К теории литературы: матерные словечки и предупреждающие значки

(миниатюрморт для домашнего чтения стопроцентно взрослыми людьми)

 

______________ Хуй и пизда из одного гнезда.

______________ (В. Бахчанян)

 

______________ Как бы это изъяснить, Чтоб совсем не рассердить

______________ Богомольной важной дуры, Слишком чопорной цензуры?

______________ (А. Пушкин, «Царь Никита и сорок его дочерей»)

 

Глубокоуважаемые читатели, как известно, устное матерное словечко — что с белых яблонь дым: отзвучало, и нет его. А на нет и суда нет, поскольку к письменному «делу» отзвучавшее словечко вряд ли пришьешь. А вот письменное словечко указанного нехорошего типа, как известно, топором не вырубишь из опубликованного текста. И из-за него автор может нарваться на мелкие неприятности с чопорным Законом и крупную рассерженость богомольных важных дураков.

Между тем, у Homo sapiens имеются половые органы, и от этого медицинского факта никуда не сбежишь. Об этих органах не забывают ни литераторы всех мастей и разрядов, ни остальные люди, и все они часто их поминают.

Пожалуй, никто не станет оспаривать, что очень многие русскоязычные люди половой орган человеческой особи мужского пола называет просторечно и рекордно коротко — хуй. И лишь мизерная часть таких людей и только на дипломатических раутах применяют элитарные слова: «член», «пенис», «фаллос».

«Ну, так в чем проблема?» — может спросить читатель.

Спросившему отвечу: «Закон, мать его так и этак, зажимает, образно говоря, рты писателей».

«А зачем рты писателей используют обсценную лексику? И много ли таких ртов?»

Сначала отвечу на легкий вопрос: «Число им — легион».

А вот на вопрос «Зачем...» ответить своим умом не рискну. И поэтому воспользуюсь чужим:

«С 1990-х гг., когда цензурные запреты исчезли, обсценная лексика шире проникает в литературу, используясь в различных функциях. Самая простая из этих функций — реалистическая передача разговорной речи: если в жизни люди матерятся, то было бы странно, если бы в книгах точно такие же люди этого не делали. [...] В ряде других случаев писатели используют обсценную лексику с более сложными целями: [...] для воссоздания атмосферы карнавала (в понимании М. М. Бахтина). [...] Попытка воскресить и одновременно спародировать древнюю сакральную функцию инвективной лексики, её отнесённость к ключевым языческим обрядам (прежде всего, инициации). [...] Помогает сделать их [Персонажей. — С. Г.] более реальными, показать принадлежность героев определённым слоям населения».

Эстетически отвергая не запрещенную Законом триаду «член-пенис-фаллос», в попытках обойти Закон некоторые литераторы лавируют так: в трехбуквенном обсценном слове меняют букву «х» на букву «ж» или на значок «*» (звездочку). Кое-кто меняет местами крайние буквы — «йух».

К огромной радости автора миниатюрморта, никто не додумался до моего новаторского предложения — одним метким выстрелом укокошить, образно говоря, двух зайцев: облегчить жизнь писателям-матерщинникам и читателям-пуристам. Итак, ввожу и предлагаю узаконить и активно использовать предупредительные шрифтовые ЗНАЧКИ-МОДИФИКАТОРЫ ОБСЦЕННЫХ СЛОВ! (Приоритет на термин — мой!)

Вот патентное словесное описание моего первого значка-модификатора широко распространенного обсценного слова. Он состоит из заглавной буквы «Х» русского алфавита и длинного полиграфического тире, проходящего через точку симметрии указанной буквы; этот агрегат для повышения статуса и дизайнерской стильности охвачен кружочком. (Приоритет на этот значок — тоже мой! Но разработчикам компьютерных шрифтов рекомендую подсуетиться.)

Убедительно прошу всех писателей отныне использовать заявленный значок вместо буквы «х» как в слове «хуй», так и во всех его производных.

«А читателям он на яух?» — старомодно может спросить читатель.

Старомодному отвечу: «Читатель может проверить наличие (и осмыслить количество!) таких значков в тексте и принять решение о целесообразности прочтения художественного произведения. А наловчившись, можно, увидев предупредительный значок, пропускать в уме модифицированное обсценное слово!

Но, глубокоуважаемые читатели, на мой, весьма изысканный, литературный вкус, о котором спорить (со мной же) бесполезно, обсценные словечки (а также целые фразы и даже целые абзацы), УМЕЛО вмонтированные в художественный текст, придают ему шарм.

Неотъемлемую подборку примеров, подпирающих мое суждение, начну с классических рифмованных строк, сочиненных в далеком 18-м веке.

 

Иван Барков:

«Она для женщины игрушка, на то названье ей пизда.

