Десятилетний матерый распластался по земле, опустил на лапы массивную голову и прищурил желтые глаза.

Вокруг жужжала, стрекотала, цвиринькала радостная жизнь, а он

— альфа-самец, хозяин отвоеванной в жестоких схватках огромной

территории, пребывал в глубокой печали. Еще недавно

многочисленная, мобильная, спаянная стая рассеялась: неумолимый

природный инстинкт погнал трехлетних переярков искать себе подруг

на стороне, а бесценные жизни четырех прошлогодних прибылых

щенков у заботливых родителей отняли злые морозы и отчаянный

голод. Вдобавок, гнусные посягательства принудили вожака по весне

изгнать пришлых холостяков, обезумевших от запаха феромонов. Вчерашние соратники, преданные и покорные, с началом любовной

гонки потеряли страх и готовились в смертельной схватке отвоевать

право спариться с альфа-волчицей.

Пришлось показать им зубы, уже пожелтевшие, но еще опасные.

Когда потенциальные соперники бесславно покинули его

владения, рядом с доминантной парой осталась только жалкая кучка

потрепанных худосочных самок.

Отпраздновав победу и получив то, что ему полагалось по праву

сильнейшего, суровый вожак так и не дождался писклявых сеголетков -

подруга не понесла. Оставшись без щенков, она больше не ухаживала

за ним, не терлась об его бок, не заигрывала.

Чутье подсказывало стареющему волку, что неотвратимо

приближается конец его владычества. Осенью изгнанники вернутся, и

тогда многотрудное восхождение на Олимп может завершиться

позорным низвержением лидера. Алчных претендентов на престол уже

не впечатлить вялыми мышцами и разинутой пастью.

* * *

Безутешный взгляд стал безучастным, взмах руки означал

осознание безнадежности. Это был тихий конец громкого ночного

скандала. Роман, в запале, и не понял, что рухнула незыблемость,

оборвалась нескончаемость.

Утром Наташа торопливо собрала вещи, напоследок уронила

горькое «Ты — зверь» и исчезла, оставив после себя пустоту, куда

уязвленный гордец вот уже четыре года ежедневно заливал жгучую

обиду вперемежку с разъедающей ревностью и губительной

униженностью.

 

Грохот на кухне порвал нудную тишину и прищемил Роману

нервные окончания. Вздрогнув, он так стремительно покинул среду с

повышенным давлением на растерзанные чувства, что в натруженной

голове чуть не полопались сосуды.

- Галка, что такое?

На зов, приправленный нотками явной угрозы, в комнату тут же

заскочила перепуганная женщина - ко всякой бочке затычка,

осточертевшая приживалка, суррогат любви.

- Ромчик, полка упала, - пролепетала бедолага, всем своим

раболепным видом демонстрируя безропотное подчинение и готовность

взвалить на себя все грехи этого бренного мира.

- Опять? - От удивления порыжелые брови взметнулись, но скоро,

насладившись полетом, вернулись на привычное место, насупились и

приготовились обвинять. - Говорил же: «Не ставь ничего тяжелого».

- Да я ничего... ты плохо закрепил. - Поразительно, как обычно

осмотрительные дражайшие половины, оправдываясь, могут невзначай

наговорить нелепостей.

- Скажи еще, что я безрукий идиот. - Проглотить добавку к

суточной порции печали Роман не смог. Поперхнувшись ерундовской

неурядицей, толканул растерянную бледность и рванул на кухню, где

при столкновении со злом пострадала невиновность.

- Зачем? Жалко... - Галя, подтянувшись вслед за мужем, скорбным

взглядом проводила в последний путь изуродованную полку, ставшую

жертвой разбушевавшегося самодура.

- Все здесь мое, заруби себе на носу. М-о-е! Что хочу, то и делаю. -

Гнев клокотал и разукрашивал Романа багрянцем. - Уйди, зараза! Уйди

от греха, а то я все здесь разнесу.

Понимая, как страшно с психом на узкой дорожке столкнуться,

Галя, широко разинув рот, истошно завопила. Эти специальные

сопранные звуки ошарашили и слегка уняли пыл разрушителя.

- Смотри мне, - пригрозил он, стукнул кулаком по столешнице и,

накинув куртку, был таков.

