- Кто тебе больше нравится? Пинк или Джоанн? Я смотрю в ее наивные, открытые глаза. Она вне добра и зла. Она – обычный потребитель. Мир виноват, а она – нет. Полина, конечно, не разбирается в музыке. То, что ей нравится, в расчет брать не имеет никакого смысла. И, вообще, она не разбирается ни в чем, если не считать все эти женские и не женские штуки в рюкзаке. Ах, да… Полина еще умеет щелкать очаровательными ноготками по красному «айфону». Она долго смотрит на меня, пытаясь уловить подвох. Подвоха нет. Я просто тяну время. Мне хочется говорить о третьей мировой, или о влиянии джаза на рок семидесятых. О чем угодно, что может отвлечь от того, что за окном. У нее очень красивые глаза. И форма очень идет. Полный набор – за спиной «сотый» АК, шеврон с чем-то непонятным на левой руке и ленточка на погоне. - Я уже не слушаю их музыку. – наконец, отвечает она. Полина имеет в виду американцев, англичан, и всех остальных. «Интересно», - подумал я. - «попадались ли ей хоть раз в жизни песни Джоанн?» Будто угадав мои мысли, она сердито продолжает: - Пинк, кажись, слышала. А вторую… не знаю, в общем. Не имеет это сейчас значения. Как твоя мама? - Мама? Ничего. До сих пор так было. Она не знает. Позвони ей потом. Я дам номер телефона. Ладно? Полина согласно кивает головой. Кто-то из бойцов включает в углу «Pink Floyd». Звучит «Marooned». Мы умолкаем. У нее по левой щеке течет слеза. - Зачем? – спрашивает она. - Так надо было. У каждого есть точка, когда надо сделать вещи, которые до тех пор не даже не понимал. Одно нелепо получилось – тебя встретил. Она закуривает дешевую сигарету. Жадно глотает дым. Сигарета в ее руке мелко дрожит. За окном опять начинают стрелять. - Ну что? Пошли? – говорит Полина. - Да. Не забудь про маму. Я диктую ей номер. Она записывает. Мы выходим во двор. Я становлюсь у стены. Полина медленно снимает автомат. Ее глаза становятся холодными. Точно так она смотрела на меня два года назад, когда я уходил от нее к своей однокласснице. Я смотрю в небо… слышу странный протяжный звук и вижу, как осколки рвут на части мою бывшую любовь, ее однополченцев, и здание, в котором нас держали. Я быстро теряю притяжение. Мне больше ничего не надо. Кроме прощения… |