Оказавшись с ней наедине, невольно хотелось согрешить, – было в ней что-то раздражающее, будоражащее, сулящее, хотя она и не давала повода.

Раскосые зеленоватые глаза, красивое лицо. Его не могла испортить даже слегка укороченная верхняя губка, придавая ему милую незавершенность.

Лариса – так ее звали – частенько захаживала к нам в гости и неизменно привносила ощущение праздника – легкая, светлая, приветливая.

Как-то мы организовали вечеринку по случаю успешно завершившейся зимней поездки в горы. Пригласили и ее, хотя в горы она не ездила. Одетая в платье, округло обозначившее ее формы, она привела собравшихся мужчин в невменяемое состояние. Утратив чувство меры, забыв, что несвободны, они как с цепи сорвались: распушили хвосты, затрясли перьями и бросились напропалую "поражать" ее, блистая остроумием и красноречием, тем самым оскорбляя других присутствующих дам…

Она оказалась на высоте и сумела, не унизив никого, урезонить мужчин, успокоить их жен…

 

Была она замужем. Ее муж имел необычные для своей славянской внешности еврейское имя Давид и грузинскую фамилию Далидзе. Единственно, чем он оправдывал свою фамилию, безумно ревновал жену. Оставалось неясным, как это сочеталось с мягким, безвольным его характером.

Благодаря ли вопреки своему характеру, он получил кандидатский диплом и возглавил отдел в Институте кибернетики, уверенно оседлав карьеру, лихо скачущую по научному бездорожью.

Казалось бы, все у него складывалось: красивая жена, славные детки (мальчик и девочка), любимая работа, полный достаток, трехкомнатная квартира, машина. Ну что еще нужно!

Так нет же, всегда найдется ложка дегтя. Этой ложкой (какое, ведром!) стала его мать – вздорная, суровая женщина, не способная ужиться ни с кем, исключая сына. С сыном, впрочем, она не столько уживалась, сколько подавляла.

О муже ее никто не слыхал – да и был ли он? Узнав ее поближе, легко было понять его, если бы он сбежал от нее, поскольку, имея такую жену, впору удавиться, а нет, отправиться хоть куда: на край света, к богу, к черту, в преисподнюю.

Разумеется, свое влияние на сына она попыталась распространить и на невестку. А вот здесь нашла коса на камень – та оказалась с норовом, проявила его, впрочем, не сразу.

Вначале попыталась наладить отношения со свекровью, отступая под ее давлением, да такое ту лишь раззадоривало.

Не сумев безусловно подчинить невестку, свекровь стала настраивать против нее сына – мол, плохая мать, неряшливая, нерадивая хозяйка, да и наверняка изменяет, ведь не может же такая красавица не ходить на сторону.

Чего она добивалась? Скорее всего, ей нужно было создать для молодой женщины такие условия, чтобы той ничего не осталось, как сдаться на милость победителя. А нет – пусть убирается, оставив детей!

Медленно, но верно жизнь молодой женщины превращалась в ад. Наконец, терпение ее иссякло.

И надо же было такому случиться, что пришлось это на 1991 год, принесший стране великие потрясения. Бескрайняя держава, как огромный, наполненный противоречиями шар, лопнула. И завершилось это событие, как принято у славян, в бане, где три подвыпивших мужика, преисполненные собственной значимости, возомнив о себе невесть что, замыслили расчленить страну, как в свое время это успешно осуществляли их предки (князья), обрекая славянские земли на длительное порабощение. После чего некогда могучей стране ничего не осталось, как развалиться на множество малых и немалых государств. Тотчас нашлись “доброхоты”, горячо поддержавшие, да пожалуй, и инициировавшие это славное начинание, да таким образом, что во вновь образовавшихся странах ресурсы, принадлежавшие многим миллионам, беспрепятственно перекочевали к немногим и не миллионам…

 

Трудности не обошли молодую семью. Карьера мужа рухнула в одночасье, зарплату стали платить с задержками, новоиспеченную страну охватила инфляция. Как выживать? Многие ринулись в бизнес, не имея о такого рода деятельности ни малейшего представления.

Глава молодой семьи не стал исключением. Арендовал на одной из станций метро небольшой магазинчик сувениров, где его жена стала продавщицей, он же совмещал в одном лице должности и директора, и водителя, и бухгалтера, и охранника.

