Внизу плыла Адриатика - бирюзовая гладь с коричневатыми вкраплениями островов.

Внезапно Павел увидел ее. Круглая, с плавниками и хвостом - настоящая рыба. Ее крепкое тело было покрыто каменной чешуей цвета охры. Она стояла в зеленоватой лагуне, готовая уплыть или остаться в зависимости от собственной своенравной прихоти, - остров-рыба - задумчивая, обладающая потрясающей энергетикой древнего, разумного существа...

-Наш самолет готов к посадке. Через несколько минут он приземлится в аэропорту Марко Поло города Венеции. Температура за бортом плюс восемь градусов Цельсия. Погода ясная, солнечная.

Боинг-737 развернулся, чтобы еще раз показать Павлу царственную рыбу с россыпью мелких островов, составляющих свиту, а затем, словно войдя в зону притяжения, устремился ей навстречу...

Мягкая посадка, проездной билет на вапоретто, автобус-экспресс до пьяццале Рома. Ему казалось, что он дома. Мотался где-то по свету вдали от родины и вот наконец вернулся. Слева блеснул стеклом и металлом синеватый понте дельи Скальци. Павел сморщился, как истинный венецианец,- безвкусная современная постройка раздражила, - прошел через садик Пападополи, взбежал на пару горбатых мостиков и на минуту застыл, соображая, направо или налево дальше двигаться. Он был в Венеции впервые.

На маленькой площади тусовалось несколько человек в карнавальных костюмах. К смуглому веселому мужику была прицеплена тряпичная лошадь с грустной мордой. Задние ноги лошади, обутые в стильные кожаные ботинки, притопывали и приплясывали по брусчатке, передние беспорядочно мотались впереди вместе с головой.

-Не подскажете, как пройти к Фрари? Рамо Цимезин, 3078? - по-английски спросил Павел, завороженно глядя на лошадиную морду, и мужик, высунув из-под черного балахона руку, махнул ею влево, вперед, вправо и снова влево, рисуя замысловатый зигзаг, понятный, впрочем, любому местному жителю.

-Ага, - кивнул Павел.

-Там будет табаккерия, - добавил всадник. - После нее - через мост и направо.

Он хитро подмигнул, а лошадь печально потупилась, словно стыдясь лабиринта, из которого гостю предстояло найти выход. И тут Павлу стало отчего-то так хорошо и спокойно, что он ухмыльнулся в ответ и бодро двинулся дальше, становясь с каждым шагом все счастливее и даже начав насвистывать.

Табаккерия не замедлила явиться, и едва он свернул после очередного мостика направо, где-то близко ударили колокола церкви Санта Мария Глориоза деи Фрари, попросту "Фрари", как ласково говорили венецианцы. Колокола все звучали, Павел хмыкнул: "Да что случилось-то? Пожар? Наводнение? Чума? " - и вошел в узенькую безлюдную улочку - рамо Цимезин, где, судя по карте, находился его отель.

 

* * *

 

Павел прилетел в Венецию в феврале не случайно. В Екатеринбурге стояла снежная и пасмурная зима. Казалось, что силы небесные отвернулись от уральской столицы, бросив ее загибаться под хмурым, тяжелым небом и лишь присыпая сверху снегом, чтоб не маячила и не раздражала унынием и безнадегой. Он работал в издательстве литературного журнала и не только просматривал по долгу службы чужие опусы, но и сам был неплохим писателем. Однако в последнее время собственная работа не клеилась. Оставшись один после длительного и изматывающего развода, он чувствовал себя раздавленным жизнью, а тут еще эта извечная непогода, пронзительный ветер и снег, буйствующие на улицах с ноября! Ему не писалось. Называть это творческим кризисом было глупо - апатия, плохое настроение, не более. Но теперь, как никогда прежде, ему хотелось резких, ярких впечатлений и перемен. Он взял отпуск, не дожидаясь лета. Давно мечтал съездить в Венецию, а тут подошло время ежегодного карнавала... Короче, Павел сорвался с места совершенно неожиданно не только для своего начальства, но и для себя самого. Шенгенская виза заканчивалась в марте, и он решил использовать ее на все сто - а когда вернется, глядишь, и весна уже будет на подходе, легче станет жить и работать.

"Бог любит Италию!" - так всегда говорили про его любимое место на земле, и он искренне верил в это, а потому и надеялся на собственную, хотя бы частичную, реанимацию. Правда, именно Венеция, по странной причуде судьбы, оставалась до сих пор неосвоенной, хотя в других частях страны Павел бывал и возвращался туда снова и снова. Листая путеводитель, он вычитал, что около церкви Фрари затерялась маленькая кафешка, в которой живет призрак кота, являющийся таким, как он, потерявшим радость и искру жизни. Рассказывали, что кот прыгает на колени, мурлычет и ластится к творческим личностям, пребывающим в поиске новых идей и алчущим вдохновения. Павел посмеивался, но тем не менее собирался отыскать кафе и непременно там отобедать.

 

Отель оказался дивной миниатюрной игрушкой с зелеными металлическими ставнями и крутой лесенкой, бегущей от стойки регистрации до третьего этажа. Он насчитывал всего шесть номеров. Дом был обнесен низкой каменной стенкой, увитой поверху подсохшими стеблями пышных растений. Летом здесь, безусловно, был райский уголок. Да и теперь, в феврале, стояла глубокая тишина, зеленела свежая травка, деревья и кустарники не потеряли жестких, блестящих листьев, а в кронах сновали и пели незнакомые птицы - единственные нарушители покоя. Повыше, над крышами, носились чайки, и каждые полчаса раздавался задумчивый и тревожный голос Фрари, возвещавшей, за отсутствием чумы и пожаров, свои мелкие события, а заодно ведущей отсчет неспешного местного времени...

