Шокирующий текст. Заставляющий остолбенеть. Попирающий заповеди. Социальный гротеск на границе с абсурдом. И вопрос автора: насколько психологически достоверно? Правда вообще — суть шокирующая субстанция. Верить хочется обычно как раз тому, чего нет, но чем бы «сердце успокоилось». Обычно люди страстно хотят быть хорошими, правильными, хотят успешно вписываться в социальную норму, а еще лучше быть примером, а то и образцом, ни много ни мало. Да, лучше... И держаться за милые сердцу образы любой ценой: хоть плюй в глаза — божья роса... Но герои Марии Гринберг из другого теста... Они словно идут в противоположную сторону. Либо чтобы проверить себя («Маша Хари»), либо желая выжить любой ценой («Здравствуй, Ваня», «Ивушка»), либо, как в рассказе «Щенок», ступая следом за идеалами, подчиняясь им абсолютно, и не важно, что попирают их ноги. А что они могут попирать? Вслед за идеалами они идут по идеалами же вымощенной дорожке. Так и случилось с безымянным пятиклассником. Двенадцать лет... Поражает полная изначальная деморализация ребенка. Впрочем, судя по тексту, этот бездельник при натуральном хозяйстве, разве что исполняет прилежно уроки, которые кажутся ему пустыми (мотив изначального подчинения в творчестве Марии), а мать, которую «мамой» назвала лишь неземной красоты незнакомая девушка, мать, которая на кирпичном заводе исполняет работу ломовой лошади (На заводе она весь день катала вагонетки в четверть тонны — под руку ей было лучше не попадаться), с натуральным хозяйством справляется вполне самостоятельно. Семья зажиточная — есть корова. Любовь к сыну, судя по всему, выражалась рукоприкладством. Любить, видимо, полагалось силу. Но это — явление обычное. Дети часто растут как подзаборная трава, по меткому выражению Салтыкова-Щедрина. Агутагава в «Словах пигмея» писал, что родители хозяйственных животных любят гораздо больше детей. Это удел довольно многих во все времена. Однако не все, далеко не все из детей лишены человеческих чувств изначально, как показано в рассказе. Скорее, подобная лишенность есть врожденная аномалия. Так как самой природой заложено любить мать, какой бы ограниченной она ни была, во всяком случае, стремиться к этой любви. В христианстве проблема невозможности искренной любви к родителю решается через двуотцовство. В голове ребенка сидит странная мечта (генезис ее неизвестен) о совершенно другой жизни, другом мире, других людях, мечта о сверхчеловеке. От одного её выстрела словно сразу рухнул весь мир, в котором я жил, ничто уже не имело значения, только она… Мальчик встретил. То, что это — девушка, эпикированная как комсомолка при штабе времен Октябрьской революции, разве что избыток серебряных бляшек несколько выбивает образ – не имеет никакого значения. Разве что эксплуатируется еще и сексуальный образ. Сверхчеловек... Попрание ли человеческого имел ввиду Ницше в своей доктрине? Конечно, нет. Он имел ввиду, во всяком случае, так я его для себя прочла, преодоление в себе, как раз, животного начала. Лени преодоление, прежде всего. Поскольку страх, лень и надежда суть одно — упование на то, что как-то где-то оно, даст бог, без меня и сложится, и меня не коснется, а мне и так сойдет. Но коснется, конечно. Вот и мальчика коснулось. Но что из себя представляет явленная нам красотка? Молодец на овец. Расстрелять безоружных женщин, надругаться над беззащитной девочкой, растлить мальчика — «великий подвиг» – “за жизнь» учеба... Чувства человеческие (высокие) отсутствуют в каталоге ее треб. Разве что чувство превосходства «высшего существа» - человеком эту особь назвать язык не поднимается. Может ли такое быть в жизни? Да запросто. Только маскируется. А в рассказе — без прикрас, что называется – зеленая улица. Упоение властью абсолютной с изощренно-извращенной демонстративностью. Как бы ...между делом. В порядке должностных инструкций. На то оно и фикшн. Просто о жизни... Собственно, а что ждало мальчика в его родном мире? Чинка вагонеток (потолок отца — лучший механик), которые катала его мать... Ибо по месту рождения он не «белая кость», а тут вдруг приобщился, когда позвали. Ну и что, что «щенком». Он готов ради своей «любви» великой (садомазохизм чистой воды по Э. Фромму) ноги мыть и воду пить — это походя... Впрочем, и в мире мальчика «не без греха» - разорвали, привязав к двум берёзам. Превзошли, что уж там... Мне сложно представить, о чем говорить с «таким сверхчеловеком»... Наверное, он может поведать свое миропредставление. Картинка еще та... От физиологических описаний натуральной истории отличается разве что разнузданной фантазией при установлении господства и отправлениях жизненных треб. Поскольку животные умысла не имеют и сильный пожирает слабого не потому, что плохой, а потому, что так ему дано. Животное — не человек. Человеку дано человеческое — разум, способность мыслить и чувствовать. Но