И как мышиная ловушка, для всех открытая всегда.

Она собой нас всех прельщает, манит к себе толпы людей,

и бедный хуй по ней летает, как по сараю воробей».

 

Переходя сразу к 20-му и 21-му векам, не без сожаления ограничусь примерами-цитатами из творчества чертовой дюжины великих писателей-прозаиков (расположенных здесь в справедливом алфавитном порядке).

 

1) Василий Аксенов:

«— Так что прохлаждаться не придется, ебаные мудаки, пиздорванцы блядские, трихомонадные хуесосы!»

 

«— Хуй в кармане, блоха на аркане! — рявкнул в ответ американец на жаргоне университета Беркли».

 

Тут весьма уместно сообщить миру, что предупредительные значки, «привязанные» к половому органу особей женского пола Homo sapiens и к процессу взаимодействия половых органов этих сапиенсов, мной уже разработаны, и, если никто не опередит, в ближайшее время они будут выставлены на Высший Литературный Суд глубокоуважаемых читателей.

По сути, все сказано (и письменно заявлено). Спасибо за внимание.

 

P. S. Анонсированные примеры не забыты. Но ознакомление с ними — дело литературного вкуса каждого читателя. Да, о вкусах не спорят, но их формируют.

 

2) Юз Алешковский:

«Хуй вам всем в горло, чтобы у каждого из вас голова не качалась! Я, Коля, разумеется, этого не сказал, ибо это само по себе было бы тоже моим произнесенным словом, а я тогда из-за нормального чувства достоинства, брезговал сказать не то что слово, а одну малюсенькую буквочку, да же запятую брезговал сказать».

 

3) Уильям Берроуз:

«Дайте мне две пизды и хуй из стали и уберите свой грязный палец подальше от моей сладенькой попочки, я вам не какой-нибудь безответный лиловозадый ублюдок, я не с Гибралтара сбежал. Мужчину и женщину — совратил их он».

 

«Она с дрожью просыпается на рассвете, нежном и розовом — розовом, как сахарные волоконца, розовом, как морская раковина, розовом, как свечи на именинном пироге маленькой девочки, розовом, как хуй, пульсирующий в багровом свете ебли...»

 

4) Дмитрий Горчев:

«Ельцин был когда-то очень продвинутый Джидай, но он давно потерял по пьянке свой меч и всё ему с тех пор стало похуй. Остальные Джидаи занялись кто чем: кто-то наворовал столько, что вообще уже ничего не хотел, кто-то подался в талибан, остальные потихоньку распродавали Россию — не для того, чтобы разбогатеть, а просто так, стыдно ведь смотреть на то, что со страной сделали, пусть её лучше вообще не будет».

 

«Ну вот, например, идёт к вам Неприятель с топором, чтобы вас зарубить нахуй. А вы живёте в таком месте, что пока Неприятель к вам шёл, он два раза на говнище поскользнулся и в это же говнище ещё и мордой въехал. И отрубил себе от злости палец. Кто победил? Вы, конечно, победили и даже, может быть, про это и не узнали. Это самая правильная победа. Ну или ещё, допустим, Неприятель решил послать вас повсякому нахуй. А у вас мобила отключена за неуплату и телефон тоже дома отключен за неуплату, а дверь вы никому не открываете, потому заебали уже, ходят и ходят. Неприятель звонил-звонил, барабанил-барабанил и прокусил себе от злости руку. А вы опять его победили».

 

5) Михаил Елизаров:

«Если не ошибаюсь, хуесосом зовется человек, который сосет хуй. Скажите, вы хоть раз заставали меня за, прошу прощения, но выскажусь в вашей терминологии, сосанием хуя?»

 

«Та же история — со словом «хуй». Подарить-то подарили, а употребление ограничили, в пределах «на хуй надо». Я аж до ПТУ ждал, когда батя посылать его на хуй разрешит. Разрешил. Но с условием, что он все равно мне пиздянок навешает, но уже не за то, что я это сказал, а потому, что он отец, и не мне, говну, на него пасть разевать».

 

6) Венедикт Ерофеев:

«А осенний день наоборот — он уже с гулькин хуй! Какой же ты все-таки бестолковый, Веня!»

 

[Да, капелька. А кто захочет «извержение», найдет знаменитую главу Вени «Серп и Молот — Карачарово» из его знаменитого произведения «Москва — Петушки». — С. Г.]

 

7) Сергей Жадан:

«— Боря, — сказав Льолік, — шо за хуй?

— Блядь, Льоша, — відповів на це Болік, — нічого мені не кажи».