 

- Все было... и праздники были... - Провожая взглядом побитых

ветром одиночных прохожих, Роман ласково погладил пуховик,

подаренный ему «бывшей» к знаменательному сороковнику. Под

непроницаемой тканью разлитое благодатное тепло полностью

усмирило ярость, и обезвреженного буяна подхватили и понесли

пораженческие сантименты.

- Наташа... Наташа... - Посмаковав имя изменницы, ненавистной и

обожаемой в неразрывном сплетении прошлого и настоящего,

горемыка в тысячный раз спросил фантома «Почему?» и, не дождавшись

ответа от бездушного призрака, залился муторной жалостью к себе, в

который раз заживо похоронив хилую надежду.

- Думает, я тут без нее подыхаю? Черта лысого! У меня есть Галка.

- Конечно, была у него такая, но смириться с тем, что все,

предназначавшееся Наташе, по прихоти Судьбы достается деревенской

девахе, которую он вытащил из глухомани, на деле не удавалось.

- Эту все устраивает. А той все было не так... "Зверь"... Какой я

зверь? Иногда сержусь, но ведь всегда по делу... Эх, Наташка! Замену

тебе я нашел, а счастья нет.

В тиши лесопарка Роман битых два часа наматывал километры

тяжелых раздумий, пока не выбился из сил.

- Пора домой, - подумал он и направился туда, где его ждала

смиренная Галя — не золотая медаль победителя, а утешительный приз

неудачника.

 

Проверочный осмотр и заискивающая улыбка остались

безнаказанными — кризис миновал.

- Обед давно готов, кушать будешь? - Святая простота, как могла,

задабривала мужа.

На кухне чистота и порядок, только две дырки на стене

напоминали о недавнем погроме. Роман, отметив усилия, грузно

опустился на стул, втянул дурманящие запахи и сказал вполне

примирительно: «Давай».

Осчастливленная сдержанным поощрением, Галя засуетилась:

налила, подала и даже не забыла передать экстренное сообщение.

- Тебе мужик звонил.

- Кто такой?

- Не назвался. Сказал, вечером зайдет.

Роман в недоумении поперекидывал варианты, просеял возможных

визитеров, кое-кому позвонил, чтоб убедиться, но так и не вычислил

автора обещанного сюрприза.

- Пошутил дурак какой-то, а мы тут зачесались.

* * *

Серый изгнанник вернулся. Один. Остальные сгинули на чужих

враждебных территориях.

Стоя на пригорке, пришлый холостяк приветственным воем послал

сообщение о своей принадлежности к стае. В ответ на сольное

завывание раздался тявкающий лай. Узнали!

Положением хвоста и выражением морды он обозначил свою

лояльность и покорность, хотя, обласканный самками, сразу понял, что

его время пришло.

Нет волка, который не хотел бы потеснить хозяина, только надо

быть осторожным и терпеливо ждать подходящего случая.

Вожак еще силен, но без поддержки родных по крови молодых

клыков и подруги, которая раньше агрессивно защищала своего

партнера, а сейчас, оставшись без приплода, искала себе новую пару,

позиции лидера пошатнулись.

Конкурент на место главы стаи почувствовал вкус скорой победы.

Схватка за власть может стоить ему жизни, но риск оправдан, ведь в

награду он получит территорию, статус и ее — альфа-самку.

* * *

Тот, который был за дверью, долго переминался с ноги на ногу,

повлажневшей ладонью мусолил брюки, порывался уйти, но все-таки

позвонил.

Тот, который был с другой стороны, попытался хоть что-нибудь

высмотреть в глазок, но в темноте обшарпанного коридора увидел

только силуэт. От неопределенности занервничал, но все-таки открыл.

Мужчины скрестили взгляды.

- Ты? - Конечно же, Роман его сразу узнал, хотя за убедительной

статью, за разворотом плеч трудно было распознать прежнего Николая,

исчезнувшего после его свадьбы с Наташей так внезапно и, как тогда

казалось, навсегда.

- Пустишь?

- Заходи, - обескураженный хозяин, пропуская гостя, успел

сопоставить параметры и стыдливо втянул округлившееся брюшко.

Пришлый варяг, отягощенный шикарным букетом, вступив на

чужую территорию и поприветствовав друга, любопытно осмотрелся. -

А где Наташа?

От тычка в больное место тело Романа покрылось испариной.