Забросив вещи в уютный номер на втором этаже, Павел спустился вниз и побрел куда глаза глядят. Узенькая рамо Цимезин привела его к базилике Сан Рокко, а потом он увидел Фрари. Францисканская церковь была огромной, под ней робко жалась к каналу крохотная площадь. Зайдя внутрь, он ощутил дрожь - храмы не отапливались и зимой там было холодней, чем на улице. Алтарный образ работы Тициана пламенел в глубине, не согревая. Павел поставил свечку, вновь вышел на солнце и заметил на той стороне канала кафе, окна которого украшали изображения кота. Он сразу узнал его, перебежал через мостик и вошел в уютный зал, где было шумно и тесно. Парень за стойкой принял у него заказ и показал на столик в углу. Вскоре принесли пасту и маленькую бутылку "Просекко".

-А где кот? - попытался пошутить Павел, подмигнув официантке.

-Не сразу, - ответила девушка неожиданно серьезно, мешая английские и итальянские слова. - Ты приходи. Он тебя увидит. Может, сам придет. Ты где живешь?

-В отеле. На рамо Цимезин.

-Близко. Его у нас чаще слышат, чем видят. Мурлычет громко.

-А видел кто-нибудь?

-Однажды. Он белый.

-И что потом? Приходит вдохновение?

-Не знаю! Я не художник.

-А он только к художникам приходит?

-К музыкантам.

-А к писателям?

-А ты писатель? Приходит!

-Правда? - засмеялся Павел. - Что-то я сомневаюсь.

Девчонка тоже засмеялась, оглянулась по сторонам и шепнула:

-А еще к женщинам приходит. К блондинкам!

-Ух ты! - совсем развеселился он. - А как его зовут, не знаешь?

-Казанова!

Оба громко захохотали.

-А вы случайно не выдумали это все? Для привлечения клиентов, а?

-Выдумали, - согласилась девушка. - А он все равно приходит. Сам увидишь, - и она убежала за стойку за следующим заказом.

Когда Павел вышел из кафе, уже темнело. Ночь быстро заполняла собой узкие улочки, заливала каналы черной, блестящей лавой, и он прибавил шагу, опасаясь заблудиться.

Открыв калитку выданным на ресепшн ключом, вошел в уютный дворик и перевел дух. Перед стеклянной парадной дверью стояли плетеные кресла, диванчик и столик с пепельницей. Павел присел и достал сигареты. Было уже совсем темно, но над входом горел фонарь, свет которого падал на кадки с пальмами и два больших дерева, росших у каменной стены.

Он с наслаждением закурил и стал обдумывать план на завтра. До открытия карнавала оставалась еще неделя. Больше всего хотелось просто бродить по этому необычному городу, который ему еще предстояло узнать. Он уже чувствовал его - в самом воздухе Венеции висело привычное осознание собственной красоты и утонченности, а одновременно с этим - изысканность, изощренность, остроумие и изворотливость во всем, самым естественным образом сочетающиеся с практичностью и даже жуликоватостью. Кривизна и лабиринты улиц, горбатые мостики, порой начинающиеся на одной стороне канала и упирающиеся в стену дома на другой... Нет, это определенно был его город.

"Казанова, значит, - улыбнулся Павел, потушил сигарету и встал. - Ну-ну. Давай, приходи. Жду."

И в этот момент на стене, прямо в круге света, появился холеный белый кот, целеустремленно пробиравшийся между сухими стеблями в сторону соседнего дома. На минуту он поднял голову и взглянул на Павла, а потом уверенно побежал дальше и спрыгнул во двор, граничивший с территорией отеля. И тотчас следом за этим где-то там, в том доме, хлопнули ставни.

Павел машинально опустился в кресло и вытряхнул из пачки новую сигарету.

"Сам, что ли, ставни открыл? - подумал он, глупо улыбаясь. - Интересно, его кто-нибудь еще видел?" - и заглянул через стеклянную дверь в холл, туда, где находилась стойка ресепшн.

К его немалому удивлению, за стойкой оказалось пусто. Да, ключи от этой двери ему тоже выдали, однако отсутствие дежурной выглядело немного странным. Компьютер был выключен, а свет притушен, словно все разошлись по домам, не оставив ни сторожа, ни ночного портье...

"Очень по-итальянски, - пробормотал Павел, открыл дверь и побрел по лестнице. - Надеюсь, хоть другие постояльцы в отеле есть?"

 

* * *

 

Отчего ему захотелось поплыть на Мурано прямо сейчас, на второй день после прибытия? Он собирался туда позже, уже после карнавала, а вначале планировал сходить в Галерею Академии, взглянуть на коллекцию Пегги Гуггенхайм, погулять по соборам... Павел рассчитывал увидеть главные достопримечательности до карнавала, чтобы погрузиться потом в общую атмосферу праздника, шататься по пьяцце Сан Марко, пьяцетте и Моло, не думая о том, что программа не выполнена и остались еще места, обязательные для посещения.

