20 мл ликера Benedictine D.O.M., 10 мл джина, 2 дэша Orange-Bitter, сухое шампанское, 1 кусочек апельсиновой цедры. Ликер, джин и биттер смешайте в стакане для предварительного смешивания и процедите в блюдце для шампанского. Долейте шампанским. Коктейль обрызгайте кусочком апельсиновой цедры и положите его в бокал. ==//==//==//==//==//==//==//==//== Не смотрите на меня немым упреком. Да, в моем положении алкоголь на табу. А я и не собираюсь пить. Нет, не беспокойтесь, я все оплачу, раз сделала заказ. Вот только пить не стану. Это блажь моя. Каприз. Это жирная точка в конце страницы. Я закрываю прошлое. Уже без права возврата. И это вовсе не отчаянье, нет. Просто налет легкой томящей грусти. По ушедшей юности, по первой любви, по счастью. А оно было. Особенно в эпилоге, на самой первой странице моей повести. Его звали Артемом. Именно так, в прошедшем времени. Нет, он жив и здоров, в меру упитан и по заслугам счастлив. И говорить банальности, что, мол, он умер только для меня, я не стану. Он – мое прошлое. Человек, который сделал меня очень счастливой, а затем разрушил это счастье до самого основания. Ах, как красиво он ухаживал. Такое впечатление, что он успешно окончил курсы по галантности и завоеванию женских сердец. Его комплименты были столь изысканы, оригинальны и прекрасны. Их трудно запомнить и трудно повторить. Они кружили голову, заставляли трепетать душу и учащенно биться сердце. В такие мгновения мир просто переставал для тебя существовать. Только он, его дивный голос и предвкушение волны счастья и легкого безумия. И когда эта эйфория пошла на убыль? Я точно не знаю. Мне кажется, что каждый день по капельки, по крупице она покидала нас. Быт, работа, повседневные заботы постепенно заполняли нашу жизнь, оттесняя счастья на потом, на завтра, на «когда-нибудь». Второй план, третий план. А в итоге просто получила статус статиста. Рано или поздно, но должно было что-либо произойти. Уж больно ровно и спокойное течение было. Вот тогда всполохнулась гладь, и волны накрыли берег спокойствия, благополучия и гармонии. Как показало время, не такое уж и спокойное и стопроцентное. Рухнули карточные домики, песчаные дворцы, потемкинские деревни. Гинеколог удар диагнозом: бесплодие. Что-то там еще добавил на латыни, умными словами о врожденной патологии шейки матки, или труб. Неважно. Тогда лишь одно слово врезалось в сознание, резануло по сердцу. Бесплодие!!! Обида и боль разрывали меня. И к кому я поспешила с этой непосильной ношей? Как ты думаешь? Ну, конечно же, к Артему. Ближе и роднее человека у меня тогда не было. Купаясь в счастье, я как-то незаметно и безболезненно растеряла подружек. Родные были далеко, на другом конце земного шара, в другой стране, уже отравленные чужой культурой и укладом жизни. Даже просто выслушать излияние души у них не хватало ни времени, ни желания. Как доехала домой – не помню. Бросилась Артему на грудь и заревела. Это был нескончаемый поток слез. Откуда они только брались. Рыдала, и сказать внятно ничего не могла. Тёма и не торопил, гладил меня осторожно по голове, шептал что-то тихо, тихо. И, в конце концов, я успокоилась. Слезы иссякли, дрожь в конечностях улеглась. — Ну, и что так сильно расстроило тебя? Я глянула ему в лицо: — Я бесплодна. Что было потом – я никогда не забуду. И не потому, что потом это мне так часто снилось в кошмарах. Просто это было так необычно и непривычно. У Артема вдруг потемнели глаза. Были серыми, а тут за одно мгновение стали черными, стеклянными и как будто неживыми. — Плоды абортов? — выдохнул он. Я растерялась. Настолько, что не могла вдохнуть полной грудью, не говоря уже о том, что-либо ответить адекватное. А муженек мой расходился. По нарастающей, с устрашающей скоростью. Мне бы остановить его, не дать опуститься ниже плинтуса, не дать потерять человеческий облик. Он напрочь утратил воспитанность, сдержанность, отзывчивость и понимание. А мне не хватило сил, да и возможности тоже. Обвинения и упреки лились сплошным потоком, и я, словно пересохшая почва, впитывала, впитывала, впитывала. Очнулась от этого оцепенения лишь тогда, когда он ушел, громко хлопнув дверью. Да так, что с журнального столика, который и так страдал неустойчивым опорным аппаратом, упала ваза. Моя любимая, из лилового хрусталя. Редкий и дорогой сорт. Упала, и брызнули во все стороны лиловые осколки. Словно капельки крови. Он не пришел, и меня не пустили на порог его родительской квартиры. Он не звонил, и мои игнорировал. Он даже перевелся на другой объект работы, а в центральном офисе мне ничего не говорили. И в одно не столь прекрасное утро я вдруг поняла: это все. Это конец. И… успокоилась. Нет, я не впала в депрессию, и мысли о суициде меня не посещали. Я жила. Просто жила. Но как? Есть глаголы трех времен: прошедшего, настоящего и будущего. Так вот, я жила в плоскости, где царили глаголы только настоящего времени. Прошлое я старалась забыть, в будущее даже заглядывать не пыталась. Захотела поесть – перекусила. Захотела поспать – вздремнула. И ни о чем не думала, и ни о чем не