Таким образом, опытнейший специалист в области информационных технологий превратился в малоопытного предпринимателя. Впрочем, его интеллекта вполне бы хватило на новый род деятельности, если бы страна подчинялась законам, а не неписанным правилам.

Бандиты, объединившись с милицией, наложили на бизнес оброк, доросший со временем таких размеров, что не успевшие вылупиться предприятия, благополучно лопались…

 

Нет бы в это тяжкое время матери Давида пойти навстречу молодым, помочь с детьми, снять с молодых хотя бы часть нагрузки, пока выкарабкаются. Казалось бы, беда должна сплотить семью. Так нет же!

Совместная жизнь со свекровью стала совершенно невозможной. И однажды Лариса не выдержала:

– Или я, или она!

Стало ясно, необходимо что-то предпринимать – продавать или разменивать квартиру.

Свекровь – ни в какую:

– Только через мой труп!

Поскольку жить она собиралась долго, Давиду довелось снять однокомнатную гостинку. Вчетвером переехали в крошечную квартирку, тогда как своенравная свекровь осталась в трехкомнатных хоромах. При этом, сын еще и оплачивал ей эти хоромы, надеясь, что мать образумится…

 

В стране, где правит бал беспредел, Давид не сумел прижиться, так и не научившись поступаться порядочностью и честью. Влез в неоплатные долги, “благодаря”, в том числе, расходам на оплату двух квартир.

Его “поставили на счетчик”. Он пустился в бега, жену же с детьми тайно переправил к ее матери в небольшой южный городок. О том, чтобы помогать матери, речи уже не шло.

Субсидию той оформить не представлялось возможным, поскольку в квартире было прописано пять человек. Коммунальные же платежи стали соизмеримы с пенсией. Слава богу, что пенсионерка имела льготы, как участница ВОВ…

В гости к хозяйке опустевшей квартиры зачастили кредиторы сына, пообещавшие привезти его по частям, если он не расплатится с ними. Требовали квартиру в счет уплаты долгов.

Здесь надо отдать должное стойкости нашей героини. Она не повелась на угрозы и заявила: хоть убейте, а квартира принадлежала и будет принадлежать ей! С сыном же разбирайтесь сами.

Убивать ее не стали и на время оставили в покое.

 

Чтобы как-то сводить концы с концами, она завела на пустыре небольшой огородик, что делали тогда многие жители микрорайона, и занялась выращиванием овощей. Теперь ее часто можно было видеть с сапой и лопатой.

По мере созревания урожая на него стали появляться претенденты, понятно, не имея к нему никакого отношения. В результате от урожая оставалась лишь малая его толика…

 

Через год стала очевидна бесперспективность затеи с огородом – семеро с ложкой без труда победили одну с сошкой.

Коммунальные платежи росли как на дрожжах – положение становилось угрожающим.

А тут еще для “облегчения жизни” участников войны вышел закон, лишавший их льгот. Теперь квартплата успешно съедала всю пенсию, да и той не хватало.

Понимая, что с нищего взять нечего, кредиторы сына сняли осаду.

 

Давид вновь стал появляться у матери.

Ей бы воспользоваться этим и восстановить мир в семье. Но она выставила условия.

Пусть невестка повинится и вымолит у нее право на совместное проживание.

Довелось идти на мировую.

Лариса после долгого отсутствия вновь появилась в нашем доме – неужто мир? Как бы не так! Заходя к нам в гости, она чуть не плакала от отчаяния. Старуха не только не подобрела, а стала просто невыносимой.

 

Невзгоды и неурядицы заметно потрепали некогда красивую женщину. Красота ее потускнела, она утеряла блеск в глазах, но оставалась все еще достаточно привлекательной.

Прошедшие в “ссылке” годы достались ей тяжело, приходилось и голодать. О любви давно речи не шло – не до жиру!

Слабые потуги мужа сохранить семью разбивались об утес непоколебимости матери. Довелось вновь снимать квартиру.

Ларисе удалось устроиться на неплохо оплачиваемую работу в районной администрации, не без помощи, впрочем, своих внешних данных. Глава администрации (высокий, видный, респектабельный мужчина) тут же положил на нее глаз. Произвести впечатление на нее сразу не удалось. Его это удивило – где благодарность за “бескорыстие и отзывчивость”? Лариса сопротивлялась из последних сил, но борьба была неравная.

И тогда Лариса намекнула мужу, что ее нравственные устои трещат по швам.

