ПАМЯТИ ДРУГА ИГОРЯ НОВИКОВА -

ЧЬЯ КОМПЬЮТЕРНАЯ ГРАФИКА МОЕЙ КНИГИ

«ОТКРЫТЫЙ УРОК»

ОКАЗАЛАСЬ ПОСЛЕДНЕЙ РАБОТОЙ.

 

К Л И Ф

Почти невыдуманная история

 

Солнце коснулось лица. Он почувствовал его кожей. Открыл глаза. Увидел

перед собой морду Клифа. Пес смотрел на него немигающим взглядом,

едва шевеля ушами. В черных глазах немой вопрос, осуждение. А сколько

укора. Смотреть больно. Виктор отвернулся. У собаки едва слышно что-то

перекатилось в горле – позвала: «Смотри на меня».

-Оставь, собака. Я знаю, что ты хочешь сказать, - пробормотал

Виктор.

-Что я безвольный, что мне плевать на здоровье, что я себя

убиваю! Это ты так думаешь. Спорить не буду. Но я думаю иначе. Понял?

Что уставился?

Он слегка щелкнул его по черному носу. Клиф не отреагировал.

Смотрел грустными глазами. Казалось, вот-вот расплачется.

- Принес бы попить лучше хозяину.

Хозяин надел очки и выбросил ноги из-под одеяла. Натянул джинсы.

Беззлобно сказал:

-Подай тапки, урод!

Клиф засеменил к столу, сжал зубами один тапок и принес его к постели.

Положил на коврик. Поднял голову. Виктор криво усмехнулся, сунул ногу в

тапок и, дойдя до стола, одел второй. Зашлепал на кухню. Распахнул

холодильник, достал пакет молока, налил себе полный стакан. Стал жадно

пить большими глотками. Молоко потекло по бороде. Внутри становилось

хорошо. Холодное, оно приятно растекалось в желудке, укрощая вчерашний

алкоголь. Опять напоролся на взгляд собаки. С молоком в руках опустился

на коврик, где она спала. Налил ей в мисочку. Та даже ухом не повела.

Пригласил:

- Сидеть. - Клиф безропотно уселся у ног. - Не суди, да не судим

будешь!

Обнял собаку за голову, прижал к себе, стал нежно ее гладить и целовать.

* * *

...Он нашел ее, когда о репатриации в Израиль и думать не думал.

Подобрал щенка зимой, ночью на Крещатике. У гостиницы «Киев», возле

площадки, откуда обычно отправлялись в турне международные

туристические «Икарусы». Отошел последний. С немцами. В клубах белого

дыма, среди синих сугробов вдруг увидел, как панически мечется и скулит

собачонка на холодной платформе. Пронзительно плачет, проваливаясь в

глубоком снегу. Ее забыли, недосчитались нерасторопные хозяева. Песика

дрожащего всем телом принес домой в зимней шапке. Дома поставил на

стол и при нормальном свете хорошо рассмотрел горе - туриста. Это был

красивый шоколадного цвета щенок с мордочой аристократа, с умными

черными глазками. Он сразу полюбил это малюсенькое животное. Сердцем

привязался к нему.

Сегодня, когда прошло так много лет Витя, к собственному ужасу,

озираясь вокруг себя, вынужден признаться в следующем: нет у него

никого преданнее, чем этот высокий поджарый пес с грациозным,

мгновенным приседанием на задние лапы, как если бы он стоял на тропе

охоты и выслеживал дичь. У него повадки собаки, высоко знающей себе

цену. Нет у него в мире ближе живого существа. Именно сегодня,

осознание этого факта, посреди свалившейся внезапно тяжелой болезни,

бьет наотмашь. И нечего предъявить тяжелой напасти, чтоб хоть как-то

защититься. Разве что Клифа. Пес ему и заступник, и советчик, и

спасательный круг в жестоком море непонимания и боли. Не игрушка, а

отзывчивая, родная душа. С ним можно поговорить, насладиться тишиной

пронизанной абсолютным пониманием. Эта гармония нарушается лишь за

редким исключением. Допустим, когда от хозяина пахнет спиртным. Как

сегодня утром. Тем не менее, этот недостаток не мешает убеждаться Вите,

как придает ему силу, окончательно не рушит, не ломает веру в

собственное выздоровление его собака. При чем сам об этом Клиф не

догадывается...

