны, не видно ли его укрытия.

- Ось ще що, хлопці. Якщо раптом позабиваємо всіх разом, то добре. Але, швидше за все, доведеться відходити. Давай відразу вмовимося: Мішко, ти за собою погоню виводи. Тому, як з щілини вискочишь, тримайся в сідлі відразу. І давай все вмовимося, де зберемося після того, як від татар витекти? – оговорил необходимое Иван.

- К западу от той скалы, где наблюдали перед щелью, верстах в пяти, виден был еще один останец. Там давайте соберемся, - предложил Кадысин.

- Верно, - согласился Фрол. – Получится, как отойдем, держишь на Рваный камень, а от него к западу.

- Добре, - согласился и Иван.

Дождавшись луны, Кадысин да Кайсар с Тошкой, натянули луки и отправились наверх. Идти приходилось не торопясь, чтобы не поломать ноги. Наверху сразу заложили дугу, чтобы обойти поперечную щель. Наконец, подошли к краю нависающей над станом скалы. Сверху людей мало было видно - дозорный и пара спящих. Причем второй дозорный сидел под скалой, видно было лишь часть его плеча и ступню.

Кадысин проверил снаряжение, уселся поудобнее и принялся ждать.

Мишка, Никодим, Фрол и Иван забили заряды во все свои пистоли и пищали. Проверили кремни в замках. Фрол, Иван и Мишка запалили фитили, намотали их на запястье, спрятав горящий конец в кулак, уберегая от ветра. Мишка свой фитиль и пищаль оставил Фролу, как тому, кто прикрывает выход из щели.

Перед нападением Иван подошел к Фролу, и сказал.

- Фрол, якщо мэнэ убьют, тягни вже сам командування. Не згадуй лихом.

Фрол кивнул, положил руки на плечи казака:

- И ты прости, если что не так.

Фрол засел за камнями, Мишка приготовил топорик и саблю, Иван саблю. Все перекрестились.

- С богом, браты! – объявил Фрол.

Иван изобразил крик сойки, давая тем самым знак начинать.

Услышав предупреждающий крик, Фрол вставил фитиль в пищаль и стал ждать, наблюдая за расщелиной. Мишка выхватил сабли и помчался в пролом.

Над камнем, заслышав тот же крик «сойки», Тошка покосился на охотников, посмотрел вниз и как-то неохотно, словно бы исподволь начал натягивать тетиву. Впрочем, и Кадысин, и Кайсар отметили, что целил он в ногу второго караульного... да и делал он это медленно, словно бы давая возможность соратникам успеть вперед него.

Кайсар поймал взгляд Кадысина и глазами указал ему мол "я снимаю этого, а ты того". Натянув тетиву, он прицелился и выстрелил в караульного, который был ближе к нему. Кадысин сразу понял, что собирается делать Кайсар, и лишь согласно кивнул в ответ на взгляд соратника. Тщательно прицелившись, Кадысин выпустил стрелу в свою жертву.

Стрела Кайсара вошла караульному между ключиц и сразу попала в сердце. Второй получил в одну и ту же ногу две стрелы - от Кадысина и Тошки. Вскрикнул и спрятался под скалой. Послышался шорох и приглушенные возгласы - раненный бандит начал будить остальных.

Услышав вскрик одного из наблюдателей, Иван прибавил ходу, однако первым к вражьему стану ворвался Мишка, обскакав Ивана на одном из поворотов. Тут он увидел уходящее под скалу в темноту место ночевки. Ближний к костру круг татей пока лежал, спал, подложив седла под голову и укрывшись походными кошмами. Один только уже проснулся, оставаясь еще в одном халате, он тормошил другого. Подраненный часовой толкал третьего. Услышав звук шагов по камням, первый бодрствующий обернулся на Мишку, схватился за саблю и завопил по-басурмански. Расстояние до него было пять шагов. Иван оставался шагах в трех позади Мишки.

- Бееееей, убиваааай! - Мишка метнул в поднимающегося татарина топорик, сразу же вытащил вторую саблю и ломанулся вперед.

Топорик пролетел мимо, татарин дернулся, и как раз тут вылетевший из-за поворота Иван не сбавляя хода, в пару прыжков оказался рядом и рубанул его по шее. Мишка скакнул в сторону и ударил саблей прямо в переносицу подраненного караульного. Тот завалился назад, увлекая за собой засевший клинок. Татарин рядом с ним суматошно откатился назад на своего еще только просыпавшегося товарища.

Рядом с Иваном теперь был полностью проснувшийся тать, темнота за пределами освещенного костром пространства наполнилась шорохом и возгласами. Кто-то из татар заулюлюкал. Еще одно-два мгновенья у Мишки и Ивана оставалось.

Наверху Кайсар и Кадысин ждали возможности выстрелить. Тошка поднял на них встревоженный взгляд, словно спрашивал - чего делать-то?

- Ррррррраааа! - Мишка достал пистоль и заколол второй саблей бандита, который был ближе всех.

Иван понимал, что времени мало, а сделать предстояло много. Он ногой пнул по руке ближайшего татарина, отбрасывая ее с саблей в сторону, а сам рубанул ближайшего татя наискось. Мощно рубанул, по-казацки, как глиняного болвана. Тот осел, расходясь на две косых половины.

Теперь казаки были в самой середке противников. Рядом с обоими по два противника поднимались на ноги, шипели сабли о ножны. Ближний к Мишке ощерился, сабельку выставил, дальний поднимается, встав на четвереньки.

Остальной стан тоже проснулся. Из темноты в Ивана вылетела пика, брошена она была не прицельно, отбив ее он потерял миг, за который мог бы убить еще одного врага.

- Отходим, Иван! - Мишка выстрелил в ближайшего татарина из пистоля, который сразу засунул за кушак, вытащив другой.

- А злякалыся кляти басурманы! - крикнул Иван.

На его лице играла улыбка, создавая впечатление, что вид крови его заводит все больше и больше. Он ударил наотмашь саблей, так что бы рука с саблей одного из татей дернулась в другую сторону, мешая второму противнику нанести удар, а сам в это время попытался заколоть татарина.

Оба басурманина видно струхнули, левый попятился, и задумка Ивана не удалась. Мишка же удачно пристрелил того татя, что стоял на коленях, и ловко отбил полусонный удар второго.

Иные уже вскочили на ноги. Из темноты прямо на Ивана выскочило двое врагов в распахнутых халатах на немытом теле. Еще трое короткими и какими-то неуверенными шажками побежали в обход Мишки.

- Иван! - Мишка спиной двинул к выходу, но так чтобы еще держать перед глазами стоянку, Ивана и троих татей, решивших преградить им путь.

Касыдин и Кайсар увидели, как тень одного из тех троих на миг промелькнула в щели. Кайсар тут же натянул тетиву, но выстрелить успел лишь во второго, кто мелькнул следом за первым. Стрела угодила в печень. Тот сразу упал, заверещав как женщина. В третью тень Кайсар выстрелить не успел, а Касыдим чего-то выжидал. Зато Тошка как-то изогнувшись все-таки выстрелил. Однако то ли непривычен был бить двуногого зверя, то ли все еще тревожился, попал он в правое плечо. Тать отскочил в сторону, выронив оружие.

Теперь прямо перед Мишкой был один вор. За спиной того еще трое. Из тех же троих что бежали к нему, на ногах остался лишь один, но и он был опасен.

Перед выходом из щели внимательно прислушиваясь к звукам боя, Фрол готов был прикрывать отход, держа расщелину на прицеле

Мишка резко развернулся полубоком, пальнул в единственного опасного для себя противника и сразу же напал на вора, стоявшего перед ним. Услышав крик Мишки, Иван начал медленное отступление, улыбаясь татарам и делая саблей движения, как бы заманивая их к себе.

Вору, на которого напал Мишка, удалось отбить его удар. Зато выстрел не прошел даром - противник упал и скорчился на земле. Отступление Ивана шло успешно. Еще полтора шага и он вместе со своими преследователями окажется в зоне обстрела Кайсара и Касыдина.

Однако, остальные татары времени не теряли. Слышно было, что там, в темноте, они уже вскочили на ноги и вооружились. Испуганно храпели кони. Иван заметил, что несколько человек побежали обходить его слева. Мишку тоже вновь попытались обойти. На этот раз впятером. Сгоряча они не учли опыта предшественников и выскочили из-под навеса скалы. Снова в поле зрения Кайсара и Касыдина мелькнули пока две тени. Охотники не упустили возможности и сняли обоих.

Иван продолжал отступление, сместившись чуть левее, чтобы не дать себя обойти, хотя насчет них он был спокоен - ребята наверху должны были сделать свое дело.

Мишка снова выстрелил, но промазал, дым уже густо висел вокруг него, мешая и ему самому. А вот Иван одного подранил в верхнюю часть бедра. В один миг врагов стало слишком много. Иван и Мишка заметили, что остальная часть татар уже собирается к слаженному броску – плотными отрядами справа и слева. Видны были обнаженные сабли и щиты, готовились луки. Еще мгновение и, пока первые сдерживали казаков, вторая пойдет на приступ. Кое-кто из разбойников уже кинулся к лошадям.

Иван отскочил к расселине, где он надеялся, что можно вдвоем отбиваться от множества:

- Мышко, хутчиш займаемо позыцию дэ воны будуть по одному пидходыты!

- Иван! - Мишка загнал за кушак еще один разряженный пистоль, достал последний заряженный и пальнул в ближайшего татя.

Этот выстрел попал в цель, да еще и Иван, отступая, зарубил второго. Остальные татары теперь кинулись на них разом, однако тут-то и сказалась удачно занятое место Кайсаром и Касыдином. Каждому из них удалось застрелить по двое противников. Трое умерли на месте, у одного пробито плечо. Тошка тоже сделал довольно удачный выстрел...

Осознав, что без брони и щитов соваться на простреливаемое место не стоит, татары откатились. В проблесках костра было видно, что у задних бойцов мелькнули в руках пики...

Мишка отошел к Ивану, держа саблю и последний пистоль уже за ствол.

- У прохид, там будэмо захыщатыся! – призвал Иван.

Мимо Мишки и Ивана пролетели несколько пик и три стрелы. В мелькании сполохов костра было видно, что враг перестал бестолково дергаться. Одни натягивали тетивы луков, вперед шагнули несколько человек со щитами. Щиты держали над головами - прикрывались от стрелков, но из под навеса скалы пока не вышли. Кайсар и Касыдим, чуть-чуть понимавшие по-татарски услышали приказ, смысл которого сводился к тому, чтобы швырнуть несколько головней в щель, чтобы лучники могли прицелиться по казакам.