А тому в это время было не до верности жены. У него у самого рыльце было в пушку, а тут еще подвернулась работа по специальности в России, куда ничтоже сумняшеся он и отбыл, оставив жену и детей...

 

Трудно осуждать Ларису за неверность. Ведь ей следовало как-то выживать, тащить семью (детей-подростков), да еще оплачивать снимаемую квартиру. К тому же супружеские отношения с Давидом давно переросли в “заочные”, а молодость уходила. Хотелось пожить для себя.

И дело даже не в ресторанах и красивой жизни. Намаявшись без взаимности, она не нашла ничего лучшего, чем влюбиться в своего начальника.

Любовь делает чудеса – Лариса расцвела, вновь обретя былую привлекательность.

Но теперь она стала другой – более раскованной, знающей себе цену. Как и прежде, случавшиеся подле нее мужчины сатанели от ее бесподобного тела, от ее походки, от источаемого нею полынного запаха недолюбленности.

Ларисе ничего не осталось, как скатиться в измену, что в свое время и предрекала ее свекровь…

 

В это же самое время та, что верно предрекала, “маялась” в трехкомнатной квартире в гордом и голодном одиночестве, ничего и ни у кого не прося. Теперь ее часто можно было встретить с коляской, груженной горой картонных коробок, рулонов бумаги, которые она собирала по магазинам, на рынке и сносила в пункты приема вторсырья.

Ей перевалило за семьдесят, но каждый день с утра пораньше она с завидным упорством включалась в изнурительную работу. Не гнушалась и бутылками.

Старость и немощь, увы, брали свое, но оставались стойкость духа и выдержка, они питали ее силы.

За квартиру всегда платила в срок, как она умудрялась? А ведь могла бы сдавать комнату или даже две (из трех) и жить вполне достойно. Почему она этого не делала, трудно сказать, скорее всего, не оставляла еще надежд на возвращения блудных – сына и невестки. Они еще приползут на коленях, попросят!

О молоке и мясе давно позабыла. Несла четвертушку хлеба и подгнившие овощи, покупаемые на рынке за бесценок, а порой отдаваемые ей бесплатно.

Появлялась на улице она все реже. При встрече теперь жаловалась на усталость и, конечно же, на сына и невестку, на их жестокость и бессердечие…

 

Давид не помогал матери. Делал ли это сознательно, или забыл о ее существовании, трудно сказать.

Найдя в Москве высокооплачиваемую работу, он снял двухкомнатную квартиру и позвал к себе Ларису с детьми.

У Ларисы была альтернатива – остаться с любимым мужчиной, или ехать к мужу. Долго не решалась, затем все же выбрала последнее, жертвуя собственным счастьем в пользу детей, осуществив последнюю попытку воссоединить семью.

Увы, семья существовала лишь номинально. Нет, не простила Лариса мужу его слабохарактерность, превратившей их жизнь в “пикник на обочине”. Не простили и дети...

 

На какое-то время мать Давида пропала – заболела? Затем вновь появилась с тем же неизменным выражением непримиримости на изможденном лице. Отощала, поизносилась, обувь перевязана веревочками, одежда в заплатах, прихрамывала, опираясь на палочку. Упрямо тащила свою коляску с картонными коробками, непоколебимая в своей только ей известной правоте.

Удерживать в чистоте квартиру уже не представлялось возможным. Соседи пытались ей помочь, но она отвергала их помощь – пусть видят все, как обошлись с ней сын и неблагодарная невестка!

 

…Всему в этом мире приходит конец. Случилось то, что и должно было случиться.

Она умерла, не исключено, что и голодной смертью. Умерла нехорошо. Довелось взламывать двери по причине непереносимого смрада, исходившего из квартиры. Сколько она там пролежала, одному богу известно.

Добилась своего! Нелепо и бессмысленно прожила, умерла ужасной смертью, но не уступила.

Нет, не уступила! Ни на йоту не поступилась гордыней. Оставалось понять – ради чего? Что ее вело, и чего в результате добилась?

Неужто этого – семья сына распалась, ее раскидало по России…

 

На похороны сын приехал один. Невестка и внуки такое и в мыслях не имели.

В гробу, прикрытая по понятной причине вуалью, она лежала все с тем же суровым и непримиримым выражением лица – мол, не дождетесь!

 

Квартиру сын продал за бесценок – не было ни времени, ни желания с ней возиться...