Он вышел утром из отеля, полный решимости осмотреть Галерею, но вместо того, чтобы двинуться к ближайшей остановке Сан Тома, тут же повернул в сторону вокзала, откуда отправлялись не только вапоретто до Академии, но и катера, следующие на Мурано. Погода, между тем, изменилась. Солнечная Венеция с ярко-синим куполом неба, парившим вчера над остальными ее куполами, уже не была столь радушной. Сегодня она встретила его дождем и ветром, пришлось даже взять утром у дверей отеля зонтик-трость - из тех, что стояли там специально для постояльцев. Но и этот крепкий зонт с трудом справлялся с порывами ветра и потоками воды. Пока Павел дошел до вокзала, его джинсы насквозь вымокли. Он купил полупрозрачные пластиковые сапоги до колен и, шлепая по лужам, окончательно решил отправиться на Мурано. Это решение казалось совершенно безумным - укрыться от непогоды в Галерее было куда естественнее, и возможно поэтому ему хотелось поступить наоборот. Он даже почувствовал нечто вроде куража, чего давно не бывало.

Вода в каналах поднялась и уже плескалась у самого покрытия набережной. Павел подошел вплотную, ожидая, что она вот-вот хлестнет через край, бросится под ноги, оближет его желтые сапоги-бахилы. Когда он добрался до нужного причала, маленький катерок уже плясал на волнах, натягивая швартовый канат. Пробежав несколько метров, Павел прыгнул на палубу, и она заходила ходуном у него под ногами.

Пассажиров в салоне было немного. Посидев, он вернулся на воздух, наблюдая, как катер огибает остров и выходит в лагуну. Цвет воды тут был бирюзовый, но это была отнюдь не та спокойная гладь, которую Павел видел вчера с самолета. Вода билась о борт и трепала кораблик, вздымалась и падала, хлестала в лицо солеными брызгами. Постепенно он почувствовал азарт, ухватился покрепче за поручень и стоял, мокрый и счастливый, глядя на чаек и торчавшие из воды сваи. Вдали показалось кладбище Сан Микеле. Оно было совершенно безлюдно, и, проплывая мимо, Павел подумал о Бродском, а потом глубоко вздохнул, словно про запас наполняя легкие свежим морским воздухом и с изумлением ощутив затопившую вдруг уверенность, что тоже станет возвращаться в Венецию снова и снова и что по-другому просто не бывает.

Катерок приближался к первой пристани острова Мурано, и немногочисленные пассажиры потянулись на выход. Заволновавшись, Павел попытался прочитать название остановки, но ему все время мешала какая-то легкомысленная беретка с помпоном, маячившая на палубе. Приглядевшись, он заметил небрежно перекинутый через плечо шарфик и облако белокурых волос, трепещущее от ветра. Решив, что ему тоже пора выходить, Павел двинулся следом за пассажирами и оказался рядом с блондинкой. Катер качнуло, женщина повернулась вполоборота. Перед ним мелькнул тонкий профиль с изящным, слегка горбатым, как венецианские мостики, носом, совсем, впрочем, не длинным и не выдающимся, как у некоторых итальянок. Скорее, точеным и стройным - если так можно сказать про человеческий нос. Взгляд незнакомки показался ему умным и проницательным.

"Эй, Казанова, - ухмыльнулся он про себя. - Ты тут? Говорят, к блондинкам приходишь?"

-Ууурррррррр, - заурчал катер, разворачиваясь и притормаживая.

Павел вздрогнул, едва не сошел на причал вместе со всеми, но в последний момент сообразил, что до музея стекла еще две остановки - и остался. Он наблюдал, как легко скользнула на берег обладательница белого облака, как пошла она по набережной, едва касаясь земли, как невесомо порхала над лужами, в которых отражалось неизвестно откуда выглянувшее вдруг солнце...

Катер опять заурчал и унес его дальше, туда, куда стремились обычно туристы - к музею и собору Санта Мария э Донато.

 

* * *

 

Нагулявшись по острову и выполнив всю культурную программу, Павел медленно шел обратно по набережной и разглядывал яркие витрины. Волшебные окна с произведениями муранских умельцев завораживали. Ему захотелось войти внутрь, и он свернул в магазинчик, в витрине которого были выставлены настольные лампы и люстры, обещавшие ежедневный праздник.

-Ну что, Паола, - услышал он вдруг, - написать тебе мое имя?

-Конечно, Марко. Разумеется.

В глубине магазина стояли давешняя блондинка и красивый молодой итальянец - тот самый ремесленник, который создавал выставляемое на продажу великолепие. Разговор шел по-итальянски, но смысл сказанного был совершенно очевиден. Павел видел, как Марко взял стилос и поставил подпись на небольшой голубой люстре.

"Марко Рубелли," - прочитал он на лежавших около кассы визитках. И тотчас кто-то шепнул рядом: "Ее зовут Паола," - а еще через мгновение оказалось, что этот шепот звучит в его голове, словно где-то вблизи пробуют тихонько струны: "Паола, Паола, Паола..."

Дальнейшее напоминало сон.

