Огни за окном если что и освещают, то лишь мою разорванную в клочья душу. Приложусь к стаканчику «Живого» пива и незримо зарыдаю, потому что вокруг — ни черта перспективного, и жизнь моя загублена окончательно. Напротив меня сидит Костярин и с умеренным пафосом рассуждает о лирике, душегубках и лиричном душегубительстве, попутно сравнивая себя с Иваном Грозным, меня — с Андреем Курбским. Историк хренов.

 

Что касается меня, то я свою душегубку встретил, когда мне было 18 лет, то есть в самом расцвете субъективного идеализма. Моему не до конца сформировавшемуся сознанию тогда казалось, что выпить натощак бутылку портвейна за, прости Господи, 36 рублей — это айс, да еще какой айс! При этом в душе я всегда оставался романтиком и ассоциировал пьянство с принадлежностью к касте интеллигенции, ибо какой же русский интеллигент не пьет? В общем, был я дурачком, и как есть влюбился в Дарью Александровну, как она мне представилась в начале знакомства, влюбился больше, чем в самого себя, а Нарцисс я еще тот, даром что не топлюсь в раковине. Влюбился и пропал, а Костярин рассуждает о душегубках, и все они, по его словам, блондинки среднего роста.

 

Началась вся история с того, что мы с Лешкой Ковалем, великим мыслителем нашего захолустья, отправились слэмиться на концерт «Невады», местных рок-н-рольщиков, промышлявших каверами, особенно на песни из фильма «Стиляги». Когда мы прошли в подвальное помещение, где проходил концерт, в уши мне с неумолимой убежденностью заползли звуки песни «Человек и кошка», а буквально через пару минут я перестал объективно воспринимать реальность от количества выпитого. Таким образом, Дарью Александровну я впервые увидел в пьяном бреду, и этот момент никогда не сотрется из моей памяти.

 

Зрелище, собственно, было еще то. По залу беспорядочно проносились летучие мыши, поодиночке и стаями, горностай на барной стойке тянул через трубочку коктейль из водки и абрикосового сока (я знаю это, потому что попросил отхлебнуть, и он поделился глоточком-другим), минотавр с двухсторонним боевым топориком неуклюже топтался у входа, а на сцене бушевало подлинное сборище уродов — басист был монстром, составленным из частей различных мертвых тел и кое-как сшитым, ударник долбил по тарелкам множественными гибкими щупальцами, клавишник, огромный ком слизи, втянул в себя синтезатор, и музыка доносилась из его утробы, а вокалистка… Я же не дурак, я с первого взгляда понял, кто она такая — Маргарита, воспетая Булгаковым, невесть где потерявшая своего Мастера. В перерыве я решил подойти к ней и заговорить, но сперва пропустил стаканчик для храбрости и окончательно перестал осознавать происходящее. Кажется, подошел, но, может, это была моя мамка, которой я объяснял, почему шел с Ковалем до «Гастронома» вместо того, чтобы сразу сесть на такси.

 

Раздавлю еще стаканчик «Живого». Костярин повествует драматическую историю своей жизни, а я вполуха слушаю и вспоминаю свою Лауру. Увы, я не Петрарка, а под пивом тем более.

 

Месяц спустя мы с Лешкой вновь отправились на «Неваду», и на этот раз я решил не пить, чтобы иметь возможность поговорить с вокалисткой. Мы хлопнули по ноль-пятке пива, затем еще столько же, а затем, войдя в подвал, я услышал песню «Человек и кошка». Чувство, вызванное песней, было одним из величайших чувств, которые я испытывал в жизни, и я еле удержался от желания хлопнуть рюмочку бренди с горностаем на барной стойке. Почти сразу же я узнал басиста — этот наскоро сшитый чувак вел мой выпускной, когда я надрался до умопомрачения и сам едва не развалился на части. Он, теребя одну струну, играл тягучую тревожную мелодию, а вокалистка отошла к бару, чтобы чуть расслабиться перед началом выступления. Я подошел к ней, познакомился и влюбился окончательно и бесповоротно.