- Худо дело! - смекнул Кадысин и вслух добавил, обращаясь не то к своим, не то к духам, - Выручайте!

Встав над щелью, он прицелился в первую попавшую в поле зрения вражью голову и выстрелил, а затем сделал шаг назад. Снизу послышался вскрик и татарская ругань. Но было непонятно, насколько опасную рану нанесла его стрела.

- Отходим! - шепотом, но яростно пробормотал Мишка, - заклюют же стрелами.

Иван кивнул. По его мысли их с Мишкой должно быть плохо видно, и можно было воспользоваться темнотой и уйти.

- Пишлы, - согласился Иван и потрусил из расщелины, чтобы соединиться с остальным отрядом и уйти.

Иван и Мишка отошли из расселины без приключений и соединились с Фролом и Никодимом, сторожившим вход в щель. Тут бы и уйти вовсе прочь, но замешкались, решили все-таки дать залп в щель. Мишка и Иван приняли от товарищей готовые ружья, приготовились к выстрелу. Вскоре раздался предупреждающий свист Семена, мол, враги идут.

Кайсар и Кадысин видели, как под прикрытием щитов было брошено несколько факелов, но казаков на месте уже не было. Тогда около полутора десятков татар скользнули в щель, все так же прикрываясь щитами. Только Кадысину удалось ранить одного в ногу.

Лучники пока не предпринимали попыток стрелять по засевшим наверху стрелкам. Тошка, не понимая по-татарски, взволнованно смотрел на ратников. Ему казалось, что давно пора давать деру.

Кайсар и Кадысин продолжали слушать приказы оставшимся татям седлать лошадей и занимать место в седле.

Засевшие у выхода из ущелья ратные люди увидели неровную толпу пеших татар, подсвеченных несколькими факелами из задних рядов. Четыре выстрела грянули одним залпом. Тут же толпа татей разразилась руганью по-татарски и распалась - враги кинулись за камни у стен ущелья. На земле ворочались двое умирающих, и один полз к камню - прятаться. Было неясно насколько тяжела его рана.

- Трэба видходыты, - сказал Иван, - тут их багато, нам нэ впоратыся. Фрол, бэры командування на сэбэ. Я их затрымаю. Мышко ты зи мною?

- Отход что ли прикрывать? - Мишка не очень понимал, что от него хочет Иван.

- Да! - Мишка смотрел по сторонам, ища что-нибудь вроде топорика, - есть топорик?

Не получив ответа, принялся забивать новый заряд в ствол.

- Сюды б гармату,- сказал Иван Мишке, пользуясь мигом передышки, чтобы зарядить пищаль. Пика лежала рядом наготове.

- Похоже, эти бесноватые казаки решили драться до последнего! - заметил Никодим, хотя сам он никуда пока не бежал, а также перезаряжал пищаль.

- Эй, мы их попортим, и за вами, - сказал Мишка стрельцу.

Однако, остались у камня все четверо. Воры носа из-за камней не казали, и стрелять пока было бессмысленно.

- Ну что, Иван, отходим? А то вдруг обойдут.

- Трэба даты час иншим видийты. Потим вжэ мы. Фрол, Никодим, идыте!

Наверху Кадысин тоже решил:

- Пора нам отсюда уходить. Своё дело мы сделали.

Кайсар кивнул товарищу. Все трое поднялись, принялись осторожно пробираться по камням к спуску и лошадям.

У расселины перезарядив ружье, и убедившись, что никто не выскочил преследовать, Фрол легким бегом направился к лошадям. Никодим поспешно последовал за ним, закинув пищаль за спину.

Кайсар, Тошка и Кадысин уже почти прошли две трети пути до лошадей, а Фрол и Никодим были в седле, когда Семен, так и оставшийся на гребне, протяжно крикнул:

- На конех идуть!

Услышав крик Семена, Иван приготовил пику – так сражаться с всадниками было гораздо легче. Он собрался постараться задержать врага, как можно дольше, чтобы все остальные ушли.

- Му-ха-ха-ха! - Мишка наставил пищаль, - Как говорил мой батяня, глупая смерть - веселая!

- Уходить надо в лес, а там спешиться, коней в повод и затеряться... Здесь не удержим, - позвал Фрол.

Иван оглянулся, лес подступал прямо к Рваному камню. От выхода из расселины до деревьев порядка десяти шагов.

- Уходить надо всем, ты тут их все равно не задержишь, либо сомнут, либо обойдут! – поторопил Фрол.

Также еле сдерживал коня Никодим.

- Иване, едрить тебя, отходим, нахрен отсюда, зря только убьешься! – позвал Мишка.

Иван выругался.

- Бис з вамы! Добрэ тикаем!

Иван поднялся и начал отходить к лошадям вслед за Мишкой. Стоило отойти Ивану с Мишкой на несколько шагов, как все четверо, и стрельцы, и казаки услышали дробный топот копыт, многократно усиленный стенами ущелья, и через пару мгновений увидели, что тати летят на них конным порядком по двое в ряд.

Никодим придержал коня, наставил пищаль и начал прицеливание, решив стрелять, когда татары близко подойдут. Мишка повернулся боком, продолжая бежать к своей лошади, и выстрелил в ближайшего всадника. Не успевший далеко отъехать Фрол также развернул коня и приготовился выстрелить из пищали из седла, больше надеясь на удачу, чем на прицел.

Иван выругался. Он уже пожалел, что поддался на уговоры товарищей и покинул подготовленное для защиты место. Теперь же ему ничего не оставалось делать, как добраться до своего коня и тогда отбиваться от врагов. Поэтому он ринулся к своей лошади в надежде, что он успеет, а его товарищи по оружию прикроют.

Слаженный залп достаточной плотности мог все изменить, но получилось так, как получилось.

Мишка промахнулся, пуля свистнула над ухом первой лошади правого ряда. Выстрел Никодима попал ровно в грудь лошади левого всадника. Пищаль Фрола дала осечку.

Левая лошадь упала, лошадь следующего всадника споткнулась и, ломая ноги, кувыркнулась через голову, оба всадника свалились на землю, причем первый оказался под копытами. Остальные всадники в левой шеренге сумели остановиться. Лошадь головного всадника правого ряда шарахнулся от выстрела и пули, свистанувшей над самым ухом на камень, сшибая всадника наземь, но остальные всадники в этой шеренге вырвались на простор. Второй всадник, особо не приглядываясь и не целясь, резко натянул лук и выпустил стрелу. С коротким хищным свистом она впилась между лопаток Ивана, пробив легкие. Иван упал наземь, в груди разлилась жестокая боль, он не мог сделать ни одного вдоха. Хотя он и мог шевелить губами, не мог сказать ни одного слова. Силы уходили, в глазах темнело. Явно было - жизни осталось меньше нескольких мгновений. Татары один за другим вылетали из ущелья.

Иван зажал в руках саблю, собирая силы на последний удар, когда мимо него будут проходить враги...

Фрол обернулся, увидев упавшего Ивана. Иван, собрав силы, еле смог сделать рукой знак, махнуть рукой, мол, уходите. Фрол выругался, но помочь тут уже ничем не мог, и лишь подстегнул коня. Никодим последовал за ним. Мишка птицей взлетел в седло, не касаясь стремян и его конь, слыша свирепый посвист, с места рванул в галоп за лошадьми Фрола и Никодима. В сумеречном предутреннем кедраче приходилось скакать, низко наклонившись к гривам лошадей, чтобы ветви не исхлестали лицо в кровь.

Враги не стали проходить мимо Ивана. Когда он сумел перевернуться набок и поглядеть вверх, он увидел лошадь над ним и опускающееся на его голову копыто...

Глава 4. После набега

В ожидании товарищей, Амир ходил, опираясь на палочку, на работы по сооружению рогаток, наставлял слободских в учебе биться кольями. Рана его нагноилась, было тяжело, но он храбрился. Сиживал на лавке после ужина, провожая взглядом садящееся солнце. Хотя он и не одобрял отказа Фрола от мяса и птицы, он не сопротивлялся, да и охоты к еде с нагноением раны у него было все меньше. Он был бледен, лоб в испарине. Поближе к нему подошли те двое мальчиков, что просили потрогать его кольчугу.

- Дядька Амир! – позвал старший, - помнишь нас? Мы с Верхнего конца, Вадька да Витка!

Амир покивал, поулыбался.

- А мы тебе поесть тайком принесли! – объявил старший, - как ваш старшой отказался, так нам детям начали сальца давать понемногу. Вот мы тебе сберегли! Тебе нужнее!

Младший, тот самый, что говорил, что Амир похож на Никитича, достал завернутые в тряпицу несколько ломтей хлеба и сала.

- Вот! Ешь! Расти большой, будешь как Никитич!

Амир на еду только глянул, сала не коснулся. Вместо того он завернул края тряпицы обратно, подтолкнул руку мальчика обрано и растроганно потрепал его по голове.

- Карош, кароши ты! – сказал он и очень тяжело откинулся к стене дома.

Мальчики даже испугаться не успели, как глаза у него закрылись, и он начал сползать боком на лавку.

- Дядька Амир! Что ты, чего ты?! - забыв про хлеб, попыталя его поддержать старший.

- Мамка! - заголосил второй и побежал на двор, - дядьке Амиру худо!

Первым к месту сбора прискакали Фрол, Никодим и Мишка. На пару часов от них отстали Кадысин и Кайсар с Тошкой.

- Ушли! – обрадовался Кайсар, увидев товарищей.

Мишка покивал. Никодим спросил:

- А что татаре, ты видел?

Ответил Кадысин:

- Одни за вами полетели. Другие кругом начали искать. Но теперь держатся вместе. Поискали, нас не нашли и вернулись. Теперь сторожу держат и над камнем и внизу у входа.

- То есть, к слободке они не пошли? – спросил Фрол.

Кадысин помотал головой, Кайсар ответил:

- Мертвых им нельзя бросать. Должны похоронить сначала.

Последним появился Семен с телом Ивана, перекинутым через седло ивановой лошади. Семен был мрачен.

В теле казака все еще торчала стрела, между лопаток растеклось пятно крови, но небольшое. Лицо было размозжено до полной неузнаваемости.

Семен также привез саблю Ивана и его пищаль.- Ого! И лошадь иванову добыл! – удивился Фрол. – Как удалось?

- Прибилась, - буркнул Семен.