- Все равно узнает. - С души воротило, но отсутствие причинного

объекта не скроешь, злополучный факт обнаружится так или иначе,

сейчас или через час. Он уже почти решился, но тут из комнаты

выплыла она...

Не то, чтобы уродина, нет. Но было в ее облике нечто кричаще

провинциальное: ворона в павлиньих перьях, если кратко. Такую не

покажешь ни врагам, ни друзьям, тут нужно время, чтоб привыкнуть и

смириться.

- Это... - Романа передернуло от отвращения, - моя жена... Галя!

Холодно представленная, деланно растянув губы, ухватилась

лапкой за горячую кувалду Николая, выдавила банальное «рада

познакомиться», с молчаливым порицанием неразумной траты приняла

букет, культурно предложила снять ботинки и отправилась на кухню

тарахтеть своими кастрюлями.

На физиономии здоровяка появились симптомы глубокого

потрясения: «Нет, я не понял».

- Потом... потом, - характерным движением руки Николаю было

предложено пройти в зал и отужинать.

 

Разговор не клеился. Напряжение за столом плавно нарастало,

хотя лицедеи старательно играли свои роли: Роман — что рад

визитеру; Галя — что ей совсем не жалко деликатесной группы, которой

пришлось пожертвовать ради такого случая; Николай — что его

интересует совсем не Наташа.

Время топталось на месте, гость изнывал, а так как о предмете

скрытого интереса не было сказано ни слова, стал тишком поглядывать

на часы, прикидывая в уме, как поскорее покончить с церемониями и

остаться с Романом наедине, чтобы выяснить причины и оценить

последствия.

Когда, наконец, удобный момент представился, грех было не

воспользоваться. Николай, не мешкая, вскочил, лицом изобразил

признательность и пробасил: «Ну, что, хозяева, пора мне и честь знать.

Рома, пошли пройдемся, хватит диван давить».

- Ну вот, сейчас начнется, - подумал Роман. В который раз за этот

несчастный день его подергали за оголенные нервы. - Не отстанет,

пока не вывернет меня наизнанку.

 

Не по нутру ему было выворачиваться, но Николай, не привыкший к

хитростям и недоговоренностям, действовал беззастенчиво и напористо.

- Рассказывай!

- А что рассказывать? Сам все видел.

- Видел и чуть не слился на пол... Да, дела... А причина... причина в

чем?

- Не знаю. - свирепый взгляд уперся в садиста, затягивающего

удавку. - Собрала вещи и «прощай, дорогой».

Отчужденная нервозность не осталась незамеченной, но Николай

уже не мог остановиться.

- А где сейчас Наташа?

- Координат не оставила, - он, конечно, знал и номер телефона, и

адрес, но не собирался протаптывать тропинку к бывшей для

влюбленного почитателя. Ведь этот гад тоже сохнул по Наташке,

сохнул, но скрывал.

- Тогда бывай. Мой транспорт подходит. Позвоню как-нибудь.

Кислое: "Звони", - не догнало убегающего.

 

Холодный автобус, заглотнув живца, лязгнул железными створками

и, довольный, медленно пополз подбирать запоздавших перехожих.

Когда-то закадычные друзья, а теперь чужаки, встретились и

разошлись, на душе у обоих осталась только муть и досадное

разочарование.

- Столько лет прошло, и вот, здрасьте вам, объявился. О себе —

ничего, а все: «Где Наташа... где Наташа?» Тьфу!

Когда озлобившийся мужчина ввалился в квартиру, он мало

напоминал добропорядочного семьянина.

- Шнурки развяжи! - Хамский тон и сжатые в кулаки пальцы были

весьма убедительными. Безропотная Галя, движимая инстинктом

самосохранения, опустилась на колени и судорожно пыталась развязать

тугие узлы.

- Быстрее... быстрее, - рявкал осиплый голос, а угрожающий кулак

дернулся в непреоборимом желании расквасить этот презренный

затылок, раздавить эту приевшуюся самоотверженность.

- Чего рычишь, как зверь? - Она увидела опасность, но не

успела увернуться.

- Ненавижу! Еще раз скажешь это, вырву язык! - Наказав дуру,

чтоб в другой раз неповадно было, Роман оставил подругу на полу

зализывать раны. Когда за извергом закрылась дверь, Галя с трудом

поднялась, утерла слезы и прошептала: "Как есть зверюга! Волчара!"

* * *

Пришлый холостяк, дерзкий и свирепый, час от часу наглел.

