Разбудила левая нога, которая была очень недовольна отсутствием вечерней растяжки, и требовала внимания, будто маленький скулящий щенок, проводящий первую ночь вдали от своей мамы. Несмотря на то, что сон снился затягивающий и увлекательный, пришлось повиноваться зову тела и стать исполнителем его прихотей согласно нашему негласному пожизненному договору. Вооружившись валиком, мы с моим мозгом, ещё не очухавшимся от забвенья и, по его словам, – «совсем не вдупляющим», что от него хотят, отправились на гимнастический коврик вытягивать спину с целью успокоить капризничающую ногу. Итак, неторопливо, вправляя позвонок за позвонком, валик перекатывался от самой ленивой и постоянно растущей филейной части тела (за что огромное спасибо месяцу вынужденной домашней отсидки) до самого неугомонного и пытливого товарища, живущего внутри черепной коробки. Так как любезный друг – мозг ещё спал, мягкая боль помогала сосредоточиться на ощущениях. Теплый свет лампы придавал пространству особый уют и чувство комфорта. Внезапно в предрассветной тишине заиграл самый настоящий оркестр! Сотни разносортных голосов одновременно, как по взмаху волшебной палочки дирижёра, разразили темноту на улице, отражаясь от бетонных стен города. Завороженная происходящим, наша неразлучная троица двинулась в сторону издающихся звуков, и, приоткрыв створку окна, я застыла в изумлении. Настоящий концерт лучших певцов всех времен разыгрывался прямо сейчас за моими окнами. Безупречно выученные партии, которые исполняются без права на ошибку, без фальши, без пафоса и райдеров. В это раннее утро маленькие истинные звездочки и мастера своего дела, птички-певички, виртуозно исполняли песню приветствия солнца, призывая новый день начаться. Не успев моргнуть, я уже сидела, укутавшись в плед, в кресле на балконе. Мозг, тело и я, как никогда, единогласно были за такое времяпрепровождение; разум, было забеспокоившись из-за событий вне расписания, молча улыбнулся и просто наслаждался наступившей гармонией. Проспав три часа, я выспалась так, будто спала всю жизнь. Птицы продолжали безошибочно исполнять свои партии, наполняя пространство какими-то особенными живыми вибрациями. В этом состоянии «Хорошо» вечноищущий друг – мозг решил обсудить увиденное сегодня ночью, начав показывать обрывки сновидений… «… Сотни или даже тысячи деток беззаботно бегали по поляне вокруг, полностью погруженные в исследование своего мира и жизни. В центре стояла невиданных размеров стена из красного кирпича. Она притягивала к себе взгляд, поражая своим контрастом с окружающим пейзажем. Бесчисленное количество красок, цветов, ароматов и звуков сливались в единый красочный ансамбль, но взгляд мой был устремлён на монументальное сооружение из камня. Особый интерес вызывала надпись, выполненная золотыми чернилами, но как я не пыталась, разобрать слов не получалось. Что-то коснулось моей руки. Повернув голову, я увидела дитя, которое гладило меня пёрышком и радостно улыбалось. Оно протянуло мне руку и, крепко схватив, повело за собой. Мы долго бродили по этому, до приятной боли, знакомому месту. Дитя всё время смеялось, рассказывая завораживающие истории, связанные с местами нашего путешествия, постоянно обращая моё внимание на, казалось бы, незначительные детали и мелочи. Оно всё время показывало то на камушек, то на цветочек, предлагая описать цвет, звук, запах, ощущения и даже вкус предмета, при это внимательно наблюдая за моей реакцией. А меня продолжал мучать один единственный вопрос: «Что же там написано?». Образ красной стены посередь райского поля не выходил из моей головы. Было такое чувство, что дитя это очень забавляло, и оно намеренно уводило меня всё дальше от предмета моего вожделенного интереса. Но, в конце концов, мои ожидания были вознаграждены, и мы оказались у этой самой стены из красного кирпича. Мой мозг со свойственной ему ревностью кинулся изучать заветную надпись. Язык, которому принадлежали эти буквицы, был мне знакомым, но при этом определить его принадлежность тому или иному народу было невозможно. Он был универсальным, простым и таким же непонятным. Наверное, схожие чувства возникают у взрослого человека, когда к нему подходит ребёнок и, показывая творение своего изобразительного искусства, восклицает: «Угадай, что я нарисовал!». И как у классика: ты видишь шляпу, а это удав, проглотивший слона… В общем, в таком же ступоре я смотрела на красную стену… Каждый из символов был мне знаком. Вот и «радость», и «свобода», и «справедливость» – всё, о чём так любит рассуждать человечество – но сложить это все воедино, и получить осмысленную фразу, или хотя бы словосочетание у меня не получалось. Смысл постоянно ускользал. Между тем, нетерпение и злость прорвали ментальную оборону и перешли в уверенное наступление, в следствие чего, послушно следуя инстинкту тотального контроля, я, крепко стиснув зубы и выпучив глазные яблоки, начала со всей дури тыкать пальцем в каждый из символов в надежде хоть что-то понять. Можно сказать, что миллионы лет эволюции не прошли зря – тыкать пальцем научилась. Вокруг собиралась толпа любопытных глаз, которых, видимо, привлекла моя напористость. Они не насмехались, не издевались и даже не подрунивали, а как-то по-доброму следили за каждым моим действием. В их взгляде читались сочувствие и поддержка. Наверное, так и должно быть, но меня, находящуюся под контролем наступающей армии гнева и разочарования, это только ещё больше раздражало. Казалось, что всему моему нутру не хватало волшебного пенделя, который я, под властью тёмных и вечнозудящих сил, сама себе мысленно , и замечу очень удачно, отвесила. То ли от того, что мысли материальны, то ли от чрезмерного усердия и принятия не самых естественных поз при изучении надписи начала ныть левая нога…» Птицы становились всё тише с каждым люменом света. Мирская жизнь и семейные обязательства требовали от них включённости в решение бытовых проблем. Чувство восторга и благодарности переполняло меня и согревало сердце. И вот в этом одухотворенном и расслабленном состоянии строчки из той злополучной надписи проявились в сознании, будто подсвеченные лучами рассвета: «Благодари! Благодари за каждое доброе и злое; за прекрасное и отторгающее; за разумное и дурное; за всё, что встречаешь на своём пути, ибо нет абсолюта, как и нет ничего хорошего или, напротив, плохого в мире земном; но есть гордыня и злоба в уме человеческом – болезни, хоть и древние, но всё же излечимые; и лучшее лекарство – благодарность. Схема лечения: принимать не реже трёх раз в день, проговаривая вслух – «Спасибо» али «Благодарю», али «Благодарствую». Разрешается принимать чаще назначенного без консультаций с умом, но по зову души человеческой.» И вот наша великолепная четвёрка: я, тело, ум, да наблюдающий за этим разум, наблюдая за вспорхнувшим из-за многоэтажек солнцем, улыбаемся да шепчем «Спасибо», что так всё интересной этой ночью закрутилось. А нога? А нога совсем перестала болеть. |