Женщина взяла пакет и вышла из магазина, а он, Павел, зачем-то купил у Марко абсолютно бесполезный, но изумительно красивый стеклянный "камешек", состоящий из цветных крошечных фрагментов. Внутри светился пузырек воздуха, придававший маленькому талисману загадочный вид. "Камешек" был безумно хорош. Павел спрятал крошечный сверток в карман и двинулся за той, которую звали Паола. Они неспешно подошли к пристани и приготовились к посадке. Дождь давно прекратился, но порывы ветра раскачивали маленький катерок. Когда Паола шагнула на палубу, покупка неожиданно выпала из ее рук и, если бы Павел не подхватил ее, непременно угодила бы в узкую щель между бортом и причалом. Повинуясь внезапному порыву, он быстро сунул руку в карман и незаметно бросил в пакет "камешек" в фирменной упаковке Марко Рубелли. Воскликнув неизменное "грацие", женщина улыбнулась и, войдя в салон, села на единственное свободное место. Так они и плыли: она - на пассажирском сидении, а он - на палубе. Стоял и смотрел через стекло, как идиот, не отрываясь ни на минуту. Паола сидела, уткнувшись в мобильник, но иногда бросала украдкой взгляд-другой в его сторону, а "камешек" лежал у нее в пакете, хотя она об этом еще не знала. Вышла у Мадонны дель Орто, а он не решился дальше ее преследовать, только подумал: "Павел и Паола. Звучало бы неплохо".

 

* * *

 

Прошатавшись по Сан Поло до позднего вечера и поужинав "у кота", Павел вернулся в отель. Решетчатая калитка впустила его во дворик, мягко щелкнув замком. На ресепшн опять было пусто. Он поднялся на самый верх, прошел по третьему этажу, но не услышал там ни звука - то ли постояльцы спали, утомленные достопримечательностями, то ли их попросту не было. О том, что его этаж пуст, Павел хорошо знал: прошлой ночью и утром из соседних комнат не донеслось ни шороха, ни шума воды - он специально прислушивался. Завтракал он тоже один - в тесном кафе на четыре столика. Еще два стояли на террасе, под навесом из переплетенных вьющихся стеблей. Столики были накрыты, приветливая официантка принесла полное блюдо выпечки, на стойке красовались фрукты и соки, но жильцы отсутствовали, и Павел утвердился во мнении, что все номера в отеле, кроме его собственного, свободны.

Становилось понятным отсутствие ночного портье: никому не хотелось стеречь единственного обитателя, который, к тому же, производил впечатление полной благонадежности и, не ведая о том, сам мог использоваться для бесплатной охраны отеля. Это тоже было очень по-итальянски, и Павел усмехнулся.

Он сидел во дворике и курил, думая о Паоле. Длинные светлые волосы, которые часто встречаются среди венецианок, неуловимая утонченность и одновременно насмешливая практичность - все наводило на мысль, что она - коренная жительница "Светлейшей".

Он понимал, что это его тип женщины и нисколько не удивлялся, что встретил ее именно здесь, в Венеции, тоже оказавшейся его городом. Такое с ним происходило редко - всего-то и было раза два за всю жизнь.

-Ну что, Казанова, ты ведь приведешь меня к ней? - пробормотал он, озираясь и прислушиваясь к шорохам ночного сада.

В соседнем доме хлопнули ставни.

 

* * *

 

Несколько дней Павел посещал галереи и церкви. Венеция наполняла его красотой, открывала прелесть крошечных кампо и неожиданно являвшихся внутренних двориков, поражала архитектурными безумствами вроде палаццо Контарини дель Боволо. Он привык к вапоретто и пользовался ими, как местный житель, его больше не страшила перспектива заблудиться, потому что он уже представлял целиком эту каменную рыбу со всеми ее сестьере. Паутина улиц по-прежнему затягивала, но потом отпускала, и Павел неизменно выходил в нужном направлении, начиная чувствовать в себе один из местных инстинктов, помогавший выбирать в лабиринте правильный путь.

И вот когда он в достаточной степени слился с этим городом, привык к его дождям, туманам и промозглой февральской сырости, сквозь которую вдруг проглядывало ясное и теплое итальянское солнце, Казанова опять пришел.

Павел увидел его вечером из окна - спускающимся по стволу одного из деревьев во дворик отеля. Уже стемнело, и белый кот казался в тени крон настоящим призраком. Движения его были привычными и уверенными - он слез с дерева, подошел к плетеному креслу, уселся в него и стал сосредоточенно мыться. Потом неожиданно замер, поднял голову и взглянул на Павла. Тот достал из холодильника кусок мортаделлы, но бросить в окно постеснялся, решил спуститься. А когда вышел во двор, никого уже не было - лишь шорох в траве да знакомый стук ставен по соседству...

 

На следующий день он случайно забрел в церковь Санта Мария деи Мираколи. Кружил по улицам, сворачивал в проулки - и вдруг остановился в изумлении. Церковь резко отличалась от других - маленькая игрушка из медового мрамора, нечаянная радость для бродяги в дождливый день. Над входом - мадонна с игривым младенцем, крепко ухватившим мать за руку. Здесь не было грандиозности Салюте и Фрари, а внутри не чувствовался тот пронизывающий до костей холод, который царил в других храмах и базиликах Венеции. Павел отряхнул у порога зонтик и осмотрелся. К алтарю вело более десятка ступеней, и чудотворный образ Марии был приподнят над землей. В то же время все вокруг было соразмерно с человеческим ростом, намекало на обыденность чуда, живущего рядом, в простой повседневности.

Он поставил свечку и загадал желание: встретить ее, ту белокурую венецианку. Хотя бы просто еще раз увидеть.