Осаживать нарушителя иерархии вожаку становилось все труднее. Уже

не раз он в бешенстве замечал, как, выпятив грудь, нахал обхаживает

его подругу, как задабривают и услужливо вьются вокруг него

лицемерные самки в надежде получить кусок мяса побольше.

Противостояние разгоралось. И вскоре стало очевидным, что позы

доминантного самца больше не указывают на его главенствующее

положение, а когда-то грозный клич к нападению стал похож на

хриплое тявкание. По непреложным волчьим законам дряхлеющий

лидер должен уступить свое место сильнейшему, отречься от власти без

драк и кровопролития, чтобы не вывести из строя незаменимую в охоте

"боевую единицу". Отойдя на второй план, он мог бы тихо дожить свой

век в стае, но уязвленная гордыня не смирилась с унижением. Куснув на

прощание предательницу, матерый покинул бывшие владения, унося с

собой ненависть к молодому серому захватчику.

* * *

Николай позвонил месяца через три. Не рассусоливая, доложил,

что: квартиру купил (Богатый! Интересно, откуда такие «бабки»?); на

работу устроился (Охранником? Кем же еще может быть этот битюг!) и

разыскал Наташу. В череде пресных новостей последняя, хлесткая,

мгновенно стала сенсационной (Сволочь! Чего он к ней полез?)

- Выглядит — супер, - продолжал Николай, он же не видел, как у

собеседника заходили желваки, - кстати, передала тебе привет.

- И все? - Много раз хоронил Роман надежду, но какой же живучей

оказалась эта гидра.

- А что ты еще хотел?

- Да ничего... Нужны мне ее приветы, как мертвому припарки.

- Слушай, друг, твой поезд ушел, так что не кипятись... Я,

собственно, чего звоню — разговор есть, встретиться надо.

- В субботу, часа в два. Устроит?

- Договорились. - Сигнал отбоя забарабанил по мозгам.

- Да гори оно все... - держался Роман, держался, а тут как

накатило, спасу нет, - плевать я хотел... Забуду — и конец.

Чтобы сделать так, нужно было совсем немногое: изгнать из головы

Наташу и избавиться от куртки. Второй пункт программы освобождения

казался проще, его можно было выполнить здесь и сейчас. Роман,

изображая маститого хирурга, уверенно вспорол ножом прочную ткань,

но, не добившись ожидаемого эффекта, стал мотать курткой из

стороны в сторону. Невесомый наполнитель взметнулся до потолка и,

оседая, засыпал мужчину с головы до ног. Так он и стоял, облепленный

белым пухом, давясь скупыми слезами и тоскливо подвывая.

* * *

Тягучий рассвет поднимался над застывшим в оцепенении черным

лесом.

Обогнув густые заросли, одинокий волк проскочил чахлый

перелесок, замер на краю поляны, втянул воздух и содрогнулся. В

нескончаемой веренице запахов чуткий нос уловил отвратительный

смрад меток, оставленных пришлым. Шерсть вздыбилась, обнажились

клыки, из пасти потекла густая пена. Откинув голову, он вибрирующим

воем послал недругу весть о неминуемой расплате за поругание, за

отбитую самку, за утраченную власть.

Когда неукротимая ярость разогнала кровь по изможденному телу,

мститель сорвался с места и безостановочно мчался по следу, пока не

увидел противника.

Тот, конечно, слышал вой, слышал треск ломающихся веток и,

приготовившись к встрече, всем своим видом показал нападающему,

что не намерен отступать.

Два зверя, грозно рыча, скрестили взгляды - схватка будет

жестокой, в живых останется только один.

Матерый припал к земле, напряг мышцы, оттолкнулся задними

лапами и прыгнул... Волки, сцепившись, катались по земле, клочки шерсти полетели в разные стороны, и вскоре пролилась первая кровь.

Но сопротивляться напору молодости становилось все труднее,

силы быстро покидали старика. В последней попытке дотянуться до

горла соперника он промахнулся и в изнеможении упал.

Победитель довольно облизнулся. Конечно, он мог запросто добить

жертву, но проигравший не дождется такой милости, впереди его ждут

боль, страдания и мучительная смерть. Доказав свое превосходство,

новоявленный вожак, брезгливо фыркнув, развернулся и гордо покинул

поле сражения.

