______________ Раз, два, три, четыре, пять: ______________ вышел зайчик погулять... ______________ (Из дошкольного курса математической поэзии) ...«Пиф-паф! О-ё-ёй — умирает зайчик мой». А потом Г. взялся осваивать школьный курс. «Это я знаю и помню прекрасно»... 3,14159... «Пифагоровы штаны на все стороны равны»... Это, если кто подзабыл, насчет того, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов... «Квадратный трехчлен — мечта сексуально озабоченного математика». Но это уже из послешкольного, то бишь университетского, курса. Типа анекдот. Успешно овладев указанными курсами и анекдотами, Г. вышел в трудовую жизнь со специальностью «электронные вычислительные машины» и с квалификацией «инженер-МАТЕМАТИК». А по сути — программист. Понятно, что, извлекая зарплату из специальности (и из сути тоже), объехать математику по кривой было маловероятно. Художественную литературу же Г. неустанно любил, начиная с трехлетнего возраста, но до поры до времени приникал к ней лишь читательским боком. Несколько (по факту — пять!) десятилетий так все спокойно и шло. Но потом «что-то внутри Г. щелкнуло» и он, оправдывая Грибоедовское «да нынче кто не пишет», не бросая читательский кооператив, примкнул к многомиллионному писательскому цеху. (Между прочим, Г. всего за пару-тройку лет выработал собственный неповторимый стиль и ловко использовал его, чтобы выделиться из указанной многолюдности.) Оказавшись писателем, Г. время от времени подсовывал в свои юмористические (и только, и ничего кроме...) тексты (и в стихи, и в прозу) не совсем незабытую математику. Иногда он ограничивался числительными в заголовках, а иногда залетал невоздержанной строкой в метрики, исчисления и даже — страшно вымолвить — Банаховы пространства. (Например, так: «pro-странник Банах висит в петле Мебиуса, вывалился вовнутрь язык эклектики».) Итак, можно сказать, что математика и литература (худ. литература!) все время крутились возле Г. по ходу его дописательской и писательской жизни. Однако сказать (не критикуя жестко власть) можно все, что угодно. Доказательства на стол? Извольте! Начнем с заголовков. «Новые фразеологизмы НУЛЕВЫХ годов ХХI века». «Печальная история ОДНОГО стишка и ОДНОГО хмыря». «ОДНА страничка о творчестве Семена Г.». «ДВЕ шокирующие истории». «ДВА паса — в прикупе чудеса». «ДВЕ смехотворные попытки понять себя». «ДВЕ головы». «ДВУносые люди». «ДВУшеее». «ВТОРОЙ литературный сон». «Мат а ДВА с ПОЛОВИНОЙ хода». «ТРИ дня в ноябре». «ЧЕТЫРЕ раунда с чемпионом мира». «ПЯТЬ минут, ПЯТЬ минут». «ПЯТЫЙ сон Веры Павловны». «СЕМЬ назидательных стишков о животных». «Ода существительным из СЕМИ бкув». «ВОСЬМИстопочные откровения». «Плывя по ВОСЬМИ европейским рекам». «ВОСЕМЬ миленьких рожиц». «12 плюс 2017». «13 миниатюрмортов, которые потрясут литературный мир». «Спорт начала ХХI века». «Первые 50 лет неодиночества». «К 60-й годовщине поступления в среднюю школу 82». «Лот 356». «Футбольный сон в летнюю ночь 2013 года». «Феномен ПИ». «К теории стихоСЛОЖЕНИЯ и стихоУМНОЖЕНИЯ». «Рекордные стихотворения с поэтической МЕТРИКОЙ Х-2-1-1». «Межигорнее евроИНТЕГРАЛЬНОЕ ИСЧИСЛЕНИЕ». «ШАРЫ Данделена vs шары Рубика». «Подумаешь! — возразит эрудированный читатель. — Заголовки нагородить каждый может. «Три поросенка», «Волк и семеро козлят», «Двенадцать месяцев» и просто «Двенадцать» (как у Блока)». «Согласен», — покладисто согласится с ним Г., но иронично заметит, что он в своем мениппейном тексте-апокрифе «12 плюс 2017» пошел намного (на 100 лет!) дальше великого поэта. И пока ошеломленный эрудит подыскивает столь же ироничные слова возражения, Г. захватывает инициативу и предъявляет ему и всем прочим читателям четыре неординарных фрагмента, насыщенных математикой. Фрагмент 1 (из измышления «Феномен ПИ»). Каждый школьник, даже самый последний двоечник, знает, что Пи — это математическая постоянная, равная отношению длины окружности к ее диаметру. Совсем старые люди, чудом сохранившие память, припомнят в этой