Тронулись в обратный путь. Пока ехали, Никодим заговорил с Фролом:

- Многих порешили, чай больше дюжины! После таких потерь их атаман вынуждено скоро нападет, иначе разбредутся его подельнички. Так что поминать, да праздновать не стоит.

- Да, если быстро сообразят, кто на них напал, то надо скоро надо ждать "гостей" - согласился Фрол.

Добрались до слободки ранним утром. Встретили охотников восторженно, может даже ждали, что они сейчас скажут, что порешили всех супостатов разом. Однако, увидев лошадь с телом Ивана радости убавилось.

Никола-кузнец и слободчик озадаченно смотрели на охотников. Им было очевидно не понятно, что и как делать дальше.

- Распорядишься за похороны? - с мрачным видом спросил Фрол у слободчика, и, получив утвердительный ответ, отправился проверять как там дела с заготовкой защитных рогаток и щитов.

Слободчик кивнул, сосредоточенно поглядев на тело Калины, даже уточнил, что поскольку на плотницком деле народу сейчас занято много, все готово почти и домовину сладят быстро. Отпевать тут некому, так что уже до захода солнца можно будет хоронить...

- Сабля у кого есть? А то я одну из своих в трупе оставил, да и топорик бы не помешал. И зелья… и упражняться надо, а то скоро придут воры, а мы не готовы, - Мишка был мрачен и зол.

На радость селян он смотрел с явно не скрываемым презрением:

- Совет надо собрать!

- Ты че наше зелье на ученье тратить собрался?! – Возмутился Никодим. - Нет уж, у нас и так мало!

Кайсар тем временем отправился проведать Амира. Войдя в избу, куда их определили на постой, Кайсар обнаружил хозяйку и болезного друга. Рана у того нагноилась, кожа кругом почернела. Сам Амир лежал в горячечном бреду. Хозяйка и старуха-знахарка ухаживали за ним, но от заразы избавить все не могли.

Кайсар сел рядом с другом, взял его руку в свою

- Бауырым ...

Амир не отвечал.

- Лихорадит яво, - сообщила знахарка, глянув на Кайсара цепкими живыми глазами, - без сил с полудня лежит.

Кайсар никак не ответил на слова знахарки. Лишь продолжал сидеть рядом с другом, держа его руку в своей, шепча ему что-то успокаивающее.

Амир пошевелился, открыл глаза:

- Жат, т;рма, - ответил Кайсар. – К;ш жинау керек са;ан.

- Аман есен ;айтып келді;дер ме?

- Жо;... Иваннан айрылды;. ;;рылтай жиналып жатыр. Не істерімізді шешеміз.

- Мен де барамын! – Амир попытался встать.

- Лежи, не вставай. Силы тебе надо набираться.

- Все благополучно вернулись?

- Нет… Ивана лишились. Совет будет, решать будем, что дальше делать.

(с казахского, перевод игрока Ghola)

Кайсар попытался удержать его:

- Жат! ;айда барасы;!

- Жо;! Жігітке жату - ;лім! Барамын!

- Лежи! Куда тебе!

- Нет! Джигиту лежать – смерть! Пойду!

(с казахского, перевод игрока Ghola)

Уговорить его не удалось. Так оба и явились в слободчикову избу на совет – Кайсар поддерживал Амира под плечо и тот еще и опирался на палочку.

Никодим глянул на них, посмурнел еще больше. Но начал о другом:

- Для начала скажу, давайте не выбирать нового голову. Есть у нас Фрол, и того довольно. Надеюсь, вы с тем согласитесь.

- Для начала надо сравнить их силы и наши, - предложил Мишка.

- Их силы ты видел сам, - сказал Фрол, - сорок их было, осталось десятка два с половиной, три самое большее. Нас шестеро, да слободских десяток-полтора. Но оружить мы их можем только кольями. Не готовы наконечники у Николы?

- Семь есть, - ответил Никола, - завтра к утру еще три будут.

- С рогатками и щитами сам видел, - ответил Фрол, - две трети всех готовы.

Фрол разложил чертеж.

- Надеялись так, вот рогатки, вот туры... - он показал пальцем на чертеже, - но теперь все сделать не успеем… Верхний конец плотно держать не сможем. Соберем рогатки вокруг слободки. Опять же людей у нас немного. Потому надо насколько можно собрать рубеж обороны. Рогатки не дадут произойти конному прорыву, да и пеших немного задержит. Главное перегородить улицу и промежутки между домами. С огородов поставим телеги, да там еще сараи да клети, заборы капустников. Не поскачешь…

- Согласен! Не стоит разбрасывать силы на Верхний конец.

Старшина заволновалась.

- Не вам строить, не вам ломать. Не отдадим Верхний конец.

- Вот Тошка в вами в поход ходил, его изба тоже там. Как будете ему в глаза глядеть, если бросите его?

Неожиданно поддержал их Амир:

- Я там стану, - сказал он, - ани дыля нас паследний не жалеют. Шем мы хуже?

- Буду с ним, - сказал Кайсар, - сядем на крыше с луками. Амиру все равно не побегать. А на крыше они нас не достанут. Да и не будут задерживаться. Им главное – лететь налетом, ударить по слободке. Через Верхний конец пронесутся. Нам надо будет только отбить тех, кто в дома сразу ломиться начнет или поджечь дома решатся.

- Ну… - поскреб подбородок Фрол, - коли вы сами так решили… Давай так!

- С крыши кузни простреливается низиника между слободкой и концом. Я давай там сяду. За оставшееся время сплотничаю себе на крыше помостец. Мешки песком набью, будет укрытие.

- Все-таки предлагаю не рассиживаться по гнездам, - засомневался Фрол, - по гнездам, считай, мы будем поодиночке каждый. Не лучше ли нам иметь возможность в кулак собраться?

- Не противоречу, - ответил Никодим, - если увижу, что бой начался не с моей стороны, слезу и побегу, куда надо. Кузня невысокая.

- Я на подхвате буду, - ответил Кадысин, - загодя в середке слободы с напольной стороны. Как станет ясно, что к чему, к тебе подберусь.

Мишка со всем был согласен.

- Хорошо, - кивнул Фрол и обратился к старшине, – Да еще два десятка слободских с дрекольем и пиками. Вам держаться поближе к овражку. Но по полдесятка отправьте сразу на дальний конец слободы, да с напольной стороны, где Кадысин покажет. Лучникам затаиться за щитами. Со мной двоих отрядите, две пищали из добычи от Красюка им дадим. Да каждому из нас по парню придайте – пищали да пистоли заряжать. Ночью спать не в избах, а одетыми и на дворах. Хотя бы половина всегда должна бодрствовать. Впрочем, ожидаю, что татаре будут только утром. Кого из мальцов, что дорогу сторожат, приготовьте сразу к схрону, где девки ваши, отправить. Пусть предупредит, чтобы они тоже засели да попрятались и носа не казали. Ну а пока давай Ивана похороним, да малую тризну справим. Большую – после боя…

Выйдя на улицу после совета, охотники увидели парней и мальчишек, ожидавших решения. Парней старшина тут же угнала на работы, надо было справить до конца рогатки да щиты. Мальчишки же остались. Они тыкали пальцами в ратников, шептались о чем-то.

Двое подошли к Мишке - угрюмый насупленный малец тащил за собой не менее насупленного братца - белобрысого карапуза. Мишка, не ожидая их вопроса, начал сам:

- Нужен парнишка, что посмелее, чтобы перезаряжал пистоли.

- Вот они мы, дядька! – сказал старший.

- Нужен только один. Один. Кто умереть не боится, – строго сказал Мишка

- Дядька так мы оба. Мы к тебе приставлены, да, - сурово заявил старший карапуз, пользуясь тем, что женщин на улице уже не было.

Также и к Никодиму подошли двое детей Григория – Кузя и Кеша:

- Дядька Никодим! Ты хоть и злой, а мы тебя у других мальчиков отбили!

- Ты о чем толкуешь, Кузьма? - Никодим вопросительно поднял голову

- Мы как увидели, что дядьку Ивана мертвым привезли, - продолжил старший, - ребята решили вас поделить всех. Чтобы решить, кому из нас за чьей могилой ухаживать потом. Мы тебя отбили.

Младший малец истово закивал.

Четкой ограды у погоста со стороны слободы не было. Здесь раньше собирались слободские в день поминовения, и просторное место как раз перед въездом отвели для ратных людей. Здесь и предложили вырыть могилу для Калины.

Мужики, рубившие туры и рогатки, вновь взялись за топоры, и к вечеру колода-домовина для Калины была готова. Четверо молодых мужчин заступами и деревянными лопатами выкопали глубокую просторную яму.

Слободские столпились на пространстве перед погостом. Там же перед погостом, шагах в тридцати перед ямой поставили козлы, на которые положили Ивана.

- На кого ж ты оставил нас, родненький! Закатилося солнце красное, да прикрылся месяц тучками, не стало у нас свет-Ивана-то, свет-Ивана-то запорожского! – запричитали на несколько голосов старухи поминальный плач, – что теперь без тебя мы, бедные? Кто нас оборонит от напастей всех? Кто от злого, лютого ворога охранит бердышами с пищалями? Принахмурились звезды светлые, пролилось слезой небо синее. Грают, грают черные вороны... Кыш, проклятые, разоралися! Ты проснись-пробудись, добрый молодец, пропадем без тебя, сиротинушки!

Кайсар стоял в стороне, неслышно произнося про себя слова заупокойной молитвы...

- Не уберегли...

Слободчик покивал. Кузнец Никола приволок бочонок медовой бражки. Разлил по кружкам. Семен выволок кадку с солеными огурцами. Кой-какие бабы побеспокоились на счет другой закуси. Впрочем, это так, поминальное. Тризна должна была быть позже.

Бабы продолжали плач, выдвинулась вперед Татьяна:

- Отгорела свеча воску ярого, не сама отгорела, болезная: злобным ворогом призатушена!.. Наступает тьма непроглядная, а из тьмы на нас кто-то пялится... Если завтра война проклятущая, если воры нагрянут с полуночи, кто слободу спасет от нашествия, грудью встанет противу находников? Руки-ноги у нас опускаются, опускаются даже и головы, непосильною тяжестью горюшка ко земле, ко сырой придавилися. Непосильно нам бремя безвластия, безначалия тягота страшная.

Никодим даже прослезился и сочувственно погладил Татьяну по спине. Браги выпил всего ничего, так для поддержания обычая. Всхлипнув еще раз, Татьяна земно поклонилась покойному.