Без уха, со страшными ранами на голове и боках, когда-то

непобедимый воин, истекая кровью, беспомощно клацал зубами,

провожая взглядом заклятого врага.

* * *

Суперзадача — забыть Наташу — потребовала от

квалифицированного специалиста по самобичеванию суперусилий:

пришлось провести болезненную резекцию, потом реанимироваться и

реабилитироваться. Казалось, что все получилось, но пустая жизнь была

хуже смерти. А тут еще Галка, под предлогом навестить родителей,

собралась и уехала.

Когда звякнул телефон, одинокий страдалец нехотя поднял трубку

и, услышав голос Николая, сразу вспомнил о договоренности.

- Выходи, я уже подъехал.

- Иду.

Зима заупрямилась. В своем нежелании отступить злорадствовала и

пуржила. Холод, быстро сговорившись со старым пальто, резво шмыгнул

под подкладку, и озябшее тело тут же обвинило хозяина в

неразумности — любовь любовью, но причем здесь куртка?

- Так было нужно. - В подтексте сожаление присутствовало, но не

имело права голоса.

- Ты это о чем? - Подошел Николай. Мимоходом услышанные слова

его реально озадачили.

- Да так, ерунда всякая, не лезь!

- Не хочешь, не говори, - допытываться не стал, ухмыльнулся и

предложил погулять в парке.

Роману было плохо, но от мысли о прогулке в экстремальных

погодных условиях стало совсем невмоготу.

- Околеем.

- Не боись, имеется согревающее. - В подтверждение

успокоительных слов из оттопыренного кармана выглянула заветная

бутылочка.

Расположившись подальше от любопытных глаз, замороженные

собутыльники разлили водку в пластиковые стаканчики, чокнулись и

выпили: по первой... по второй...

- Что ты хотел? Говори.

Николай, посерьезнев, выждал минуту-другую, пока организмы

положительно отреагируют на вливание «огненной воды», и начал

трудный для него разговор.

- Такие дела, Рома...

- Не тяни жилы, - предчувствие чего-то нехорошего надавило на

грудь.

- Мы с Наташей решили пожениться.

- Что? - Наркоз не подействовал. Веко задергалось, рука стала

искать опору и нашла - узкое горлышко (удобно держать), враг (вот он

рядом, дотянусь), не ожидает (это хорошо), что будет потом (плевать!).

Доля секунды на принятие решения и - бабах!

Какая замечательная вещь — шапка-ушанка. В ней не только

тепло, но и, как оказалось, безопасно.

- Э, да ты чего?

Когда Николай вырвал из рук ревнивца бутылку и отшвырнул ее

подальше, в ход пошли кулаки. Но куда там драчуну-дилетанту против

тренированной силы. Рывок, легкий болевой прием, подсечка... и вот

уже Роман барахтается в сугробе.

- Остынь.

- Все равно убью.

- Испугал! - Николай смотрел на бывшего друга, и были в этом

взгляде и жалость, и торжество, и убежденность в своей правоте. - Ну,

бывай! Вряд ли еще когда свидимся.

 

В пустой квартире напропалую гуляло одиночество: Галка, зараза,

позвонила и сказала, чтоб не ждал, не вернется; Наташка,

предательница — жена другого, тут нужно ставить жирную точку. А он

— верный, но не единожды преданный, надежный, но неоцененный,

метался из комнаты в комнату, зло и грубо матерясь. Что-то

непознанное, страшное шевелилось в груди, толкалось, рвалось

наружу, требовало отмщения.

- Всех порешу!

- Да ты — слабак, ты — никудышний муж, ты — никчемный

человечишко, - возразили зарвавшемуся фанфарону знакомые

насмешливые голоса.

- Заткнитесь! Что вы, дерьмо собачье, знаете обо мне? Фиг вы что

знаете!... Приползли поглазеть, да? Брысь отсюда, а то размажу по

стене, - орало раненое самолюбие, гоняясь за ускользающими

призраками.

В этой нелепой круговерти затуманенный взгляд случайно

скользнул по зеркалу.

Безумец остолбенел. Из таинственного зазеркалья на него пялилась оскалившаяся волчья морда.

- Уйди, тварь! - Но тварь не уходила. - Не хочешь? Тогда сдохни!

От удара массивной пепельницы зеркало разлетелось на куски, а

один - острый, страшный - вонзился Роману в шею и рассек сонную

артерию.