Алексей БАНДОРИН (г. Рязань) МОЛИТВА ОДИНОКОГО ЧЕЛОВЕКА Господи, нет у меня друзей, кроме собственной тени, поэтому тёмной ночью бываю я так одинок. Господи, спаси мою душу: в жуткие эти мгновенья она уместится в один просвистевший плевок, а я стану деревом… даже не деревом – чахлым растением на зоне затерянной, где каждому отмерен угрюмый срок и где однажды конвоир рассеянный с глазами Есенина растопчет мой спящий цветок… * * * Не знаю, кто водил моей рукою, Я написал: «Люблю людей, люблю». Не знаю, что случилось вдруг со мною, Но понял я: люблю людей, люблю. За что любить? Ничтожной нет причины. И сам я плох, как волка ни корми… Но принял смерть за нас Христос невинный И дал нам шанс, чтоб стали мы людьми. * * * Так решил сказать, а не иначе: На десятки, сотни эр вперед Прозревает истину незрячий, Коль душа незрячего ведет. Прозревает истину влюблённый – Йешуа, распятый на кресте И копьем спасительным пронзённый, – Возносясь к несбыточной мечте. * * * Куда несёшься, Русь, с такою дикой прытью, Зверея от кнута, не чувствуя вожжей? И горестно душе от горького открытья: Как прежде, мы рабы, рабы своих страстей. Куда несёшься, Русь, среди равнины голой, Средь вековых снегов, сквозь сполохи зари, Сквозь распри всех племен, сквозь подступивший голод? Куда несёшься, Русь? Очнись-ка, посмотри. Чем к пропасти лететь с настырностью угрюмой, Чем обвинять других, о прошлых днях скорбя, Мозгами пораскинь, ну что-нибудь придумай, Чтоб стала жизнь иной, достойною тебя. * * * Листьев опалы Мне осень опальная дарит. Такое богатство К ногам набросала Лениво! Под ветром качаясь, К воде наклоняясь, Печалясь, Как Гамлет, – Офелию ищут, Офелию кличут Плакучие ивы… Тревожное время! Тяжёлое бремя безумства Безудержно тянет В холодные воды С обрыва… Такое богатство, Такие развеяны чувства! Кого же там ищут, Кого же там кличут Плакучие ивы? * * * Боже мой! Неужели в России зима?! Сколько лет на бескрайних просторах России зима?! И посёлок лесной и лесной полустанок завьюжен, И завьюжен чумазый, вонючий состав наливной, Что размашистой рысью орды Чингисхана к столице летит?! Боже мой! Неужели схожу с ума, Неужели я так занедужил, Что мерещится мне: Я стальной этой конницей сбит И до самых мельчайших молекул разрушен?! Боже мой! Что же будет с моею душой? С бесприютной такой и больною к тому же? Кто утешит её, кто поймет? Над дымами домов, над дорогой безлюдною кружит И взвивается ввысь, в облака, Где Мадонна с младенцем живёт. Но проходит лишь миг ожиданий пустых – И срывается вниз в чёрном инее кружев, И в подушку всю ночь безутешно ревёт и ревёт. * * * Зачитал я судьбу до дыр, Зачитал до зевоты, до слёз, Столько раз на мороз выходил Под оснеженный шелест берёз. Всё в ней мило, как Божий день, Всё в ней жутко, как Божий суд, Всё желанно, как детская лень, Всё постыло, как рабский труд. Все дороги ведут в Рим, Но приводят всегда на погост. Все молитвы горчат, как дым, Но всегда достигают звёзд. ГУБНАЯ ГАРМОШКА Поудобнее сел, ноги с облака свесив. «Но-о-о!» – ветрам закричал – понесли над Землей. Бог без браги хмельной стал растроганно-весел, Бог играть захотел на гармошке губной. Я по городу брёл, сам с собою в разладе, Избегая людей, всякой твари живой. Слышу: кто-то летит, приближается сзади И играет, как Бог, на гармошке губной. И я понял его, и мне жить захотелось, Походить-постоять в толчее городской. И я к людям пошёл, и Земля завертелась. Жаль, играть не могу на гармошке губной. * * * Перекати-война идёт В перекати-стране. Иван-да-Марья не цветёт: Ивана нет… * * * Кажется, ещё немного, И хватит нахальства повеситься Прямо в приёмной Бога На вешалке месяца. * * * Бабушка Анна… Глаза закрываю и сразу Каморино вижу, Каморку в рабочем бараке, Комода пузатую важность И вазы, Высокие вазы с цветами Из красной вощёной бумаги: То были шикарные розы И трепетно-хрупкие маки… Зимой вечерами Слагались нехитрые сказки. На печке протопленной В доброе верилось легче. Рождалось приятие ласки, Ласки, которой не холят, а лечат… * * * Надежда умирает последней: лист осенний на дереве