Зойка собралась умирать. А что, старости ждать? Спасибо, не надо. Умирать надо в самом расцвете лет, чтобы заметили. Чтобы сожалели и оплакивали, а не радовались, что наконец-то.

 

Лет десять назад Зойка, тридцатилетняя красавица кустодиевского типа, завершив утреннюю дойку, вдруг подумала: “А гори оно все синем пламенем! Надоело! Сколько можно: утренняя дойка, вечерняя. Выходных нет, счастья тоже". Подумав так, Зоя забежала домой, покидала вещи в сумку, обняла родителей и - на вокзал. Купила билет на электричку и подалась в город. В городе, как представлялось Зойке, что ни день, то чудеса происходят. Город, хоть и не столичный, но с деревней не сравнить. Проигрывает их деревня городу, что уж тут говорить.

 

Город принял доброжелательно. Вот тебе и должность дворника, вот тебе и закуток. Пусть ведомственный, зато - свой. Успех Зойку вдохновил. Да, вставать на работу надо ни свет, ни заря, но утренние дойки к раннему подъему приучили. Зато вся вторая половина дня - твоя. И жильцы вверенной ей территории - очень нетребовательные. Не то, что родная мама, которой то ни так, это ни сяк. То половицы вкривь постелены, то дорожка к крыльцу плохо выметена, то замуж никто не берет.

 

И, буквально через месяц, появился в ее дворницкой Лёня, который сразу начал женихаться. Даже душ ей в дворницкой установил. Рукастый был, но мало чем отличался от привычных деревенских ребят. Зойка Лёню не гнала, но на лучшее надеялась. Ну, честное слово, не за таким женихом она в город подалась.

 

- Подумаешь, душ! - говорила Зоя. - Тоже мне, чудо! У меня и в деревне душ был. И баня была. Ох, какая баня была!

 

На этом воспоминании Зойка застревала. Подпирала кулаком подбородок, наваливалась пышной грудью на стол и рассказывала, рассказывала…. А потом, спохватившись, говорила: “А ты тут с душем, как с писаной торбой, носишься”.

 

- Вот поженимся с тобой, - говорил Лёня, - Купим домик и построю я баню.

Зойка в ответ только рукой махала и смеялась.

 

Лёня краснел, обижался, но продолжал ходить. А Зойку такое положение вещей устраивало. Не сидеть же одной, пока принца ждешь? Она не сомневалась, что принц непременно явится. Пусть не на белом коне, пусть на велосипеде, но она его узнает. Каждой нормальной Зоюшке, привыкшей к тяжелому труду с детства, полагается принц. Как иначе верить в чудеса? А верить хотелось непременно.

 

Лёня уже стал привычным. С пустыми руками никогда не приходил. То мяса кусок, то шоколад горький, то пепельницу в виде хрустальной туфельки. На пепельницу Зоя обиделась.

 

- Чего это? - вскинулась она. - Я же не курю.

 

- Так красиво же, - возразил Леня.

 

- Я такую красоту, которую на себя не примеришь, не понимаю.

 

А как-то раз приволок клетку, а в клетке курица.

 

- Это что такое? - закричала Зойка. - Ты бы мне еще корову пригнал.

 

- Несушка, между прочим, - сообщил Лёня. - Мамка тебе в подарок передала.

 

Голову курице Зоя рубила сама. Жених, хоть и деревенский, к такому делу оказался неприспособленным. Он, пока любимая курицу разделывала, стоял у окна, курил, стряхивал пепел в хрустальную туфельку и плакал.

 

А Зойка думала, что такой слабак ей точно не нужен. Ей бы…

 

А ей к тому времени перевалило хорошо “за”. Лёня захаживал все реже, а потом совсем пропал. Через месяц Зоя заскучала, позвонила, поинтересовалась. Выяснилось, что Лёня кому-то вполне сгодился и сочетался законным браком.

Зойка, выяснив адрес, съездила посмотреть. Не поленилась. Хороший крепкий дом за чертой города. “Ну и что, что за чертой? - подумала запоздало. - Зато с баней.” К забору был прислонен велосипед, на котором Лёня ни разу не приезжал к ней в гости. Эх, по велосипеду, как по белому коню, она бы его узнала.

 

Тоска навалилась такая, что не продохнуть. Хотелось хоть с кем-то поговорить. С кем-то живым. Хотелось выйти на берег речки, которая протекала за родным домом, махать, проплывающим мимо пароходам и кричать: “Ааааа”. Кричать от радости, как в детстве, а не от тоски, что все белые пароходы - мимо.

 

Пустая клетка, которую Лёня так и не удосужился забрать, стояла в углу, накрытая вышитой салфеткой. Прикидывалась тумбочкой, на которую время от времени хозяйка ставила банку с цветами. Комната, как казалось Зойке, стала напоминать тюремную камеру повышенной комфортности. Комфорт обеспечивал исправно работающий душ.

 

Зоя слегла. Вверенный ей участок завалило снегом, крыши обросли сосульками. Время от времени, кто-то из жильцов кричал под окном: “Зойсергевна! Вы там живы, Зойсергевна? Может вам чего принести надо?”

 

- Оставьте меня в покое, - слабо отвечала Зоя.

 

И оставляли в покое.

 

Когда соседи окликать перестали, она и решила, что лучше красиво умереть, чем так жить. Поднялась с продавленного дивана, приняла душ, тщательно уложила волосы в модную, как ей казалось, “бабетту”, поставила на прикроватную тумбочку стакан воды, понимая, что в последнюю минуту, никто этот стакан ей не подаст, самой надо позаботиться, легла, бросила прощальный взгляд на пустую клетку и, так и не выпив воды, умерла.