Когда - то уже давным-давно, в киевской квартире Виктор даже не

знал, чьих щенок кровей. «Это далматинец», - сказал ему сосед, заядлый

собачник. «Фамилия что-ли, – переспросил Витя. «Порода такая, -

поправил сосед. - Поздравляю. У тебя будет прекрасная охотничья собака».

Он даже хотел купить ее. Но новый хозяин собачки, не уступил Клифа ни

за какие деньги. Кстати, имя для щенка, тоже подарил сосед. Остальное

дописал Витя с присущей ему долей юмора: «Клиф Абрамович Далматинец».

Тогда, в киевской квартире щенок всем своим собачьим нутром

всецело был предан хозяину, не отходил от него ни на шаг и даже спал с

ним в одной постели. Такой он и теперь - надежный и искренний. Когда-то

он был маленьким, а его хозяин абсолютно здоровым.

-Попей молочка, старик.

Витя постучал пальцем по краю тарелки. Клиф мордой потянулся к молоку,

но пить не стал, а взглянул на него и отвернулся.

– Сердишься, - сказал хозяин. - Понимаю. Я тебе одну вещь скажу.

Только ты не обижайся. Знаешь, человек по своей природе так устроен, что

ему всегда легче отказаться от великих идей, чем от мелких привычек. Это

доказано самой жизнью. Не спорь со мной.

Как бы в подтверждение этого потянулся за сигаретами и закурил.

-А, тем более что касается меня то привычка эта как - то:

алкоголь притупляет боль. Ты даже представить себе не можешь, как

бывает больно. Вот здесь. - Он задрал майку и показал Клифу голый живот.

- Я всегда чувствую себя лучше после пары банок пива. Знаю, что это

глупо, что это не выход, но ничего не могу с собой сделать.

Витя говорил, почесывая Клифа за ухом. Тот в свою очередь молча слушал

и лизал его руку, покусывая пальцы.

-Вот у тебя какая группа крови? У меня группа крови четыре,

резус отрицательная. Знаю, знаю, у тебя другая. Я не сомневаюсь - если бы

наши крови совпадали, ты бы отдал мне свою всю до капли.

Он поцеловал пса в черные губы. В это время в прихожей звякнули ключи.

На кухню зашла Тамара.

-Зачем ты встал? - прислонилась она к косяку двери. - Тебе надо

лежать. И не на подстилке Клифа.

-Ты была на гемодиализе? - Витя погасил сигарету и сел за стол.

-Была.

-Что тебе сказали?

-Сказали, что если ты будешь курить и пить, то никакой

гемодиализ тебе не поможет. Она поставила в угол пакет с картошкой и

опустилась на стул.

-Тома, давай по существу, - неожиданно стала подступать

тошнота. Тело покрылось потом. Собственно это не было неожиданностью.

Так всегда с ним случалось, перед новостями не очень хорошими.

-По существу – ничего утешительного. Как всегда сокрушались

твоей редкостной группой крови. В банке данных на сегодняшний день

такой нет. Надо ждать. Вить, иди ложись. За тобой к трем часам заедет

Митя. Ты помнишь?

-А кто с Клифом гулять пойдет? Старик, мне велено лечь – я пойду,

не обессудь, - он поцеловал его в нос и вышел из кухни.

-С ним Боря побегает, когда вернется из школы, - бросила Тамара в

спину.

 

* * *

Виктор лежал и смотрел в потолок. Прислушивался к себе. Кровь

стучала в висках. «Поганая кровь»,- подумал он. Противная слабость

обволокла его. Болела голова. Накатывала волнами тошнота. Про такое

состояние в народе говорят: «Было муторно». Ему же не то, что муторно –

жить не хотелось. Ловил себя на мысли, что становится похожим на

престарелых, немощных людей, жизнь которым словно пытка – сплошное

мученье. Жить им невмоготу. Они готовы принять смерть, как избавление.

Зовут ее ежедневно. И думают о ней. Родных и близких пугают, изводят

жалобами, недовольствами и претензиями. Даже претензиями к смерти.

Дескать: «Ну, где она? Скорее бы уже она забрала меня!». На эвтаназию

намекают. Тем не менее, панически боятся сквозняков, минута в минуту

строго по часам принимают микстуры. По часам ползут в туалет и

внимательно всматриваются в цвет мочи. Считают зря прожитым день, если

с ними не гуляли, не совершили вечерней прогулки.

Вошла Тамара, поставила перед ним тарелку бульона.

-Поешь немножко.

Приподнялся на подушке, отхлебнул несколько ложек. Сильно забилось

сердце, снова покрылся испариной.