голом под напором ветра. Как же без веры? Как же без ожиданий? Лес пронзительным станет, как наше признанье в любви запоздалой. Сердце, ты не устало? Сердце, хватит терпенья? Наши сомненья – с шипеньем в лужу. Лишь пепел кружит, как ворон голодный, – до первого снега… * * * Бумерангом, описавшим круг, На меня любовь свалилась вдруг. Сам когда-то выпустил из рук, Скитаясь в междуречье всех разлук. Речь не о том, что радостен испуг, Что ничего не вижу я вокруг, Речь не о том, – боюсь, пройдет недуг. А что потом? Холодный сердца стук? * * * Любовь – тоски самообман, Любовь – мечты святая ложь, Любовь – надежды талисман, Что на последний куплен грош. Любовь – обвальный нежный бунт, Незатихающая дрожь И здесь, и там потом – в гробу, Когда на страшный суд придёшь. * * * Войдёт в твой дом полночная печаль, Войдёт в твой дом – ты даже не услышишь – Бесшумнее луны, катящейся по крышам, Бесшумнее волос, стекающих с плеча. И в тот же миг замрёшь ты у окна, Прижав к щеке сиреневые шторы. И в тот же миг поймёшь: пора кончать с раздором, Пора кончать: на улице весна. * * * Семь перебродов слез, И вот уже навечно В стране Забвения, В долине Миражей. И матово-сиреневое утро На перламутровой Застёжке боли, На ощупь гладкой, Как холодный стон. Игрушка сна, Желанное лекарство, Причуда творчества, Последняя бравада, Знак бесконечности Сквозь стеклышки бинокля, Знак бесконечности – Упавшая восьмёрка, Как я упал, Разбился без тебя… Вновь занавес Открыт И на манеже клоун. Стремительный разбег, Сальто-мортале, Неистовей дождя Твоих аплодисментов, – Сизифов труд Тоскующей мечты. * * * Весенний стих мой, подожди Глядеть на звезды обалдело: Луна, как вишня, покраснела, Ещё морозы впереди... А он в ответ мне: «Уходи, Я не люблю друзей неверных...» И видел я: подснежник первый Прижал он бережно к груди. * * * В пыльце загадочных веснушек, Рукою гибкой, как лоза, Отбросишь волосы за уши, Чтоб не сползали на глаза. Посмотришь с вызовом весёлым Замрёт ромашка возле рта. Не объясняй, что очень скоро Восторжествует немота. И серый день преобразится, Как будто не было его... Тот взмах руки поныне длится, Увековечив волшебство. * * * Проступает лицо, как на старой иконе, За оконным стеклом в электричке ночной. По каким внеземным, зазеркальным законам Власть свою обрела навсегда надо мной? Уезжал от тебя, улетал самолётом И с другими тебя забывал, веселясь. Но азарт проходил, и, печалью измотан, Вновь спешил ощутить взгляда милого власть. * * * Вечер в морозной роздыми, Снега шуршание белое… Вроде с тобою взрослые, А люди такие несмелые. Руки твои озябшие Дай – отогрею дыханием?.. Так и дышал на замшевые, Пахнущие духами. * * * Ты нежна, княжна, и молчалива, У тебя небесная улыбка. На скале у лунного залива Не о том ли простонала скрипка. Возле моря, где раздолье птичье, Где царит величие пространства, Принца ждешь ты в сказочном обличье С беспокойным тайным постоянством. Ты больна, княжна, и боязлива, Как в неволе золотая рыбка. На скале у лунного залива, Как газель, пугливой стала скрипка. * * * Боже мой праведный, ты ль не дороже Наших земных, повседневных страстей, Но плакала ночью, летя бездорожьем, Знакомая стая диких гусей... Боже мой праведный, надо ж такое: Женщина эта любит меня, Любовью чистой, почти неземною, В глазах её столько мольбы и огня. Боже мой праведный, дай обмануться, Всё понимаю не хуже тебя: Гуси весною ранней вернутся, Но женщина раньше исчезнет, скорбя. * * * Цветы не врут, их души нараспашку, Цветы не врут – давно известно мне. Есть множество цветов, а среди них ромашки. Ромашки среди них правдивее вдвойне. Есть множество имен. Всех не запомнить даже. Средь них твоё – как зайчик на стене. Есть множество разлук. Средь них разлука наша. Печальная она, как тополь в тишине. * * * Деревья голы, словно правда. Ветра напористы, как ложь. Листок озябший в луже плавал И на утёнка был похож. Дождь моросил давно и нудно, Как и должно быть в октябре. И, как должно быть, будет утро – И я забуду о тебе. * * * Горячим лбом прижмусь К холодному стеклу – Печаль-тоска уйдет, Растает