Поплакали, простились, перекрестились, закрыли колоду, да спустили в яму. Закопали. А потом вернулись в слободку, где уже были выставлены на улицу столы, и все было готово к тризне. Сели, начали, закусили, продолжили. Потихоньку начали веселиться.

- Неменеге к;лкі? ;ай;ылы жайт емес пе? – вполголоса спросил Амир у Кайсара.

- Оларды; салтында, к;лкі мен ду-думан к;п болса, мар;;м;а да о д;ниеде ;уаныш болады, - ответил Кайсар.

- Почему они веселятся? Разве не время сейчас для печали?

- По их обычаям, чем больше будет веселья, тем радостнее покойному на том свете.

(с казахского, перевод игрока Ghola)

В этом странном веселье было что-то слишком древнее, языческое даже, пугающее для православного человека. Но ничего было не поделать, хмель ударил слобожанам в голову, кто-то даже запел частушки.

Сам Кайсар к браге не притронулся. За столом достал домбру. Потренькал немного, настроил... И заиграл.

Играл он молча, слова были не нужны. Домбра пела, рассказывала о последнем походе Ивана и его смерти. В звуках домбры слышался свист стрел, выстрелы, крики людей, топот копыт... Перед глазами, словно наяву, предстал Иван - готовый пожертвовать собой ради товарищей... Домбра надрывалась, описывая последние мгновения жизни казака.

Плач домбры изменился, передавая всю скорбь ратников, потерявших своего голову. Казалось, что слезы вот-вот закапают со струн... Но вместе с тем, домбра говорила - не все потеряно! Тати будут побеждены, и гибель Ивана не будет напрасной!

Кайсар все играл и играл, закрыв глаза, полностью уйдя в музыку, не обращая внимания на творящееся вокруг него...

Фрол, Никодим да Мишка помянули соратника, но сильно не пили, ведь татаре могли появиться в любой миг.

Глава 5. Утро кровавых мальчиков

Налетчики напали на слободку на рассвете, солнце еще не взошло, но предутренние сумерки уже позволяли все видеть. Через Верхний конец пробежал мальчик с истошным криком:

Кайсар и Амир, спавшие прямо там, в «гнезде» на крыше как раз проснулись, чтобы увидеть, как справа от леса через поле несется с десяток всадников, метя как раз на распадок между концами слободки. Приподнявшись, Кайсар увидел над крышами, что по дороге справа от леса скачут еще пятеро. Против обыкновения, енисейцы мчались молча, но быстро. Видны были дымящиеся головни в руках.

Слободские, что сторожили у въезда в Верхний конец, засуетились. Семен встал во весь рост и приготовил лук.

Кайсар подобрался, выцелил ближайшего из десятка всадников и, прошептав про себя "Аруах!", выстрелил, но было еще слишком далеко, и стрела бессильно воткнулась куда-то в землю. Кайсар тут же наложил следующую стрелу.

Мальчик пробежал Верхний конец насквозь и его крики стали слышны в слободке, но всадников там видно еще не было. Впрочем, Кайсару и Амиру за коньками крыш также не было видно, что творилось у заставы на дороге в лес, у Семена.

- А шешендi!!! - выкрикнул Амир.

Было видно, что он, несмотря на боль в ноге, настроен яростно биться. Хорошенько прицелившись, он выстрелил сразу же следом за Кайсаром, и тут же взвыл от боли в ноге:

- Э! Кайсар е! Казыр айырамыз б;рiн! Сен бай;ап ат. Ая;ыма iштенке тиiп кетпесiн...

Э! Кайсар! Ща мы их рвать будем! Ты тока внимательней. Не задень мне чем-нибудь ногу... (с казахского, перевод игрока Grunge)

Кайсар высунулся, прицелился и тоже выстрелил. Стрела Кайсара попала в щит татя, зато Амира – в левое плечо лошади, та кувыркнулась через голову, сбрасывая всадника наземь.

До всадников оставалось двадцать шагов. Первые из них даже заметили Амира с Кайсаром и выпустили по стреле, но пока мимо.

От заставы на дороге, где стоял Семен, был слышен надсадный мат и пронзительный женский крик. Возле дома Кайсара появились двое слободских, Тошка с луком и еще один, с топором.

Услышав еще издалека крик паренька, Фрол насторожился, дав приказ сопровождающим помощникам, поспешил в направлении звука. Дойдя до туров-ограждений, он остановился, всматриваясь. Как он и предполагал, первым был нанесен удар по Верхнему концу, но идти дальше пока не спешил, ибо если напали всем отрядом, там было уже не помочь, а если нет, то вскоре следует ожидать налета и на среднюю часть.

Фрол сумел заметить всадников, несущихся через поле как раз к дому, на крыше которого засели Кайсар и Амир. Тем временем к приставу начали подбегать слободские. Пока первые пять человек.

- Ждем… - сказал Фрол. – Судя по всему, это не весь отряд, так что если поспешим на помощь, оставим без прикрытия эту часть слободы.

Также он дал задание одному из крутящихся рядом пареньков сбегать проверить, готовы ли люди на противоположном конце этой части слободы. Никодим, ночевавший вместе со всеми, растолкал своего мальчишку-помощника, без всякой нежности дернул его за собой и после бегом направился за Фролом. Увидев приближающихся воров, он пристроил ствол на рогатку заграждения, чтобы выстрел был точнее.

- Далековато пока... - сказал Фрол.

- Слушай! - крикнул Мишка парням-помощникам, - куда я бегу, туда и вы, пока до сечи не дойдет! А как сеча начнется – бегите прочь со всех ног!

Тщательно прицелившись в тело ближайшего к нему татя, Никодим выстрелил. Дым тут же окутал его с головой.

Увидев, что первые всадники уже сделали по выстрелу, Амир, пока они не успели перезарядиться, сделал сам предупреждающий выстрел по ближайшему всаднику.

- Э! ;ара Кайсар. Анау тонкалан асыпкетiтi... - прокричал Амир Кайсару, указывая на того, что свалился вместе с конем.

//Э! Смотри Кайсар. Вон тот уже нае*нулся (с казахского, перевод игрока Grunge)//

Кайсар, поймав прицел, сделал еще выстрел.

- Са;ан сада;ты; керегі не, а? Ба;ыр;аны;ны; ;зінен адам ;леді!! - проворчал он в ответ на крики Амира

//Слушай, зачем тебе лук? Уже от того как ты орешь помереть можно! (с казахского, перевод игрока Ghola)//

Стрела Амира вновь попала в цель - в плечо всадника, однако ему удалось усидеть в седле. Кайсар попал в щит.

От заставы Семена донеслось несколько глухих ударов. Женский крик перешел в вой.

После выстрела Никодим сам принялся забивать заряд в пищаль. Когда дым рассеялся, никаких видимых перемен он не обнаружил. Очень уж далеко еще было, больше трех сотен шагов. Мог и промахнуться.

С четверо бандитов, что скакали по полю к Верхнему концу спешились, шустро принялись пробираться через рогатки. У двоих в руках были факела. Один из конных бандитов кинул свой факел в сторону Кайсара и Амира. Факел упал где-то рядом с домом. Оставшиеся трое выстрелили, стараясь заставить Амира и Кайсара не высовываться. Один чуть не попал.

Сразу после выстрела противника, Кайсар вылез и сделал очередной выстрел, стараясь снять лучника и попал, лучник свалился. Амир тоже ловко выгнулся и сбил стрелой одного из татей с факелами. Остальные трое скрылись вблизи дома, выходя из поля зрения.

От заставы по-прежнему слышен шум рубки. Женщина заткнулась, добавился топот копыт.

К заставе Никодима, Фрола и Мишки спешно подбегали еще мужики.

- Далеко! Далеко, бесова сила, - проворчал Никодим, сжимая заряженную пищаль, - Так! Мы с Фролом поможем башкирам, еще пяток мужиков с нами, а вы берите остальных и дуйте к Семену на подмогу.

Сам он тут же двинул вперед. Строений в распадке между концами слободки не было. Оставалось разве только перед камышами засесть, чтобы всадники, налетая с поля, замешкались в камыше. Место было все равно открытое для стрел, но Никодим отважился.

- По дороге до моста и налево, а там заляжем, если что, отходим через ручей... - решился Фрол, и оглянулся на парней-помощников, оба были бледны, но тверды, - Не струхнули еще? Тогда помчались на подмогу. Ружья не потеряйте. Остальным ждать!

Фрол побежал со всех ног вперед, неся одну из пищалей и подсошник. За ним бросились Мишка и подошедший Кадысин.

Перед домом с «гнездом» Кайсара и Амира вертелись три всадника и три пустые лошади. Всадники юлили, старались встать так, чтобы их закрывал скат крыши от стрелков. Где-то рядом с домом прятались еще трое спешившихся врагов с факелами. Слышен был шорох соломы. У двух домов справа от дома Кайсара и Амира уже навалили солому и она дымит. От заставы Семена слышны были крики, поднимался столб дыма. По улице слышен топот копыт. Скорее всего, эту заставу уже вырезали.

Амир глянул в сторону жердей, по которым они забрались на крышу. Они были открыты для нападающих стрелков. Так слезть было никак нельзя. Амир подмигнул Кайсару, и начал ковырять саблей в дранке, которой была крыта крыша дома, постепенно проделывая в ней дыру. Когда отверстие увеличилось до размеров кулака, он начал выдергивать от краев щепу, постепенно расширяя отверстие.

- Кайсар, ешкiм к;ріп ;оймасын... Бай;ап отыр, жарай ма?

Кайсар посмотрел на действия друга, пытаясь понять, что он делает. Потом улыбнулся и кивнул:

- К;рсетеміз итті; балаларына!

- Кайсар, прикрой. Посмотри за опасностью! (с казахского, перевод игрока Grunge)

- Покажем сукиным детям! (с казахского, перевод игрока Ghola)

Когда трое всадников, что были перед домом Кайсара и Амира, увидели ратников, бегущих через низинку, они закричали и засвистели, словно собирались прямо сейчас мчать на врага. Но делать этого не стали, так и кружили рядом с домом, заставляя Кайсара и Амира не высовываться.

Те вдвоем довольно шустро расковыряли крышу. Когда дело было почти закончено, Фрол, Никодим, Мишка и Кадысин успели уже перебежать мосток. Однако гораздо важнее, что к этому времени из-под дома с казахами уже поднимались густые клубы белого дыма - тати явно использовали солому.

