Исповедь хирурга Way… a can’t give everything away, Дэвид Боуи Их нет. И Зураба, и Сашки, и Русланчика, и Мухаммеда. Разных таких. Перемешанных эклектикой характеров. Отутюженных асептической суетой. Обласканных психологией спасителя. Расплющенных психологией палача. Каждый, выбирающий себе подобную дорогу, грезит. Успехами, виртуозной техникой и серьезным вкладом в мировую науку. Каждый, выбирающий подобную профессию, безусловно, незнаком. С мнительной тяжестью неуспеха, с кошмаром ночи, когда во снах, в ночных видениях оживает телесная оболочка умершего больного. Укоризненно оживает. С упреками. Постигая хирургию, хочется заорать идущим вслед: «Осторожно, товарищи! Минное поле»! Да что толку? Идущие вслед романтичны. Бегущие вслед азартны. Желающие следом в след уже пьяны. *** Роман Завьялов спешил на экстренную операцию… Рома- плотный мужик сорока лет. Высокий, сутулый, с животиком. А вот руки…Пальцы изящные, тонкие. Фаланги ровненькие, без загогулин. Все как у принцесс положено. И жизнь у Ромы аккуратная. Не то, чтобы прилизанная. Старательная. Работа; преферанс по копеечке за вист; научные статьи в хирургических журналах; жена Людмила в бигуди и с тонюсеньким томиком любовной лирики во взгляде; любовница Марина с карьерой и без принципов; пельмени под водочку; трешка до получки и дежурства, дежурства, дежурства. Ночь - суетливая, стремительная. День - длинный, томительный, дремотный. Как у богемы, только наизнанку. Без праздностей и искусственных эмоций. Операции Рома выполняет толково, чисто. Пальцы бегают, но не суетятся. И мысли не торопится. Работают, мысли. Кумекают. Поперек рук не спешат. Гармония. Потому хирург Роман отличный. Как говорят - от Бога! *** В приемном отделении монотонно гудят голоса. Травматолог Петушков Николай Осипович уже слегка поддавший и потому сладко воняющий клубничной жвачкой тактично, слегка покачивая головой, выслушивает жалобы поступающего больного. Терапевт Нина Петровна выполняет маникюр. Невропатолог Изольда Петровна вертит в руках неврологический молоточек и с любопытством рассматривает через грязное окно скучные зимние пейзажи. Близится ужин. - Я вот что, Ниночка, заметила, - Изольда Петровна кладет молоточек на стол, зевает и тянет, - чем меньше больных поступает днем, тем больше их поступает ночью. Такие закономерности я стала замечать, дорогуша. - Уж и не говорите, Изольдочка Петровна. Такие уж времена теперь настали, - легко соглашается Нина Петровна. - Демократия, тудыть-сюдыть, - в кабинет на ужин заглянул травматолог Петушков. - Какая еще такая демократия в медицине? – Изольда Петровна возмущенно вздымает брови. - Я так, к слову, тудыть-сюдыть, - Николай Осипович миролюбиво покашливает, так как с упоением чувствует закупоренную теплую чекушку в глубоком кармане халата. Врачи приступают к трапезе, обсуждению больничных сплетен и к монотонному ничегонеделанью в ожидании ночных поступлений. *** Рома тем временем ковыряется в собственных «Жигулях» восьмой модели. В автомобиле обычный набор неполадок бесшабашно собранной русской железной тарахтелки: шалит карбюратор, заедает поворотник, тухнет габаритный фонарь сзади, скрепит подшипник ступицы справа и досадно худо греет печка. «На Западе, вероятно, хирурги сами свои машины не чинят, - тяжело сопит Роман, - руки врача капиталисты берегут. А, затем, этими вот руками деньжища загребают. Ценят, на Западе, квалифицированный труд работников социальных сфер». А автомобиль Роману к завтрашнему дню требуется непременно. Родителям газовый баллон необходимо заправить и доставить на дачу. Это раз. С дочерью съездить в магазин и купить джинсовую юбку, так как обещал уже давно, а работы невпроворот, да и в выходные постоянно хочется крепко поддать, а ребенок тут не причём. Это два. Съездить в суд и оформить развод. Это три. И так. По мелочам. А их много. Это четыре. В связи с вышеописанным на душе у Ромы скверно. *** - Доктор! Вас же, в конце концов, в приемном отделении ждут уже давно, - к Роману, пузырясь от негодования, подплывает медицинская сестра Рита. Как фрегат к пристани подплывает. Без парусов, но с желаньем. - Я же предупредил, где меня искать, - оправдывается Роман. - А я что должна? Искать вот так, бегать, страдать от непонимания такой ситуации? – Рита сморит исподтишка, прищурившись. - Извини, - Роману не хочется ни пошло кокетничать, ни эротично сквернословить. -Если каждый будет что хочет, а я буду всем должна, то … уж больно прыткие вы на это дело, хирурги, - и медсестра Рита, скорчив, по ее мнению, интимную гримасу, сладко покачивая ягодицами, уплывает. За