«Ой, мороз, мороз! Не морозь меня!» – доносились звонкие женские голоса из распахнутых окон дома Демьяна Дробышева. Подвыпившие снохи, обнявшись, со слезой, задушевно пели народные песни. Собравшиеся родственники отмечали воскресным днем именины хозяина.

Хватким, покладистым мужиком уродился Демьян. Все у него было хорошо, в доме сытно, полон двор скотины, да и в огороде не бурьян рос. Везло ему в жизни, всю войну прошел, два ордена, куча медалей и не царапины. Вернулся с фронта, и здесь – в колхоз на трактор. Все же деньги и как-никак почет.

Не повезло лишь с детьми. Старший, Андрей, погиб на фронте, когда ему едва исполнилось семнадцать. Средняя, дочка Валентина, вышла замуж, уехала на стройку и в деревню глаз не показывала. Младший, Иван, прозванный за глаза «Варнаком», был проклятием отца. В тихой, трудолюбивой семье старшего Дробышева, тот один тянулся к бутылке, ну а как выпьет, — будто в него, вселялся бес. «В деда пошел, такой же дурак был», — с досадой думал Демьян. Объектом Ванькиного буйства мог стать любой подвернувшийся под нетрезвую руку. Завидя пьяного и зная его дурной нрав, деревенские мужики трусливо прятались во дворах. Пройдя по улице и не найдя себе жертву, он всегда шел к отцу и вымещал на нем свою злобу. Выручал Демьяна младший брат Гришка, живший через дорогу. Чуть что, его проворная жена Мария Абрамовна, выскочив из дому, неслась к нему с криком: «Гришка, быстрей, Ванька Демьяна убивает!»

Даже женитьба не помогла. Верно в народе замечено, — горбатого только могила исправит.

На дворе стояла августовская благодать, торжество было в середине разгула, и подвыпившие мужики вышли во двор передохнуть. За столами остались лишь женщины, судачившие о своих делах, да набыченный Иван, медленно входивший в стадию бешенства. Его пьяное сознание наполнялось злобой от несправедливости этого мира. Бесило то, что брат, которого он любил, погиб мальчишкой, а эти взрослые мужики вернулись домой живыми и сейчас сидят за столом, пьют, радуются жизни.

«Это они должны были умирать, защищая свой дом, а они прятались, и убили Андрюху. Трактористы, диверсанты! Я им за брата все морды поразбиваю. Фронтовики сраные», — злобно думал он, опустошая стакан самогона.

Его мысли прервал вошедший в дом Мирон, муж тетки Анны по отцовской линии.

— Что, Ванька, грустный такой? Давай выпьем с тобой за здоровье отца! — предложил он и пьяно улыбаясь, по-свойски положил ему руку на плечо.

— Ты что, гад, обнимаешься! Я тебе баба, что ли?!

— Я же по-родственному, — растерянно пробормотал тот.

— Родственник сыскался… Я что-то не припомню, чтобы мы с тобой за одним столом хлеб ломали. Ты, гад, за что мою тетку обижаешь! — взревел оскорбленный Иван, набрасываясь на него.

— Да пошел ты! — обозлился Мирон и с силой оттолкнул от себя.

Отлетев к печке, разъяренный Ванька схватил стоящий в углу рогач, поймал им шею Мирона и, со злобой, навалившись всем телом, прижал ему голову к стене.

— Мужики, быстрей в дом! Ванька дерется! — испуганно вопили в один голос выскочившие во двор снохи.

— Опять свою дурь показываешь! — заорал вбежавший Гришка, отрывая дебошира от жертвы. Освобожденный Мирон с окровавленным лицом мешком свалился на пол.

— Тырр, тыр тыр! Разбрыкался! — сжимая ворот как удавку, успокаивал Григорий разбушевавшегося Ивана.

— Отпусти, задушишь! — вступилась Абрамовна.

Воспользовавшись помощью матери, порвав рубаху, побагровевший Ванька вырвался из цепких рук дядьки и изо всех сил ударил его в лицо. Но бывший диверсант увернулся, и в мгновение ока пудовый Гришкин кулак обрушился на его голову.

