Это все происходило 1968 году. (По рассказам моего друга детства Сергея Липаткина) Отец купил мне ружьё, 32 калибр. За этим ружьём я поехал один в райцентр, город Тавду, затерянный в глухой тайге, провинциальный городишко на границе Свердловской и Тюменской областей. Продавец жил в своём доме, недалеко от ЖД вокзала. Я много раз бывал в гостях у семьи этих, замечательных с виду и очень простых внутри людей, знакомых моих родителей. Они работали вместе в одной организации, обслуживающую железную дорогу, одну единственную ветку, проходившую через весь город и связывающую с областным центром - Свердловском. Приехал, а это было летом, взрослых дома не было. В квартире, одиноко скучающе, ждал меня их сын, мой одногодок. Встретив меня радостными возгласами, он побежал куда-то со словами: «Сейчас тебе твою игрушку принесу!» Принёс «моё», уже оплаченное отцом ружьё, патроны к нему и патронташ. Стоим на кухне. С раскрытыми широко глазами удивлённо смотрю, как он «переламывает» ружьё, вставляет патрон в патронник, наставляет ствол на меня и говорит: «Оно стреляет без осечек». - Ты что - дурак? - я испугано. Подхожу к нему, отвожу своей рукой ствол вверх и говорю: - Никогда не наводи ружьё на человека! Так меня учил отец. Запомнил на всю жизнь. Этому правилу я верен до сих пор и сына своего приучил. А он - в ответ: - Да там только пистон. Один капсюль в патроне без порохового заряда! В замкнутом пространстве выстрел прогремел как взрыв. С потолка посыпалась штукатурка, комната наполнилась дымом… От страха оба присели, смотрим в потолок. А там - выщерблина небольшая от дроби! Ну он и давай реветь. А я его успокаиваю: «Не реви, я же - живой!» А он, всхлипывая: «Да я совсем не о тебе, мне за потолок от родителей попадёт!» Вот, думаю: «Негодяй! Видимо, ещё не дошло в его мозгу, что могло произойти на самом деле» … Нашли ведро с извёсткой, замазали руками твёрдой массой следы от дроби, а всё остальное прикрасили аккуратно кистью, уже разведённой в воде известью. Открыли окна, двери, проветрили кухню, порох был дымный. Разложили ружьё: ствол, приклад, цевьё. Завернули всё это в покрывало. И отправился я с этим свёртком на вокзал уезжать в свой родной посёлок Кума, который был дальше Тавды, вглубь на север, на целых 100 километров. Только в поезде в полной мере до меня дошло, что могла произойти непоправимая трагедия. Сижу тихонько на своём месте, весь съёжился и трясусь от страха, как ягнёнок. Через какой-то промежуток времени я виделся со своим другом, Вручившим мне покупку - подарок от моего отца. Спрашивал его, что да как сказали родители. Рассказывал: «К приходу родителей потолок высох, и они ничего не заметили. Да и кто на потолок-то смотрит?.. А вот запах пороха они унюхали, учуяли! Сказал им, что пистонами постреляли немного... Поверили!» Ну, в общем, все как-то обошлось. Потом не раз в своей жизни замечал, что в минуты надвигающейся опасности или какой-то, возникшей внезапно экстренной и неординарной ситуации, я всегда соблюдал «революционное спокойствие», а сам страх приходил намного позже. Для моего удобства из-за низкого по своему возрасту роста отец подрезал (укоротил) у «нового» ружья приклад. Какая была радость, иметь своё ружьё!!! Отец учил, как правильно с ним обращаться, в какой последовательности заряжать гильзы, чтобы они, эти гильзы, превращались в настоящие охотничьи патроны. И вот она - долгожданная осень! Открытие охоты! Мы с отцом, каждый - со своим ружьём! У папы - двуствольное, «ТОЗовка», а у меня - берданка. У нас было две собаки. Шарик - чистокровная лайка. Красавец, ушки торчат, хвост - на два кольца. И - Тобик, хвост трубой, уши на половину висят. Обе охотничьи, а кто из них был лучше определить трудно. Шарику покажи ружьё, и он пойдёт в тайгу даже с чужим человеком. А вот Тобик с чужим не ходил, только со мной или отцом. Идём по тайге, добыли несколько белок. Отец их тут же обдирал, а тушки делил и скармливал собачкам. Выходим на поляну, стоит одна сосна. Высоченная! До самой кроны ни одного сучка нет. Собаки заливаются лаем! И бегают кругом дерева, и по стволу когтями царапают. А мы тоже вокруг топчемся, пытаемся рассмотреть да разглядеть что там и как наверху. Видим лишь какое-то чёрное пятно, а крона густая. Понять никак не можем, что там. Отец задумчиво шепчет: «Странно, собаки никогда на пушного зверя ствол не царапают и вокруг дерева не бегают». Дальше продолжаем ходить да рассуждать над поведением собак… Когда собаки лают на белку, они стоят на той стороне, где белка прячется. Так ходили-ходили мы и решили, что это - соболь, а стрелять-то его в это время нельзя: шкурка не созрела. Но и не стрелять нельзя - собак расстроим. Ну, в общем решили - стреляем. Прицелился я в черное пятно и выстрелил. Какое же было наше удивление, когда на нас начал падать с громадным звуком и шорохом, ломая ветки деревьев под своим весом, глухарь. В последствии, я ещё добывал трофеи (глухарей), но этот был первый! Когда его в рюкзаке до дома нёс, а он весил около 4кг, тяжести абсолютно никакой не чувствовал! Меня разбирала радость и гордость за нас всех: и за себя с отцом, и за наших верных друзей - собак. Глухарь - птица осторожная! Реликтовая! И удивительно, что тут мы ходили, разговаривали, а он сидел себе спакойненько, совсем безбоязненно.... Я, когда потом рассказывал про этот случай бывалым нашим сибирским охотникам, они говорили: «Все правильно, когда собака грамотно глухаря облаивает, то он забывает про опасность, не замечает охотника и даже сам начинает дразнить собак, цокать клювом и фырчать». Тут было все серьёзно, а вот второй глухарь: и смех, и грех. А вообще на моей совести и памяти их - всего два. Может, ещё были, но этих двух помню отчётливо. Были ещё копалы (самка глухаря) и не одна, но их стрелять не интересно. Глупые «курицы», человека с ружьём совсем не боятся, подпускают близко. Особой гордости за этот добытый трофей не вызывало, но азарт всё равно брал своё. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