 

«Були тут усі — і Саша Пітон з одним оком, і Андрюха Майкл Джексон із синіми церковними банями на грудях, і Семен Чорний Хуй з відкушеним вухом та пришитими пальцями на правій руці, і Дімич Кондуктор з наколками на повіках, і брати Балалаєшнікови — всі троє, з однією на всіх мобілою, і Коля Півтори Ноги з фарбованою в біле залисиною та гітлерівськими вусиками, і Іван Петрович Комбікорм з вуглуватою від кількох переломів головою, і Карпо З Болгаркою — з болгаркою в руках, і Вася Отріцало з перебинтованими кулаками; а ще далі сиділи Гєша Баян, і Сірьожа Насильник, і Жора Лошара, і Гогі Православний — одним словом, увесь золотий склад «Меліоратора-91» — команда мрії, яка рвала на шматки спортивні товариства звідси і аж до самого Донбасу і навіть виграла Кубок області; заслужені майстри спорту в окремо взятій сонячній долині».

 

8) Эдуард Лимонов:

«Измученный шатаниями по Нью-Йорку, со стоптанными и разбитыми в кровь ногами, ночуя каждый раз на новом месте, порой на улице, я был, наконец, подобран бывшим диссидентом и бывшим конюхом московского ипподрома, самым первым стипендиатом Вэлфэровской премии (он гордится, что первым из русских освоил Вэлфэр) — толстым, неопрятным и сопящим Алешкой Шнеерзоном «Спасителем» отведен в Вэлфэр-центр на 31 улице за руку и в один день экстренно получил пособие, которое хотя и опустило меня на дно жизни, сделало бесправным и презираемым, но я ебал ваши права, зато мне не нужно добывать себе на хлеб и комнатенку, и я могу спокойно писать свои стихи, которые ни здесь, в вашей Америке, ни там в СССР на хуй не нужны».

 

«— Ебешься со своей черной? — спрашивает его Багров деловито.

— С той уже не ебусь, — отвечает Наум, — совсем обнаглела. Раньше пятерку брала, теперь 7.50. Это еще ничего бы, но однажды стучит ночью в два часа, я пустил — давай, говорит, ебаться. Я говорю: давай, но бесплатно. Бесплатно, говорит, не пойдет. Я говорю — у меня только десятка и больше денег нет. Давай, говорит, десятку, я тебе завтра сдачу принесу и бесплатно дам. Поебались и пропала на хуй на неделю. А у меня денег больше не было. Пришла через неделю, и деньги вперед требует, а о сдаче молчок. Иди, говорю, на хуй отсюда. А она вопит: «Дай два доллара, я сюда к тебе поднималась, мне портье дверь открывал и на лифте поднял, я ему два доллара пообещала, за то, что пустил».

— И ты дал? — с интересом спрашивает Багров.

— Дал, — говорит Наум, — ну ее на хуй связываться, у нее сутенер есть.

— Да, лучше не связываться, — говорит Багров.

— Ебаная эмиграция! — говорит Наум».

 

9) Генри Миллер:

«Однако хуй — вещь, реально существующая, и пизда — вещь, реально существующая, содержат, судя по всему, некий не поддающийся идентификации элемент, который таит в себе гораздо большую угрозу, чем какой-нибудь нитроглицерин. Чтобы получить представление о реально существующей вещи, достаточно заглянуть в каталог Сирса-Робака, одобренный Англиканской церковью. На странице 23 вы найдете изображение Приапа, жонглирующего рогом изобилия на кончике своей копченой сардельки; под сенью Парфенона он обосновался по чистой случайности; сей истукан изображен обнаженным, если не считать дырявой набедренной повязки, ссуженной ему по случаю орегонскими и саскачеванскими «трясунами»».

 

«Для него было самым обычным делом в конце вечера брякнуть: «Зайди-ка на минутку — хочу тебе хуй показать». Если хуй по двадцать раз на дню вынимать, рассматривать, скоблить и драить, он, естественно, всегда будет распухшим и воспаленным. Мак то и дело бегал к доктору, но доктор находил его орган в полном порядке. А то и просто, чтобы его успокоить, давал ему скляночку с мазью и рекомендовал поменьше пить. Что, в свою очередь, приводило к бесконечным дебатам, потому что он поминутно приставал ко мне: «Если мазь мне помогает, то почему я должен бросить пить?» Или: «Если я вообще перестану пить, думаешь, мне все равно придется пользоваться мазью?» Что бы я ни посоветовал, разумеется, ему в одно ухо влетало, в другое — вылетало. Маку необходимо было изводить себя — не тем, так другим, и пенис явно служил для этого подходящей пищей. То вдруг он начинал мучиться из-за кожи головы. У него, как и у любого нормального человека, была перхоть, и, когда хуй его не беспокоил, он напрочь забывал о нем и начинал переживать из-за кожи головы. Или еще грудная клетка. Стоило ему подумать о своей грудной клетке, как он начинал кашлять. И как еще кашлять! Будто у него чахотка в последней стадии. Когда же он ухлестывал за какой-нибудь юбкой, то становился нервозным и раздражительным, как кот. Победы давались ему нелегко. Но как только он добивался желаемого, женщина переставала его интересовать, и он мучился, не зная, как от нее отделаться».