К тому времени, когда еще чуть-чуть усилий и в дырку в крыше можно было бы пролезть, Кайсар и Амир услышали дробный топот с обеих сторон. Видно, по улице прорвались враги, а также явно с напольной стороны неслось еще несколько. Еще через миг Кайсар увидел в просвет меж клубами дыма, как с напольной стороны скачут мимо дома еще с десяток всадников. Да со стороны улицы он также увидел пару всадников. Одному дорогу заступил Тошка с топором, второй принял в сторону, натягивая лук.

Фрол, Никодим, Мишка и Кадысин уже перебежали речку и бежали к дому Кайсара, еще чуть-чуть и их залп наверняка сбил бы на землю трех всадников, но именно в этот миг они увидели еще нескольких, на полном скаку вылетающих из-за дома с напольной стороны. Убежать они сами уже явно не успевали.

- А ;ота;бастар, ;ке; аузын... - выругался Кайсар.

Он, натянув к уху тетиву, прицелился и выстрелил в скачущих мимо всадников. Стрела Кайсара на этот раз попала точно под правую лопатку одному из всадников, и тот свалился с лошади. Остальная ватага с напольной стороны пронеслась мимо. Оставался теперь только всадник с луком со стороны улицы этот выстрелил вдруг не по Тошке, а по Амиру, но промахнулся.

Кадысин не растерялся, махом прикинул расстояние до вражьей подмоги, и резко остановился. Наложив стрелу, он тщательно прицелился, подождал пару мгновений, выравнивая дыхание, и выстрелил в лошадь одного из первых всадников.

Никодим также встал, прицелился и пальнул из пищали в оставшихся всадников. Пищаль тут же кинул мальчонке.

- Заряжай! - и выхватил пистоли.

Фрол быстро поставил подсошник, кинул не нее ружье, быстро прицелился, выстрелил в скачущих в их направлении всадников.

- Пищаль! – видя, что один из парней уже схватил ружье Никодима, Фрол бросил свое разряженное ружье парню рядом и взял у того заряженное.

- Стреляй! – сказал он второму, надеясь, что ученье не прошло даром и тот может, попадет. Сам тоже выстрелил из ружья уже навскидку.

- Бей! Убивай! - Мишка достал пистоли и выпалил по ближайшим всадникам.

Кадысин попал в грудь лошади, та замедлила свой бег и тут же пуля Никодима свалила всадника. Лошадь принялась заваливаться вправо. Это создало некоторую помеху следующим за ней всадникам. Фрол также попал в грудь всаднику и тот свалился наземь. Мишка и мальчишка со свободным ружьем промахнулись.

Мальчишка Фрола тут же протянул последнюю пищаль, мальчишка Никодима принялся яростно заряжать свое. Было ясно, что успеет он вряд ли. Теперь на ратников неслось уже десять татей.

Услышав, как стрела пролетела прямо над головой, Амир зыркнул по сторонам. Увидев, как один из лучников целится в Кайсара, он крикнул другу:

- Енкей! - и тут же схватился за лук.

//Пригнись (с казахского, перевод игрока Grunge)//

Увы, Кайсар не успел внять призыву друга, стрела татя вошла под правую лопатку, и он завалился на Амира, мешая ему сделать выстрел. Всадник скрылся за скатом кровли. Было слышно, как он и его приятель гарцевали перед домом и кричали:

- Хей, орус! Сдавайся! Жизнь спасай!

Из-под дома со двора поднимались уже густые клубы дыма. Кайсар еще был жив, но чтобы спасти его жизнь, следовало очень поторопиться.

Чуть подпустив всадников для выстрела из пистолей, Никодим выстрелил из двух сразу и вытащил шашку наголо.

- Шайтановы отродья! - прорычал Кадысин и наложил новую стрелу. - Духи! Прошу!

Всадники приближались, Кадысин натянул тетиву и прицелился в самую наглую и злобную рожу, т.е. в первую попавшуюся. Вдох, выдох, вдох, свист...

Мишка достал следующие два пистоля, и по очереди выстрелил в воров.

Стрела Кадысина вошла татю прямо под подбородок. Он успел даже вынуть следующую стрелу и наложить ее на тетиву. Никодим первым выстрелом промахнулся, зато вторым свалил второго татарина, несшегося на него. Теперь на Никодима несется один всадник. Никодим выхватил саблю, приготовился принять на нее удар.

Мишка тоже был в ударе: оба выстрела попали в цель, одного он убил наповал, второму попал в правую ключицу, сшибая его на землю. Теперь на него летели всего двое.

Увы, эта череда удач на Фроле закончилась. Он сделал успешный выстрел, убив одного из несущихся на него всадников, отбросил пищаль, попытался уйти броском с перекатом от удара второго, но не получилось. Противник направил коня между Фролом и Мишкой, в сторону Кадысина. Свесившись со стремени, он лихо рубанул Фрола через всю грудь, разрубая ключицу и грудину. Фрол упал.

Оба мальчишки, что были с Фролом, отскочили назад.

Амир и Кайсар были заперты на крыше. Внизу их караулили около трех пеших и двух-трех конных. Из-за скатов крыши их не было видно. На Никодима все еще летел один всадник, на Мишку два. Один всадник проходит между Мишкой и умирающим Фролом на Кадысина. Последний татарин несется прямо на умирающего Фрола.

Амир глянул на стрелу, ранившую друга. Наконечник оставался под лопаткой. Может быть, вошел между ребрами и лопаткой, может быть вошел в легкое, за один миг не разглядеть. Поняв, что дела плохи, Амир поторопился. Осторожно уложив Кайсара животом вниз (предусмотрительно повернув голову вбок), Амир лихорадочно продолжил отрывать щепу от краев дыры в крыше, дабы увеличить отверстие.

Боль полоснула всполохом по груди и пронзила насквозь. Фрол опрокинулся навзничь и последним усилием вскинул пистоль, целя в скачущую прямо на него фигуру всадника. Выстрел, и сознание ратника затопила благословенная тьма, где нет ни боли, ни света…

Кадысин действительно не знал, что делать. К счастью, времени думать у него не было, и он пустил стрелу прямо в рот несущегося на него всадника, после чего прыгнул вперёд и влево от татя.

Мишка сделал кувырок в сторону, уходя от копыт коня и шашки вора. И рубанул топором, целясь в бедро всадника.

Стрела Кадысина свалила всадника, несшегося прямо на него. Мишка почти начисто отрубил ногу правому всаднику и тот, забрав лошадь влево, свалился на траву. Зато выпад Никодима был отбит и он не успел замахнуться второй раз, всадник проскакал мимо как раз к отскочившему за Никодима Кадысину. Левый из двоих, что мчался на Мишку, наезжал теперь на Никодима, замахиваясь саблей...

Умирающий Фрол, превозмогая боль в горящей груди, успел-таки выхватить пистоль, постаравшись уберечь пороховую полку от крови, и выстрелил в последнего наезжающего на него всадника. Вор упал.

И тут вдруг от заставы, где слободские ждали результатов побоища, Татьяна направилась к ратникам. Ее отец, Никола сначала даже не понял, что она затевает, но когда она уже отдалилась на пять шагов, полез через рогатки за дочерью:

- Стой, стой дуреха! - закричал он. - Зашибут ведь!

Татьяна оглянулась на батюшку, подобрала подол до колен - и рванула, уже не заботясь о том, заметят ее или нет. Бегала она плохо, но Никола, на ее взгляд, бегал еще хуже.

Мишка метнул топорик в вора, замахивающегося на Никодима. Сам Никодим ушел вбок от лошади, отбивая удар всадника саблей.

Еще несколько решительных движений и Амир расширил дырку достаточно, чтобы в нее можно было пролезть. Из дырки уже тоже шел дым, хотя пока и не такой густой. Кайсар пока не двигался, но пытался говорить:

- Таста мені... Бай;;с шаруалар ;шін шахид болдым... Таста... ;зі; ;;тыл... Бас;алар;а к;мектес...

- Тссс! - зашикал Амир на Кайсара, - кiшкене шыда...

- Брось меня... Свою жизнь за несчастных крестьян отдал... Брось... Сам спасайся... Помоги остальным... (с казахского, перевод игрока Ghola)

- Потерпи немного (с казахского, перевод игрока Grunge)

Амир спустил в дырку ноги Кайсара, затем схватив его за руки, начал спускать друга отверстие.

Время, чтобы запихнуть Кайсара в дырку, Амир выбрал удачно - враги по ним не стреляли. Кайсар запихнулся почти до конца, но увы, дойдя до лопаток, остановился. Спокойно проскользнуть вниз мешала стрела под лопаткой. Над головой Амира свистнула очередная вражеская стрела. Клубы дыма стали гуще.

Кайсар невнятно и несвязно что-то прохрипел.

Кадысин особенно не раздумывая, выхватил нож и метнул его прямо в горло ближайшему врагу, но промахнулся, промахнулся и Мишка. Всадник напротив Кадысина ударил, но промышленнику удалось смягчить удар, клинок рассек лишь мышцы левого плеча. Всадник, какой был напротив Никодима, проскакал дальше, к Кадысину.

За спиной Кадысина мальчишки держали в руках пищали и берендейки, но растерялись, не знали, что делать.

Татьяна оторвалась от отца и бежала к распадку и кузне.

Увидев безвыходность положения, Амир с огромным усилием вытянул Кайсара по пояс так, чтобы ноги свисали в хижину, и со словами "Биссмилляхи Рахмани Рахим" выдернул стрелу. Стрела вышла, но наконечник остался где-то под лопаткой.

Кайсар стиснул зубы, сдерживая крик, и зашипел от боли. Выдернув стрелу, Амир осторожно начал спускать Кайсара вниз, держа за кисти. Теперь он был в крытом дворе. Все кругом было заволочено дымом. Кайсар встал, попытался пошевелить правой рукой. Это было очень больно, но возможно. По Амиру пока никто не стрелял.

Кадысин понял, что дело - дрянь.

- Шайтан вас дери, пищали берите и бегите! - рявкнул Кадысин на испугавшихся мальчишек, а сам попытался уйти от удара противника, резко отпрыгнув влево-вперёд.

Никодим хотя и не попал по врагу, но отвлек на себя своего всадника, а всадник Кадысина дернулся в сторону и не успел достать мальчишек. Зато оба повернулись снова к ратникам. Один замахнулся на Никодима, второй на Кадысина. Мишка же оставался за спинами обоих всадников.

Услышав крик, мальчишки прянули в сторону, не выпуская ружей из рук.