Дождь, между тем, казалось, все усиливался. Выйдя наружу, Павел понял, что уходить не хочется и он бы, пожалуй, подождал, когда начнется венчание, назначенное на сегодняшний день. Ждать оставалось около часа, и он стал изучать странный мостик - из тех, что упираются одной стороной в стену дома. Однако мостик обманул - между домами обнаружилась щель, уходящая по кривой лесенке в проулок. Павел поднял голову и принялся рассматривать фасады.

Должно быть, церковь служила большим утешением для местных жителей. Дома жались друг к другу, и жильцы нижних этажей, наверное, ощущали себя, как в ловушке. В то же время, постоянно слушая колокольный звон, они вполне могли верить в персональное чудо, которое когда-нибудь произойдет. Ему было интересно взглянуть на этих людей, прочитать на их лицах так быстро и бесцеремонно выдуманные им грусть и надежду или убедиться в беспочвенности своих фантазий... Он заметил вдруг, что уже сочиняет какую-то историю, пока еще смутную, но готовую проклюнуться и вылиться на бумагу.

"Вдохновение?!! - изумился Павел, - Казанова, ты, что ли?"

И тут присутствие Казановы и обыденность живущих по соседству чудес перестали быть для него красивой легендой. Ибо на тесном балкончике одного из тех самых домов, которые пристально разглядывал Павел, появилась вдруг белокурая незнакомка, встреченная им на острове Мурано во второй день пребывания в городе-рыбе.

 

* * *

 

С этого момента события завертелись в ускоренном темпе. Казалось, сменились декорации, стали ярче цвета, прекратился дождь. Звуки вырвались на свободу, загомонила толпа, послышались крики и смех. Павел не сразу осознал, что на крошечную площадь вывалилась шумная итальянская свадьба. Как они оба оказались в этой толпе, он так и не понял, только вдруг увидел ее рядом, заговорил, поборов робость.

Тот день и ту ночь они провели вместе - безумие захватило обоих. Пустой отель был к их услугам - Павел привел туда Паолу, как к себе домой. Ночи в Венеции тихие, ведь это город без транспорта... Под утро они слушали шум дождя и крики чаек. А утром словно поменялись ролями: в его глазах появился огонь, она же смотрела с задумчивой улыбкой - как будто за ночь любовники превратились в сообщающиеся сосуды, в единое целое, называемое "Павел и Паола".

Она была настоящей итальянкой - жили в этой женщине и взрывной темперамент, и склонность к авантюрам. Прекрасно говорила по-русски - закончила падуанский университет и работала экскурсоводом, проводила экскурсии для итальянских и русских туристов. Он и не рассчитывал на такое везенье, но, видно, была эта встреча задумана свыше, если даже языковой барьер преодолевать не пришлось...

Павел волновался, не потеряют ли ее дома, но Паола только отмахивалась - не любила мужа, не желала даже думать о нем этим февральским утром.

Иногда в жизни Павла случались такие особые феврали. Его как будто подхватывал свистящий за окнами ветер и заносил туда, где он вовсе не ожидал очутиться. Кружил и бросал порой в самые глубокие сугробы... Фигурально выражаясь, конечно. Но это там, в России. Здесь не было сугробов - только зеленые каналы извивались и струились блестящими змейками да золотились в них редкие и зыбкие отсветы фонарей. Зато ветер тоже свистел. Хлестал дождем по катерку, который привез их тогда на Мурано. Приносил морской свежий воздух в узкие улочки со стоячей водой, трепал белье на веревках в отдаленных кварталах, гулял и выворачивал наизнанку души и цветные беззащитные зонтики...

На вторую ночь она снова пришла. А на третью муж выследил Паолу и долго звонил и ломился в парадную дверь отеля, пока ему не открыли. Ну разве мог Павел предположить, что, приехав за тридевять земель за вдохновением и красотой, подерется с итальянцем в городе Вивальди и Тициана, выбросит его на рамо Цимезин, да еще хлопнет на всю улицу изящной решетчатой калиткой? А совершив хулиганский поступок, будет чувствовать себя счастливым и гордым, словно бежал из тюрьмы, подобно венецианскому вечному любовнику Казанове? А ведь чувствовал, черт побери, еще как чувствовал!

Кстати, о Казанове. Стоило угрозам и крикам стихнуть в перепутанных нитях улиц, как раздался хлопок в соседнем дворе, а потом что-то шмякнулось о землю и понеслось над рамо Цимезин победоносное, торжествующее мяуканье...

 

* * *

 

С утра отель начал заполняться туристами: на ближайшие выходные были назначены главные карнавальные мероприятия.

В соседнем номере поселились два римских папы - их костюмы отливали золотистой парчой и стоили, должно быть, целое состояние. Павел столкнулся с ними на лестнице и, споткнувшись от неожиданности, едва не грохнулся на колени, чем святейшие не преминули воспользоваться, моментально воздев руки для благословения. Один из пап был высоким и благодушным, другой - маленьким, субтильным, с жуликоватым лицом и косой сатанинской ухмылкой.

Внизу, под окнами, прогуливались еще двое новеньких. Это была пара пенсионеров-итальянцев, прибывшая из Рима. Их поселили на третьем этаже в единственном номере с балконом, нависавшим над плетеными креслами внутреннего двора. Не заметить старичков было невозможно даже на карнавале: на дедушке красовались бордовые брюки и шарф в красно-зеленую клетку, а его миниатюрная жена щеголяла в алом пиджачке и едва прикрывавшей колени юбке цвета вечнозеленой пинии. Наряды эти, очень, впрочем, обычные для Италии, удивительным образом сочетались и создавали впечатление полной гармонии супругов.