 

10) Виктор Пелевин:

«Если по ебабельной шкале, категории «я столько не выпью». Бабец начинает хрипло петь, издает всякие звуки, скулит, шипит, фыркает — типа, кидает обидку, что никто не трахает. В общем, сумбур вместо музыки. Мужик слушает до конца, но ему похуй. И все».

 

«— Работать над первой в мире серией инвестиционных акцио-эстампов пригласили художника с мировым именем — ведущего российско-французского акциониста Павленского. В Москве был проведен специальный телефонный опрос с целью определить его самую популярную у современников работу. С большим отрывом ею оказалась акция «Хуй в плену у ФСБ»».

 

«В полном соответствии с древнеримскими принципами «cui prodest» и «cui bono» (как солоно шутят у нас в Управлении, «хуй продаст» и «хуй боно» — Мару с Жанной эти словечки наверняка вдохновили бы на контркультурный гипсовый артефакт, уже встающий перед моим мысленным взором)».

 

11) Томас Пинчон:

«Момент настал в 6:43:16 по британскому двойному летнему времени: излупцованное, как барабан Смерти, небо еще гудит, а Ленитропов хуй — простите, что? ага, вы гляньте-ка в его армейские трусы, да там коварный стояк копошится, того и гляди вспрыгнет — о всемогущий господь, а это еще откуда взялось?»

 

«Она забывает досаду, выбирается из пухлого пейслийского кресла обнять Роджера, и откуда она знает, бедра под теплой юбкой и холмик толкаются поближе, чтобы распалить и поднять его хуй, остатки помады теряются на его рубашке, перемешиваются мышцы, касания, кожа, ввысь, кроваво — так точно знает, что Роджер хотел сказать?»

 

«Она кончила дважды, не успел еще хуй официально разместиться внутри, и это важно им обоим, хоть оба так и не догнали, почему же».

 

12) Владимир Сорокин:

«— Ну, там это… — плаксиво-раздраженно скривил губы Берман, — …Шанцева и Вова Рябинин, чего-то они в декабре запускают по ОРТ, ну… хуйню какую-то, типа ток-шоу… ну, он сегодня сюда припрется на банкет, попиздим тогда.

— Ёсь, мы щас валим, — отрицательно качнул головой Оболенский.

— Чего? — оттопырил нижнюю губу Берман. — Бухать?

— Типа того, — ткнул его в живот Шноговняк.

— Куда? В «Балаганчик», что ль?

— Типа того! — усмехнулся Оболенский.

— Интеллектуалы хуевы! — махнул рукой Берман, зевнул и затопал по коридору.

Раввины и хасиды поспешили за ним.

— Ни пуха, Ёсик! — крикнул вдогонку Шноговняк.

— На хуй, на хуй, на хуй! — раздалось в конце коридора».

 

13) Баян Ширянов:

«Она приблудилась к нам во время поисков салюта и села на хвоста так прочно, что пообещала выебать всех мужиков, что не понравилось Розе Майонеззз, но ее послали на хуй, вместе с ейной пиздожадностью».

 

Конец чертовой дюжины.

 

N. B.

Лично мне, писателю 5-й категории, обсценные словечки без малейшей надобности — у меня есть свои фишки и примочки. А вот однажды таки применил — как веселую аллюзию на такой вот фрагментик текста Д. Горчева: «Другое дело, что нет уже больше таких Мастеров Настоящего Айкидо, пропали все куда-то. На иного посмотришь — вроде бы и Мастер, но всё равно однажды не уследил, расслабился, задумался — ну вот уже и валяется на татами с топором в спине и три раза нахуй посланный».

Вот цитатка из моего измышления... «Дмитрию Горчеву, на небеса»: «Если бы Семен Г. был Дмитрием Г., то свою кошмарную эмоцию, накатившую на него при ознакомлении с шорт-листом, он бы деликатно выразил так: «А вот тебе болт! И еще «шорт» в зубы, чтобы голова не качалась». Продолжая в том же выразительном стиле, с августа месяца 2016 года сидит Семен Г. за компьютером со штопором (сколиозом) в спине и ступором в голове, пялится на оба листа и ощущает себя дважды «нахуй посланным»!»

«А почему дважды?» — может спросить дотошный читатель.

Дотошному отвечу: «Потому что Семена Г., не по блату засунутого в длинный список кандидатов на «Премию Д. Горчева», организаторы обозвали там Сергеем. Предположительно, кто-то из них не уследил, расслабился, задумался...