Амир свалился в хижину, и теперь он был внутри, рядом с Кайсаром. Они были теперь в сенях на крытом дворе, который занимал половину большого дома. Снаружи сюда вела дверь сбоку здания. Внизу располагались загоны для свиней и баранов, которые сейчас, чуя смерть от огня, пронзительно орали. Там же были лари с запасами еды. Вход в жилую часть был на подклете, куда вела лестница снизу. Отсюда ведет дверь в жилую часть - в горницу. Окон тут нет. К воротам наружу надо было спускаться. Снаружи слышны крики:

- Ходи сюда, орус! Сдавайся!

- Та, шешен! - сквозь зубы выругался Кайсар. Вытащив саблю и взяв ее в левую руку, он обратился к Амиру:

- Ж;р, сігейік с;мырайларды! - и кивнул на выход из дома.

- Мен терезеден аткылаймын, сен акырындап сыртка шык, - шепнул Амир Кайсару, и заковылял в сторону входа в избу, где были окна.

- Пойдем, [цензура] этих [цензура]! (казахск. по уверению игрока Ghola)

- Выбирайся, я прикрою (с казахского, перевод игрока Grunge)

Кайсар кивнул и двинулся в сторону двери, сжимая саблю в руке. Тихонько приоткрыв дверь, он притаился у косяка, осторожно выглянув на улицу

Никодим отбил удар и сам уколол всадника, не убив его, но отвлекая на себя. В этот миг Кадысин выхватил стрелу из тула и, поднырнув под замах татя, всадил ему стрелу в бок, пробивая селезенку и проткнув снизу легкое. Вор задохнулся и завалился в седле, выронив саблю. Лошадь его сделала шаг в сторону.

Мишка подпрыгнул ко второму всаднику и прямо в воздухе отсек противнику голову. Безголовое тело свалилось с лошади.

- Сырт;а, - сказал Амир Кайсару, и двинулся в сторону лестницы.

//Наружу (с казахского, перевод игрока Grunge)//

Спустившись с помощью Кайсара к воротам наружу, Амир обнаружил, что эта дверь не открывается, видно была чем-то подперта с той стороны. От дыма, заполоняющего все помещение, стало трудно дышать, режет глаза

Кадысин вздохнул с облегчением, однако времени на отдых не было. Он стащил всадника вниз, выхватил его же нож и перерезал горло.

Крайний дом на Верхнем Конце, который занимали Амир и Кайсар, весь заволокло дымом. Оставшиеся в живых тати то ли прятались в дыму, то ли за турами и рогатками притаились. Сейчас их не было видно, как не было видно Кайсара и Амира.

- Надо степняков спасать, - подал голос Кадысин. - Как бы их не выкурили, да не закололи.

- Ты прав! - Никодим подбежал к мальчикам и забрал пищаль, которую те судорожно только начали заряжать. Забил до конца заряд, вскочил на коня.

- Вот вам пистоли для зарядки, заряжайте, так же, оружие Фрола, и давай за нами, - крикнул он мальчикам и поскакал в обход задымленного дома.

- Выманить бы кого из них на открытое место. Я бы сразу стрелу в глаз засадил, - посетовал Кадысин, снова подхватывая лук и забирая нож взамен своего.

Добежав до кузни, Татьяна двинулась сразу к батюшкиным инструментам. Примерявшись, она выбрала небольшой молоток и, выскочив наружу, побежала дальше к ратникам.

- Вперед! Обойдем дом с напольной стороны, спешимся и обстреляем, - приказал Никодим.

Кадысин поглядел на небо. Солнце всходило как раз над Верхним концом. Очень неудачно для стрельбы. Кадысин решил объехать со стороны леса, постоянно высматривая цель для стрельбы. Никодим тоже рванул во весь опор. Старался только двигаться так, чтобы клубы дыма прикрыли от противников, которые теперь могли прятаться за телегами и во дворах.

Мишка оглянулся. В руках шашка, топорик улетел далеко. Нож Кадысина тоже. Искать можно, но на это уйдет время. Кони татар были рядом, мальчишки на то хорошо сгодились - метнулись, удержали. Правда, это мелкие татарские лошадки, но добытому коню хвост не щиплют. Взлетев в седло, Мишка принял у мальчишек заряженную пищаль и прянул за Никодимом и черемисом.

Уже будучи в седле он заметил, что от кузни к ратникам несется Татьяна, но не стал обращать на то внимания.

Оставшиеся одни, мальчики склонились над Фролом, беспомощно озираясь. Фрол был без сознания и, судя по всему, вряд ли уже в него придет. Лишь один из парней остервенело заряжал пистоли.

Татьяна бежала к месту боя. За ней от заставы торопились уже и остальные слобожане с дрекольем и луками с Николой во главе.

"Шешендi", подумал Амир.

- Шайтан вас всех побери... – согласился Кайсар

Оба подумали про окна. Были они только в жилой части дома и были маленькие и разделенные переплетом на еще более маленькие ячейки, чтобы бычьим пузырем затягивать. Переплет довольно могучий. Кайсар, придерживая Амира, как можно быстрее двинулся в избу. Сквозь мутные бычьи пузыри они разглядели конного татя снаружи. Он пристально смотрел на окна, держа лук со стрелой наготове. Явно собирался стрелять, как только ратники выскочат наружу.

Кайсар выбрал окно и попытался пинком выбить переплет. Переплет устоял. Амир глянул, что есть горючего в доме: солома и льняная дерюга в качестве тряпок, да множество деревянной утвари в бабьем куте.

Времени было мало, дым и угар сочились уже и сюда, в горницу. Выхватив саблю, Кайсар изо всех сил ударил саблей по окну. Боль в правой руке заставила Кайсара сжать зубы и зашипеть от ярости. Чтобы перерубить тонким клинком довольно толстые брусья переплета пришлось попотеть. Воздуха не хватало. Амиру, лежащему на полу, явно было чуть полегче, но только чуть.

После того как окно вылетело, Кайсар тут же отпрыгнул в сторону и вовремя. В окно тут же влетела стрела и хищно задрожала под полатями. Слышно было, как за дверью горницы, в крытом дворе шибче загудел огонь, оттуда полыхнуло жаром. Сквозняк из разбитого окна явно пошел пожару на пользу.

Воры за окошком, оставаясь вне поля зрения, закричали по-татарски:

- Иди! Иди сюда, сдавайся, русский прикормыш! Мы не будем тебя убивать!

Они явно ждали с луками наготове, заставляя пожалеть о луках охотников, оставленных на крыше.

Кайсар посмотрел на своего друга и грустно улыбнулся

- Енді не істейміз?

//Ну и что будем делать? (с казахского, перевод игрока Ghola)//

Амир, все это время пребывавший в раздумьях, вскинул голову, и хитро улыбаясь, подозвал друга к себе. Из стоявшей в горнице колыбели и всяких тряпок батыры соорудили какое-то отдаленное подобие человеческого тела. Получившуюся куклу подожгли и с размаху кинули в окно, сопровождая это истошным криком. Сразу после попытались выпрыгнуть в окно.

Кукла вышла так себе, и потратили батыры на ее изготовление слишком много времени. Не смотря на боль под правой лопаткой, Кайсар выпрыгнул довольно ловко, двое разбойников не стали стрелять по чучелу, но по Кайсару промахнулись. Зато третий промедлил и, видимо, не напрасно. Ослабевший от всех предыдущих усилий, наглотавшись дыма, Амир сумел подтянуться до подоконника и почти вывалился наружу, как получил стрелу от третьего разбойника в основание шеи. Умер он мгновенно.

- Аруах! – крикнул Кайсар с саблей наголо и зашипел от ярости.

Перед ним было трое врагов, двое слева и один справа, все конные. Кайсар мельком заметил справа угол дома, можно было успеть метнуться за него. Не давая врагам опомниться, он бросился именно туда. От угла его отделял тать, что как раз натянул тетиву, но батыр во все еще дымящейся одежде успел ткнуть его саблей точно под поднятую левую руку - в сердце. Тело этого татя закрыло ратника от выстрелов двух других всадников, и он успешно скрылся за стеною дома.

Выскочив из-за угла, Кайсар обнаружил двух пеших татей, которые и подперли дверь на крыльце бревешком. Один был на крыльце около двери, второй внизу, в двух шагах от Кайсара с обнаженной саблей. И снова, не раздумывая долго, Кайсар ударил ближнего, одновременно уклоняясь от его возможного удара. Кайсар настолько глубоко вогнал себя в боевую ярость, что даже не чувствовал боли он наконечника под правой лопаткой. Не смотря на то, что враг успел уже замахнуться и почти нанести удар, Кайсар уклонился от его клинка и его верный шамшер отсек врагу голову. Тем временем второй, что был на крыльце, успел выхватить саблю и прыгнуть на Кайсара сверху, перепрыгивая перила крыльца. Кайсар отпрянул в сторону и рубанул его шамшером наискосок, разрубая ребра, вскрывая легкие. Исходя кровавой пеной, тот упал на землю.

Однако радоваться было рано - из-за угла уже выехали два оставшихся конных врага. Тот, что ехал первым, сменил лук на саблю, которой замахивался, явно собираясь зарубить охотника на скаку, а второй уже целился из лука.

Прошептав про себя Пісмілл;! Кайсар поднырнул под коня первого всадника, стараясь не попасть под копыта, и полоснул шамшером по ногам коня. С подрубленными сухожилиями животное, истошно заржав, завалилось на бок. Однако видимо все-таки сказался наконечник под лопаткой. Кайсар сумел уклониться от копыт падающей лошади, но как только он вынырнул из-под ее брюха, последний тать спустил стрелу с тетивы. Стрела вошла почти в сердце. Жить Кайсару осталось пару мгновений...

- Аруаааааах! - Кайсар вложил в этот клич всю свою ярость. Из последних сил он постарался достать шамшером своего убийцу, чтобы забрать его с собой...

Все бы получилось, но враг оказался ловчей, он уклонился от удара, отпихивая Кайсара ногой в сторону. Батыр упал и уже не смог подняться.

Татьяна в поле через клубы дыма смогла разглядеть, как из-за крайней избы показались двое конных, один из которых вскоре упал.

Когда Никодим, Кадысин и Мишка доскакали до восточной заставы Верхнего конца, они обнаружили зарубленного Семена и Тошку, подле которых голосила жена Семена. Все дома Верхнего конца горели. Враги, видимо, все еще оставались у крайнего дома, в котором были заперты Амир и Кайсар.