– Горячий бульон. Спасибо тебе. Больше не хочу.

Она потрогала лоб. Смахнула пот.

- У тебя поднимается температура. Я принесу термометр. Тома

вышла. Ее сменил Клиф. Лег у постели хозяина. Опустил голову на лапы и

пронзительным взглядом уставился на Витю. «Любимые женщины

вдохновляют, любящие кормят и носят градусники»,- подумал, глядя на пса.

В голове всплыла картина его знакомства с Юлей. Стоял февраль. Было

холодно. Клиф нюхал траву и носился меж кустов в небольшом скверике, а

он без всякой цели зашел в магазин музыкальных инструментов. Зашел

туда и остановился, отогревая дыханием свои немного замершие руки. Ему

доставляло удовольствие просто смотреть на сверкающие инструменты, на

гитары, хранящие до поры до времени в своем чреве чьи-то не

извлеченные аккорды. Кто-то тронул за плечо. Обернулся. «Я прошу

прощения. Чувствую, вы разбираетесь в гитарах. Не могли бы вы помочь

мне выбрать какую-нибудь. Хорошую я имею в виду. Обратиться мне не к

кому. Я хочу племяннику сделать подарок. Он хорошо играет. Я готовлю

ему сюрприз. Не хочу, чтобы он заранее знал о нем. Поэтому пришла одна.

Хозяин по-русски не говорит, а я не очень говорю на иврите». Она

протараторила это на одном дыхании. «Что ж. Помогу, почему нет, - дул он

на пальцы. - Только хочу вам сказать, что это тот самый случай, когда

качество напрямую зависит от стоимости инструмента. У вас сколько

денег?». Он говорил и рассматривал ее красивый маникюр на тонких

пальцах. «Есть гитары не очень дорогие. Они и звучать будут в унисон с

ценой». Виктор ждал, что ему скажут. «Конечно, концертная гитара,

думаю, ему не нужна, - она заметила, что он смотрит на маникюр. - Я ищу

гитару для дома, для семьи. Для домашнего пользования. Племянник

хорошо поет и даже сам пытается придумывать песни». Слушая ее, он

потянулся и осторожно снял с высокой подставки гитару темно-коричневого

цвета. Огляделся где бы присесть. Продавец, из-за прилавка наблюдавший

за ними, сноровисто вынес маленький стульчик на трех ножках. Присел.

Большим пальцем провел по струнам, склонил голову, послушал звучание.

К удивлению инструмент был прекрасно настроен. Скорее по привычке

пальцами коснулся колков. Что он тогда пел? По – моему это. Из Бобби

Адамса.

У собаки морда - хуже нет.

Топчется и топчется у двери.

Как напасть, как бомба, как навет, -

этот груз ужаснейшей потери.

Милый пес, сумей же ты понять!

Нет хозяина. Он не придет обратно.

Попытайся дрожь свою унять.

Не скули! Простудишся в парадном.

Спит многоэтажный небоскреб.

Спит. Мерцает свет окна во мраке,

словно кто-то все несчастья сгреб,

и швырнул, как кость одной собаке.

 

Красивые аккорды заполняли небольшой салон, за витриной магазина

носился Клиф, а на Витю с нескрываемым удивлением смотрела

симпатичная женщина. «Собачку жалко»,- заметила она вполне серьезно,

когда песня закончилась. «Хорошая гитара. Можете смело брать. И стоит, я

думаю, относительно не дорого. Это тот самый случай. Помните у

Жванецкого с раками? Сегодня есть большие и по пять». Женщина

улыбнулась. Теперь он смотрел не на маникюр,а на ее тонкие, длинные

брови на бледном лице. Глаза были выразительные, чуть выпуклые. Карие

глаза с россыпью серебряных крапинок в глубине зрачков. «Я о цене сейчас

не думаю. Я думаю о том, как здорово вы поете. Вы тоже пишите?».«Нет,

только пою». «Меня зовут Юля,» – неожиданно протянула она пальчики с

маникюром.

Так они познакомились. Вышли уже втроем - он, она и гитара.

