(До коронавируса. Словно предчувствуя…) Если бы меня закрыли с моим компьютером в какой-нибудь башне на острове, где-нибудь, в Атлантическом океане, то я точно выжил бы. В духовном, творческом плане выжил бы. Не так важно кушать ежедневно, как важно ежедневно правильно и гармонично выстраивать свои чувства и ощущения. И я бы жил, даже в полной темноте жил бы, даже без воздуха жил бы, даже… без ощущения бьющегося сердца жил бы (во, загнул!)… пока жив был бы аккумулятор в ноутбуке. Жизнь существует до тех пор, пока ты можешь творить. Пока твои мысли, твой разум может генерировать что-то новое, живое, интересное для воплощения. Ждать вечную тишину — как вариант. Но не скучно ждать — это выход. Любовь, творчество… Что еще? Так мало поводов, для того, чтобы жить дальше. Полноценно жить. Но есть ли другой выход? Человек — подневольное существо, загнанное в рамки. Пригласил меня на днях знакомый литератор на семинар по литературному мастерству. Тема тривиальная, похожая на «Как стать писателем» или «Как написать шедевр». Совершенно бесполезная тема. Научить писать не получится. Или ты умеешь писать, или… одно из двух. Мой тот день начался пустотой, поэтому пойти на сходняк благих творцов и понять еще раз, что ты не козел, стоило. Хотя бы для заполнения выписанной нервными ночами черной внутренней чаши, а проще — топки. Потухшая холодная внутренняя топка писателя — очень мрачное зрелище. То, что должно гореть ежедневно, когда пусто и холодно — удручает. И не только самого пишущего, но и окружающих его благоразумных и адекватных. Не все воспринимается, как наполнитель этого серединного места, но попробовать его заполнить стоило однозначно. Чем-нибудь. Пусть не самим семинаром, но общением, визуальными контактами, звучащими буковками, пестрой палитрой бредовых идей. Да мало ли, роль наблюдателя мне всегда нравилась. Я не ошибся — было весело, легко и совершенно бесполезно. Ребята — молодые, наивные, но живые. Их не нужно специально тестировать, проверять. Они — другие, ни на кого не похожие, без стопоров, без оглядок на чье-то мнение. Пишущий человек в стае себе подобных, как тетерев на токовище среди тетерок. Смотреть — забавно, и слушать — иногда очень интересно. Образы на каждом шагу: чистота с гнильцой, ум с цинизмом, открытость с эгоизмом. В конце концов, напитался не только чистым и красивым литературным слогом, но и дерьмецом тоже. Иногда писал в блокнот, чего не делал уже долго. Встретил на семинаре двух знакомок. Десять лет в прошлое — можно вспомнить много интересного и занимательного. Такие туманные моменты и есть наша память. Наполнение и четкость ее — от качества всплывающих картинок. Чаще вспоминаешь облагороженное, суррогатное, спрессованное, как рентген. Ощущения помнить не всегда получается, но это был именно тот случай. Так вот. Диалог с красавицами, постаревшими на десять лет, ничего не сулил и ничего нового не дал. Но я воспринимал его подготовленный событием, произошедшим ранее. Три часа назад… меня узнали. Авторов сетевой литературы, а тем более писателей-призраков, редко узнают в реальной жизни. У меня до этого случалось такое раза три-четыре, и совершенно случайно: в метро, на прогулочном катере, в аэропорту, на улице. Этот раз был снова в метро. Девушка стояла у меня за спиной, у противоположной, не открывающейся двери вагона. Голос ее прозвучал возле моего правого уха тихо, но четко и… неожиданно. Тембр был интересный, наполненный одновременно и высокими, и объемными низкими нотами. Такой голос даже в грохоте вагона всегда различим и воспринимается как наложение на окружающий фон. «Зеленая линия» метро шумела длинным перегоном «Лукъяновская — Золотые ворота». Поезд качало, казалось, больше обычного. Монотонность гипнотизировала. - А я вас знаю. - … — не понимая, откуда голос, я оглянулся. Глаза. Таких девушек с первого взгляда называют странными. Берет, настоящий бордовый французский берет, практически на затылке. Волосы, если и были, то все они под беретом и сзади. Да, глаза — огромные, застывшие. Слово «сумасшедшие» очень подойдет. Короткое темно-синее пальтишко, ярко-желтый, несколько раз намотанный на шею шарф из тонкого шифона и черная вертикальная, никак не женская сумка на длинном ремне, болтающаяся где-то на уровне бедер. И, о да!, этот бордовый берет. Сочетание несочетаемого. Монмартр в киевской подземке. - Я вас знаю, — сказала она, выглядывая справа из-под моего плеча. — Вы же… Белолис? Ее возраст неуловимо утекал из моей оценки: если оценивать голос, то двадцать, не более. А вот если образ, то и тридцать можно дать, не ошибешься. Стройная, сто семьдесят, не меньше, мальчиковая фигура с девчачьей округлой попой и глазами… Да, глаза! То, что притягивало сразу и формировало тайну, которую хотелось узнать. Темные, без зрачков, не мигающие, удивляющие мир и удивляющиеся миру. Казалось. - Вы мне? - Ну, вы же… Белолис? Она обтекла меня справа и смотрела теперь в упор, изучая, сравнивая, корректируя. Я молчал и думал. Кое-что повторялось из прошлого, а этого было не нужно. - Я не могу ошибиться. У меня память… И я всегда хорошо помню лица. И имена. Вы — Белолис. Валерий. - Возможно. Пусть так. Откуда вы меня знаете? - Сайт. Там фото. Писатель-призрак. Хотя… я и раньше читала. На других порталах. - Вы пишите? - Я? Нееет. Мертвое искусство. Я — рисую. Поезд сильно качнуло и она оказалась