-Мамма миа, - шепнула Паола, когда Павел позвал ее поглядеть на оригинальных соседей. - Бывает же такое!

Пенсионеры весьма экзальтированно отреагировали на их появление за завтраком. Они жестикулировали, выкрикивали приветствия и словно хотели о чем-то спросить.

-Пойду узнаю, что им надо, - Паола порхнула за их столик, и они с жаром заговорили втроем.

-Что случилось? - к концу этого разговора Павел уже был уверен, что старикам нужна срочная помощь.

-Узнавали дорогу до Сан Марко, - она беспечно махнула рукой. - Все нормально, Пабло, совершенно по-итальянски. Национальный темперамент.

-По-итальянски, - кивнул он и задумчиво посмотрел на пенсионеров, которые теперь бурно обсуждали дорогу до главной городской площади друг с другом, размахивая чайными ложками и без конца апеллируя к святой деве.

После завтрака Паола ушла, пообещав скоро вернуться. Вернулась и впрямь быстро, ему не пришлось скучать более часа.

Они курили в плетеных креслах и разговаривали.

-Что Чезаре? - поинтересовался Павел, чувствуя себя виноватым.

-Совершенно взбесился. Хотя изменяет мне с продавщицей из своей лавки.

-Он держит лавку?

-Да, давным-давно. Еще его отец и дед этим занимались. Ювелирка и муранское стекло.

-Где?

-У Академии. Первый переулок налево. Там еще выставлены в витрине гондолы из стекла.

-Паола...

-Успокойся, Пабло, - она называла его Пабло, и ему это страшно нравилось. - Он ничего мне не сделает. Не побьет, по крайней мере. Ты ведь этого боишься?

Павел кивнул.

-Он мстит по-другому.

-По-другому?

-Утром собрал все мои украшения и унес в лавку. Чтобы выставить на продажу.

-Господи! - вырвалось у Павла.

-Да, у него свои ценности.

-Продаст? - усмехнулся он с презрением.

-Конечно! Сегодня везде толпы народа.

-А давай его ограбим! - неожиданно для себя предложил Павел. - Ворвемся в лавку в костюмах...

-Римских пап? - рассмеялась Паола.

-Крикнем, что это ограбление...

-Желательно моим голосом...

-И заберем то, что принадлежит тебе!

-Мадонна! Он сразу поймет, что это я, и заявит в полицию.

-Слушай, я, кажется, видел его лавку. Хотел купить себе коричневую тарелку. Гондолу. Чтоб использовать как селедочницу.

-Правда? Нет, правда? У нас дома такая же. Я тоже использую ее как селедочницу.

Оба расхохотались и долго не могли успокоиться.

-Этой селедочницей, - задумчиво сказала Паола, - еще можно дать по голове. Если что.

-Удобно, - согласился Павел.

-Классная вещь.

-Тоже можно украсть.

-Там самое ценное - ювелирка. Мое колье, которое он утром унес. С бриллиантами.

Наверху скрипнула дверь.

-Кто там? - шепотом спросила Паола.

-Божьи одуванчики, - так же тихо ответил он. - На балконе.

-Посиди минутку, - сказала она. - Я поднимусь в номер, мне надо позвонить. А потом пойдем на площадь.

Минут через десять Паола вернулась. Подхватив фотоаппарат, они направились к калитке и, прежде чем выйти, неудержимо потянулись друг к другу...

 

* * *

 

По Сан Марко Павел и Паола прошатались до обеда. Сотни фотографирующих туристов окружали персонажей мистического действа, стоявших на площади и вдоль набережной Моло. Маски принимали картинные позы и смотрели таинственно сквозь прорези глаз. Их было много везде, улочки, прилегающие к пьяцце, были полны красоток в кринолинах и мужчин в черных плащах и треуголках. У колоннады прогуливались знакомые римские папы. Судя по всему, они произвели фурор: вокруг теснилась толпа с видеокамерами.

Вдоволь набродившись, Павел и Паола сели на вапоретто и доплыли до Академии.

-Вот, смотри, лавка Чезаре.

Да, это была та самая витрина, где он видел коричневую тарелку-гондолу.

-Говоришь, у тебя такая же? Я тоже хочу.

Паола рассмеялась.

-Слушай, - она мельком заглянула в окно, - его сейчас нет. За прилавком эта глупая курица Натэлла. И покупателей, кажется, совсем немного. Ты вполне можешь купить свою селедочницу.

Павел щелкнул пальцами и скрылся в лавке, а вскоре вышел оттуда с покупкой.

-Чезаре не было.

-Я догадалась. Иначе он вылетел бы оттуда вверх тормашками.

-Я видел твое колье. С бриллиантами. Этот гад действительно выставил его. Все остальное, похоже, лежит рядом под надписью "Sale". Знаешь, кто разглядывал колье?

-Кто?

-Наши стариканы!

-Не может быть!

-Точно. Не волнуйся, они его не купили.

-Черт возьми! Конечно, не купили! Оно ужасно дорогое. Между прочим, досталось мне от бабушки. Она тоже была венецианкой.

-Это не его подарок?

- Конечно, нет! Там вообще нет его подарков! Он мне ничего не дарил.

-И при этом не постеснялся забрать?

-Пабло! Чезаре не стесняется! Ему неизвестно, что это такое!