Прилетел на свист Клиф и все вместе пошли по улице. Юля говорила: «Вы,

наверно, думаете обо мне: «Какая беспардонная особа! Бесцеремонно

навязала свою компанию, повесила на мужика гитару и рассчитывает

заполучить не только красивые песни, но и красивый флирт!».«Флирта мне

только не доставало!» - мелькнуло у Виктора в тот момент. Вслух же сказал,

что об этом как-то еще не успел подумать. «И не думайте, - успокоила она

его. Вам ничего не грозит! У меня хоть и есть некоторый опыт соблазнять

мужчин, но неудачный». Посмеялись. Потом она сменила тему. «Ваша

собака такая же красивая, как ваша песня». «Собака действительно

красивая чего не могу сказать о песне. Автор слов некий Боби Адамс. Я

случайно нашел его стихи в каком-то альманахе». «Только почему она

такая грустная?». Он не знал, что ответить. Потом вдруг решил не строить

из себя благополучного и удачливого менестреля с гитарой. Поэтому сказал:

«Пройдет какое то время и строчки этой песни идеально смогут лечь на

очень возможную подобную ситуацию в собственной жизни. Или уже не

жизни»,- сказал и отстегнул Клифу поводок. Собака побежала впереди. Юля

непонимающе вскинула брови. «Господь с вами! Вам ли думать о смерти?!

Вам о ней думать еще рано». Он ответил: «Помните, у Станислава Ежи

Ленца есть такое выражение - «Жить вредно. От этого умирают».

Неожиданно нестерпимо захотелось рассказать этой незнакомой Юле про

свою подлую хворь. Вдруг появилось желание поплакать в случайную

жилетку про то, что вот уже почти второй год врачи не могут найти донора,

чтобы трансплантировать ему чужую почку. И про многое, многое другое

неукротимо захотелось с ней поделиться. Поделиться бедой. Они дошли до

городского парка. Присели на скамейку. Он стал говорить об изнуряющей

душу неизвестности. Что неизвестность эта угнетает не меньше, чем сама

болезнь. Для него течет не время, а бездна, над которой завис и не знает,

что случится в обозримом будущем. Рассказывал и испытывал величайшее

неизвестное ему до сих пор наслаждение, освобождаясь от метастаз

депрессии, метастаз подавленности, метастаз бесперспективности жизни.

Этих клеток боли, никогда не утихавших в груди. Рассказывал о том, что

его почки перестали выгонять шлаки и все яды скапливаются в организме.

Что друг Митя возит его два раза в неделю в клинику Тель а-Шомер, где

ему делают диализ. Что в течении пяти часов лежит на столе,

прикованный всякими зажимами, распятый датчиками и опутанный

трубками. Из него выкачивают кровь, чистят и загоняют потом обратно.

«Если процедуру эту один раз пропустить – начнется мощная

интоксикация, при которой уже не выживу». Полез за сигаретами,

закурил. «Я теперь, как сосуд, - попытался пошутить он тогда, -

наполненный скоропортящимся портвейном. Его надо быстро выпивать и

заливать вино молодое». Криво улыбнулся. «Теперь мне понятна ваша

проникновенная песня. Песня про собаку в парадном, - выдохнула Юля,

ошарашенная услышанным. - Боже мой, боже мой! Как мне вас жалко! Чем

вас утешить? Чем помочь?». «Меня жалеет и понимает только Клиф, -

сказал он. Только Клиф». Пес резвился рядом. «Он держит меня на плаву,

не дает отчаяться».

Тронулись дальше. У какой-то лавки остановились. «Мне нужно

купить носки»,- с виноватой улыбкой сказал он. Брови ее опять дрогнули.

«В жизни каждого мужика наступает такой период когда чистые носки

легче купить »,- он снова попытался рассмешить Юлю. Но она не

улыбалась. О чем – то сосредоточенно думала. Ей как будто стала понятна

необходимость мужика самому покупать носки. Сокрушенно покачала

головой: «Как же вам должно быть тяжело, не совсем здоровому, да еще и

одному». «Я не один», - показал он на Клифа.

Юля записала ему свой телефон, сказала: «Звоните, не пропадайте,

пожалуйста» и смешалась с толпой.

 

* * *

Митя ворвался в спальню, как ураган.

-Ты еще в постели! Вставай! У тебя же сегодня диализ! Лекарства

принимал? Где все твои бумаги? Где направление?

Тамара перед уходом на работу все необходимое оставляла на столе. Виктор

об этом помнил. Нашарил очки, нехотя встал с постели, оделся. Поцеловал

Клифа, бросил ему: «Сегодня поеду без тебя. Сегодня там, на посту сидит

одна держиморда. Твою точно не пропустит! Не скучай! Скоро буду!». Клиф

недовольно заскулил, поплелся к дверям, проводить. Ехали молча. Каждый

был погружен в свои мысли. Когда-то их дома на Крещатике стояли, как

пелось в старой песне: «Наши окна друг на друга смотрят вечером и

днем». Они слыли друзьями - водой не разольешь. Пока добирались - Митя

вспоминал, как Виктор впервые внезапно заболел. Заболел прободной язвой

желудка. Киевские врачи буквально вырвали его из лап смерти. В течение

месяца он провалялся в реанимации. Никто не ручался за его жизнь.