Мишка погнал коня по улице слободки, ища врагов.

- К дому башкир едем! – крикнул ему Никодим.

За тридцать шагов до крайнего дома ратники увидели вышедшего из-за угла пешего бандита с саблей наголо

Никодим спешился и снял пищаль. Предоставив пешего лучнику и казаку, он прицелился в тот угол, откуда вышел первый вор.

Мишка рванул к вору галопом:

- Гей-гоп! Бей-убивай!

Противник, не будь дураком, заблажил, как стервозная женщина, и кинулся к другому углу дома. Он мог успеть добежать...

Никодим перестал целиться и неспешно последовал за Мишкой. Через пару мгновений из-за угла дома, навстречу бегущему вору, вывернул еще один конный лучник-татарин. Увидел ратников и вскинул лук со стрелой на тетиве. Кадысин тоже выскочил на улицу из-за домов позади охотников.

Быстро смекнув, что к чему, Кадысин скатился из седла наземь, вытащил стрелу. Почти не целясь, он выстрелил в наездника, особенно никуда не метя, стремясь только помешать тому пустить стрелу. Кадысин оказался быстр и меток, коротко свистнула стрела, впиваясь врагу в солнечное сплетение, и вор завалился назад, выпуская свою стрелу в небо.

Убегавший тать, увидев, что его товарища убили, даже кричать перестал. Остановился и обернулся назад.

Мишке до него осталось пять шагов.

- Бей, убивай! - Мишка дал шпоры коню и рубанул татарина.

Тот только успел поднять саблю, чтобы защититься, но было поздно, сабля казака рассекла его голову от левого виска до подбородка.

Когда Мишка остановил коня, он и Никодим успели увидеть тело Амира, наполовину свисающее из окна объятого пожаром дома. Еще через миг из-за угла избы вышел еще один разбойник. Пеший, с саблей. Увидев охотников и трупы соратников, он дернулся, словно собирался убежать, но остановился, поднял саблю и, грязно ругаясь по-татарски, проклиная ратников, двинулся на них. Явно собирался умереть батыром.

Как только стрела поразила цель, Кадысин побежал вслед за охотниками, выхватывая на бегу стрелу. На случай, если опять стрелять придётся.

Понимая, что этот гад, скорее всего последний, Никодим поднял пищаль и спустил курок. Он ожидал появления татя, именно из за этого угла, так что прицеливание не заняло много времени. Пуля попала прямо в грудь вору, разбивая грудную кость и выворачивая легкие наизнанку. Он выронил саблю и упал на колени, хрипя и задыхаясь. Через несколько мгновений кровь залила легкие и он умер.

Это был последний.

Выстрелив, Никодим побежал проверить Амира, однако подойти к дому было уже невозможно - слишком силен был жар пожара. Амира ждало огненное погребение.

За углом ратники нашли мертвого Кайсара. Он лежал на боку со стрелой у сердца, неподалеку от него, на крыльце лежали еще два мертвых врага, била копытами лошадь, с подрубленными сухожилиями...

Конь Мишки рыл копытами землю, сам хозяин искал сечи.

- Здесь, похоже, все, - перезарядив пищаль, Никодим снова вскочил на коня, - Вперед за мной, оружие у мальцов по пути заберём.

Когда охочие люди вернулись к пацанам, они нашли умершего уже Фрола и Татьяну над ним. Слободские, поняв, что дело кончено, тоже подтянулись уже к этому месту. Кто-то уже ловил повода разбрёдшихся коней татей.

- Что, все? – спросила Татьяна, - Всех поубивали?

Татьяна до того уже пустила слезу над телом Фрола. Теперь же, увидев уцелевших ратников, закричала в голос:

- Мишенька, солнышко, так ты жив! – уронила молот на землю и кинулась к коню сумасшедшего казака, хватая того за уздечку.

Конь всхрапнул, мотнул головой, но повод не вырвал и остановился. Мишка спрыгнул с коня, даже не посмотрев в сторону Татьяны. Он принялся обходить ближайших татей готовый резать им глотки. На всякий случай.

Татьяна тяжело вздохнула и подергала себя за косу. Любовь - это такая штука... Еще пару дней назад ей бы и в голову не пришло прилюдно открывать свои чувства этому сумасшедшему казаку. Но зато как красиво он скакал, рубил и орал на врага!.. Не хуже, чем сама Татьяна на непослушных поросят на выгоне! И вот на тебе. Оставалось либо попробовать повеситься еще раз, либо утопиться. Еще можно было взять любимую лопату и приложить Мишку по голове - авось войдет в разум и поймет, что только она, Татьяна, способна составить его счастье... А если насмерть? Девка решила попробовать уладить дело миром.

- Миш! Мишенька! – проговорила бешенная девка, догоняя казака и заглядывая ему в глаза.

- Эй, надо чего? Уйди с глаз моих!- Крикнул Мишка.

- Батюшка! Ты слышишь, что этот бесноватый говорит? - зловеще протянула Татьяна, подбочениваясь одной рукой, а другой не выпуская поводьев коня, вынужденного идти за ней, - это ты мне, Мишенька?

Никола-кузнец непонятно мотнул головой в ответ на вопрос дочери - то ли слышал, то ли нет.

- Что ж, похоже, все воры нашли здесь погибель. Похороните наших товарищей, и помогите собрать нашу добычу, - приказал Никодим, - Надеюсь, все помнят, что по уряду, все имущество и серебро, собранные с воров и наших товарищей, принадлежат нам?

В продолжение слов, Никодим тут же забрал у мальцов свои пистоли и пищаль Фрола и начал собирать коней и обчищать трупы. Все полезное сгружал на разостланную попону.

Медленно, нерешительно, слободские принимались помогать. Кто-то собирал оружие, кто-то тащил убитых татей, кто-то татар. Кто-то и погибших на Верхнем конце слобожан. Иные все стояли, сжимая в руках колья и копья, так и не пущенные в дело. И от того им было еще тяжелее. Как будто они виноваты, что никого не убили.

Наконец, на лужайке перед домом слободчика выложили на чистое полотно тела погибших в бою за слободку.

Фрол, Кайсар, Семен, еще двое слободских, погибших там же, у Верхнего конца. Один совсем молодой, сын Семена.

Раненного Тошку бабы увели уже в баню, где оказывали ему помощь с ранами.

Догорали дома Верхнего конца, в огненной могиле погребая останки Амира.

- Будем поминать, знайте, не должно в их крае пить за смерть, - Кадысин обратился к слобожанам, указав на Кайсара, - в ткань бы его завернуть. В чистую. И омыть. В последний путь, к предкам, должно по обычаю провожать.

Теперь, над телами павших охотников, слобожане выглядели, словно виноватые в чем-то. Мишка и Никодим глядели на погибших молча. Сказать им было вовсе нечего.

- Миша, - промурлыкала Татьяна, подойдя поближе к казаку, - А где твой дом?

- Там, где конь и сабля! – буркнул казак, не глядя на нее.

- Так ведь... коню и шашке тоже кров требуется, - доверительно сообщила Татьяна, - Да и хозяину их – тоже.

- Неужели ты так сильно любишь своего коня? - с ужасом полюбопытствовала Татьяна. - Больше тепла и уюта?!

- Молодой я еще для тепла и уюта - атаманом не стал! – стремясь избавиться от Татьяны, Мишка обратился к Никодиму, - к Рваному камню надо съездить. Еще там добро, не то раненные остались.

Никодим покивал:

- Схороним наших и поедем.

Татьяна решила сбавить напор и ушла в дом. Никодим поглядел ей в след, спросил Мишку:

- Почто девку обидел? Вон, какая славная, а ты что нетопырь…

Мишка молча снова повернулся к телам погибших, которых обмывали старухи и бабы.

Слобожане помогли поймать всех низкорослых лошадей татей и собрать их тела. Тела обобрали и зарыли в канаве. До заката, уважая обычай павших казахов, Кайсара и кости Амира похоронили, как положено. С Фролом и слобожанами решили тоже долго не тянуть и похоронили следом за ними. Теперь у ограды слободского погоста виделись в ряд четыре свежих холмика, в изголовье которых вместо надгробных камней и крестов были воткнуты клинки ратников - сабля-корабеля казака, стрелецкая сабля и два шамшера казахов.

Потом гуляли большую тризну. Лихо гуляли, шумно, буйно, медовуха лилась рекой. Были пляски и песни. Но Мишке и Никодиму было как-то сумрачно все время, в голове гудело, как будто не хмелели, а дурели они. Кадысин и вовсе не пил, не гулял, просидел полночи у погоста.

Зато слобожанам было весело, они праздновали освобождение от страшной напасти. Вернувшиеся из лесу девушки кружились хороводом с парнями, смеялись звонко, весело. Дурных от питья и крови Мишку и Никодима теребили, толкали в плечи, пытались увлечь в пляску, но все бесполезно.

Следующим днем после похорон оставшиеся трое охочих съездили к Рваному камню, где нашли остальных коней и трех раненных татей, которых они зарубили просто и безыскусно. Всего они собрали сорок три сабли, поменьше пик и луков. Луки оставили в слободке. Толковую цену за них все равно взять не было возможно. А вот пики и клинки забрали с собой. Так же как сорок три седла. Все это добро сложили на выделенный слобожанами воз.

Серебра у воров не было, судя по их запасам, они и еду последнюю подъедали. Потому не имели выбора и никак не могли оставить слободку в покое. Кроме воза с оружием и седлами ратники уводили с собой целый табун из взятых в бою лошадок - сорок одну голову. Это было настоящее богатство.

Через несколько дней, утром, они уходили из слободки. Стояли у околицы двое мальчишек, приставленных к Никодиму на случай, если он умрет. Им не так повезло как их сверстникам - Никодим был жив-живехонек, и ухаживать за его могилой не требовалось.

Давилась слезой Татьяна, все еще пылая неразделенной любовью.

Какая-то тетка тайком перекрестила спину Кадысина со словами: "Хоть и басурманчик, а все ж хороший, свой..."

Татьяна, подавившись еще некоторое время слезой "от неразделенной любви", горящим взором окинула родную избу и полезла в сундук. Через некоторое время - когда слободские провожали ратников, она уже сосредоточенно шагала вперед, по дороге на Енисейск. Татьяна отправилась в люди. Что-то в ее бедовой голове бродило такое-эдакое, неопределенное - но очень пылкое и, если честно, глупое.

