Я много лет был знаком с Рафиком Акоповичем. Был. Он умер на ходу. В мирное время. Присел на минуточку и больше не встал. Рафик Айрапетян еще мальчишкой в составе комсомольского отряда гонялся за бандой Караджи-оглы — памятка у него об этом времени – шрам на спине от удара шашкой.

Айрапетян хорошо знал крымские леса — до войны был заядлым охотником, а потом, готовясь к партизанской войне, исходил все тропы с руководителем Центрального штаба партизанского движения в Крыму Алексеем Васильевичем Мокроусовым.

 

Пишу эти строки и рассматриваю фотографию партизанского проводника: молодой, красивый. На нем — ватник, поверх — брезентовая куртка и такие же брюки, на ногах — постолы, затянутые сыромятными ремнями. Обвешан патронташами, в руках — карабин. К ноге (так удобней, объяснял мне Рафик Акопович — МЛ.) привязана морская кобура — просматривается рукоять нагана, на поясе - гранаты и кинжал.

Он всегда считал себя старым солдатом, всегда считал себя человеком суровым. Но почему же, когда партизаны-ветераны и те, многочисленные солдаты, которых он привёл в Севастополь, а потом выводил из захваченного фашистами города, вспоминают о нем с теплотой? Вспоминают о человеке, добрее которого нет на свете?..

 

К Рафику Акоповичу я и пришёл, когда собирал материалы для документальной повести о пограничниках, защищавших Балаклаву.

- Акопыч, не помните ли случайно солдат майора Изугенева, которых вы вывели в осажденный Севастополь?

Айрапетян молча достал письмо и протянул мне.

 

"Многоуважаемый Рафик Акопович! Пишет бывший пограничник АП.Изугенев, которого с большой группой вам довелось выводить с базы Мокроусова к Севастополю. В то время я был майором и носил кожаную куртку... С базы Мокроусова мы спустились вниз, но неудачно и вынуждены были подняться вновь к дому лесника, где и встретили вас. С тех пор прошло двадцать шесть лет и много забылось, но вашу фамилию запомнил на всю жизнь потому, что многие обязаны вам тем, что живут сейчас на белом свете.

Я считал вас погибшим и поэтому все годы не разыскивал, но вот месяца полтора назад я был в Севастополе и в Диораме дали ваш адрес...

Вот пока и все. С искренним приветом Изугенев".

 

Рафик Акопович неожиданно говорит:

— А ведь встреча с изугеневцами могла окончиться трагически. Они, - до сих пор себе простить не могу! - заметили меня первыми и взяли на мушку. Шевельнись и ... крышка! Вижу, из-за кустов показался ствол автомата и команда: "Хонды хох!"

Тут-то я сразу сообразил, - так безбожно коверкать немецкий язык могли только свои!

Огрызнулся:

- Руки вверх! Еще чего захотели!

Автомат в кустах описал дугу.

- Кто такой!?

- Хозяин крымских лесов!

Поняли пограничники, что немчура так отвечать не станет. Показались. Ко мне подошел майор Изугенев. К куртке у него еще орден "Знак почета" был привинчен, и спрашивает:

- В Севастополь мог бы провести, если ты действительно

хозяин леса!?

- Смог бы. Но без разрешения Мокроусова шагу не сделаю.

Этак, по просьбе, я всю армию Манштейна в Севастополь проведу.

— Ну пошли к твоему Мокроусову, — улыбнулся Изугенев.

... Дал Мокроусов разрешение, и вывел Рафик Айрапетян

пограничников к Балаклаве

Попутно, Рафик Акопович мне и рассказал, как он со своими ребятами, встречал новый Новый год. А потом, многочисленые его друзья, дополнили рассказ…

 

Последний день декабря 1941 года партизаны встретили у Байдарских ворот. Близился Новый 1942 год…

- Эх, — сказал командир партизанского отряда, — Новый год, а я даже лишний сухарь выдать не могу.

Партизаны голодали. Ямы с продовольствием, спрятанные в начале войны в горах, были предателями выданы фашистам.

И тут встал Рафик Айрапетян.

| — Прошу в кустики! Для вас приготовлен райский обед !

Действительно, за кустами была растелена плащпалатка, самый, что ни есть, "новогодний стол"

— Угощайтесь! — Айрапетян указал на котлеты. — Фирменное армянское блюдо, скомпанованное из сухарей личного

неприкосновенного запаса и лошака генерал-полковника Манштейна. Прошу наполнить бокалы, друзья!

И произнёс свою самую “длинную” новогоднюю речь-тост:

- Есть закуска и есть что выпить!..

На “новогоднем столе” появились чёрствые лепёшки и котлеты из конины. В солдатские кружки Рафик накапал всем по пять граммов спирта и до краёв дополнил кружки отваром шиповника.

- За Новый 1942 год! За Победу!..

А потом Рафик Айрапетян сказал:

- Когда кончится война, я угощу вас настоящим шампанским. Нет, нет, не тем, которое вы знаете, я сочиню для вас новое вино, которое будет напоминать о пройденных дорогах и победах...

И Рафик Айрапетян сдержал слово. Он создал новый сорт “шампанского”, которое назвал “СЕВАСТОПОЛЬСКОЕ ИГРИСТОЕ”.

Это “шампанское” не похоже ни на одно из вин.

В сентябре 1969 года в Грузии проходил мировой конкурс по качеству вин. Члены жюри - представители разных стран, как сегодня говорят, дальнего зарубежья, - дегустируя вино, не знали чьего оно производства и были объективны в оценках. Золотую медаль присудили “СЕВАСТОПОЛЬСКОМУ ИГРИСТОМУ” и к Айрапетяну пришла мировая слава.

А сам Рафик Акопович, выступая на солидном форуме виноделов в Ялте, сказал:

- Мы не думали о славе, выпуская “СЕВАСТОПОЛЬСКОЕ ИГРИСТОЕ”, мы хотели создать новый сорт вина, достойный победителей над фашизмом, и вся партия была выпущена ко Дню Победы 9 мая 1963 года...

 

Своим многочисленным друзьям, живущим в Киеве или в Москве, в Санкт-Петербурге или в Риге, - а сегодня! - в Тель-Авиве или в Хайфе, в Хадере или Нетании ( и в других городах), в подарок всегда привозил бутылку “СЕВАСТОПОЛЬСКОГО ИГРИСТОГО” и это было “гвоздём” любого обильного заграничного стола.

Когда я приехал в Израиль на постоянное местожительство,. привёз только одну бутылку, для себя. И то, мне её самому дали по блату, то есть, по знакомству - вся партия “СЕВАСТОПОЛЬСКОГО ИГРИСТОГО” уходит на экспорт. В Германию.