*** Дочь капитана Блада уходит в блуд: в Гумбольдта, в Гамлета, в гуру пустыни Чанг… Папочка рад. Он пират, и ему под суд страшно… ну так хоть дочка не по ночам шляется, а накручивает свой бинт мозга – сокровища ищет на островах. Только когда-то сказал доходяга Флинт: «Слава проходит, а после – слова, слова…» Будут пятерки, дипломы и выпускной, «Звездочка наша!» и старых доцентов взрыд… Хлопнется дверь, захлебнется окно стеной… Станет сокровище и непонятный стыд. Папочкин «роджер» взвивается для старух в касках (на случай студентских идей-обид). Дочь капитана Блада – из лучших шлюх: с Гумбольдтом, Гамлетом и Геродотом спит. КОМУГДА В мире есть трое ненасытных: смерть, пустыня и женщина Арабская философия Кто Комугде не даёт, тот безданно сгинет. Солнце белое моё, я твоя пустыня! Паранджа мне не идет, куфия тем паче. Принеси мне небосвод – расфасуем в пачки. Их павэсым на вэрблюд – и по каравану. Кошельки – пещерный люд: не берут нирваной. Нет бы просто, как балет, сквозь пустыню клином… Сколько надо было лет, чтоб её покинуть! Сорок или сорок два – ох, ненасытима! Сколько надо было вас для её интима! Сколько смерти, рождества… И опять брюхата: из ложесен – голова, а в зубах граната. Сколько надо было спин, плёток, нефти, шёлка, чтоб единственный один истину нашёл там – да вскричал ей: «Гюльчатай, ой, закрой скорее! Ты огромна, как Китай бедного еврея, ты прекрасна, как глаза древних моавитян, потому я только за, что конец не виден…». Вот такие, брат, дела под аллахобогом. Рядом скачет Абдулла на коне трехногом. ОХ, БОГАТЫЙ ВНУТРЕННИЙ МИР! Веками телеса о чём-то спорят и думают, что души их – весьма. ОБВМ – ты радость или горе? Ох, радостное горе! от ума. Перед тобой вскрываются талмуды, деревья сами строятся в мосты. Перед тобой склоняются Иуды, но «тридцать – каждому!» не выдашь ты, поскольку их товар тебе не нужен: своих таких – что ломится подклет… …А на дворе стоит такая стужа, как будто уйма миллионов лет до первого удара кремнем, искру родившего из человечьих рук… И хочется обычную сосиску на пышном Валтасаровом пиру, и хочется в бомжатнике голодном обычных соловьиных языков… ОБВМ, ты делаешь свободным от тех, которых не было, оков. И было так: до сердца распахнулся, чтоб мир впустить – и отпустить – в себя… Не вороны накаркают: «Рехнулся!» Опять и снова – в зубы – голубям, у голубей – особенные когти, особенные клювы и клыки… А на дворе стоит такая копоть, что сами вспыхивают угольки. ОБВМ! Ты – пламенное море! Не солнцу умещаться в берега! …Веками животы с грудями спорят и думают, что души их, ага. |