Выехав из слободки, трое охотников остановились у погоста, у четырех свежих земляных холмиков. В изголовье могил вместо надгробных камней и крестов были воткнуты клинки охотников - сабля-корабеля казака, стрелецкая сабля и два шамшера казахов. Поодаль виднелись три могилки павших слобожан.

- Ну что полегли, вечная вам память, братья, - Мишка стоял перед могилами, дыша перегаром, трехдневная щетина и красные глаза говорили о том, что он пил и почти не спал. За спиной опять торчали две сабли - в добыче порылся, за кушаком пистоли, - Рад был рядом с вами биться.

Кадысин пробормотал что-то на своём над могилами казахов, взмахнул на прощанье рукой.

Никодим стоял над могилой Фрола. Крестьяне, казаки, казахи, безумные бабы, Фрол единственный напоминал ему о стрелецком укладе, единственный человек которому можно было без опаски подставить спину. Несмотря на свою шкурность и мелочность, стрелец не желал стащить саблю Фрола, сабли остальных он не тянул, исключительно из уважения к товарищам живым.

Наличие браги в организме было весьма умеренным, в день перед отъездом он почти не пил, скорее похмелялся. Мысли сбились в кучу и занимались исключительно подсчетом барышей, одну из пищалей и все четыре пистоля он зарядил, опасаясь татей по дороге.

- Кадысин, Мишка, предлагаю до города вместе, а там продадим добычу и еще помянем товарищей. По коням, братцы. Хватит горевать, айда в кабак пировать и опять воевать.

Проехав с несколько часов, ратники догнали Татьяну. Она все так же решительно шагала по тропе к Енисейску. Пути ее, скорее всего, было до ближайшего медведя. Увидев на дороге Татьяну, Никодим немало удивившись, полюбопытствовал:

- То-то тебя на проводах не было! А куда ж ты направляешься?

- По делу! - гордо ответствовала Татьяна и продолжила путь.

- Попутного ветра в горбатую спину, - крикнул ей Мишка, не останавливая коня.

- И где ж твое дело? – все-таки спросил Никодим, - куда путь-то держишь? Ежели в город, дак садись вон на воз, заодно и вожжи возьмешь. В поводу его вести – дурно.

- Можно и в город... - задумчиво сказала Татьяна. - Оно без разницы... Спасибо, добрый человек!

Она примерилась и заскочила на воз. На колени положила молот.

- И какое дело? Не воевать ли собралась? – хмыкнул Никодим.

- А хоть бы и воевать! – ответила та и покраснела, - вот стану воительницей-поляницей!

Мишка заржал.

Кадысин оглянулся, проворчал:

- Зря. Слободские скажут, что мы ее скрали со двора. Обманули, молодую, забрали с собою.

Никодим покивал, помрачнел:

- Да тебе до того что за дело?

Кадысин отвернулся, пожал плечами. Никодим тоже помрачнел, замолк и дальше ехал уже не начиная разговоров.

Без лишней спешки охочие люди возвращались обратно. Ехали они со странными и грустными чувствами, не свойственными обычно лихим и отчаянным бойцам. Может быть штука в том, что они не чувствовали себя победителями в закончившемся деле. Оно и верно. Хотя все тати нашли свою смерть, хотя удалось охочим людям разжиться целым стадом лошадей, но настоящими победителями были слобожане, а не ратники.

Через пару дней они добрались до Енисейского острога, где их уже ждали открытые двери постоялых дворов. Городок встретил их привычной бесшабашностью и призраком гуляний. Все так же входили в ворота промышленные люди с тюками свежей рухляди за спиной, чтобы через пару часов выйти из купеческой лавки в шароварах, намотанных из двух десятков шелка, а утро встретить под обрывом с перерезанным горлом.

Охочие возвращались в привычный мир, где опрометчивое слово могло привести к драке со смертельным исходом или обернуться долгим походом и большими барышами.

Здесь у ворот они и попрощались.

Татьяне предстояла новая жизнь, в которой она ничего не понимала. Ясно было, что первым делом ей нужно найти человека, который мог бы обучить ее бою. Об остальной же правде жизни "в людях" и о том, что только при большом везении ей удастся сохранить все, что она так берегла, девица даже не догадывалась.

А казак, стрелец и промышленник вернулись к привычной жизни. Ибо все что было - лишь маленький миг, похожий как две капли воды на все, что было и одновременно отличающийся ото всего, как вода от огня. Это была их собственная жизнь, когда было не ясно не только, кем они станут через год, но даже чем закончится следующий день.

Приложения

Предыстория и описания некоторых персонажей:

Лет 25, среднего телосложения, невысокий. Третий сын новгородского купца, был отдан в обучение в духовную семинарию, грамоте и письму был обучен, но выгнан по причине излишней слабости к выпивке и азартным играм. Стоял в услужении у различных купцов, имел выходы к боярам да дворянам, а также к их женам. Один, раз, на одном из торжеств, изрядно приняв на грудь, он в грубой форме высказал княжне Екатерине, имеющей законного мужа, свои желания. Княжна возмутилась, Фролу грозили батоги и возможно ссылка, но он опередил судьбу, сбежав в Москву и записавшись в стрельцы. Грамотного молодого человека сразу заметили, сначала сделали писарем, а затем и подьячим стрелецкого приказа. Там же его научили основам обращения с оружием, хоть и писака, но стрелец, и с оружием обращаться должен. Фрол продолжал вести разгульную жизнь, впрочем, выпивкой он теперь стал увлекаться поменьше, но иногда все равно срывался. От ссылки он все равно не ушел, загремев под суд за попытку вытягивания из тюрьмы своего друга по подложной грамоте. Впрочем, говорят, он еще легко отделался.

В Енисейске же никому не было дела, что он ссыльный, людей все одно не хватало. А жена воеводы Афанасия Пашкова была уже старая, так что тот не шибко тревожился за буйство ушлого молодца.

Неплохой стрелок. Любимое оружие - пистоль, выигранная в карты (кости). Но против ружей тоже ничего не имел.

Оружие обычное для стрельца – фитильная пищаль, сабля, берендейка на 12 зарядцев, бердыш.

Равно обыкновенное стрелецкое платье: кафтан, шапка, сапоги, кушак.

Иван Калина (Іван Калина)

Поехал в Сибирь в поисках стоящего казацкого дела. Кровь не водица и настоящий казак боем крепок. Завербовался как служилый казак у московских воевод. Однако в самой Сибири весь уклад совсем уж воровской жизни не показалась вовсе. Взяточничество, борьба со своими, выслуживание, злоупотребления, жестокости и притеснения. К тому же настоящие казаки привыкли басурман резать и бить, а тут перед постоянной угрозой татарских набегов они и своих, и чужих бьют и не ради защиты, а ради наживы только. Это все ему мало было по нраву. Так что в итоге он не удержался на своем месте. Воевода при случае лишил его места в служилых и перевел в посадские люди, а казачий сход не стал и заступаться. Потому как «не свой» оказался. Как посадского человека его отправили в Енисейск, но тут он, опять не стремящийся играть в игры, покуда не пришелся ко двору.

Возраст: где-то 33-36

Навыки: отличный наездник, в лошадях разбирается как никто другой. Хорошо владеет холодным оружием, луком. Огнестрельным - неплохо. Играет на домбре, которую вечно носит с собой. Поет, знает много песен и сказаний. На русском разговаривает вполне неплохо, но с заметным акцентом.

Волею судьбы стал изгоем из рода и отправился наниматься на московскую службу. Не желая дальше убивать людей, что и привело к изгнанию, записался не в юртовские татары, а в посадские люди. Был направлен в Енисейск, стремился устроить кожевенное дело. Но, только прибыв, не нашел себе пока толкового места. Так что он остро нуждается в том, чтобы заслужить себе одобрение енисейского мира и поддержку.

Кадысин - внебрачный сын жреца; родился хромым, от того многие его побаивались. Рос он отщепенцем, очень редко играл с другими детьми, в основном за ним гонялись с прутьями, будто он злой дух или ещё что-то такое.

После 12 лет он был предоставлен сам себе. К 27 годам Кадысин умело обращался с луком, метал ножи с закрытыми глазами, играючи мог расставить любые силки, устроить ловушку. Зарабатывал на жизнь лесным промыслом.

Прозвище своё - имя приносящего вред духа Шайтана (Кереметь) - он получил, когда прирезал ножами трёх неместных, которые изнасиловали девушку из его воршуды.

http://www.hrono.ru/etnosy/votyaki.html

Промышлял он, пока не связался с ватагой атамана Красюка, и они не поставили на счетчик. Сначала он попытался честно отдать долг, но казаки потребовали с него больших процентов. Поцапались. Одного он завалил. Так что теперь ватажники Красюка объявили на него охоту и в Енисейский острог Кадысин явился, чтобы найти защиту.

Мишка Без-башки

Казак с Яика. Там родился и вырос. Скоро после того, как ему исполнилось 21 год, атаман собрал ватагу в Сибирь, приискать богатства. Год добирались, потом атаман все искал то ли к какому ясачному отряду прибиться, то ли к обозу. Прослышал о дорогой земле за Леной и отправился сам приискать новой землицы. Полтора года ушло на поход, треть народа потеряли. Мишка взбесился, плюнул атаману в лицо да и ушел из ватаги. Еще хуже сделал. Кроме оружия и коня ничего ценного нет. С грехом пополам добрался обратно до Енисейска, но издержался так, что далее двигаться было уже никак. Еды и той не осталось, ни серебра за еду заплатить.

Владеет двумя шашками, носит их за спиной, а не на поясе. Владеет ими великолепно.

Носит на поясе четыре пистолета и маленький топорик. Топор если что кинуть можно.

Также в наличии (у седла) ружье (с фитильным замком) и пика.

сапоги, сермяга (синяя, скорее всего) это верхняя одежда похожая на кафтан, шаровары, под сермягой сорочка, шапка с меховой оторочкой.

Роскошный широкий кушак, за который и запихнуты все четыре пистоля. Поверх сермяги в прохладное время - зипун.

Татьяна. 18 лет (перестарок). Внешность - ничего выдающегося, среднестатистическое русское лицо, разве что коса пристойная. Средней упитанности (авось, от невзгод похудеет). Папа кузнец, поэтому одета вполне зажиточно.

Работой, опять же в силу отцова дела, не замучена, а как единственная доченька вообще довольно избалованна. Умеет готовить, разумеется, шить, вышивать; обожает петь (голосить погромче). Плавать не умеет. В лесу неплохо ориентируется. Любит животных, взаимно.