у каждого это «человеческое» своей дорогой движется. У кого-то вверх и оно беспричинно. А вниз всегда оправдано. Рассказ формально сделан мастерски. Содержательно непрост. Заключен между цитатами Экзюпери и Ницше. Неоднозначными для восприятия — каждый вносит в них свой смысл. Человек — не животное, чтобы его приручать. Это прирученные животные без хозяина, считай, беззащитны. Человек должен не приручаться, а взрослеть — сам возводить свою картину мира, добывая свет изнутри и снаружи, самостоятельно стоять, на своих ногах. Человек — когда свободный, когда решает сам, а не берет готовое. Ницше, на мой взгляд, он именно об этом. Впрочем, читала «Заратустру» давно, как обычный читатель, впечатление о книге — мое послевкусие. У меня — такое. Содержание... Оно какое есть, такое и есть. Как уже сказала, вполне правдоподобное — ну, чего не бывает: что ждал мальчик, того дождался: и теперь смерть повинуется тебе! Голова кружилась. Чья смерть повинуется? Людей, которые не могут себя защитить? Невелика победа. Но для многих желанна. Каратели – имя им. Обычно они прикрываются какой-то «высокой», в их понимании, идеей. Идеей-фикс. Ибо надо быть фанатиком. В общем-то, в рассказе и показан путь фанатика, который видит все вокруг лишь в своем свете. Я помню всё. Но говорить мне больше не с кем. Если «всё» - это как ведут себя люди, прижатые к стенке и абсолютно беззащитные, когда снесены все социальные преграды и без одежд — желание выжить, то тема-то узкая в своей конкретике. Действительно, о чем говорить фанатику, кроме как о своем фанатизме... В нем — вся его жизнь. Прочее — пыль сапог и не может быть сколько-то значимым. Он обречен на одиночество - полную потерю смысла, когда хозяина-солнце убивают. Впрочем, новый всегда появляется. Но не факт, что окажется столь же «солнцелик». Я к тому, что «всё» в реале — это много шире. Это не только желание выжить, но еще и желание ЖИТЬ, творить жизнь по образу и подобию. Чудо — в этом месте. Содержание дано от первого лица. Автор полностью прикрыт героем. Мы читаем однобокие картины в голове мальчика. Великолепие «героики» относится к миру победителей, к миру неземной красавицы. Грязь, навоз, серость и унылая будничность перешагиваются через труп матери. Доброволец-отец канет в небытии. Что было дальше? Да зачем вам это? Впрочем, казнь уровняла миры абсолютно — две стороны одной медали. Если где и нашел герой красоту, то у карателей, «красоту» их обертки по праву власти и богатства. Не вагонетки девица катала... И в черную(!!!) кожу была великолепно упакована. В понимании мальчика красота не создается — никто из его среды не был замечен в подобном, некем было ему восхищаться. Красота для него — принадлежность «сильных». И любить, по его понятиям, можно лишь тех, кто «сильный». Они «прекрасны». Герой не пытается сам ничего создать — отдыхает и учится. В мире родителей идет лишь воспроизводство заданного уровня. Живут как живут. В мире карателей — тоже, но там сама обертка красивше (потребление) и власти не в пример больше. А света нет. Нет света ни в одном из миров. Нет точки, из которой в рассказе исходит добро для героя. Мальчик, по замыслу автора, ее — эту точку зарождения добра – злокачественно не наблюдает. Интересные, увлеченные, образованные, элементарно добрые, душевные люди вне досягаемости. Но они не у многих в досягаемости, скажем прямо. Но если человек тянется к добру, он добро находит. Кто к чему тянется, тот то и находит. И это совершенно не мешает видеть мир, как он есть. Мир недалек в подавляющей массе своей. Но это не значит, что все обречены на деградацию и повиновение силе. Внешние обстоятельства сплошь и рядом сильнее, но то, что внутри, оно диктует свое. И только движением изнутри можно преобразовать мир. Не только добро изнутри. Зло тоже оттуда. Борьба с собой — Ницше, он об этом. Сильный рассказ, будоражащий. Однозначно автор оставляет читателя один на один с безжалостным содержанием, предоставляя ему осмыслить увиденное. Расчет на читателя, способного иметь свою точку зрения, не потребителя манной каши в усладу. Недетская литература. Ну, а если недетская, то тут сразу всплывает аллюзия к жизни как таковой. Мальчик — это человек. Взрослый. Его мать — родина его. Пришлая красавица — мечта о лучшей жизни, которую, якобы, поднесут победители, если их «любить», отрекшись. Идут к мечте, понятно, если прямиком, то по трупам и в качестве рабов. Потом придут «партизаны» - сотворят та-а-кое... В результате мальчику опять не рыба ни мясо — то хоть была иллюзия приобщиться к сильным мира сего. И поговорить отныне не с кем. А потому автор отсылает по умолчанию к вечным истинам: все в тебе и ничто внешнее счастия не подарит. Впрочем, вчитать можно что угодно во что угодно. Так устроено. Мария, по большому счету, дала форму, которую можно наполнить любым содержанием. Респект автору! |