— Не тронь! — орлицей кинулась на защиту Мария. — Сынок, ты как. Не покалечил тебя этот зверь? — поднимая сына, жалела мать.

Гулянка распалась, гости стали расходиться. Первой ушла Анна, ведя под руку избитого Мирона. Следом за ними, под шумок, Наталья утащила домой Гришку и, уложив его спать, побежала к подруге поделиться новостями.

Через час с грохотом растворились двери дома младшего Дробышева. На пороге с ножом в руке стоял Иван. От шума Гришка проснулся и свесив босые ноги присел на край кровати.

— Ты что с ножом приперся? — почесывая спросонок затылок, спросил он.

— Тебя сейчас буду убивать, гад! Ненавижу!

— Ты что совсем охренел?!

— Тять, а что он с ножом, а ты без, — вдруг влез десятилетний Колька. И встав из-за стола, подошел к каменке, взял свинокол и подал в руку отца.

— Ах ты, сука! Да я тебя как барана запорю! — выкатив в бешенстве глаза, взревел Гришка, схватив нож.

Чудом успел Иван выскочить из хаты. Промедли хоть на долю секунды, убил бы его контуженый дядька. Вмиг слетел хмель.

Через огород, ломая подсолнухи, летел он без оглядки к своему дому. За ним в одних подштанниках, с ядреным матом, хромая на раненую ногу, гнался взбешенный Гришка.

Заканчивался очередной семейный праздник Дробышевых.

Проснулся Ванька в полночь. Болела голова. «Хорошо саданул этот гад, а, в общем, мы неплохо погуляли», — с усмешкой подумал он.

Поднявшись с постели, шатаясь, в темноте на ощупь он нашел ковшик и, шаркая по дну опустевшего ведра, утолил палящую жажду.

— Куда собрался? — спросила его у дверей, жена, укачивающая дочь.

— Пойду воздухом подышу.

— Врешь! Обратно к своей немке пошел! Вражина, кобель ты проклятый! — сквозь плач ругалась красавица Елена. — Чтобы ты сдох!

Под ее проклятия Ванька вышел во двор. Кругом стояла темень. Прикурив, он шумно вздохнул и быстрыми шагами направился за околицу, к «постройке», где проживали эвакуированные немцы. Здесь жила Анна. В сорок третьем, они еще детьми приглянулись друг другу, а со временем между ними разгорелась любовная страсть. В свое время, против их брака резко воспротивился Демьян, который наотрез отказался родниться с немцами. Но их связь была настолько сильной, что её не смогли порвать ни её замужество, ни его женитьба. Рядом ней ему было легко, здесь Иван лечил от самобичевания свою мучавшуюся душу. Подойдя к дому Анны, он тихонько постучал в окно, он знал, что несмотря на боязнь мужа, она выйдет к нему, и без всякой суеты ждал, сидя на лавочке под их черемухой.

От Анны тянуло жаром, и они, под поцелуи со страстью, отдались зову природы. Потом, утомленные, сидели, прижавшись друг к другу.

— Снова подрался Ваня, — тихо вымолвила она с поволжским акцентом.

— А ты откуда знаешь?

— Об этом, так же, как и о нас, вся деревня знает, — со грустным вздохом ответила Анна.

— Бьет тебя Антон? — спросил вдруг Иван, нежно гладя ее красивые длинные волосы. — Ты не молчи, ты мне скажи, я его по стенке размажу!

— Тронешь хоть пальцем, больше меня не увидишь. Это наше с ним дело, оно тебя не касается, — решительно заявила она. — Устала я, Ваня, давай уедем с тобой.

— Куда мы уедем? У тебя дети и у меня дочь, теперь уже нам не судьба.

— Ладно, пошла я, а то Антон проснется, не дай бог, и кинется искать, — тихо промолвила Анна и, повернувшись, шлепая в ночной тиши босыми ногами, пошла по дорожке к своему дому.