совсем близко. Пришлось ее обнять, чтобы не ударилась о стойку. Поправила берет, усмехнулась, поблагодарила глазами. Привычным движением поправила свою объемную сумку; представил, что в ней портативный мольберт в виде ящичка с необходимым содержимым для художника. Даже шорох кистей и запах красок почудился. - И где рисовали? — показал глазами на сумку. - Я охотилась. Еще не рисовала. Рисовать буду, когда охота закончится. Сейчас только наброски… - И где? - Здесь, недалеко. На Сырце. Там холмы. И лес. - Есть задумка? Она хитро усмехнулась, потупила глаза. Потом быстро посмотрела, решившись на что-то. - Есть! Но я обычно никогда никому не говорю. - … — я молчал, предугадывая пресловутое «но». - Но я скажу. Тем более, что мне посоветоваться не с кем. Сейчас. - Я в живописи только как смотрящий. Даже не ценитель. Мой совет — совет дилетанта. - Ну и что. Я читала, что вы пишите. Как… Она замолчала. Поезд подходил к Лукьяновской. - Вы когда выходите? Не сейчас? Позже? — глаза ее блеснули возможным сожалением. - Сейчас. - Нет! Давайте доедем до Сырца. Пожалуйста! Две остановки, а потом вернетесь. Я только расскажу и все. Хорошо? Я не спешил. Но сразу соглашаться не стал. Смотрел в ее странные темные глаза, переводившие взгляд то на меня, то на двери вагона. Что-то давало мне возможность предположить, что Сырцом и потом двумя остановками назад все это не закончится. Поезд въехал на Лукьяновскую и стал тормозить. Ее по инерции отбросило от меня и мне снова пришлось ее придержать за талию. Она ничего не сказала больше. Глаза ее уловили перемену во мне и успокоились, улыбнувшись. Мы молчали, пока двери не закрылись. И только, когда закрылись, она сказала: - Спасибо. (Продолжение следует…) Для того, чтобы писать хоть что-то, необходим «толчок с орбиты». Круг за кругом, раунд за раундом проходишь эту чертову жизнь в повторениях и ненужных переживаниях, результатом которых все равно будет грусть и одиночество. Тишина не лекарь, тишина только повод подумать о вечности. А вечность — это не красивые картинки. Это реальность, которую познать человечеству не под силу. Даже через сотню бегущих поколений. Бегущих в разные стороны. От истины. Что же рождается на границе зимы и весны 2020? 1 марта было, как пУгало для меня. Страшилка на перспективу. А вот раз, и нет ее. Перешел рубикончик, а ничего не поменялось. Все так же мелко, предсказуемо и тщетно, не стоило даже фиксировать, как точку в конце чего-то важного. Но так думать можно только по завершении, по де-факто, так сказать. А факт прост, как все однообразное и суетное. Моя книга на этом этапе нужна только мне. Редактор К. структурирована в другую реальность и в ее интересах мое творчество уже не на первом месте, как было раньше. Издательство, отдельно взятое, типовое, никакой литературой не занимается. Только деньги, только бизнес без всяких условностей, слез, соплей, истерик, всего того, что мы, творческие, называем творчеством, переживаниями и поиском вдохновения. Суть познанного проста: на этом остановиться и ждать пустоты молча. От этого зубы сводит и мозги искрят. Ничего не поделаешь. Бесполезность некоего процесса — аксиома. И на этом стоп. И еще бокальчик виски. Без льда. Теплый. И мягкий. Может, отогреется что-нибудь… А лучше чая, черного, английского, с лимоном. И в плед с головой. И Дебюсси вокруг… Подведем итоги «плодотворной работы». Кроме редактуры двух рассказов — ничего. Суета победила. Роман обрастает пылью, пишется туда, куда сам хочет. Задуманное, и даже начатое, стало прозрачным, теряет основу, выворачивает контур, расплывается в ничто. Похоже на потеряшку в лабиринте снов. Все чередуется, щелкает, движется, но мимо. Привыкаешь к движению и без него уже не можешь. Понимаешь, что пора систематизироваться, но как-будто заколдованный процессом, и снова уносит туда, куда уже ходил, и напрасно. Но работать надо, писать вперед, как говорят, уже привычка. Немного больше придется вычеркивать при редактировании. Но это не беда. Прорвемся. Тем более, что в такую ситуацию я уже попадал. Тогда все решил поиск и приглашение соавтора. Сейчас же нужно на время положить рукопись в стол. Там с прошлых времен лежит еще одна такая «потеряшка». Чуть больше года лежит. Судьба потеряшек разнообразием не блещет. … Все дело в синхронизации. Вибрации — главное, что нужно согласовать между людьми в этом внезапном мире. И кто виноват в том, что резонанс частот между женщиной и мужчиной возникает только когда мужчина выпьет граммов 50 или немногим больше крепкого напитка. Лучше — виски. Лучше ирландского, односолодового, мягкого. Для эстетического и эмпирического удовольствия. И так, чтобы не оглядываться. И так, чтобы все, как в первый раз. Яростно. Внезапно. И до боли естественно. Выпил, частота вибраций увеличилась, процесс пошел. Этим процессом что-то отключается, а потом включается снова. Пятьдесят граммов виски, конечно же, образ. Катализатор, стабилизатор, наркотик — у каждого свой. Говорят, что женщина синхронизирована с этим миром. А вот мужчине, тем более, творческому путеискателю, всегда чего-то не хватает, чтобы подстроиться, достроиться и к миру, и к женщине. Почему ж такая несправедливость? Однообразие и суета обволакивает. Все реже хочется чувствовать этот искусственный резонанс. Да и «виски» все дороже и дороже. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
