Резал запястье за пашнями вечер душевно больной /рана была не пустяшная - крови-то, Боже ты мой!/ И, зацепившись за яблоню привязью, долго скулил. Помню, немного озябла я, свет покатился с перил - в старой беседке от зеркала он отражался добрей, словно былое померкло, но тут же паслось у дверей. Дом, ещё прадедом рубленый, по ветру плыл как тюлень, и репродукция Врубеля чинно качала сирень. Всё было просто и праведно, каждый был сыт и здоров, и домочадцами правила верность лиловых цветов. Всхлипы младенца капризного - звуки соседской возни. Доброе-вечное сызнова, - хочешь-не хочешь - возьми! Пол натирали мастикою - запах не вышел за день. Белая ночь под Черниговом, Врубель, слепая сирень... |