вдалеке. Луны неполный круг Среди осенних туч Плывёт себе плывёт При тихом ветерке. * * * «Нет, – говорю, – ты больше мучаешь!», «Нет, – говорю, – мне не смешно!» – Молчишь, желанная и самая лучшая, Другой не надо, – не дано. Молчишь, желанная и самая нежная, Смотри себя не обмани: Любовь – как первые подснежники: Ещё снега, уже – они! СОНЕТ Парят озябшие ветра Над зимним сном полей. Ещё вчера, ещё вчера Была возлюбленной моей, Ещё вчера, ещё вчера В ресницы прятала испуг. В движенье птичьего крыла – Волненье рук. Я не держу, лететь вольна К другой душе над сном полей, Коль позвала тебя она Моей души сильней. И пусть умрет моя душа, Шепча: «Люблю!.. Как хороша!» * * * Кружатся пары, кружатся пары В парке весеннем. Ветер платья раздул, словно парус, Парус веселья. Первые звёзды, первые звёзды, Солнце садится. Всё очень просто, всё очень просто, Если влюбиться. Нежное имя, нежное имя, Чайка морская. Неповторима, неповторима Встреча такая. Вот видишь, я плачу, вот видишь, я плачу В парке весеннем. В том, что нашёл тебя, – наша удача, Наше везенье. * * * Её хоть жемчугом одаривай, Хоть умоляй, не снизойдёт. Не станет нежной и податливой, В твоих объятьях не замрёт. Пугливей птиц её доверчивость. Будь терпелив, не торопи. Пойми одно: дождливым вечером Цветы – глухи, цветы – слепы. * * * Можно всё в шутку, А можно всерьёз – Лишь бы всё искренне было. Может, меня ты любила до слёз, А может – совсем не любила. Можно все помнить, А можно забыть – Лишь бы душа не ныла. Может, меня продолжаешь любить, А может, ещё не любила. * * * А я люблю тебя! Не обижайся, пожалуйста. Не прошу для себя Ни снисхожденья, ни жалости – Я же знаю его: Смело садится поблизости, Не стоит ему ничего Добиться твоей взаимности. Слушаю, как в бреду, Вашу беседу тихую. Не бойся, Я скоро уйду, Вот сигарету выкурю. * * * ... Долгий праздник разлук, Плач на кладбище встреч: Гладиолусы рук – Гладиатора меч. Мы с тобою враги, Как же радостно мстить... Но стихают шаги – Продолжаю любить. * * * Печаль прикрывают Большие очки. Он их поправляет – Манжеты узки. Памятью боли След от кольца, Как оттиск неволи На лапке скворца. * * * Я без тебя беспомощен и нем, Сломался я, разбился, как часы. Вот почему, не ведая зачем, С утра стою у взлетной полосы. Но я пойму. Обязан я понять, Держать удар и слёзы зря не лить. Прости-прощай: пора мне улетать. Куда лечу? – не стоит говорить. Прости-прощай, будь счастлива с другим, Хотя б ему стань верною женой. Прости-прощай – остался я твоим, Прости-прощай – увёз тебя с собой. * * * Глаза не врут в минуту расставанья, И мы не врём, хватая воздух ртом. Так не хватает слов, чтоб выразить страданья Сквозь частоколы рук, сквозь мыслей бурелом. Прощай, прощай, навеки кану в Лету И жизнь твою не потревожу сном. О как люблю (Зачем же я об этом?), Что крови лев стал аленьким цветком! Любить тебя и там, вдали – в изгнанье, И там, вдали – за роковой чертой... Глаза не врут в минуту расставанья, Поплачь, поплачь: запомнишься такой. * * * Был бы тобой любим, Стал бы громом ручным, Тёплым весенним дождем, Звенящим в сердце твоём... Был бы любим тобой – Стал бы самим собой. * * * Не знаю, кто водил моей рукою, Я написал: «Люблю людей, люблю». Не знаю, что случилось вдруг со мною, Но понял я: люблю людей, люблю. За что любить? Ничтожной нет причины. И сам я плох, как волка ни корми... Но принял смерть за нас Христос невинный И дал нам шанс, чтоб стали мы людьми. * * * Жуткая, совы бесшумней ночь Придавила Русь разбойничьим крылом, И бегут, бегут надежды прочь, Прячутся и зябнут под кустом. Подберет, согреет их поэт – Потеснят безвылазную грусть. Голубиный трепетный рассвет Возвратится радостно на Русь. ЗЕЛЁНЫЙ ВЗОР Зелёный взор – тепла задор На зеленя души продрогшей, Высоких зорь шальной костёр Над пробуждающейся рощей. Зелёный взор – кошачий хор (Один лишь зритель на концерте!). Расстрел отчаянья в упор В миг полного презренья к смерти. * * * В городе – с ущербною луною, В городе – засыпанном снегами, В городе – разрушенном тоскою, В городе – покинутом богами Женщина – идущая навстречу, Женщина – в сиреневой накидке, Женщина – с поющею походкой, Женщина – дразнящая мечту. * * * Бываю и таким, Что сам себе противен. А стану ли другим? – Не ведаю когда. А вдруг мою любовь Ночной растопчет ливень, Начавшийся со слов: «Прощай же навсегда!»