мечтала. Простых человеческих желаний не возникало. Живой труп. Точнее уже и не скажешь. Запрограммированный робот, без намека на какие-то либо чувства и эмоции. Я блуждала по интернету, перескакивая с сайта на сайт. Так, без определенной цели. Нет, я не заводила новые знакомства, не общалась на форумах, не изливала душу в исповедальне. Просто тупо бродила, порой даже и не вникала, в какие дебри меня заводит клик мышки. Может, так бы и продолжалось и по сей день, если бы, конечно, моя психика выдержала бы, и я не сошла бы с ума. Не ведаю ту точку возврата, с которой жизнь стала медленно возвращаться ко мне. Просто однажды на одном из сайтов я не наткнулась на письмо откровения. Ничего особенного. Крик души в диком отчаянье от одиночества, лжи и обмана близких, равнодушия толпы. Простыми словами, с обилием грамматических ошибок. Но так трогательно, до слез. Пальцы как-то сами, рефлекторно, набрали пару строчек, и…. Мы стали общаться с Глебом. Я вдруг поняла, что кому-то могу в чем-то помочь. Советом, добрым словом, или просто стать жилеткой. А в те дни мне большего и не надо было. Писали друг другу обо всем и ни о чем. И это мне самой очень помогло. Оттаивала я и душой, и сердцем. Глеб все-таки настоял на своем, и я согласилась встретиться. Поняла, что когда-нибудь это должно произойти. По иронии судьбы оказалось, что мы живем на соседних улицах. Встретились на нейтральной территории – в кафетерии на перекрестке этих самых улиц. Он был полной противоположностью Артема. Среднего роста, широковат фигурой, голубоглазый блондин. И говорил не так красиво, как писал. Такое в жизни встречается, сплошь и рядом. Иногда легче выразить свои мысли на бумаге, чем произнести их вслух, да еще и в присутствии собеседника. Тогда Глеб мне сказал: — Ты очень красивая. И я вновь его сравнила с Артемом. Мимолетно и в последний раз. Простые слова, без вензелей, рюшек и выкрутасов. Но они были пропитаны нежностью, теплом и добротой. Да так, что я физически почувствовала, как они проникли в меня и разлились благодатной негой, заполняя каждый уголок, каждую клеточку. С ним легко и спокойно. Он даже молчит как-то особенно. Молчит, а боль моя уходит. Мы стали встречаться. А я тянула время, откладывала неприятное откровение на завтра, на понедельник, на удобный момент. Не хотелось вновь выслушивать то, от чего только-только стала отходить. Да и он не давал повода завести подобный разговор. Он вообще не говорил о будущем, не строил никаких планов. Нас обоих устраивала сложившиеся ситуация, и без каких-то либо обязательств отношения. Мы оба словно замерли в ожидании какого-то случая, перемены, события, которое подтолкнуло бы нас, заставило действовать. И этот миг наступил. Тошнота, головокружение, обостренное восприятие запаха и вкуса. Гинеколог просто ошарашил меня: — Поздравляю. Вы беременны. Я – беременна?! Это не могло быть! Это какое-то чудо! У меня был всего один-единственный маленький шансик на миллион. И он выпал! Не чудо ли это? Я словно на крыльях выпорхнула из клиники, и тут же позвонила Глебу: — Нам надо срочно встретиться. — Хорошо. Пока я сидела в кафе, нервно теребила салфетку и ждала его, мое прекрасное настроение медленно испарилось. Только один вопрос остался, который мучил и терзал: как эту новость воспримет Глеб? А если в штыки? Если он не будет рад? Развернется и уйдет. Хлопнет дверью, и разлетятся по углам осколки. Нет, второй раз такого предательства я вряд ли смогу пережить. И решила пока не говорить ему об этом. Надо было сначала «прощупать почву», узнать его позицию в этом вопросе. — Привет, — он чмокнул меня в щечку и сел напротив. — Что-нибудь случилось? — Нет, — несмело подняла я глаза. Врать я так и не научилась. — Нет? — он удивился, бросил растерянный взгляд на часы и как-то виновато произнес. — У меня шли важные переговоры с партнерами. — Извини. Он внимательно посмотрел на меня и, наверняка, понял, что что-то все-таки произошло, только я не решаюсь об этом сказать. Он просто осторожно взял мою ладошку и легонько так пожал. — Тебе что-нибудь заказать? — Я поежилась, пожимая плечами. — Латте и пирожное. — Сделал он заказ официанту. — Знаешь, а на улице уже пахнет весною. Прекрасное время года. — И не пахнет вовсе, — возразила я. — Может и не пахнет, — легко согласился он. — А вот веснушки у тебя уже высыпали. — И улыбается, широко так, от души. Мне вмиг стало тепло и уютно. — Я беременна, — тихо сказала я. Что было потом? Это трудно описать словами. Он кружил меня, обнимал, целовал. И угостил всех присутствующих шампанским. Он на руках донес меня до такси. Он…, он….. Он был счастлив. Пожалуй, даже намного больше, чем я сама. Столько заботы и внимания я никогда в своей жизни не получала. И вот я здесь. В том самом кафе, где мы познакомились с Артемом. Я пришла, чтобы окончательно порвать с прошлым любые ниточки. Я не хочу, чтобы оно врывалось в мое настоящее и не отравляло его. Прощайте…., и будьте так же счастливы, как и я. Она ушла, оставив на стойке, около бокала с коктейлем, маленький кусочек хрусталя. Лилового хрусталя. |