-Давай его ограбим! - громко воскликнул опять Павел. - Ну давай!

Они шли к вапоретто, а за ними семенили "божьи одуванчики" с кучей брелочков, магнитов, пластмассовых масок и других сувениров, которыми была наполнена тряпичная сумка с надписью "Венеция". Маски торчали оттуда, не давая застегнуть молнию, и криво улыбались.

На палубе пенсионеры стояли рядом и одобрительно косились на молодых попутчиков.

-Остановка Сан Тома! - невнятно буркнуло радио, и все четверо двинулись к выходу.

 

Около пяти часов Павел и Паола смогли наконец оторваться друг от друга и заметили, что в отеле началось какое-то оживление. Римские папы вернулись с площади и теперь собирались в ресторан. Это было торжественное мероприятие, куда допускались только участники карнавала. Папы созванивались с великосветскими знакомыми, суетились и вскоре отбыли, нарядившись в смокинги.

-Может, пойдем тоже пообедаем? - предложил Павел.

Они быстро собрались и отправились в кафе, по дороге притворив дверь, которую папы бросили распахнутой, и успев посмеяться над аккуратно разложенными на кроватях костюмами святейших.

Знакомая официантка заговорщически подмигнула.

-Он здесь!

-Казанова?

-Ну да! Смотрите! - она указала на угловой столик, почти полностью утонувший во мраке.

На одном из стульев, свернувшись, лежал белый кот, старый знакомец Павла.

-Сядете к нему?

Они прошли в угол и осторожно сели за стол. Кот благодушно заурчал, а потом вдруг встал, потянулся и прыгнул прямо на колени к Паоле.

-Теперь вам повезет, - улыбнулась официантка. - И вдохновение или как его там... Считайте, у вас в кармане!

Вернувшись в отель, Павел и Паола заметили пенсионеров, копошившихся у комнаты для багажа.

-Уже уезжаете? - спросил по-английски Павел.

-Так получилось... Я, кстати, отсюда родом, - женщина улыбнулась ему. - Меня Анджела зовут. Скучаю по Венеции. У нас тут и квартира есть, только там... А, неважно, - она замялась и вдруг сделала нетерпеливый, презрительный жест и что-то громко добавила по-итальянски.

-Поезд рано утром, в семь часов, - подключился к разговору ее супруг. - Вот, решили заранее отнести сюда багаж, чтобы завтра не суетиться.

-Конечно, синьор...

-Анджело, - представился старичок.

-Ну счастливого пути, - Павел не смог скрыть улыбки, - синьора Анджела и синьор Анджело.

-Спасибо.

Они разошлись по комнатам. За стойкой ресепшн уже никого не было.

Когда Павлу и Паоле захотелось выйти во двор покурить, совсем стемнело.

-Мы опять одни? - улыбнулась она.

-Почти. Стариканы тут. Спят, наверное.

-Как они тебе? Ты заметил, какой у Анджело шарф? Красный в зеленую клетку! Я сама... хотела купить такой же.

-Славная пара, правда. А тебе как?

-Ну... ничего, - хмыкнула Паола. - Настоящие итальянцы.

-Давай их завтра проводим. Тяжело тащить чемоданы пешком.

-Ну давай. Хотя у них, вроде бы, только один чемодан.

Поздно вечером вернулись римские папы. Они шумно поднимались по лестнице, хохотали и падали в коридоре. Наконец все угомонились и отельчик притих, засыпая.

В тишине зазвонил колокол Фрари.

-Что там? - сонно пробормотала Паола. - Наводнение?

-Чума! - улыбнулся Павел. - Спи.

 

* * *

 

В два часа ночи их разбудили.

-Комиссар полиции Джакомо Герра. Синьора, вам известно об ограблении ювелирной лавки вашего мужа?

-Вот дьявол! Ее ограбили?

-Боюсь, что да... Где были вы сами вчера, с пяти до восьми вечера?

-Говорите по-английски. Мой друг - не итальянец... Здесь, в отеле была. В кафе...

-Кто может это подтвердить? - Герра перешел на сомнительный английский.

-Я могу! - опомнился Павел. - Мы все время были вместе. А что случилось?

-Чезаре обокрали!

-Причем ваш супруг утверждает, что обокрал ваш любовник... Может быть, вместе с вами, мадам?

-Чушь! А что, собственно, взяли?

-Драгоценности, выставленные вчера на распродажу.

-Ах, вот как! Те, что он отобрал у меня утром? - голос Паолы возмущенно зазвенел.

-Об этом мне ничего не известно. Было похищено все, что находилось в витрине с надписью "Sale". Бандитское нападение, синьора.

-Нападение? - хором выдохнули Павел и Паола.

-Вот именно. Есть свидетели.

-И они видели, как я напал на лавку? - изумился Павел.

-Этого я утверждать не могу. В лавку вошли два человека в костюмах римских пап. Один был высокий, - комиссар смерил взглядом Павла, - а другой - маленький и хрупкий.

Хозяйка отеля, которую, очевидно, вытащили из дома, и которая недовольно переминалась у порога, вдруг быстро заговорила с комиссаром по-итальянски.

-Закладывает римских пап из соседнего номера, - шепнула Паола.

-Магазин обнесли профессионально. Все было сделано за пять минут. Никого из покупателей, только хозяин. На лицах нападавших были пластмассовые китайские маски. Белые, одинаковые, с усами и приклеенными улыбками. Синьор, у меня есть санкция на обыск.

