Я стоял на берегу моря, у самой кромки воды Красного моря. Мой взгляд был прикован к линии горизонта, где вскоре должно было появиться Солнце. Его ещё не было видно, но оно уже присутствовало здесь. Это оно осветило округу, рассеяв ночную мглу. Это оно позолотило облака. Это оно подчеркнуло багряным цветом полосу между морем и небом. Я не просто ждал восхода, я ожидал появления Светила, я вспоминал Создателя. Там, на горизонте, рождался сейчас древнеегипетский Бог-Ра, и я с благоговением ждал этого мгновения. Я ждал чуда, знака, который указал бы мне мой путь.

 

И невероятная игра красок на небе была мне ответом. Полосовидные облака, стоявшие над горизонтом, стали менять свою форму. Часть из них слилась друг с другом, и в небе над морем образовалась фигура треугольника. Небесная пирамида, освещаемая изнутри волшебным светом – светом восходящего Солнца. Она была ярко-жёлтой, эта пирамида, цвета Солнца в зените. А вокруг неё всё было розовым, алым, красным – всех оттенков цвета Бога, от нежных розовых, цвета любви, до цвета его алого гнева.

 

Вот из-за горизонта показался краешек солнечного диска. Теперь уже солнце поднималось на небосвод с невероятной быстротой, устремляясь к верхушке пирамиды. Всё в соответствии с древней верой Египта. Там, на верхушке пирамиды, куда бежало Солнце, ждали его человеческие души, одержимые желанием слиться со Светилом, получить вторую жизнь, вернуться к этой невероятно трудной, но такой желанной для них жизни – к счастью ли, к горю ли, но непременно вернуться. Снова ощущать боль, наслаждение, трепет любви, жар, холод – всё то, что и составляет жизнь.

 

Оно задержалось надолго лишь в одной точке — там, где должно было оторваться от горизонта. Словно вдруг задумалось на несколько мгновений, стоило ли проделывать столь долгий путь, возвращаясь на небо, ради выполнения столь суетных и глупых человеческих желаний. Но, преодолев сомнения, наконец оторвалось от границы неба и воды, и вот уже увенчало пирамиду. На воду легла алая полоса света, побежала к берегу, словно протянутая ко мне рука Бога. И в эту полосу я не вошел даже, а прыгнул с разбега, отдаваясь воле священого моря, принимая всё, что пошлёт мне Бог, что бы это ни было, с благодарностью и покорно.

 

Взмах правой рукой, поворот корпуса влево. Взмах левой, поворот корпуса вправо. Отточенное в волнах Черного моря умение детства, плавание. Радость напрягаемому телу. Голубое небо над головой, синее море внизу. Вода тёплая и прозрачная. Чайки над волной, охотятся на рыб. Вот одна камнем упала на воду, почти нырнула, а взлетела уже с серебристой рыбкой, удачливая. Впрочем, здесь им, чайкам, еды всегда хватает. Вот проплыла стайка рыб, абсолютно чёрных, с хвостом в белую полоску. Они часто сопровождают пловцов в их пути, кто же их знает — почему. Но не все здесь так строги в одеяниях. Великолепны порхающие в толще воды рыбы-бабочки, или встречающаяся на рифах великолепная особь с иссиня-фиолетовым телом и желтыми плавниками. А встреча с огромной рыбиной, у которой большущие рот и зубы, памятная ему с детства, могла бы напугать не только ребенка, каким он тогда был. Радость узнавания родного, пришедшего из детства, овладела мною.

 

Прикосновение к коже живота чего-то гладкого и скользкого вновь отвлекло меня от воспоминаний, я вздрогнул от неожиданности. Ничего, просто рыба-игла. Проплывала мимо, слегка задела и, извиваясь змеей, уже уплывает прочь. Хорошо в в водах теплого море, лучше, чем в Черном море. Здесь море держит тебя, лаская. Можно улечься и усесться как угодно. Поболтаться в толще воды, как поплавок. Там, на севере, море требует больше усилий во время плавания. И волны там бывают нешуточные, нужно умение нырнуть под волну, когда входишь в море, или вместе с волной, отбросив сопротивление, выбираться на берег. Впрочем, коралловый остров, где можно будет поесть и попить, и отдохнуть перед обратным броском, уже виден вдали. Там будут ему и волны.

 

Солнце стояло высоко над горизонтом когда я выполз на берег измотанный, но совершенно счастливый. Упал на песок, раскинув руки в стороны. Долго задыхался, хватая воздух открытым ртом, но при этом ещё и смеялся, смеялся до слёз, до кашля, насколько позволяли жаждущие воздуха лёгкие. Такого счастья мне не приходилось испытывать ещё никогда. Не просто сделанная хорошо, давно задуманная, безумная затея, нет. То, что удалось мне, могло быть сделано только мной. И оно было совершенным — как море, как солнце… как жизнь, когда она наполнена смыслом. А моя жизнь была теперь наполнена смыслом, как никогда.