связи какое-то лудольфово число. Число... Да, в узком математическом смысле Пи — это число. Надо признать, весьма любопытное число. Но в широком общечеловеческом смысле Пи — феномен! Ибо на протяжении нескольких тысяч лет посредством всего-навсего двух линий — окружности и ее диаметра — не только инициируются интеллектуальные усилия многих тысяч умных людей, геометрически живущих в разных уголках земного шара, но и ярко высвечиваются многообразные человеческие устремления, добродетели и пороки... Не забывая о школьной арифметике и институтской математике, сконцентрируемся на феномене. […] Теперь озаботимся тем, чтобы самим запомнить хотя бы с десяток первых цифр числа Пи, чтобы в компании выдающихся азиатов или славянских дошкольников-интеллектуалов не выглядеть совсем глупым. А поможет нам в этом деле, конечно же, поэзия. Лирико-мнемоническая поэзия! Начнем с чужого (школьного, классического)... […] А теперь свое — пенсионное, неоклассическое! Сперва, по нелепой традиции, лирическое. Как я хочу в лучах резвиться... Да, солнце манит нас порой Весеннею, восточною синицей. Влетевший дух на дар съестной. (3,141592653589793238) Далее в стиле ярмарочного райка, с излюбленной примесью бреда и черного юморка (для наилучшего запоминания). Кто и Ваню и Петра Застрелил из топора? «Крыса, тля, бычок томатный», — Догадался сапиенс лохматый. Методично бил по лбу блондина — Урок каратэ он провел сыну. (3,14159265358979323846264) Фрагмент 2 (из измышления «К теории стихосложения и стихоумножения»). Для начала процитируем раннего Г.: «Классик советовал «поверить алгеброй гармонию». Направление верное. Но «поверить» не только школьной алгеброй a + b, но и высшей алгеброй матриц. А если потребуется, то следует, не стесняясь, применять аппараты интегрального и вариационного исчислений. Не должна быть забыта и геометрия — например, для исследования фигурных стихов и прочих изгибов поэтической мысли». Напомним, что еще в 2011 году этот Г. обогатил теорию стихосложения, измыслив статью «Поэтические нормы, метрики и рекорды». Там он самобытно ввел понятия «поэтическая норма» и «поэтическая метрика». Тогда автор статьи и сам до конца не понял, что сотворил. (Конечно, не общую теорию поэтического поля, но и не сито из заячьего хвоста.) На днях на Г. опять что-то нашло (снизошло), и он кое-что в той статье переосмыслил, кое-где подправил и... расширил множество твердых форм стиха. Сейчас он радостно и весело оповещает литературный мир о своих находках. Сосредоточьтесь! Понятие «метризованный стих» в поэзии используется давно. Однако формальное определение его явно хромает, причем на обе стопы. В математике же давно-давно строго введены понятия «норма» и «метрика». Введем (по-пионерски и по-новаторски) общий вид поэтической нормы: L—W—S—N, где L — количество букв в слове, W — слов в строке, S — строк в строфе, N — строф в стихе, причем указанные иностранные буковки могут принимать любые значения из множества натуральных чисел (для подзабывших: 1, 2, 3, 4, 5, 6, ...). Для простоты (чтобы все могли въехать) будем полагать, что поэтическая метрика — это числовая конкретизация поэтической нормы. Как известно каждому школьнику, твердая форма — это «парадигматическая константа, охватывающая произведение в целом, иными словами — совокупность тех или иных характеристик стихотворения (метрических, строфических, рифменных и др.), являющаяся устойчивой (константной) в рамках национальной или интернациональной поэтической традиции и объединяющая обладающие этими характеристиками тексты в единый тип (парадигму) с точки зрения автора и читателя». Обычно теоретики поэзии разводят исследовательские турусики на колесиках вдоль и поперек S (всякие там терцины, секстины, октавы и проч.). Но Г. обратил свой пытливый взор (ум) на L и W. И вот что обнаружил: обычно в стихах L и W не константы! И очень жаль. Точнее — очень хорошо, поскольку дало ему возможность «застолбить» новые твердые формы!! Итак, если в каком-либо