 

Увы, она не была Маргаритой, однако в ее родословной имелась ведьма с таким именем, которой Высшее Проявление даровало покой, ей и ее возлюбленному, имя которого не сохранилось, изображавшемуся на портретах в шапке с нашитой буквой М. Дарья Александровна — так звали мою Беатриче, и голос ее был обратно пропорционален моему убогому тенорку.

 

В тот вечер не слэмился даже Коваль, ибо над залом витала атмосфера интимной грусти, сопряженная с чем-то, чего не понять ни мне, ни Костярину, который рассказывает, как душегубка его судьбы гуляла с парнями из соседнего коллектора, в то время как он поддерживал своего брата в битве против армии полковника Спиртного, войска которого частенько сдавались на милость победителя и платили контрибуцию в форме опьянения. Он разглагольствует, а я прикладываюсь к «Живому» и мрачно гляжу на огни за окном.

 

Спустя месяц я снова встретился с Дарьей Александровной, встретился в третий и последний раз. Разумеется, когда я вошел в подвал, играла песня «Человек и кошка». Дождавшись перерыва, я подошел к Дарье Александровне и пригласил ее на танец — пока группа отдыхала, музыкальный автомат выдавал хиты русского фолка с закосом под ирландский, как раз играла медленная и лиричная песня «Холодные камни» группы «The Dartz». Горностай на барной стойке показал мне большой палец, и даже летучие мыши на время притихли, когда мы вышли на середину зала и закружились в танце, равного которому еще не видела Вселенная. Во время последних аккордов песни я поцеловал ее и, клянусь, в тот момент я чувствовал себя Икаром, прикоснувшимся к солнцу.

 

К сожалению, крылья, пусть даже метафизические, имеют обыкновение таять под солнечными лучами. Когда наш танец завершился, Дарья Александровна взяла меня за руку и решительно повлекла в сторону административных комнат. Не останавливаясь, она провела меня мимо и пропустила в крохотную комнатушку со швабрами, где я с изумлением увидел поджидающего меня басиста. Он сграбастал меня в охапку и прижал к полу, а Дарья Александровна захлопнула дверь, оставляя нас в кромешной тьме. Я попытался сбросить навалившегося басиста, подняться, позвать на помощь Лешку, но мои усилия не увенчались успехом, поскольку был я изрядно пьян. Штопаный монстр впился зубами мне в шею и медленно, не торопясь, осушил меня, как бутылку хорошего виски, до дна.

 

Позже, когда концерт закончился, а я лежал, не в силах пошевелиться, на полу кладовой, вошла Дарья Александровна. Извиняющимся тоном она поведала, что ей пришлось обмануть меня: на самом деле она — Маргарита, та самая, а басист — Мастер, отлученный Высшим Проявлением от покоя за гордыню и, как она выразилась, лишние понты. С начала нашего знакомства она отвела мне роль очередной жертвы Мастера, которому кровь помогает на некоторое время вновь стать живым человеком. В завершение она уже открыто извинилась и сообщила, что в награду за кровь Мастер даровал мне посмертное существование и, более того, возможность, пусть и ненадолго, вернуться к жизни, для чего надо всего-навсего кого-нибудь осушить. Затем она ушла, и больше я никогда ее не видел.

 

Лешка Коваль исчез той же ночью. Когда меня вызвали в милицию и спросили, когда, где и при каких обстоятельствах я видел его в последний раз, я рассказал, что он посадил меня на такси около «Гастронома» и больше не появлялся. Как оказалось, вообще нигде. С тех пор прошло три месяца и, соответственно, три концерта «Невады», но я разочаровался в слэме. Сейчас я слушаю сидящего напротив Костярина, который рассуждает о душегубках, и смотрю, как вены пульсируют на его шее. Я чувствую, что рано или поздно не выдержу, и тогда придется отмывать пролившуюся на пол кровь и по старинке, зубками, избавляться от тела.

 

Возрастная категория: Основная — от 25 лет и выше.

Магнитогорск