Исподволь бросил взгляд на друга. Подумал: «Господи, что за напасть на

человека! Хвори и беды даже здесь в Израиле ходят за ним по пятам. Я бы

многое отдал, чтоб он никогда не болел!».

Минут через сорок были в клинике Тель а - Шомер. А еще минут через

десять Витя лежал в своем отделении, на высокой кушетке. Его

подключили к аппарату гемодиализа. Появилась доктор Кира. Стала

смотреть анализы крови и мочи. Осталась недовольна. «Ни один доктор не

поможет вам, пока сами себе не поможете,- сказала она, не отрывая глаз от

какой-то ленты, что ползла из аппарата. Вы не выполняете ни одно

предписание врачей! Снова пили пиво! И не только! Витя, одумайтесь!

Прошу вас! Прошу не как врач! Прошу, как мама! Вы погубите себя!».

Виктор молчал. Перед глазами на дисплее бежали кривые линии

осциллографа - визитная карточка грязной крови. Сейчас ее начнут

очищать...

Потом с чистой кровью ждал очереди в кабинет, где сдавали анализы.

Рядом сидела немолодая еврейка. Ее супруг, демонстративно задом

отвернувшись от нее, смотрел в окно. Женщина, схватив Виктора за рукав

свитера, с известным одесским акцентом обращала его внимание на мужа:

«Нет! Вы - таки посмотрите на это толстое цурес ! Гордый, как Дюк

Ришилье! Заработал мочекаменную болезнь и теперь считает себя главным

фонтаном Петродворца! Главным статуем!».

* * *

Митя привез Виктора домой. У парадного подъезда в ноги к нему

бросился Клиф. Боря сунул ему поводок и сорвался к друзьям. Выгуливать

пса он не очень любил. Друг попрощался с ним до понедельника и тоже

уехал. «Держись! Что я могу тебе сказать, старик?» - и пожал на

прощание руку. Так проходили дни. Дни, пролегающие по маршруту: Дом

– гемодиализ и обратно. Всегдашние прогулки с Клифом, как бы плохо ни

чувствовал себя хозяин. Дни и прогулки, пронизанные мучительным

ожиданием донорской почки. «В стране, где каждый день убивают на

дорогах ли, в стычках с арабами, неужели почки неслыханный дефицит? -

спрашивал он у Клифа, бегущего на поводке впереди. - Неужели тяжело у

какого-нибудь мертвого хамасовца почку безвозмездно чикнуть?! Что? Ах,

кровь у него не как моя? И, слава богу! Моча у этих ублюдков в жилах, а не

кровь!».

В Тель а - Шомеровском банке данных сотрудница прятала глаза,

завидев Виктора. Утешить больного было нечем. С каждым визитом росла

злость, даже ненависть к людям в зеленых халатах. Временами казалось -

они умышленно не выдают подходящую для него почку. С Тамарой они

купили трехкомнатную квартиру. Увязли в долгах и банку, и родственникам,

и всяким конторам, дающим ссуды. Жена работала продавщицей в магазине

импортной мебели. Ее зарплаты катастрофически не хватало. Виктор же по

состоянию здоровья ушел из редакции газеты «Семь дней», где работал

компьютерным графиком. Выплачивать квартиру становилось не то, что

затруднительно. Просто физически не возможно. Это явилось причиной

натянутых отношений в семье. «Не пора ли тебе начать собирать

заключения докторов! – в пору их разборок кричала на Виктора Тамара. -

Получи инвалидность! Это даст нам хоть какие-нибудь деньги! Может тогда

и на водку тебе хватит!». Виктор затыкал уши, уходил из дому. Делился с

Митей соображениями: «По-моему она стала изменять мне». Тот его

успокаивал: «Глупости. Уверен, твои страхи и подозрения совершенно

напрасны. Я Тамару знаю». «Только подыхая с облегчением увижу, что

страхи мои были напрасны»,- отвечал Виктор и нервно протирал стекла

очков.