-В пять часов наши римские папы ушли в ресторан. В смокингах!

-А их костюмы?

-Оставались в отеле.

-Стало быть, вы взяли их костюмы...

-Да вы с ума сошли! - вскричал Павел.

-Знаете, синьор, есть такая простая вещь, как алиби... Где, вы говорите, были? В кафе? Вас кто-нибудь видел?

-Да! - обрадовался Павел. - Конечно...

Разбуженная среди ночи официантка подтвердила, что во время ограбления они ужинали в кафе и никуда не отлучались. Великосветское общество божилось, что римские папы не покидали банкета.

-Мерзавец Чезаре, - шепнула Паола. - Stronzo! Pezzo di merda!

Несмотря на алиби, номер тщательно обыскали. Потом обыскали соседний. Драгоценностей не было. Вежливо постучали в комнату пенсионеров, на всякий случай осмотрели и их вещи. Ничего.

Наконец всех отпустили. Комиссар Герра извинился, но поглядывал на Павла и Паолу с большим подозрением.

-А может, Чезаре все выдумал? - предположила Паола.

-Свидетели, синьора. От их показаний не отмахнешься.

Он ушел, за ним с олимпийским спокойствием удалилась владелица отеля.

-Ты должен уехать, Пабло! - сказала ему Паола, как только за комиссаром закрылась дверь.

-Глупости! Я ни в чем не виноват! К тому же у меня алиби!

-Да плевать он хотел на твое алиби! Неужели ты не понимаешь, что Чезаре задался целью отомстить? Он заплатит, кому нужно, и завтра же ты окажешься в тюрьме! И не думай, что я утрирую - это Италия! Ну пожалуйста, Пабло! Пусть все успокоится. Ты приедешь ко мне потом, правда?

Павел задумался. Нет, конечно, Джакомо Казанова когда-то бежал из местной тюрьмы. Но это, кажется, был единственный и уникальный случай...

-Итак, ты уезжаешь завтра. А сейчас мы упакуем багаж и спустим его вниз. Уйти из отеля лучше до прихода портье, тем более, что за номер уже заплачено.

-Но Паола... Паола, как же я без тебя?

-Мы встретимся, Пабло. Обязательно. Обещаю.

Он уткнулся ей в щеку, вдохнул запах рассыпанных по плечам белокурых волос...

Никто из постояльцев отеля так и не заснул до утра. Павел упаковал вещи и отнес их в багажную комнату. Там одиноко стояла тряпичная сумка с надписью "Венеция".

Рано утром они проводили старичков на вокзал. Чемодан у них оказался совсем легким, Павел и не заметил, как дошли. Правда и мысли его неслись совсем в другом направлении. Он неотрывно смотрел на Паолу и ужасался предстоящей разлуке. Тряпичную сумку с сувенирами никому не доверили: синьор Анджело нес ее сам, повесив на пухлый животик и картинно прикрыв красно-зеленым клетчатым шарфом. Поезд подошел строго по расписанию. Павел поднял чемодан в вагон, и они с Паолой, оставшись на платформе, помахали вслед удалявшемуся составу.

А потом Паола проводила его в аэропорт. Регистрация, таможенный контроль... Дальнейшее он помнил смутно. Засыпал, видел во сне Паолу, просыпался и каждый раз заново осознавал, что остался один.

 

* * *

 

Подходя к дому, Павел почувствовал, что голоден. Заглянул в магазинчик, где всегда покупал продукты. И купил селедку. Аппетитную, порезанную крупными серебристыми кусками.

Дома развернул селедочницу - она была удивительно красивой: разноцветные фрагменты стекла шли поперечными полосами - коричневыми, золотыми, оранжевыми, синими, по ним пестрели фантастические узоры...

Внезапно он заметил маленький сверток. Взял его в руки, пощупал... Внутри был крошечный твердый предмет.

Павел сорвал упаковку. На его ладони лежал "камешек" работы Марко Рубелли. Не тот, который он подбросил в сумку Паолы, - другой, похожий, чуть побольше, но в тех же тонах, с пузырьком воздуха посередине. Павел сжал его в руке и медленно опустился на стул. И тут увидел на полу выпавший из упаковки мятый листок бумаги. Он схватил его - перед глазами замелькали мелкие красивые буквы...

"Дорогой Пабло. Теперь у нас с тобой одинаковые талисманы. Спасибо за отличную идею о том, как можно было вернуть мои вещи. Они уже в надежном месте - в комоде синьоры Анджелы. Кстати, "божьи одуванчики" - это мои родители, и они неплохо справились с твоим планом, правда? Собирались задержаться подольше, познакомиться с Чезаре... Не получилось. Мой муж так и не удосужился повидать их за два года нашего брака. Думаю, сейчас в этом нет особого смысла, мы с ним в ближайшее время разводимся. Родители передают тебе привет и приглашают летом в гости. Не волнуйся, ничего лишнего у Чезаре не взяли. Люблю тебя, целую, думаю о тебе. Твоя Паола."

Павел прижал к губам "камешек" и неудержимо расхохотался. С его плеч наконец-то свалился тяжеленный груз разлуки с любимой женщиной.

-Летом! - воскликнул он громко. - Слава богу!

В голове вдруг радостно зазвучали колокола Фрари и других храмов Венеции... В общем хоре выделялся мелодичный и обнадеживающий голос Санта Марии деи Мираколи с ее чудотворным образом...