 

Проснулась Зоя от странных звуков в комнате. Как будто кто-то клокотал и тоненько дребезжал чем-то металлическим. В окно билось солнце.

 

- Зойсергевна! - раздался крик со двора. - Весна началась, Зойсергевна!

 

Умереть, выходит, не получилось, но тоска отступила.

 

На тумбочке, вместо стакана с водой, стоял бокал с вином. Зойка отпила вино, зачмокала от удовольствия, затем проверила задвижку на двери. Задвижка оставалась закрытой. Получается, что никто посторонний в комнату не заходил.

Вино по вкусу именно такое, как она любила: сладкое, тягучее и хмельное.

 

Вновь раздалось клокотание, металлическое дребезжание и, как показалось Зойке, салфетка, под которой пряталась клетка, заходила ходуном.

 

- Это что у нас тут происходит? - вслух сказала Зоя и, как фокусник в цирке, сорвала салфетку.

 

В клетке, переминаясь лапками и поклевывая прутья, синела оперением довольно крупная кура.

 

- Вот это да! - восхитилась Зойка и откинула щеколду.

 

Кура выбралась на волю, прошлась по-хозяйски по комнате, расправила хвост. Таких роскошных хвостов у куриц Зоя никогда прежде не встречала.

 

- Зойсергевна! - донеслось со двора. - Пора бы за уборку браться!

 

- Ах, чтоб вам! - возмутилась Зойка и распахнула окно, чтобы достойно ответить.

 

Кура взмахнула крыльями и, легко взлетев, вырвалась на волю. Зоя только и успела, что за хвост зацепиться.

 

И полетели.

 

Было совсем не страшно. Легкий весенний ветерок растрепал “бабетту” и придал щекам здорового румянца.

 

- Смотрите, - кричали снизу. - Смотрите, какая курица синяя!

 

“Только птицу и замечают", - расстраивалась Зоя.

 

- Кура, кура! - кричали высыпавшие на улицу люди. - Синяя кура”

 

Зойке было видно, как птица горделиво задирает голову и улыбается. Злость вскипела моментально, как лед на реке и Зоя, что было сил, дернула куру за хвост. Нет, хвост не отвалился, но птица, что-то обиженно проклекотав, пошла на снижение.

 

Приземлились у дома, в котором Зоя выросла. Мало что изменилось. В сарае мычала корова, в песке копошились куры обычной расцветки, на грядках распускался зонтами укроп, в гараже, с разводным ключом в руке под старым мотоциклом лежал папа.

 

- Ах, какая кура! Какая кура! Красавица! - мама выскочила из дома, на ходу вытирая руки полотенцем.

 

- Здравствуй, мама, - Зойка выпустила птичий хвост. - Ты только куру заметила?

 

- Ай да птица! - восхитился выбежавший из гаража папа. - Не павлин, конечно, но всем на зависть.

 

Папе было главное, чтобы на зависть кому-то. Ни с мотоциклом, ни с дочкой не повезло, так пусть хоть птица будет не такая, как у всех.

 

Соседи не заставили себя ждать. Буквально через пять минут двор был полон. Синяя кура важно ходила по кругу, игнорируя местного петуха и восторженную публику.

 

Раз уж так получилось, Зойка решила погостить у родителей несколько дней. Умирать расхотелось. Сходила на берег реки, помахала белым пароходам, наелась домашних пельменей, прокатилась пару раз по деревне на мотоцикле и опять заскучала.

 

Кура же, каждое утро будила деревню истошными криками, совсем не похожими на птичье кудахтанье.

 

- Где ты эту дуру подцепила? - возмущалась мама.

 

Признаваться, что птица сама завелась в ее каморке, не хотелось.

Через пару дней после приезда кура снесла шесть яиц круглой формы с номерами 13, 7, 41, 1, 9 и 28.

 

- Вот те на! - растерялся папа. - Я от нее, как минимум, золотое яйцо ждал.

 

Зойка расстроилась. На птицу, которая так неожиданно появилась в ее жизни она, в принципе, надежд не возлагала, но тем не менее, чуда ждала. Что ей теперь с этими яйцами пронумерованными делать?

 

Дней через пять, не услышав привычного утреннего крика, Зойка выскочила во двор.

 

- Отец куру твою зарубил, - сообщила мама. И это вместо “доброго утра”.

 

- Как? - ахнула Зоя.

 

- А так! Орет, как оглашенная. И толку от ее красоты никакого: ни тебе яиц нормальных, ни тебе… Мама замолчала, так как не смогла придумать, чего еще она ждала от незадачливой синей птицы.

 

“И как же я теперь домой вернусь?”, - подумала Зоя. Это ж билет на электричку покупать придется. Эх, жалко птицу. Да что уж тут поделаешь.

 

А суп оказался вкусным. С лапшой. Всей деревней три дня ели.

 

На легкое попискивание внутри круглых яиц-шаров никто не обратил внимания. Домашние куры высиживать непонятное отказались и закатили шары в дальний угол курятника.

 

Через месяц местный дурачок рассказывал, что видел, как на закате, вылетели с соседского двора синие птицы с длинными хвостами. Куда полетели - не знает.

 

Весть о том, что кто-то, написав совершенно случайно те же номера, которые значились на яйцах, на лотерейном билете - сорвал джек-пот, до деревни так и не дошла.

 

А Зойка вернулась в город и продолжает ждать чуда.