* * *

В тот ужасный день Митя, как всегда подвез его к дому. Вышли из

машины, но их никто не встретил. Он дал Виктору пелефон. Тот набрал

домашний номер телефона и запрокинул голову на свои окна. Телефон не

отвечал. «Странно, - повернулся к Мите, - Клиф должен быть дома».

«Бреется в ванной и не слышит твоего звонка, - сострил приятель. – Ну, нет

твоих еще! Гуляют наверно». Но Виктор не слышал его. От нехороших

предчувствий заныл затылок, стало подниматься давление, бросило в жар.

...Тамару и Борю они увидели одновременно. Те шли от автобусной

остановки. Клифа Виктор не разглядел. Ждать когда они подойдут, сил не

было. «А где Клиф? - крикнул он. Но его то ли не услышали, то ли

проигнорировали. Только Тамара, подгоняя сына, дала тому подзатыльник.

Наконец подошли. «Где собака? - Виктор снял очки и нервно стал тереть

стекла о свитер. - Где Клиф?» - повторил он вопрос. «Мне нечего тебе

ответить», - закусила Тамара губу. У Виктора заныло сердце. «Не понял, -

он вплотную подошел к жене. - То есть, как нечего ответить?». Из – за

спины матери выглянул Боря. Лицо было красное, зареванное. «Витя, -

потрескавшимися губами прошептал мальчишка, - Клифа сбил рейсовый

автобус. Сбил на смерть». Виктор ладонью провел по лицу, глаза словно

остекленели. За спиной выругался Митя. «…Твою мать! Да вы что!? Как это

могло случиться?». «Я как всегда стоял с ним у можжевеловых кустов, -

заплакал, стал рассказывать Боря, - а меня позвал Марик. Марик стоял на

другой стороне улицы. Я побежал к нему. Мы стояли и разговаривали.

Потом Марик увидел Сережку и свистнул ему. А Клиф, подумал, что это мы

его зовем. Бросился, как сумасшедший через дорогу. В это время проезжал

автобус и наехал на него. Витя, миленький, прости меня! Прости,

пожалуйста! - заревел Боря в полный голос. «Негодяй! Отморозок! -

рванулся к нему тот. Я тебя излуплю на смерть! Почему ты отстегнул

поводок, дрянь!». Митя схватил Виктора за плечи: «Витя, держи себя в

руках! Ты что, Витя!? Будь мужиком!». Плакала Тамара, закрыв лицо

руками: «Не смей кричать на моего сына!». Боря визжал, повалившись в

траву. Неожиданно, обхватив голову руками, рухнул в траву и Виктор. На

них стали смотреть прохожие. Не часто израильтяне, ко многому

привыкшие на многострадальной земле могут наблюдать за рыдающим

взрослым мужиком. И поражались, и восхищались им, когда узнавали, что

явилось причиной этого. И сочувствовали.

* * *

- Виктор, вы взрослый человек! Образумьтесь! Вы

совершаете над собой преступление! - в сердцах выговаривала доктор Кира,

изучая анализы Виктора. – Вам категорически запрещается пить! Если вы

не прекратите – вы умрете! Ум-ре-те! - тянулась она к нему через стол.

Доктор решительно встала из-за стола. Виктор увидел лицо, изможденное

болью. Болью, которую он доставляет.

-У вас и без того стремительно развивается стеопороз!

Потому как Виктор продолжал спокойно лежать на кушетке, ожидая

гемодиализ, она сообразила, что это слово, ни о чем ему не говорит.

-Стеопороз! Необходимый организму кальций вымывается из

костей! Ваши анализы с каждым разом все хуже и хуже! Вы понимаете,

чем это может для вас кончиться? Я откажусь вас лечить, если не бросите

пить!

Снова села за стол, схватилась за голову. Приоткрылась дверь. Показалась

лицо Мити.

-Доктор, простите, но я могу поручиться за Витю. Он давно уже

не пьет, поверьте.

-Тогда объясните мне! Почему у больного не наблюдается ни

малейшего улучшения? Доктор Кира приготовилась к консультации,

которую мог дать Митя.

 

- Плохие анализы – следствие глубокой, душевной травмы. Виктор

сильно переживает. У него на днях погибла любимая собака. Этим все

объясняется.

- Собака погибла!? - опешила доктор Кира. - Это так? –

повернулась она к Виктору.

-Попала под машину, - однозначно ответил он и стал

прилаживать к рукам зажимы. Доктор смотрела в растерянности на

Виктора.

