Где-то рядом с Самарой Тупо сижу в квартире, Чувство моей вины – Волги глубже И шире. Кто мне вину внушил? Точно не знаю, Смотрю репортаж с войны – И замерзаю… Сосед из квартиры двадцать четыре Говорит, что сахар Подорожал, Что в магазине пропала лапша, И бак сливной Протекает в сортире… Лучше бы, дядя, Ты помолился о Мире! У дяди нейтралитет И гнилая душа. Я смотрю военные хроники И тихо впадаю в ступор: Девочка с куклой… Рухнувший дом… Фрагмент обгоревшего трупа… Как пережить этот ужас, не знаю, Я до костей промерзаю. Справа в «однушке» Живёт тётя Ира, Ей недавно исполнилось семьдесят пять, У неё в Мариуполе сёстры – Вера и Лушка, У неё с Мариуполем прервана связь. - Ой, лишенько-лихо! – плачет соседка, И тихо от горя сходит с ума, Твердит про Освенцим. Холокост. Бабий Яр. Такие дела… А я благодарна тётечке Ире За память о зверствах фашизма, За высокую цену о Мире. Я, как и тётя Ира, за то, Чтоб в поле звенела рожь, А в лесу цвели колокольчики, Миром правит не Правда, А ложь… Руки прочь от России, прочь, Гитлеры-наполеончики! Я тупо сижу в тёплой квартире - Житейская, в общем, картина, Смертельным плацдармом В борьбе со злом Стала вчера Украина, И в небе разменной монетой луна Пялится напоказ, И гложет вина, И гложет вина За мирный народ, за Донбасс. Вина моя в том, что в тепле, И сыта. Что вяжет носки по утрам Тишина, И ходики мирно стучат… Держитесь, родные, Ради Христа! Не может быть вечной эта война, Когда-то закончится ад! И снова – взрывы, Горячий напалм, И чей-то злорадный смех… Мир раскололся напополам, Словно бы грецкий орех. Снова бомбят и Луганск, и Донецк, Снова! И снова! И снова! Наша надежда – иконостас, Наша опора – иконостас, Наше оружие – Слово, В каждой капельке КрОви – Восемь лет страха И боли… - А в магазине сахара нет, – Снова канючит при встрече сосед, - На сыр поднялась цена. Снова смолчать желания нет! Куда подевался нейтралитет? – Его посылаю «на»… Дома включаю прямой эфир – Скорей бы Скорей бы, Скорее бы Мир! |