стихотворении L и W — константы, то это стихотворение надлежит относить к твердой форме, которую Г. назвал «губниль». (Догадываетесь, в честь кого?) Если при этом L = W = S, то твердую форму тот же теоретик назвал «губнель». А еще он же придумал, что если в каждой строке стихотворения каждое слово начинается с одной и той же буквы и, кроме того, первые буквы каждой строки не повторяются, то такое стихотворение следует считать и называть «изысканным». (А если не согласны, то попробуйте-ка сочинить изысканную губнель с метрикой 4-4-4-4...) В заключение теоретической части подчеркнем, что даже поверхностное проникновение в глубокий смысл изысканных губнелей с метрикой 4-4-4-4 требует от читателя обширного словарного запаса и нешуточного интеллектуального усилия. А еще недюжинного чувства юмора... Фрагмент 3 (из измышления «Ad absurdum (Ад абсурда)»). Граненый стакан объемом 200 миллилитров (до каемки) тоже был полупуст, если смотреть на него скептически. А если взглянуть оптимистически — через розовые очки без диоптрий, — то он был наполовину наполнен рассолом. Образно говоря, этот стакан крепко стоял на своих ногах, не прося и не требуя бюджетных дотаций. Стоял он один, без охраны содержимого, в самом геометрическом центре Лубянской площади на правах малой архитектурной формы. Легенда гласит, что чаша сия была установлена одним полуголодным оптимистом, прописанным в Хамовниках, через пять минут после сноса предшественника. Считается, что любой официальный житель Хамовников, успешно достигший 16-летнего возраста, имеет право бесплатно приложиться нижней губой к стакану и, сделав символический глоток, одномоментно утолить свою жажду к знаниям в объеме начальных классов общеобразовательной средней школы времен холодного советского лета 53-го года. Фрагмент 4 (из измышления «К теории литературы: миниатюра»). О свойствах миниатюры написаны сотни теоретических работ. Почти все умные. Скрупулезно исследованы доминанта в символическом аспекте действия и рецессив неотъемлемого знакового смысла. Само собой, перепаханы: самостоятельность, неделимость и законченность динамичного и пропорционального литературного произведения, построенного, безусловно, на авторских образах... И только пустячок «малого размера» упущен дотошными специалистами. Вот и хорошо! Ибо найден дилетантом пятачок литературоведческой целины!! Засучив рукава, спешу ее умственно освоить. В 2010-е годы поголовного оцифровывания не пристало теоретикам и практикам художественной миниатюры, пользоваться столь метрологически туманной характеристикой размера. Даешь число!!! Образно говоря, поверим прозу школьной арифметикой Магницкого с учетом современных компьютерных технологий. А в основу положим не кого-нибудь, а Х. Л. Борхеса. Ведь он давно уже сформулировал, что в настоящей книге 400 страниц, а на каждой странице 40 строк. Далее классик несколько опрометчиво заявляет, что «в каждой строке около 80 букв». Конечно, умело обработав строку кувалдой кернинга и киянкой трекинга, можно добиться и такого производственного показателя. Однако личный опыт верстки, издания и последующей успешной продажи собственных книг дает все основания ограничиться экспериментально подобранным числом 50. Теперь сделаем разумное допущение, что миниатюра, достойная похвал критики, не должна занимать более одной страницы настоящей книги. И потому перемножим 1, 40 и 50. Получим 2000. Конечно же, знаков с неизбежными пробелами. И вот теперь — пуанта. В наш компьютерный век домофонов и айфонов надлежит это старомодное произведение осовременить в приемлемое число БАЙТОВ. С этой целью извлекаем из головы — как кролика из пустого мешка — число 48 и присовокупляем его к двум ветхозаветным нулям. Все — утка испечена. Получаем 2048 или 2 килобайта. Вот каков истинный максимальный размер миниатюры!! Математически доказать не могу, но нутром чую, что Х. Л. не стал бы против этого сильно возражать. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