* * *

Дома, напротив своей кровати Виктор повесил портрет Клифа. Ниже

собачий поводок. Квартира как будто осиротела. Он лежал и вспоминал

собаку. В голову лезли всякие смешные глупости. Вспоминал, как еще

совсем недавно защищал Клифа от нападок соседей. Один жилец с

третьего этажа жаловался водобаю1: «Этот оле хадаш2 завел себе собаку!

Собака громко лает, бегает по этажам и мешает днем спать! На замечания

всех жильцов скотина отвечает нецензурной бранью! Примите меры!».

С Борей он помирился, точнее, простил его. Виктор курил сигарету за

сигаретой и думал: «Мальчишка! Что с него возьмешь. Ему неведома тоска

по умершему другу. Дай бог, чтоб он не знал ее. Не знал никогда.

Известные слова Сент Экзюпери об ответственности за тех кого мы

приручили, кажутся мне сегодня пустой демагогией. Люди, наигравшись

вволю с теми, кого они случайно приручили, спустя самое короткое время,

не задумываясь, предают или продают их. Клиф пока жил испытывал

большую ответственность за меня. И даже не потому, что я болен. А из-за

чего-то, что нельзя объяснить словами. В этом я не сомневаюсь. Он

испытывал большую ответственность хотя бы потому, что ушел раньше

меня. А я думал, что будет иначе».

Что касалось Тамары, то она старалась теперь ничем не беспокоить его.

Чувствовала себя глубоко виноватой. Чтоб хоть немного загладить свою

вину стала ездить с ним на гемодиализ. Чего раньше не было. Как-то в

один из их приездов Виктор был не мало удивлен. Митя доставил его в

клинику и он, переступив порог кабинета доктора Киры, замер. Та

встретила его с маленьким щенком на руках:

-Ничто в жизни не может заменить четвероногого друга, -

сказала она, - протягивая ему крохотную собачку. - Никакая другая

живность. Тем не менее, примите, Виктор, это симпатичное маленькое

существо. И боясь, что он откажется, добавила:

-Просто очень хочется, чтобы вы поправились...

За то не малое время пока лечился, он только сегодня впервые заметил

на ее лице радостную улыбку.

– Ваши плохие результаты сдвинулись с мертвой точки.

Сдвинулись в сторону улучшения. Гемоглобин и железо в крови приходят в

норму.

* * *

Щенок был породы спаниель. Ему только-только исполнился месяц. Он не

то, что гавкать, скулить не умел. Виктор бесцельно ходил с ним на руках по

квартире и не знал - куда его деть, что с ним делать. Вернее знал, конечно,

но в душе у него не было того трепета, с которым выхаживал когда-то

замерзшего маленького иностранца Клифа. Так продолжалось два дня. Он

то не выпускал его из рук, то целый день мог не подходить к нему, и тогда

кормили и ласкали его Боря с Тамарой. Лежа в постели, слышал, как они

на кухне, перебивая друг друга, придумывали для него имя. «Пушок!» -

кричал Боря. «Какой Пушок, - возражала Тамара, - это же тебе не котенок!

Давай назовем его Хасан». «Нет! - не соглашался Боря, - пусть будет

Дроном!». Тамара в ответ предлагала новое имя. Не придумав ничего

путного, они потихоньку успокаивались. Виктор лежал, не вмешивался.

Лежал, курил, смотрел на портрет Клифа. Как-то утром, когда был дома

один, набрал номер телефона Юли.

-Юля, здравствуйте. Вы меня узнали? Как племяннику ваш

подарок? Понравился. Ну, вот и хорошо. Она очень обрадовалась звонку.

Говорила, что страшно жалела из-за того, что не взяла его телефон. Ругала

себя последними словами. Думала, что он не позвонит. Даже хотела пойти

в Министерство абсорбции, чтобы там узнать номер телефона. Но она

только знает его имя и имя собаки. Как кстати Клиф? Почему-то она не

видит их в том сквере, в котором они сидели в день знакомства.

Специально часто приходит туда, но там много собачников, а вот их не

находит. Юля замолчала. Молчал и он. «Алло, алло!» - кричали на том

конце провода. На лбу у Виктора выступил пот, в горле пересохло,

подступил какой-то комок. «Говорите, говорите дальше», - попросил он.