Ритой уплывают запахи и медсестринской раздевалки, и серой больничной пищи, и лукавой похоти. «И причем тут это дело? У меня машина барахлит, семья разлетелась во все стороны, деньги заканчиваются и жить после развода где-то нужно, не на вокзале же? - злится Роман». *** В кабинете хирурга Романа, елозя на каталке, дожидается больная. - Уж больно болит у меня нога, доктор. - ? И больная исповедуется: «Родилась давно. Аж в начале века. А жизнь не удалась. Муж пил. Умер, окаянный, после очередного запоя. Дочь - безобразница. Гулящая, да и бестолковая. Все ей мужиков было мало. А сейчас одинокая. Вся в отца. Пьет, меры себе не знает. Внуки забросили. Гостинцы раз в год, ко дню рождения привозят. Гостинцы, что привезли - сожрут. Часок-другой посидят. И так до следующего года. Вот, с котом вдвоем так и живем. А кот хороший. Ласковый. Но уж больно старый, кот. Время пришло, видно, помирать нам вместе с котом. По телевизору говорят, что жизнь теперь стала хорошая. И где она, эта хорошая жизнь? Когда пенсия рупь с копейками, лекарства дорогущие, а здоровья с годами не прибавляется. И одиночество. Пилит, пилит. Напополам перепилило, одиночество проклятущее. Вот и сейчас нога разболелась. Аж мочи нет, как разболелась». «Плохо дело, - соображает Роман, - эмболия артерии у старушенции и ишемия уже выраженная. Без операции умрет старушка. А операция – опасна. И возраст, и ишемическая болезнь сердца, и выхаживать, бабушку, видно некому. Вот поди и разберись. Отписаться мудрёными фразами? Мол, риск операции превышает ее, операции, целесообразность. Или дать шанс? Рискнуть. А как же машина? С ней дел еще невпроворот. И палец гаечным ключом ушиб. Вон, как ноет палец». - Понимаете, бабуль… - Да все я понимаю, сынок. Кому мы, старики, нужны? «До чего же все банально выходит. Детство, юношество, зрелость, старость. Умирание. Все как задумано. Этапы распределены, разложены по полочкам. И наша нужность должна нормально вписываться в каждый этап. В детстве и юношестве нам нужны родители. В зрелости родителям нужны мы. А в старости? На самом деле? Кому мы нужны в старости? Детям? А если не вышло? Государству? А на кой черт мы ему нужны? Немощные, обидчивые, одинокие, грустные. Так кому»? - Будем оперироваться, бабуль. Вот, покапаем, подготовим, анестезиолог, терапевт вас поглядят и … оперироваться, - даже радостно произносит Роман. С облегчением. - Ты что, с ума сошел? – анестезиолог кладет историю болезни на стол, вертит в руках шариковую ручку и вопросительно смотрит в даль, минуя взгляд Романа,- как я этому божьему одуванчику наркоз то буду давать? Она же помрет тут же. - А если не помрет? - У тебя что, руки чешутся? - А если совесть? Давай местную анестезию совместим с потенцированием и попробуем. - Ну, я даже не знаю, - кряхтит анестезиолог. - Тогда пиши. Отказ накалякай и иди бухать. Или трахаться валяй. С Ритой. - Да пошел ты …Неврастеник. Тебе лечиться необходимо. - Тяжелая бабуля, - Нина Петровна своим мелким почерком оставляет заключение в истории болезни, - но я согласна с вами, Роман Сергеевич. Попытаться можно. Бабуля говорит, что дома кот у нее один остался. А это -мотивация. *** На операции все пошло наперекосяк. То зонд лопнул, то нитки необходимые в экстренной операционной отсутствовали, то коагуляция барахлила. То мысли неподходящие в голову Роману наведывались. Елозили мысли. Скверно. Спустя час с лишним после начала операции у старушки остановилось сердце. Проведенные реанимационные мероприятия - без эффекта. Хирургической бригадой констатирована биологическая смерть больной. *** - Пойдем, накатим что ли граммов по сто спиртяги? – анестезиолог Леха Золин приобнял Романа за плечи. - Пойдем, - соглашается Роман. - Не дотянем мы с такой работой до старости, - кряхтит Леха. - Все может быть, - грустно улыбается Роман. - Ты машину пойдешь дальше ремонтировать? – беззлобно уточняет Леха. - А старушка мне поверила. Убедил я ее в нужности. Пусть, для кота. А вышло? – уставившись в одну точку, монотонно произносит Роман. - А знаешь, почему хирурги так часто умирают молодыми? - Ну, инфаркты, инсульты, вероятно. - Нет. Потому, что вмешиваются в Божий промысел. Мне так один православный священник говорил. - А как иначе? - В том то и дело, что никак. *** Их нет. И Зураба, и Сашки, и Русланчика, и Мухаммеда. Перемешанных эклектикой характеров. Отутюженных асептической суетой. Обласканных психологией спасителя. Расплющенных психологией палача. Постигая хирургию, хочется заорать идущим вслед: «Осторожно, товарищи! Минное поле»! Да что толку? Идущие вслед еще пьяны. Москва 2016 г. |