? * * * Шарики снега на травах – Белой мимозы восторг. Кому-то – налево, кому-то – направо, Кому-то – упрямо на Дальний Восток. Поезд всё дальше и дальше мчится, Колёса на стыках стучат. Должна же со мною любовь приключиться, Печали сломать печать! * * * Беспризорный, с разорванным ухом. Уходящего солнца ленивей. По карнизу к оконцу прошёлся, Оглянулся, услышав имя, И, меня отыскав глазами, Замяукал. И замер. И этим Я готов любоваться часами, Забывая о знойном лете. * * * От дождящей поры Ничего не дождёшься – Приготовь топоры Стебли ливня рубить... Пусть вся жизнь под откос Ты к откосу несёшься В нежной радуге слез. Как тебя не любить! ШУТОЧНЫЙ СОНЕТ Трудно быть женой поэта – Сразу, милая, скажу. Если гений он при этом – Не одну прольешь слезу. Гений я или не гений? – Ну конечно, нет сомнений! Верен я одной лишь Музе, Остальным – на час-другой. Как Нарцисс в хрустальной друзе, Восхищаюсь сам собой. До других мне дела мало, Злюсь я, если отвлекут... Всё равно женою стала, Не помог и самосуд. * * * Негаданно, как мат Легаля Для шахматиста-новичка, Зима нагрянула легально Издалека. Ей надоело жить в опале, Стенать в безмолвье ледяном. И вот, когда мы засыпали, Взмахнула пышным рукавом. И сразу всё преобразила, Всё в белый выкрасила цвет, На подоконник положила Снежинок трепетный букет. * * * Зимний сад молчалив В переливах морозного дня И волшебно красив, Потому что так щедро оснежен. Тщетно прячешь в глазах Молодое безумье огня, В золотистых слезах Там пронзительно грустная нежность, Затаённая боль От чрезмерных претензий мечты, Неосознанный страх От исполненных шумных желаний... А на стеклах мороз Гениально рисует цветы, Для которых найти Мы не в силах достойных названий. * * * Слух оскорбленный замыкаю... А.Ахматова Итак: зима, метелей плен, Мохнатых веток гроздья в окна Грозятся мне: «Забудь, что пел Младой весны зелёный локон». Забыть весну до верб, до вен Ручьев и рек, набухших влагой, Взломавших лёд всех зимних вер С такою бешеной отвагой? Я не могу, я не хочу, Слух оскорблённый замыкаю. Но утра зябкому лучу Тепло ладони подставляю. * * * Бабочкой весенней В моё стихотворенье Ты залетела. Дразнящая, как горизонт, села Невдалеке. Капелька времени голубела, Незабудкой цвела на виске... О, как грациозно и обалдело Ты хорошела В моей тоске. * * * В разбитых кирзачах и в телогрейке выцветше-синей Мать моя в Михайлов молоко продавать носила. На выручку хлеб набирала ситный, Граммов триста «подушечек» взвесить просила, Соль покупала в кривых брикетах, Отцу покурить моршанской махорки... Через плечо перекинув сетки, Трогалась в путь потихоньку. Домой попадала только под вечер, Ставила сетки на лавку устало. Трогала, тёрла затёкшие плечи, С плеч телогрейку снимала. Хлеб доставала – несла на полку, Соль доставала – несла на загнеток, Отец подходил – давала махорку, Мы подходили – давала конфеток. МАМЕ Вечер предзимья, луны полынья, Ветер озябшими крыльями машет. Возле окошка мама моя Белые варежки вяжет. Маленький мальчик, дремой объят, Петель ряды считаю: «Когда же последний довяжется ряд?.. Когда же, когда?..» Засыпаю... Утром проснулся в кроватке своей: Мама носочки белые вяжет, Снегом прикрыта трава до бровей, Тёплым, как мамина пряжа. ГОЛУБИ Дочке четыре года, Осени восемь дней. Высыпал в небо кто-то Весёлых своих голубей. То собираясь в стаю, То веером разлетясь. Дочку мою зазывают Над городом взвиться, резвясь. Дочка летать не может, Но петь она может вполне. Наивная песенка множит Наивную радость во мне. Подпрыгну, сорву тополиный В рыжих накрапах листок... Осенний денёк голубиный. Дочки моей голосок. * * * В роще бушует закат Багровым безмолвьем тоски. Доисторический дождь Жадно послушать хочу. Слушал его соловей – Поэтому и поёт. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