Юля продолжила. Ей интересно знать, как специалист по гитарам сегодня

себя чувствует? Какие у него новости? Может, дай бог, он уже после

операции. Нет еще! Что ж! Отчаиваться не надо! Все будет хорошо! Она

уверена! «А Гриша, племянник, порвал струну, стал натягивать новую и

новую порвал! Представляете!» - щебетала она в трубку. - «Наконец

вправил ее, но гитара расстроилась! Вы не расстроитесь, если я приглашу

вас настроить ее», - скаламбурила она и долго хохотала. - «Приходите,

приходите сейчас»,- пригласила Юля. - Записывайте адрес!». Виктор

остановил ее. Предложил встретиться там же, на той же скамейке в сквере.

Минут через двадцать. Юля ответила: «С превеликой радостью!». «Не

забудьте только взять гитару», - бросил он в трубку. Упал на постель и

долго смотрел на портрет Клифа. В квартире было тихо. Только на кухне в

большой плетеной корзине шебуршал щенок. Оделся, мельком взглянул на

себя в зеркало. «Тварь ты, - сказал он своему отражению. – Тварь

последняя!». Схватил корзину и выскочил на улицу.

* * *

Виктор увидел ее издалека. Юля прислонилась к спинке скамейке и водила

рукой по струнам гитары.

-Здравствуйте, Виктор! Я вас долго не задержу. Споете мне

что-нибудь и я исчезну пока снова не позвоните.

-Юля, давай на ты, - сходу предложил Виктор.

-Давайте! То есть давай, - засмеялась она.

-Это тебе, - он протянул Юле корзину.

-Мне!? А что там?

Она заглянула в корзинку и всплеснула руками:

-Ой! Какая Собачка! Пупсик! Пупсик! Какая прелесть! Это

мне?! Да вы что Витя! Не надо! Спасибо! За что?

Она так была удивлена неожиданному подарку, что снова перешла на вы.

-Виктор! Вы с ума сошли! Такой милый пупсик! Пусть будет

вам и Клифу!

Она крутила корзинку со всех сторон, рассматривая щенка. Они опустились

на лавочку.

-Юля, бери смело! Это тебе. И мы на ты. Ты забыла?

Виктор склонился над гитарой, стал ее настраивать.

 

-Спасибо Витя! Я возьму. Возьму только с условием, что ты будешь на

первых порах помогать мне, ставить этого пупсика на ноги.

-Обещаю, - не поднимая головы от гитары, согласился тот.

-А где Клиф? - неожиданно встрепенулась Юля. Она

огляделась. Не нашла его глазами.

Виктор дергал струны и молчал.

-Ты пришел с собакой, но не с той! Жалко. Если честно

признаться, я соскучилась по вашему замечательному тандему.

Виктор взял несколько аккордов.

-Готово.

-Сыграй ту. Про собаку, которая плачет под дверью в ожидании

хозяина.

-Не могу, - Виктор стал смотреть куда-то в даль.

-Не можешь! Почему?

-Потому что Клиф умер.

-Что!?

Юля опустилась перед ним на корточки. Он снова увидел ее глаза с

россыпью серебряных крапинок в глубине зрачков, как тогда в магазине.

-Клиф умер!? Что ты говоришь такое, Витя!

-Клифа больше нет, Юля. Он умер.

Серебряные крапинки в глубине зрачков стали заметно тускнеть, гаснуть.

-Витя, миленький! Это правда? Как это случилось?

-Случилось, Юля. Случилось.

Он отложил гитару, снял очки и устало провел рукою по глазам. Закурил.

Они сидели и молчали. Юля взяла его за руку, смотрела в лицо, словно

ожидала еще каких-то слов.

-Этот щенок тебе. Я не могу держать собак после Клифа. Думал

получится, оказалось – нет.

Медленно поднялся. Юля тоже распрямилась. Ему вдруг нестерпимо

захотелось пальцем нежно провести по этим тонким бровкам, но

сдержался.

-Витя, как же так? - выдохнула она.

-Возьми, - протянул он ей корзину.

Она приняла ее, прижала к груди.

-Иди, Юля. Покорми его молочком. Я тебе вечером позвоню.

-Прошу тебя - спой про Клифа.

Виктор взял гитару, поставил ногу на скамейку. Запел еле слышно:

 

Мне говорят: «Старайся жить попроще,

не взваливай забот не по плечу».

Пускай живут попроще только мощи,

я – человек я сложно жить хочу».

 

Алели рядом красные розы, колыхались белые гладиолусы, широкими

ветвями шелестели пальмы, где-то на детской площадке звенели ребячьи

голоса, день клонился к вечеру. Виктор пел, и ни одна живая душа не

знала, как долго суждено ему жить. Он хотел жить непросто, а сложно. И

это у него получалось.

 

* * *